CC BY
72
Это тем более необходимо в связи с отсутствием во многих районах страны предприятий по вторичной переработке отходов. Для стимулирования предприятий по утилизации и использования отходов следует использовать различные меры, в том числе снижение налоговой ставки, субсидирования предприятий по переработке промышленных и бытовых отходов.
Финансовая безопасность является одним из блоков экономической безопасности страны (региона). Именно от финансовой безопасности зависит уровень развития реального сектора экономики; производственная, военная и все остальные элементы и виды безопасности. При этом финансовая безопасность выступает своеобразной объединяющей основой при создании других условий экономической безопасности. Основой финансовой безопасности территории является устойчивая финансовая система территории, которая определяется «уровнем дефицита бюджета, стабильностью цен, нормализацией финансовых потоков и расчетных отношений. В свою очередь, для обеспечения финансовой безопасности региона довольно сложным является вопрос формирования и эффективного использования региональных (местных) финансовых ресурсов. Роль устойчивой финансовой системы регионов в финансовой безопасности страны возрастает в свете последних событий в мировой финансовой системе. Крах финансовой системы одной страны (США) вызвал резонанс как в мировой финансовой системе в целом, так и в финансовой системе стран в отдельности. В связи с этими событиями необходимо создать эффективный механизм защиты финансовой системы страны от внешних угроз.
Проблема национальной продовольственной безопасности характеризуется двумя основными аспектами:
- недостаточным уровнем производства и потребления продовольствия в рамках национального воспроизводственного комплекса;
- усиление зависимости российской экономики от продовольственного импорта.
В связи со значительным ростом цен на хлеб, молоко в начале 2016 года возник новый термин «продовольственно-зерновая безопасность». С учётом того, что данные продукта (зерновые, молочные) лежат в основе питания большинства населения РФ, то этот фактор оказывает существенное влияние на личность, т. к. при отсутствии полноценного питания, особенно, у детей, нарастают негативные изменения в здоровье.
Особую угрозу для жизни и здоровья населения представляет бесконтрольный по качеству и количеству ввоз продовольствия из-за рубежа. В том числе из Китая, где наблюдались случаи отравления детей молоком, в состав которого входили добавки химического происхождения. Так же до конца не изучено влияние ГМП (генетически модифицированные продукты) на организм человека, в то время как множество таких продуктов ввозится в РФ как легально, так и нелегально.
Для обеспечения национальной безопасности страны необходима эффективная государственная политика. Отсутствие надлежащих мер резко отрицательно сказывается на физическом и психическом здоровье граждан. Как уже отмечалось, это может привести к постепенному «вырождению нации», что уже можно наблюдать, особенно в так называемых депрессивных регионах страны с низкими доходами населения, с отсутствием нормального, подтверждённого ГОСТами, продовольственного обеспечения и медицинского обслуживания.
Библиографический список
1. Чаевич А., Павлов С. Актуальные вопросы обеспечения национальной безопасности России. Ориентир. 2005; 10.
2. Концепция национальной безопасности. Независимое военное обозрение. 2000; 1.
3. Джамай Е.В., Зинченко А.С., Юдин М.В. Методы оценки организационно-экономической устойчивости и управляемости реструктуризируемых предприятий машиностроения. Вестник Университета (Государственный университет управления). 2015; 13: 26 - 29.
4. Зинченко А.С., Сазонов А.А., Боброва М.Б. Исследование теоретических аспектов управления портфелем проектов на предприятиях ракетно-космической промышленности. Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Экономика. 2016; 3: 54 - 59.
5. Демин С.С., Зинченко А.С., Черкасов М.Н. Особенности финансового планирования производственных процессов на предприятиях машиностроения. Вестник Университета (Государственный университет управления). 2016; 5: 130 - 132.
References
1. Chaevich A., Pavlov S. Aktual'nye voprosy obespecheniya nacional'noj bezopasnosti Rossii. Orientir. 2005; 10.
2. Koncepciya nacional'noj bezopasnosti. Nezavisimoe voennoe obozrenie. 2000; 1.
3. Dzhamaj E.V., Zinchenko A.S., Yudin M.V. Metody ocenki organizacionno-'ekonomicheskoj ustojchivosti i upravlyaemosti restrukturiziruemyh predpriyatij mashinostroeniya. Vestnik Universiteta (Gosudarstvennyj universitet upravleniya). 2015; 13: 26 - 29.
4. Zinchenko A.S., Sazonov A.A., Bobrova M.B. Issledovanie teoreticheskih aspektov upravleniya portfelem proektov na predpriyatiyah raketno-kosmicheskoj promyshlennosti. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya: 'Ekonomika. 2016; 3: 54 - 59.
5. Demin S.S., Zinchenko A.S., Cherkasov M.N. Osobennosti finansovogo planirovaniya proizvodstvennyh processov na predpriyatiyah mashinostroeniya. Vestnik Universiteta (Gosudarstvennyj universitet upravleniya). 2016; 5: 130 - 132.
Статья поступила в редакцию 12.07.17
УДК 159
Kopteva N.V., Doctor of Sciences (Psychology), Professor, Department of Experimental Psychology, Perm State Humanitarian
Pedagogical University (Perm, Russia), E-mail: kopteva@pspu.ru
ALIENATION AS THE ALTERNATIVE TO ONTOLOGICAL SECURITY. In the article the author specifies the concepts of alienation and ontological security, which characterize the basis of human life, and are still relatively new to Russian psychological science. The analysis of R. Laing's conception of ontological insecurity and S. Maddi's theory of alienation as existential neurosis, which address different psychological aspects of self-alienation, alienation and their alternatives, is completed with the comparison of the empirical constructs created within their framework: the author's psychometric tools measuring the level of ontological security - insecurity and false "me" and E. Osin's Subjective Alienation Questionnaires (SAQ) for each of the four forms of existential neurosis (vegetativeness, powerlessness, nihilism, and adventurousness).
Key words: being-in-the-world, ontological security, insecurity, embodiment, unembodiment, false "me", alienation, meaning, meaning-making, existential neurosis.
Н.В. Коптева, д-р психол. наук, проф. каф. практической психологии Пермского государственного гуманитарно-
педагогического университета, г. Пермь, Е-mail: kopteva@pspu.ru
ОТЧУЖДЕНИЕ КАК АЛЬТЕРНАТИВА ОНТОЛОГИЧЕСКОЙ УВЕРЕННОСТИ
В статье уточняется содержание относительно новых для отечественной психологической науки феноменов отчуждения и онтологической уверенности, характеризующих основания жизни человека. Анализ концепций онтологической неуверенности Р. Лэйнга и отчуждения как экзистенциального недуга С. Мадди, раскрывающих разные психологические аспекты самоотчуждения, отчуждения и их альтернативы, дополняет сопоставление восходящих к ним эмпирических конструктов:
авторских методик диагностики онтологической уверенности - неуверенности, ложного Я и методики диагностики субъективного отчуждения в формах вегетативности, бессилия, нигилизма, авантюризма и разных сферах жизни (ОСОТЧ) Е.Осина.
Ключевые слова: бытие-в-мире, онтологическая уверенность, неуверенность, воплощённость, невоплощённость, ложное Я, отчуждение, смысл, смыслообразование, экзистенциальный недуг.
Всего десять лет назад Е.Н. Осин и Д.А. Леонтьев указывали на незначительное количество психологических работ, посвя-щённых отчуждению, как в нашей стране, так и на Западе, на то, что соответствующее понятие не вошло в арсенал современной психологии, за исключением отдельных сравнительно локальных подходов, на наличие серьезных расхождений в понимании сущности и проявлений отчуждения [1, с. 70]. Одна из возможностей развития представлений об отчуждении связана с анализом этих расхождений. Клиническая концепция онтологической неуверенности (ontological insecurity) РЛэйнга [2;3], входящая в число немногих классических психологических исследований отчуждения и обозначенная в ней в качестве альтернативы идея онтологической уверенности (ontological security) составили основание авторского общепсихологического конструкта онтологической уверенности и созданных на его основе диагностических методик [4; 5].
Подход к отчуждению, который принадлежит С. Мадди [6], является одним из наиболее авторитетных в психологии нашего времени, он также располагает соответствующим диагностическим инструментарием - Опросником субъективного отчуждения [7]. Имеются его валидные русскоязычные версии, разработанные Е.Н. Осиным [8]. Таким образом, теоретические положения, полученные в ходе сравнения двух концепций, могут быть верифицированы эмпирическими методами. Целью настоящего исследования является установление взаимодополняющих представлений об отчуждении, уточнение в связи с ними характеристик онтологической уверенности как проявления психологического здоровья, валидизация методик ее диагностики.
Положение онтологической неуверенности британским экзистенциальным психологом рассматривается в отношении шизоидов и шизофреников, однако, в качестве примера того, во что глубоко вовлечена человеческая природа в целом [2, с. 35] и изначально конкретизируется, как положение невоплощённости ментального Я в теле (unembodid self). По мнению Р. Лэйнга, уязвимость тела, которое с одной стороны, является сердцевиной и центром моего мира, а с другой - есть объект в мире других [2, с. 140], может побуждать человека к его отчуждению, а заодно -всего, что с ним связано, от внешности до действий и поступков, как ложного Я. Такой способ самоотчуждения представляет собой попытку спасти «истинное» внутреннее Я. Формула трагического, но не выходящего за рамки нормы шизоидного бытия выглядит следующим образом: «я» ^ (тело-другой) или «я» ^ (тело-мир), английские аналоги, self ^ (body- other), self ^ (body-world) [2, с. 80; 3, p. 82].
С. Мадди изучает отчуждение преимущественно с общепсихологических позиций и, подобно К. Хорни, Э. Фромму, К. Роджерсу, анализирует менее экзотический способ самоотчуждения, за которым стоит обычное нежелание быть собой, впервые обозначенный С. Кьеркегором. При нём человек «забывает о себе самом, забывает свое божественное имя, не осмеливается в себя верить и считает слишком дерзким быть собою, а поэтому полагает, что проще и надежнее походить на других, быть воплощенным обезьянничаньем, одним из номеров, поглощенных стадом» [9, с. 271]. Сообразно этому С. Мадди связывает самоотчуждение с отказом от труда самоопределения конформизмом, предпочтением бездумного следования социальным стандартам [6].
Предметом его изучения является самоотчуждение человека, которого Р. Лэйнг назвал бы «погруженным в тело», «основательно находящимся в собственном теле», а способ существования выразил формулой: («я»/тело) ^ другой, (self/body) ^ other, (self/body) ^ world [2, с.80; 3, p.82]. Отчуждение С. Мадди связывает с доминированием биологических и социальных потребностей, не отличающих человека от животных. В качестве примера вегетативности (vegetativeness), типа отчуждения присущего человеку-«овощу», ведущему «растительный» образ жизни, он приводит Мерсо, героя повести А. Камю «Посторонний» [10, p. 314], который в своей жизни почти исключительно руководствуется требованиями тела, наслаждается едой, отдает должное сну, сексу, страдает скорее телесно, чем психологически, как животное реагирует на опасность, слит с природным миром. Р. Лэйнг не исключает возможности онтологической неуверенности подобного индивидуума, признавая, что в идентификации че-
ловека с телом «нет гарантии против чувства безнадежности или бессмысленности. За пределами своего тела ему по-прежнему приходится узнавать, кто он такой. Его тело можно переживать как больное, отравленное, умирающее. Короче, телесное «я» не является нерушимым оплотом, спасающим от разъединения онтологическими сомнениями и неопределенностями» [2, с. 63-64]. Узнавать себя не только за пределами собственного тела, но и привычных социальных норм обречен также отчужденный от себя, но вполне укорененный в собственном теле конформист, о котором пишет С. Мадди: помимо биологических потребностей этот тип также испытывает нужду в формальных контактах и том, что ведет к ним, Таким образом, в концепции Р Лэйнга воплощённость Я в теле составляет лишь важную предпосылку онтологической уверенности, подразумевающей нечто большее: «индивидуум может переживать свое собственное бытие как реальное, живое и цельное; как отличающееся при обычных условиях от остального мира настолько явно, что его индивидуальность и автономия никогда не ставятся под сомнение; как континуум во времени; как обладающее внутренней согласованностью, субстанциональностью, подлинностью и ценностью; как совпадающее пространственно с телом; и, обычно, как начавшееся в момент рождения или около того и подверженное уничтожению вместе со смертью» [2, с. 36]. Соответственно и воплощенность приобретает более широкий смысл, близкий к тому, который имел ввиду М. Мерло-Понти. В трудах французского феноменолога тело рассматривается как «проводник бытия в мир», «наш общий способ обладания миром», сгущённое или обобщённое существование, а существование - как непрерывное воплощение [11, с. 186, 195, 219]. С этой точки зрения следует признать существенные ограничения онтологической уверенности и во-площенности не только шизоида, но также «природных», и «социальных» отчужденных типов, о которых ведет речь С. Мадди.
Из концептов С. Мадди онтологическая уверенность, воплощённость имеет много общего с вовлечённостью (commitment), одной из трёх установок, составляющих жизнестойкость (hardiness) экзистенциальную личностную характеристику, производную от «мужества быть» П. Тиллиха. С. Мадди следующим образом определяет характер переживаний соответствующих этой установке: «Если вы чувствуете уверенность в себе и в том, что мир великодушен, вам присуща вовлечённость» [цит. по 12, с. 5]. Подобно воплощённости, вовлечённость противопоставляется отчуждению: «Люди с сильным компонентом вовлечённости считают, что наилучший способ найти интересное и ценное для себя - это активное участие во всем, что происходит. Противоположность этому - состояние или чувство невовлечённости, отчуждения - они воспринимают как напрасную трату жизни» [6, с. 90]. Второй установке жизнестойкости - контролю (control) противостоит бессилие (powerlessnes), которое С. Мадди также обозначает как один из типов отчуждения, предполагающий отчаяние из-за невозможности влиять на важные личные и общественные дела. О роли бессилия в концепции онтологической неуверенности свидетельствует то, что расколотое Я в концепции Р. Лэйнга рассматривается, в частности, как этап разработки идей психоанализа о слабости Я [13]. Соответственно среди переживаний онтологически неуверенной личности бессилие, чувство внутренней никчемности занимают далеко не последнее место. Онтологическая уверенность, напротив, предполагает целостное автономное Я, которое сопровождают «ощущение «я» надежно укорененное в здоровье и самообоснованности»; «чувство своей неотъемлемой самости и личной тождественности»; «надежно заложенное ощущение индивидуальности»; ощущение самого себя как бытия в своем праве [2, с. 36, 33, 116]. Третья установка - вызова или принятия риска (challenge), противопоставляется установке на безопасность (её С. Мадди обозначает словом security [14, с. 280], «занятым» в концепции Р. Лэйнга) и отождествляется с отчуждением. В этом пункте понятия жизнестойкости и онтологической уверенности, в которой безопасность не имеет негативного смысла, расходятся. Жизнестойкость в совокупности ее установок способствует выбору будущего, актуализирующего присущие только человеку психологические потребности в символизации, воображении и суждении, процессы прогрессирующей индивидуализации, смыслообразования.
В концепции Р. Лэйнга ложное Я опосредствующее все реальные контакты, означает как самоотчуждение, так и отчуждение: «Я избегаю Другого, оставляя в его руках мое отчужденное Я. Но так как я выбираю себя как избегание другого, я принимаю на себя и признаю своим это отчужденное Я. ... Таким образом, это отчужденное и отрицаемое Я является одновременно моей связью с другим и символом нашего абсолютного разделения» [15, с. 451]. К ложному Я сводится вся объективная экзистенция шизоида, которую «истинному» ментальному Я остается только наблюдать. Глобальное ложное Я имеет сложный состав, включает множество форм (ложных Я, ролей, масок, персон). Они различаются способом формирования, временным и пространственными масштабами, степенью обобщенности и разработанности, от уподобления конкретным людям до следования навязанным образцам (например, «того, кого все любят»), стандартам (быть как все). Каждая из этих частных форм отчуждения могла бы развиться в самостоятельную личность, поэтому более точными терминами Р.Лэйнг считает словосочетания «система ложного Я» (false-self system) или «система ложных Я» (system of false selves). [2, с. 69-70; 18].
В концепции Р. Лйнга намечены формы отчуждения, составляющие «ландшафт» ложного Я. Типы отчуждения, выделяемые С. Мадди, представляют другое его измерение - «глубину», которая определяется мерой выраженности экзистенциального недуга, дефицита смысла и соответствующей ему активности. Преобладание биологических и социальных потребностей над психологическими означает не только самоотчуждение, но и отчуждение. Самоотчуждение с неизбежностью предполагает смыслоутрату, поскольку смысл может быть только субъективным, индивидуализированным. Обретению смысла препятствуют также формальные контрактные отношениях с окружающими, исключающие вовлечённость. Упомянутая ранее вегетативность как самая тяжелая форма экзистенциального недуга исключает наличие у человека смысла и соответственно, каких-либо действий в этом направлении. При нигилизме (nihilism) смысл обнаруживается в неразвитой, экзотической форме антисмысла и попыток его утверждения, при авантюризме (adventurousness), крусадёрстве суррогаты смысла искусственно привносят в жизнь экстремальные обстоятельства и активности. В феноменологии ложного Я, развернутой Р.Лэйнгом, акцентированное в концепции С.Мадди измерение также обозначено в виде переживаний бессмысленности и пустоты, соответствующих трагическому характеру шизоидного способа бытия. Г. Гантрип считает, что именно чувства апатии, ослабления жизнеспособности, тщетности жизни являются отличительными признаками онтологической неуверенности, которую часто ошибочно принимают за депрессию, отмеченную в первую очередь чувством вины [16, с. 434]. Таким образом, подходы к отчуждению в анализируемых концепциях можно считать взаимодополняющими.
В авторском общепсихологическом конструкте онтологической уверенности [4; 5] восходящем к подходу Р. Лэйнга, и созданных на его основе методиках континууму экзистенциальных положений воплощенности - невоплощённости соответствует спектр «общих чувств» уверенности - неуверенности, от которых производны два уровня частных переживаний, связанных с основаниями уверенности. Первый уровень составляют менее дифференцированные базовые переживания ценностного характера, отправной точкой которых служит переживание человеком собственного воплощенного Я. Не являясь специфическими для элементов бытия-в-мире (Я, тело, мир, люди, значимое как индивидуальная ценность), они придают последним смысл бытийных опор, «сшивают» в одно целое пространство бытия-в-мире. Второму уровню соответствуют более дифференцированные переживания человеком автономии и одновременно связанности с другими людьми и миром, альтернативу которым составляют переживания онтологической неуверенности, невоплощенности, ложного Я.
Гипотезы исследования: 1) Переживания онтологической уверенности (ОУ) обоих уровней предполагают снижение отчуждения как проявления экзистенциального недуга в различных формах от тяжелых до легких, и сферах жизни, от приватных до публичных; 2) Ложное Я предполагает рост вышеперечисленных проявлений отчуждения, прежде всего бессилия, соотносимого со слабостью Я.
Организация и методики исследования. В ходе создании инструментария, предназначенного для диагностики ОУ на обоих ее уровнях, мы ориентировались на условно выделяемые способы описания Р. Лэйнгом феноменов онтологической неуверенности и уверенности: посредством набора определений, от-
носящихся к переживанию отдельных элементов бытия-в-мире, а также с помощью законченных суждений. При подборе пунктов методики «ОУСД», построенной по принципу семантического дифференциала, предполагавшей оценку объектов, в отношении которых человек испытывает уверенность, и психометрической методики «ОУ ПМ» с пунктами в виде суждений, использовались некоторые формулировки Р. Лэйнга.
В методике «ОУ Сд» принцип семантического дифференциала применялся в целях выявления ОУ и ее измерений, соотносимых с переживанием основных элементов бытия-в-мире в качестве опор. В сокращенном варианте методики были оставлены 7 наиболее информативных оппозиций прилагательных, соответствующих критериям близости, ценности и эмоционального отношения (родной - чужой, родственный - чуждый, близкий - не близкий, важный для меня - не важный, ценный - ничего не стоящий, безопасный - опасный, надежный - ненадежный) [5, с.150-152]. Из пяти первичных шкал уверенность в ментальном Я и уверенность в теле составляют уверенность в Я, «центральном анклаве» индивидуального бытия; уверенность в значимом, уверенность в людях, уверенность в мире - уверенность в том, что относится к не Я. Частные шкалы суммирует общий показатель, характеризующий ОУ как переживание уверенности в собственном Я и за его пределами, переживание опор в пространстве бытия.
Методика «ОУПМ» включает 30 пунктов, образующих четыре первичные шкалы. Три из них являются измерениями ОУ: автономия, витальные контакты с миром, витальные контакты с людьми. Шкала ложное Я характеризует онтологическую неуверенность, невоплощенность, соотносимые с самоотчуждением и отчуждением. Общий показатель ОУ как переживания автономии, отделенности от других людей, мира и одновременно связанности с ними, вычисляется путем сложения первых трех шкал, из суммы которых вычитается показатель шкалы ложное Я.
В результате валидизации эмпирических конструктов методик «ОУСД» и «ОУПМ» установлено, что их показатели образуют смешанный фактор до вращения, один из полюсов которого составляют измерения ОУ обоих уровней, а другой - показатель ложное Я. Эмпирический конструкт ОУ до сих пор сопоставлялся по преимуществу с родственными ему экзистенциальными феноменами осмысленности жизни, экзистенциальной испол-ненности, в том числе с жизнестойкостью, при этом нашла эмпирическую поддержку гипотеза об их близости и в частности о наиболее тесной связи ОУ с вовлечённостью как измерением жизнестойкости . Из возможных антиподов конструкт ОУ рассматривался только в связи с депрессией [4]. Последующий анализ представляет собой, помимо прочего, очередной этап содержательной валидизации методик диагностики ОУ.
В исследовании был также использован один из разработанных Е. Осиным вариантов опросника самоотчуждения, ОСОТЧ-У, предназначенный для учащейся молодежи [8, с. 130].
Выборку составили 150 человек - студенты вузов г. Перми (60 юношей и 90 девушек).
Результаты эмпирического исследования. Корреляционный анализ выявил 100 отрицательных взаимосвязей показателей ОУ методик «ОУСД» и «ОУПМ» и 11 положительных связей показателя ложного Я методики «ОУПМ» с измерениями сфер и форм отчуждения ОСОТЧ-У (из них 93 при р < 0,001). Измерения Оу обоих уровней (как переживания бытийных опор в собственном Я, в мире, людях, индивидуальной ценности и как переживания автономии, отделенности от людей, мира, а также связанности с ними), в первую очередь предполагают отчуждение в наиболее значимых «приватных» сферах отношений человека с самим собой и в семье. Подобно этому сила связей измерений ОУ обоих уровней с формами отчуждения убывает от более тяжелых, к менее тяжелым.
Вероятно, прежде всего, ОУ снижает вегетативность, негативные проявления которой находят выражение на различных уровнях психологической организации: «На когнитивном уровне люди, страдающие вегетативностью, не могут найти ничего, что казалось бы им интересным и стоящим среди своих занятий - актуальных или возможных, которые они могут себе представить. На эмоциональном уровне вегетативность выражается в постоянной апатии и скуке, прерываемой периодами депрессии, которые возникают все реже и реже по мере того, как нарушение прогрессирует. На уровне действий люди, страдающие вегета-тивностью, демонстрируют низкий уровень активности, которая кажется им самим и внешне выглядит бесцельной, лишенной определённого направления» [6, с. 95].
Взаимосвязи показателей онтологической уверенности и отчуждения в общей выборке (Ы 151)
Таблица 1
Сферы отчуждения Формы отчуэжения Общий показа тель
от общества от учебы в межличностных отношениях в семье от личности вегета тивность бессилие нигилизм авантю ризм
ОУ (СД) Переживание бытийных опор в значимом -0,11 -0,14 -0,31*** -0,36*** -0,29*** -0,32*** -0,20* -0,23** -0,33*** -0,27***
в Я -0,15 -0,06 -0,33*** -0,35*** -0,35*** -0,37*** -0,33*** -0,30*** -0,11 -0,26**
в теле -0,18* -0,15 -0,36*** -0,42*** -0,39*** -0,38*** -0,42*** -0,33*** -0,19* -0,30***
в людях -0,27*** -0,20** -0,29*** -0,34*** -0,24** -0,40*** -0,27*** -0,29*** -0,21** -0,30***
в мире -0,35*** -0,20* -0,43*** -0,44*** -0,46*** -0,51*** -0,43*** -0,40*** -0,31*** -0,43***
Общий показатель -0,32*** -0,23** -0,48*** -0,53*** -0,49*** -0,56*** -0,47*** -0,44*** -0,33*** -0,45***
ОУ (ПМ) Переживания автономии, связанности Витальные контакты с миром -0,29*** -0,17* -0,39*** -0,39*** -0,46*** -0,51*** -0,46*** -0,36*** -0,13 -0,38***
Витальные контакты с людьми -0,22** -0,21** -0,33*** -0,36*** -0,33*** -0,47*** -0,34*** -0,34*** -0,11 -0,29***
Автономия -0,17* -0,14 -0,25** -0,34*** -0,34*** -0,34*** -0,43*** -0,26** -0,09 -0,27***
Ложное Я 0,27*** 0,28*** 0,50*** 0,63*** 0,64*** 0,56*** 0,60*** 0,52*** 0,39*** 0,56***
Общий показатель -0,31*** -0,26** -0,48*** -0,56*** -0,57*** -0,61*** -0,58*** -0,48*** -0,24** -0,48***
сл сл
сл ю
I
>
§
"О СГ
о
СП
со
0
го
>
1
X
а
В несколько меньшей мере ОУ снижает бессилие, при котором осознание значения активного участия в жизни сочетается с пониманием своей неспособности к этому, и нигилизм, что может иметь отношение к особенностям выборки. Э. Эриксон отмечал подобный феномен, связанный с поиском смысла в период юношеского кризиса идентичности, когда настоятельная потребность молодых людей в вере, идеалах выражается громким и циничным неверием [17, с. 140]. Самые слабые обратные связи Оу имеет с наиболее легкой формой отчуждения - авантюризмом: «На когнитивном уровне повседневная жизнь кажется авантюристу пустой; жизненностью и важностью обладает для него лишь экстремальный, необычный опыт. На эмоциональном уровне в повседневной жизни авантюрист апатичен и скучает, но возбуждается, тревожится и чувствует себя живым, идя на риск» [6, с. 95]. Выявленную единую логику связей обоих уровней ОУ с проявлениями отчуждения как экзистенциального вакуума можно объяснить ее потенциалом в общей выборке, которого достаточно для снижения отчуждения в более тяжелых формах, чем легких, и в более значимых приватных сферах жизни. Естественно также, что вегетативность и бессилие в большей мере подрывают переживания уверенности в своем бытии, чем нигилизм и авантюризм.
Уровень аналогичных, но прямых корреляций между ложным Я и бессилием, вегетативностью, нигилизмом (г = 0,60; 0,56; 0,52) указывает на сходство, а возможно, неразличимость их психологического содержания в общей выборке. На близость ложного Я к тяжелым формам экзистенциального недуга и, в частности, к бессилию, указывают присущие ему переживания отстраненности от собственного тела и поведения, неподлинности существования, разрыва между своей внутренней сущностью и маской, ролью, осознание разобщенности с людьми и миром, которые передают метафоры: «мир - тюрьма без решеток» (Р. Лэйнг), «ходить по тонкому льду» (Л. Бинсвангер). Как форма самоотчуждения ложное Я предполагает отчуждение, прежде всего от собственной личности, в семейных и межличностных отношениях.
Из других частных измерений ОУ в большей мере снижают субъективное отчуждение витальные контакты с миром, предполагающие удовлетворенность жизнью, переживание своего мира как надежного, находящие выражение в метафорических образах «твердо стоять обеими ногами на земле» (Л. Бинсван-гер), «чувствовать себя в мире как дома» (Э. Фромм, Р. Лэйнг). В меньшей мере это относится к витальным контактам с людьми, подразумевающим интерес к ним, переживание себя «вместе с другими людьми в этом мире» удовольствие от общения, опыт диалогического общения «Я-ТЫ». Первое соотносится с идеей Р. Лэйнга о том, что компенсация отчуждения в сфере общения, взаимодействия с людьми более проблематична, чем при выстраивании отношений «с деперсонализированными личностя-
Библиографический список
ми, с фантомами собственных фантазий (имаго), вероятно, с вещами, вероятно, с животными» [2, с. 74]. Аналогичным образом, от отчуждения человека избавляет скорее наличие бытийной опоры в мире, чем в людях.
Шкала автономии по своему смыслу более или менее близка к шкалам интернальности, локализации контроля, автономии методик САТ, СЖО, психологического благополучия (К.Рифф) и др., означающим переживание себя в качестве независимой личности, способной к самостоятельному выбору. Автономию, также как уверенность в индивидуальной ценности, и собственно уверенность в Я, можно отнести к числу определений личности. Их слабая обратная связь с отчуждением в различных формах и сферах жизни может свидетельствовать как о проблемном характере личности, так и необходимости для самоутверждения известной доли отчуждения.
Выводы:
Способы самоотчуждения, предполагающий отстранение от части собственного Я, воплощенной в теле как ложного Я, в целях спасения другой его части - истинного ментального Я (Р. Лэйнг), и подразумевающий обычное нежелание быть собой людей вполне воплощенных в собственном теле, ориентированных на биологические и социальные потребности (С. Мадди) имеют область пересечения. В феноменологии системы ложных Я, ядром которой является тело, обозначен как «ландшафт» составляющих его масок, персон и ролей, так и спектр сопутствующих переживаний, в том числе смыс-лоутраты, как основания классификации форм отчуждения, выделяемых С. Мадди. Вегетативность, бессилие, нигилизм, авантюризм, выступают в качестве градаций выраженности экзистенциального недуга в отношении системы ложного Я, и ее отдельных компонентов. Взаимодополняющий характер обсуждаемых подходов к отчуждению подтверждают данные эмпирического исследования, свидетельствующие о тесной взаимосвязи проявлений отчуждения, которые в них представлены.
Оба способа не быть собой, находящие продолжение в отчуждения от других людей и мира имеют общую альтернативу -онтологическую уверенность, характеристику способа бытия, предполагающего непрерывное воплощение автономного Я в живых, жизненных контактах с людьми и миром. В концептуализации С. Мадди он означает выбор будущего, преобладание собственно человеческих потребностей в воображении и символизации над биологическими и социальными, вовлечённость, участие в жизни. Сопоставление эмпирических конструктов онтологической уверенности и отчуждения как экзистенциального недуга свидетельствует о том, что с ростом ОУ снижается отчуждение прежде всего в более тяжёлых его формах вегетативности и бессилия, в более значимых приватных сферах отношений человека с собой и в семье.
1. Осин Е.Н., Леонтьев Д.А. Смыслоутрата и отчуждение. Культурно-историческая психология. 2007; 4: 68 - 77.
2. Лэнг Р.Д. Расколотое «Я». Санкт-Петербург: Белый Кролик, 1995.
3. Laing R.D. The Divided Self. An Existential Study in Sanity and Madness. Harmondsworth, 2010.
4. Коптева Н.В. Онтологическая уверенность. Диссертация ... доктора психологических наук. Екатеринбург, 2012.
5. Коптева Н.В., Волочков А.А., Попов А.Ю. и др. Онтологическая уверенность как экзистенциальное измерение психологического здоровья. Активность, ценностная направленность и психологическое здоровье студенчества Пермь, ПГГПУ, 2015: 135 - 160.
6. Мадди С. Р. Смыслообразование в процессе принятия решений ПЖ 2005,том 26, № 6. С.87 - 101.
7. Maddi, Salvatore R., Kobasa Suzanne C., Hoover Marlin. An Alienation Test. Journal of Humanistic Psychology, 1979; vol. 19, 4: 73 - 76. Available at: https://doi.org/10.1177/002216787901900407 University of Chicago
8. Осин Е.Н. Смыслоутрата как переживание отчуждения: структура и диагностика. Диссертация ... кандидата психологических наук. Москва, 2007.
9. Кьеркегор Сёрен. Болезнь к смерти. Страх и трепет. Москва: Республика, 1993: 251 - 349.
10. Maddi S.R. The Existential Neurosis. Journal of Abnormal Psychology. 1967; Vol. 72; No. 4.
11. Мерло-Понти Морис. Феноменология восприятия. Санкт-Петербург: Ювента. Наука, 1999.
12. Леонтьев Д.А. Рассказова Е.И. Тест жизнестойкости. Москва: Смысл, 2006. Гаррабе Ж. История шизофрении. Москва, Санкт-Петербург: 2000. Available at: http://www.klex.ru/lb
13. Maddi S.R. Hardiness: An Operationalization of Existential Courage. Journal of Humanistic Psychology. 2004; Vol. 44 (3): 279 - 298. Available at: doi:10.1177/0022167804266101
14. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. Москва: АСТ: Астрель, 2012.
15. Гантрип Г. Шизоидные явления, объектные отношения и самость. Москва: Институт общегуманитарных исследований, 2010.
16. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. Москва, 2006.
References
1. Osin E.N., Leont'ev D.A. Smysloutrata i otchuzhdenie. Kul'turno-istoricheskaya psihologiya. 2007; 4: 68 - 77.
2. L'eng R.D. Raskolotoe "Ya". Sankt-Peterburg: Belyj Krolik, 1995.
3. Laing R.D. The Divided Self. An Existential Study in Sanity and Madness. Harmondsworth, 2010.
4. Kopteva N.V. Ontologicheskaya uverennost'. Dissertaciya ... doktora psihologicheskih nauk. Ekaterinburg, 2012.
5. Kopteva N.V., Volochkov A.A., Popov A.Yu. i dr. Ontologicheskaya uverennost' kak 'ekzistencial'noe izmerenie psihologicheskogo zdorov'ya. Aktivnost', cennostnaya napravlennost'ipsihologicheskoe zdorov'e studenchestva Perm', PGGPU, 2015: 135 - 160.
6. Maddi S. R. Smysloobrazovanie v processe prinyatiya reshenij PZh 2005,tom 26, № 6. S.87 - 101.
7. Maddi, Salvatore R., Kobasa Suzanne C., Hoover Marlin. An Alienation Test. Journal of Humanistic Psychology, 1979; vol. 19, 4: 73 - 76. Available at: https://doi.org/10.1177/002216787901900407 University of Chicago
8. Osin E.N. Smysloutrata kakperezhivanie otchuzhdeniya: struktura i diagnostika. Dissertaciya ... kandidata psihologicheskih nauk. Moskva, 2007.
9. K'erkegor Seren. Bolezn' k smerti. Strah i trepet. Moskva: Respublika, 1993: 251 - 349.
10. Maddi S.R. The Existential Neurosis. Journal of Abnormal Psychology. 1967; Vol. 72; No. 4.
11. Merlo-Ponti Moris. Fenomenologiya vospriyatiya. Sankt-Peterburg: Yuventa. Nauka, 1999.
12. Leont'ev D.A. Rasskazova E.I. Test zhiznestojkosti. Moskva: Smysl, 2006. Garrabe Zh. Istoriya shizofrenii. Moskva, Sankt-Peterburg: 2000. Available at: http://www.klex.ru/lb
13. Maddi S.R. Hardiness: An Operationalization of Existential Courage. Journal of Humanistic Psychology. 2004; Vol. 44 (3): 279 - 298. Available at: doi:10.1177/0022167804266101
14. Sartr Zh.-P. Bytie i nichto: Opyt fenomenologicheskoj ontologii. Moskva: AST: Astrel', 2012.
15. Gantrip G. Shizoidnye yavleniya, ob'ektnye otnosheniya i samost'. Moskva: Institut obschegumanitarnyh issledovanij, 2010.
16. 'Erikson 'E. Identichnost': yunost'ikrizis. Moskva, 2006.
Статья поступила в редакцию 05.08.17
УДК 159.923+614.8
Chukhrova M.G., Doctor of Sciences (Medicine), Professor, Novosibirsk State Pedagogical University (Novosibirsk, Russia), Kuibyshev branch of Novosibirsk State Pedagogical University (Kuibyshev, Russia), E-mail: mba3@ngs.ru Hilko E.A., Bachelor of Psychology, teacher-psychologist, Barabinsky Branch of NSO OCSD (Barabinsk, Russia), E-mail: hilko.lena2016@yandex.ru
Kuznetsova E.V., Cand. of Sciences (Psychology), Kuibyshev Branch of Novosibirsk State Pedagogical University (Kuibyshev, Russia), E-mail: kainsk-elena@mail.ru
Petrovskaya V.G., Cand. of Sciences (Psychology), Head of Department of Psychology, Kuibyshev Branch of Novosibirsk State Pedagogical University (Kuibyshev, Russia), E-mail: vera.petrovskaya.64@mail.ru
VISUAL PSYCHODYAGNOSIS OF SUICIDAL PREDISPOSITION OF ADOLESCENTS. The research is focused on a simple and affordable method for screening the signs of suicidal behavior in adolescents - on visual signs. The authors proceed from the thesis that the psychoemotional state of potential suicides changes visual signs: facial expressions, gestures, poses, vegetative maintenance, etc. An analysis of the visible signs of a change in the psychoemotional state in adolescents can help in the early detection of a propensity to suicidal behavior. Visual signs of suicidal predisposition in the group of adolescents recorded in the "death group" (11 people) and in the control group of ordinary adolescents of the same age group (11 people) are studied. Reliable differences in a number of visual parameters are revealed, and therefore the methods of visual psychodiagnosis of suicidal pre-oppression of adolescents should be considered effective.
Key words: adolescent suicide, visual psychodiagnosis.
М.Г. Чухрова, д-р мед. наук, проф. ФГБОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет», г. Новосибирск, Новосибирский государственный педагогический университет Куйбышевский филиал, г. Куйбышев Новосибирской области, E-mail: mba3@ngs.ru
Е.А. Хилько, бакалавр психологии, педагог-психолог Барабинского филиала ГБУ НСО ОЦДК, г. Барабинск Новосибирской области, E-mail: hilko.lena2016@yandex.ru
Е.В. Кузнецова, канд. психол. наук, Куйбышевский филиал Новосибирского государственного педагогического университета, г. Куйбышев Новосибирской области, E-mail: kainsk-elena@mail.ru В.Г. Петровская, канд. психол. наук, декан факультета психологии, Куйбышевский филиал, ФБГОУ ВО «Новосибирский государственный педагогический университет», г. Куйбышев, Новосибирская область, E-mail: vera.petrovskaya.64@mail.ru
ВИЗУАЛЬНАЯ ПСИХОДИАГНОСТИКА СУИЦИДАЛЬНОЙ ПРЕДИСПОЗИЦИИ ПОДРОСТКОВ
Акцентировано внимание на простом и доступном способе скрининговой диагностики признаков суицидального поведения у подростков - на визуальных признаках. Авторы исходят из положения, что психоэмоциональное состояние потенциальных суицидентов накладывает отпечаток на мимику, жесты, позы, вегетативные реакции и др., анализ которых может помочь в раннем выявлении подростков, склонных к суицидальному поведению. Изучены визуальные признаки суицидальной предиспозиции у подростков, зафиксированных в «группе смерти» (11 чел.) и в контрольной группе обычных подростков той же возрастной группы (11 чел.). Выявлены достоверные различия по ряду визуальных параметров, в связи с чем методы визуальной психодиагностики суицидальной предиспозиции подростков следует считать эффективными. Ключевые слова: подростковый суицид, визуальная психодиагностика, скрининговая диагностика.
Актуальность исследования обусловлена увеличением случаев подростковых суицидов. В ходе селекторного совещания в Национальном центре управления в кризисных ситуациях МЧС по теме «О профилактике суицидов среди несовершеннолетних» уполномоченный по правам ребенка Анна Кузнецова озвучила крайне тревожную цифру: в прошлом, 2016 году, количество детских и подростковых самоубийств в стране увеличилось почти на 60 процентов. Подростковый возраст сам по себе зачастую ассоциирован с конфликтами, напряжением, тревожным и депрессивным настроением, проблемами социальной адаптации в школе и дома, что повышает риск совершения попытки суицида. Подростки, как правило, более чувствительны, чем взрослые, и более агрессивно и импульсивно реагируют на события, при этом способность получить социальную поддержку у них снижена. На-
конец, внушаемость подростков и их стремление подражать значимым другим, в том числе тем, кто пытался покончить с собой, может создать почву для суицида. Как правило, суицидальное поведение подростка развивается на фоне реальной неблагоприятной ситуации, одиночества, депрессивного фона настроения и невозможности, вследствие малого жизненного опыта, конструктивного решения имеющейся проблемы. Все это означает, что при работе с подростками на первый план должна выходить психологическая профилактика суицидального поведения. Она может быть достаточно эффективной при условии ее правильно продуманной организации. В образовательном учреждении подростки проводят большую часть дня, поэтому школа является идеальной средой для проведения программы предотвращения самоубийств. Большая нагрузка в этом направлении ложится
