ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2013. № 6
В.В. Ванчугов*
ОСОБЕННОСТИ РЕТРОСПЕКЦИИ Н.О. ЛОССКОГО КАК ИСТОРИКА РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ*
Историография русской философии подразумевает изучение истории русской философии в совокупности ее «самопознаний», в выстраивании по тому или иному основанию ряда концептуальных монографий, посвященных истории русской философии в целом, в очерках, охватывающих большие периоды ее развития, значительный объем персоналий и источников, анализ творческого пути отдельной личности в контексте ее становления как историка философии. Для решения этих задач автор обращается к личности Н.О. Лосского, завершившего жизнь творческой ретроспекцией, философским обращением в прошлое, «Историей русской философии».
Ключевые слова: история философии, интерпретация, апология, обоснование, религиозная философия, вера, наука, разум, интуитивизм, национальный характер, мировоззрение, идеология.
V.V. V a n c h u g o v. Peculiarities of retrospection of N.O. Lossky as a historian of Russian philosophy
Historiography of Russian philosophy involves the study of the history of Russian philosophy in the totality of its "self-knowledge", in the formation of, on one or other reason, the sequence of conceptual monographs, dedicated to the history of Russian philosophy in general, in essays covering the large periods of its development, the significant number of personals and sources; analysis of the career of an individual in the context of coming to be a historian of philosophy. In order to solve these problems, the author turns to the personality of N.O Lossky, who ended his long and creative life with philosophical retrospection - the book "History of Russian philosophy".
Key words: history of philosophy, interpretation, apology, rationale, religious philosophy, faith, science, reason, intuitionism, national character, world view, ideology.
Случайное, но интенсивное освоение Н.О. Лосским жанра «история философии» началось в формате переводов европейских авторов. В 1896 г., когда он стал вольнослушателем историко-философского факультета, недостаток средств заставлял искать его заработка «литературным трудом». Вскоре Лосский перевел
* Ванчугов Василий Викторович — доктор философских наук, профессор кафедры истории русской философии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: 8 (495) 939-24-08; e-mail: vanchugov@gmail.com
** Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 12-03-00029, тема: «Философское россиеведение за рубежом во второй половине ХХ — начале XXI в.: направления, школы, центры»).
книгу Ф. Паульсена «Иммануил Кант, его жизнь и учение», по заданию Я.Н. Колубовского он переводил «Очерк истории философии» Й. Ремке, затем «Историю древней философии» и «Историю средневековой философии» Ф. Ибервега и М.Г. Гейнце. Это был, вспоминал Николай Онуфриевич, «каторжный труд не только вследствие обилия греческих и латинских цитат, но еще и потому, что библиографические данные требовали при переписке их чрезвычайной тщательности. Работа моя длилась года два» [Н.О. Лосский, 2008, с. 90]. В 1898 г. по просьбе издателя Жуковского он берется за перевод «Истории новой философии» К. Фишера (том о Шеллинге и два тома о Гегеле). Также следует учесть, что еще в гимназические годы Лосским прочитана позитивистская «История философии» Д.Г. Льюиса, а также «История цивилизации» Г.Т. Бокля. И когда в 1900 г. П.Ф. Лесгафт пригласил его на свои «Курсы» читать лекции по истории философии, Лосский был достаточно к тому подготовлен.
В студенческие годы вкус к истории философии ему прививал Александр Иванович Введенский, лекции которого по истории новой философии — от Бекона и Декарта до «Критики чистого разума» Канта включительно — были превосходным историческим введением в философию: «Он ясно показывал, как эмпиризм и рационализм, логически последовательно развиваясь, обнаружили свою односторонность, которая была преодолена Кантом, так как его критицизм есть синтез эмпиризма и рационализма» [там же, с. 81]. И по завершении университета итоговую работу Лосскому пришлось оформлять согласно пожеланиям Введенского, который, «руководясь педагогическими соображениями, предпочитал темы по истории философии, посвященные анализу и сопоставлению каких-либо двух учений» [там же, с. 91]. Затем, когда осенью Введенский предложил Лосскому остаться при кафедре философии для подготовки к профессорской деятельности, для прохождения магистерского экзамена пришлось приступить к чтению и конспектированию шести томов «Истории древней философии» Э. Целлера.
Следует отметить, что среди проводимых Введенским занятий, как в университете, так и в Историко-филологическом институте и на Высших женских курсах, значительный объем составляли курсы по истории философии. При этом он активно привлекал студентов к переводам классических работ. Так, под его наставничеством трудились и слушательницы Высших женских курсов, переводя В. Виндельбанда, поскольку он «принадлежит к числу таких ученых, со взглядами которых необходимо сводить счеты» [В. Вин-дельбанд, 1893, с V]. От Введенского Лосский мог усвоить основные положения, необходимые при работе с историко-философским материалом. Следует отметить, что в поле зрения Введенского по-
пала не только древняя и новая философия, но и русская. Особого внимания заслуживает работа «Судьбы философии в России» — его речь 31 января 1898 г. на первом заседании Философского общества при Санкт-Петербургском университете, председателем которого он был избран [А.И. Введенский, 1898, кн. 2, с. 314—354].
Также в студенческие годы Лосский с друзьями основали философский кружок, позволявший им расширить круг академических знакомств. Благодаря этому завязались отношения с Я.Н. Колубов-ским, который в издательстве Пантелеева напечатал свой перевод последнего тома «Истории философии» Ибервега—Гейнце и написал для него очерк истории русской философии, содержавший подробную библиографию и изложение взглядов ряда русских мыслителей. С четвертой книги «Вопросы философии и психологии» начали помещать его же «Материалы для истории философии в России». В 1894 г. Колубовский выпустил «Философский ежегодник: Обзор книг, статей и заметок, преимущественно на русском языке, имеющих отношение к философским знаниям».
Впрочем, тогда Лосский не придал особого значения этому направлению работы в области изучения русской мысли, будучи сосредоточен на разработке своей теории познания, для чего обращался к европейской истории мысли. Работая над «обоснованием интуитивизма», для решения трудных вопросов, его занимавших, он «сознательно обращался к помощи прошлого философии, ища по крайней мере толчка или возбуждения мысли» [Н.О. Лосский, 2008, с. 173]. Он писал: «С большим удовольствием прочитал я двухтомную "Историю метафизики" Эд. Гартмана» [там же]. При этом он признается, что в период обоснования своего интуитивизма его «очень интересовал вопрос об истории интуитивизма», так как он был уверен, что это направление, хотя оно и не развивалось непрерывно, должно было появляться временами в истории европейской мысли. Однако, поскольку у него не было времени для занятий историческими исследованиями, он надеялся, что кто-нибудь из его учеников или последователей возьмет «на себя эту задачу», сам же он «хотел разработать интуитивизм настолько, чтобы положить начало в дальнейшем его непрерывному развитию в истории философии» [там же, с. 117].
Таким образом, и во время обучения, и в последующей университетской деятельности Лосский достаточно основательно освоил жанр «история философии», обращаясь к нему сначала как к источнику дополнительного заработка, затем и как к дополнительному средству обоснования своей онтологической и гносеологической позиции, хотя и реализуемому не в полном объеме. Однако в последующем ему придется не просто снова и снова обращаться к истории философии, но и наполнять ее специфическим материа-
лом — «русской мыслью». И произойдет это, как ни парадоксально, именно после его изгнания из России.
Высланный осенью 1922 г. из Петрограда в Берлин, он прибыл туда 19 ноября и уже через два дня получил письмо от П.Б. Струве с приглашением в Прагу, поскольку чешское правительство оказывало в то время материальную помощь русским эмигрантам. В 1922 г. Т.Г. Масарик, известный еще и как историк русской мысли, организовал «русскую акцию» — прием и обустройство русских изгнанников. Для начала Лосский все же направился к Н.А. Бердяеву и С.Л. Франку посоветоваться, как ему поступить. От них он узнал, что те не собираются воспользоваться этим приглашением, решив остаться в «большом мировом центре», в Берлине, основать журнал. Но Лосский, сознавая, что он «не литератор», что разрабатывает, главным образом, специальные философские проблемы и «пишет медленно», решил не следовать их примеру [там же, с. 195]. Так что 13 декабря Лосский приезжает в Прагу, благодаря чему до 1930 г. он получает профессорскую стипендию, а также единовременные пособия из канцелярии президента.
Вскоре по прибытии в Прагу ему приходит приглашение от проф. В.Г. Коренчевского, в 1920 г. эмигрировавшего через Константинополь в Лондон, одного из инициаторов создания Русской академической группы в Великобритании и давно проявлявшего интерес к религиозной философии, прочитать в Русском народном университете в Лондоне курс лекций. В конце февраля 1923 г. Лосский отправляется в Англию и весь март проводит в Лондоне, где встречается и с Натальей Александровной Даддингтон (N.A. Duddington, 1886—1972), бывшей ученицей, а также переводчицей его работы на английский язык. Летом 1906 г. она поступила в Лондонский университет, в 1911 г. получила степень магистра философии, затем вышла замуж и осталась в Англии. В университете она занималась философией, главным образом, под руководством проф. Дооза Хикса, который в 1913 г. попросил ее прочитать в философском обществе, где он был председателем, доклад о творчестве Лосского. Но вместо этого Даддингтон перевела главу из его книги «Обоснование интуитивизма», сделав к ней комментарии. После чтения выяснилось, что все заинтересовались тем, что «взгляды русского философа, который также мало знал о своих английских современниках, как и они о нем, близко совпадали и что его "интуитивизм" то же самое по существу, как английский и американский "реализм", т.е. учение о непосредственном характере знания» [Воспоминания бывших бестужевок за рубежом, 1972, с. 11]. Даддингтон писала: «Это учение тогда разрабатывалось многими молодыми и талантливыми философами, и книга проф. Н.О. (в моем переводе), вышедшая в 1918 г. была встречена очень сочувственно»
[там же]. В последующем она перевела «Мир как органическое целое» и «Свобода воли», которые вышли по-английски в 1929 и 1932 гг. и еще более упрочили репутацию Лосского «как глубоко оригинального мыслителя, многие его статьи были напечатаны в английских и американских журналах» [там же, с. 11], большей частью в ее переводах.
В Лондоне у Лосского произошла знаменательная встреча с Бернардом Пэрсом (Bernard Pares, 1867—1949). Она была знаменательна тем, что прежде «побочные» занятия историей философии отныне не только станут частью академической деятельности, но и будут сфокусированы на русской мысли в ее настоящем и прошлом. В 1919 г. по инициативе Пэрса при Королевском колледже Лондонского университета была основана Школа славянских и восточноевропейских исследований, в качестве директора он возглавлял ее до 1939 г. При школе были созданы также русская библиотека и архив, начал выходить журнал «Славянское обозрение»1 (затем «Славянское и восточно-европейское обозрение» — «Slavonic end East European Review»), где помещались статьи и русских авторов. Во время постоянных приездов в Россию у Пэрса образовался широкий круг знакомств, активно он общался и с эмигрантами, так что вскоре в поле его зрения попал и Лосский. От Пэрса Лосский вскоре получил предложение написать для «Slavonic Review» статью о Владимире Соловьеве и его влиянии на русскую философию.
Позже, вспоминая 1916 г., Лосский признавался, что «с русскою философиею я, к стыду своему, как и большинство русских людей, почти вовсе не был знаком. Даже из трудов Вл. Соловьева мне были знакомы только "Критика отвлеченных начал", входившая в программу магистерского экзамена, "Оправдание добра", прочитанное мною в Геттингене, и "Три разговора". Конечно, я читал все труды А.А. Козлова, также "Положительные задачи философии" Лопатина» [Н.О. Лосский, 2008, с. 174—175]. Теперь же, после предложения Пэрса, взявшись в 1923 г. за заказанную работу, он «впервые прочитал большую часть произведений Соловьева, братьев Трубецких, Булгакова, Бердяева, и впервые для него «открылась значительность русской философии...» Лосский писал: «С этих пор я стал много времени уделять русской религиозной философии... Занявшись Соловьевым, я открыл, что русские философы, начинавшие свою деятельность с увлечения идеями Соловьева, кончили тем, что далеко отошли от него, а я, мало знакомый с Соловьевым и исходящий из новоплатонизма, лейбницианства и
1 Вот образец продукции: The Slavonic Review: A Survey of the Slavonic peoples, their history, economics. philology and literature / Ed. by B. Pares, R.W. Seton-Watson, H. Williams. L., 1922.
шеллингианства, в действительности оказался в своей метафизике близким к Соловьеву» [там же, с. 199].
В 1926 г. в двух номерах журнала «Путь», издававшегося в Париже с сентября 1925 г. под редакцией Бердяева, открывшегося с редакционной статьи «Духовные задачи русской эмиграции», собравшего на своих страницах все философские и богословские силы изгнанников России, Лосский напечатал статьи «Вл. Соловьев и его преемники в русской религиозной философии» и «Преемники Вл. Соловьева»2. Констатируя, что в мире наблюдается возрождение интереса к религиозной философии, он предлагал обратить взоры читателей на Россию. В этих работах Лосский обозначил начало исследования религиозно-философских проблем (середина XIX в., славянофилы), середина (последняя четверть XIX в., когда Вл. Соловьев создал сложную всеохватывающую систему религиозной философии), а также множество «ветвей и отпрысков» от его системы в последние тридцать лет, благодаря чему в России создалась обширная религиозно-философская литература. Лосским формулируется также и основная задача русской религиозно-философской мысли, которой он будет придерживаться до конца своей жизни, — построение «православно-христианского мировоззрения, раскрывающего богатое содержание и жизненную действенность главных догматов христианства, которые во многих умах превратились в омертвевшие формулы, оторванные от жизни и миропонимания» [Н.О. Лосский, 1926, № 2, с. 13].
В 1927 г. Лосский приглашен в Православный богословский институт в Париже на весенний семестр, чтобы прочитать курс по истории новой философии. Затем П.Б. Струве, «пользуясь какими-то юбилеями», побудил его прочитать доклад о философии Б.Н. Чичерина. В 1930 г. Лосский написал статью «Современная философия в Чехословакии», которая была напечатана не только по-русски, но и по-чешски. На следующий год появляется статья, посвященная русской философии3. В 1932 г. он получил возможность посетить в качестве приглашенного профессора в летнем семестре 1933 г. Стэнфордский университет. Он подготовил для этого визита три философских курса: «Введение в философию» (значительная часть его будущей книги «Типы мировоззрений»), «Органический идеал-реализм» и «Русская, польская и чешская религиозная философия». Суммарный объем этих лекций составил около 1400 страниц, которые Лосский и послал для перевода в Лондон уже упомянутой Деддингтон. Но о том, как прошел этот семестр в Стенфорде, Лосский в своих воспоминаниях практически не рассказывает.
2 Путь. 1926. № 2. Январь. С. 13-25; № 3. Март-апрель. С. 14-28.
3 Записки Русского научного института в Белграде. Белград. 1931. Вып. 3.
В Праге в 1933 г. в пятом номере «Научных трудов Русского народного университета» Лосский опубликовал статью «Идея конкретности в русской философии». Конкретное бытие в учении Лосского есть индивидуальное целое, содержащее в себе бесконечное множество доступных отвлечению определенностей, в основе которых лежит металогическое, сверхвременное и сверхпространственное начало как их неиссякающий творческий источник. Задача, которую он ставит в своей статье, — показать, что тяга к конкретному особенно характерна для русского философствования. А вот последовавшее затем обращение взора в сторону захваченной большевиками России, попытка выявления того, что там делается в области философии, привели к появлению брошюры «Диалектический материализм в СССР» (1934)4.
В 1936 г. Лосский получает возможность работать в Масариков-ском университете в Брно, так называемый лекторат по кафедре философии, и читает в течение трех лет курс лекций по русской философии. Вступительная лекция к курсу называлась «Своеобразие русской философии». В ней Лосский указывает несколько важнейших оригинальных черт, характерных для нашей философии: принцип соборности, введенный Хомяковым (сочетание свободы и единства многих лиц на основе совместной любви к одним и тем же абсолютным ценностям); принцип единосущия, перенесенный из богословия в метафизику Флоренским; учение об интуиции, дающее синтез рационализма и эмпиризма: метафизика, развиваемая русскими философами на основе интуитивизма, имеет характер конкретности и выдвигает на первый план индивидуальное бытие. Отмечается им также «склонность увлекаться разработкой метафизических проблем: характерная черта русской философии состоит именно в том, что в ней множество лиц посвящают свои силы всесторонней разработке христианского миропонимания. «Каждая из перечисленных мною своеобразных черт, — добавляет Лосский, — может быть найдена то в тех, то в других философских системах западной Европы... Рассматривая русскую философию, чтобы понять и оценить вполне ее своеобразие, нужно иметь в виду не столько отдельные черты ее, описанные мною, сколько оригинальное целое некоторых выработанных в ней систем мысли» [Н.О. Лосский, 1991, № 1, с. 131-132].
Осенью 1939 г. лекторат переводится из Брно в чешский Карлов университет в Праге. Свои занятия с течением времени он «усложняет», стараясь излагать русские философские учения в сопоставлении их с западноевропейскими. С особенным интересом он принялся за чтение курса «Философия Достоевского», но довести
4 Диалектический материализм в СССР. Paris, 1934. Затем выйдет на чешском языке: Dialekticky Materialism / Ed. Josef Svoboda. Praha, 1938.
занятия до конца ему не удалось: осенью 1939 г. закрываются все высшие учебные заведения.
После освобождения Чехословакии Лосский переезжает в Париж, затем отправляется в Новый Свет: с 1946 г. он живет в США... В сентябре 1947 г. русская семинария Св. Владимира в Нью-Йорке (основанная в октябре 1938 г.) превратилась в высшее учебное заведение, по российской номенклатуре специальностей став академией (St. Vladimir's Orthodox Theological Seminary and Academy), и Лосский получил приглашение читать лекции по философии.
А в Европе в это время, в 1946 г., В.В. Зеньковский получил предложение об издании «Истории русской философии» для французского читателя. В 1948 г. в Париже выходит в свет первый том двухтомного труда (второй том появится в 1950 г.), который впоследствии станет настольной книгой всякого русского, занимающегося историей философии в России. В предисловии, датированном 26 июня 1948 г., автор сообщает, что написать историю русской философии было его давней мечтой, с 1910 г. он собирал материалы для работы в этом направлении и не оставлял ее, оказавшись за границей, и что особое значение в этом отношении приобрели для него лекции по истории русской философии, которые он несколько раз читал в Богословском институте для студентов старшего курса. Именно эти лекции дали ему возможность проверить свою основную концепцию, сложившуюся в ходе занятий. «Подготовляя к печати настоящую книгу, я вновь внимательно изучил все источники — насколько они доступны были мне, — и в итоге этих кропотливых занятий моя основная точка зрения на развитие русской философской мысли еще более окрепла во мне» [В.В. Зеньковский, 2001, с. 15].
Для Лосского еще одним мотивирующим фактором оформления мыслей в книгу стало чтение курсов лекций. Но если Зеньковский, планируя свою «историю» для французской аудитории, сперва издал ее на русском языке, и только лишь в 1953 г. она появилась в переводе на французский и английский языки5, то Лосский вынужден был ориентироваться исключительно на англоязычного читателя, не найдя для себя издателя книги на русском языке.
Живя в Нью-Хевене, в течение академического года Лосский ездил каждую неделю на два дня в Нью-Йорк, чтобы читать в Академии два курса — один на русском языке, другой на английском. В основе англоязычного курса были три его книги, уже переведенные, но еще не напечатанные: «Достоевский и его христианское миропонимание», «Христианская эстетика» и «История русской философии». Условия для занятий философией были очень благо-
5 A History of Russian philosophy / By V.V. Zenkovsky / Authorized translation from the Russian by George L. Kline. L., 1953. Vol. I—I.
приятными. Когда он заканчивал свою «Историю русской философии», для него не составляло труда получить доступ к любой русской книге: «...если пользоваться библиотеками Гарвардского и Йельского университетов, а также Public Library в Нью-Йорке и особенно Congress Library в Вашингтоне, то, я думаю, — замечал Лосский, — в них можно найти почти всякую книгу, необходимую для изучения России» [Н.О. Лосский, 2008, с. 263].
В 1951 г. исполнилось пять лет со времени въезда Лосского в США, и он, сдав экзамен, становится гражданином США. В этот же год издается его «История русской философии»: в сентябре 1951 г. она публикуется в США6, в 1952 г. — в Англии7. Вскоре после публикации книги австралийский философский журнал сообщает о получении редакцией «Истории русской философии» Лосского8. Появляются обзоры и разборы книги как англоязычных специалистов9, так и соотечественников. Среди последних особо отмечен Лосским был Галич, который в статье своей, цитируя из его письма «только первую часть сложного предложения, именно что книга моя не есть история русской мысли, сказал, что, по моему собственному признанию, русская философия не есть область мысли. Такое цитирование части предложения с целью приписать автору мысль, прямо противоположную тому, что он сказал, есть прием, может быть, и остроумный, но, конечно, не соответствующий добрым литературным нравам» [там же, с. 266].
«История русской философии», как отметил Лосский, вызвала много рецензий, которые он делит на две категории: «.лица, отрицающие возможность метафизики и ненавидящие религию, как, например, Сидни Хук, резко отрицательно оценивают мою книгу; наоборот, ценящие метафизику и религию, хвалят книгу» [там же, с. 267]. Среди критических отзывов следует отметить и тот, который принадлежит Дж. Клайну (George L. Kline), одному из слушателей его лекций. Во время войны американский Департамент юстиции предложил ему заняться русским языком, а уже в мирное время Клайн продолжил изучать язык в Колумбийском университете, где он и получил докторскую степень за диссертацию «Спиноза в советской философии». Ну а в начале 1950-х гг. в Нью-Йорке Клайн слушал лекции Лосского о русской философской мысли. На следующий год после выхода книги Лосского Клайн публикует свой отзыв, который начинается с упреков в краткости
6 Lossky N.O. History of Russian philosophy. N.Y., 1951.
7 History of Russian philosophy by N.O. Lossky. L., 1952.
8 Australasian Journal of Philosophy. 1952. Vl. 30. Is. 3.
9 L. A. R. Book Review: History of Russian philosophy N.O. Lossky. Philosophy of science. 1953. Jan. Vol. 20. N. 1. P. 80. «Thinkers or Philosophers?»: Review of N.O. Lossky "History of Russian philosophy". TLS. 27 March. 1953. 197—8.
и схематизме, игнорировании философской мысли XVIII в. и т.д.10 При написании отзыва Клайн уже был хорошо знаком c книгой Зеньковского (с ним лично он познакомился в 1949 г.), воспринятой им настолько положительно, что именно он станет ее переводчиком на английский язык.
В 1955 г. Лосский оставляет США и снова переезжает во Францию. В 1954 г. появляется перевод «Истории русской философии» на французский язык11, а в СССР сделан русский перевод, отпечатанный ничтожно малым тиражом издательством «Иностранная литература» (издание подготовлено В.А. Малининым, заведующим философской редакцией издательства «Иностранная литература»). Этот перевод, разосланный только «номенклатурным» работникам, был снабжен «охранительным предисловием», в котором говорилось, что данный труд «является образцом оскудения и деградации буржуазной теоретической мысли» и что автор «использует свою книгу для клеветы на советский строй и коммунистическую партию», обращаясь к «реакционно-поповской концепции истории русской философии»12. Отвечая тем, кто упрекал Лосского в искажении «исторической перспективы и необъективности», главным образом, в критике диамата и в подчеркивании «большой философской ценности русских религиозных философов и философов-идеалистов», его преданный ученик уже в своей истории русской философии возразит, что, наоборот, именно Николай Онуфриевичч «ставит в правильную перспективу ход развития русской философской мысли, и его "История русской философии" — как и все его труды — отличается объективностью» [С.А.Левицкий, 1996, с. 327].
«История русской философии» Лосского — плод давней работы, сведение воедино прежде разрозненного, подведение итогов 25-летней исследовательской деятельности в области описания русской мысли в ее философских, прежде всего, проявлениях. Книга Лосского идет вразрез с традиционными нормами историко-философского исследования. Зеньковский, например, свою «Историю русской философии» предваряет обзором основных работ по истории русской философии, давая во введении общую библиографию по русской философии, а каждую главу отдельно снабжая специальной библиографией (по отдельным мыслителям), с осторожной оговоркой, что он не претендует на полноту, потому что, может быть, в Советской России появились какие-либо новые ис-
10 Kline G.L. The Journal of Philosophy. 1953. Vol. 50. N. 22 (Oct. 22). P. 668-673.
11 Histoire de la Philosophic Russe. P., 1954.
12 Советские философы имели в это время в своем активе: Васецкий Г, Иовчук М. Очерки по истории русского материализма XVIII—XIX вв. М., 1942; Из истории русской материалистической философии. М., 1949.
следования по истории русской философии... Но Лосский манкирует этим традиционным приемом, непременно применяемым профессиональным историком, отмечая некоторые работы по ходу дела, выделив строчку, как в случае с «Очерком» Шпета, относительно которого заметил: «Шпет был первым, кто написал ценную и подробную работу по истории русской философии, но его презрительное отношение к ее источникам производит неприятное впечатление» (глава XX). Конечно же, Шпет был далеко не первым, но к историографии Лосский был равнодушен.
Сюжетная линия его «Истории русской философии» определяется тем, что он — интуитивист и религиозно мыслящий философ, а потому конгениальные, по его мнению, мыслители получают большее освещение, чем другие. Для Лосского важно было не просто создать «историко-философское сочинение», но задать подходящий фон собственным воззрениям. Так что если смотреть на ситуацию в контексте «Лосский-философ vs Лосский-историк», то первый если и не подавляет, то явно доминирует.
Следует отметить, что перед написанием «Истории русской философии» Лосский возобновляет работу над прерванной автобиографией («Воспоминания»), в которой он подводит итоги творческого пути, большая часть которого связана с философией. Особого внимания заслуживает также и то, что в это время выходит «История западной философии» Бертрана Рассела, сначала в США (1945)13. И Лосский вполне мог познакомиться и с этой книгой, более того, она могла быть еще одним фактором, подталкивающим его к необходимости подготовки своей «Истории русской философии», в которой он, между прочим, демонстрирует знакомство со взглядами Рассела, когда касается личности И.М. Сеченова. И хотя Лосский не знал авторскую позицию Рассела в той формулировке, которую тот дал позже, у них есть определенное совпадение и в подходе к материалу. «Меня часто упрекали, — заметил Рассел в автобиографии, — что я писал не подлинную историю, но давал предвзятое объяснение событий, произвольно отобранных мною. Но, с моей точки зрения, человек не может написать интересную историю без пристрастий, да и вообще трудно вообразить человека без подобного рода предубеждений. И претензии на их отсутствие я считаю просто притворством. Больше того, книга, как и всякая другая работа, сохраняет единство благодаря какой-то уже принятой точке зрения. Именно по этой причине книга, состоящая из очерков разных авторов, менее интересна, чем книга, написанная одним человеком. И поскольку я не допускаю существования че-
13 A history of western philosophy and its connection with political and social circumstances from the earliest times to the present day. N.Y., 1945.
ловека без пристрастий, я думаю, что лучшее, что можно сделать в случае написания масштабной истории, — это принять пристрастия автора, а тем читателям, которые недовольны ими, обратиться к другим авторам с противоположными пристрастиями. Вопрос о том, какое пристрастие ближе к истине, должен быть оставлен потомкам» [Б. Рассел, 2001, с. 11].
Если Зеньковский ставит себе задачей познакомить читателей с историей русской философии «во всей полноте относящегося сюда материала, в его внутренней диалектической связности и исторической последовательности», то Лосский интерпретирует историю философии согласно своей философии, мало заботясь о полноте материала, представляющего философию в целом. Начинает он свою историю русской философии издалека, с принятия христианства, благодаря чему русский народ «получил первое представление о философии», поскольку тогда на церковнославянский язык стали переводиться сочинения отцов церкви. Но если Шпет тщательно прописывает этот период, обозначенный им как «неве-гласие» (невежество), то Лосский делает росчерк на страницу, демонстрирующий лишь его нетерпение перейти как можно скорее к делу, к главному. А потому вводная первая глава написана у него весьма бегло и фрагментарно. Вне поля зрения осталось мировоззрение Ломоносова, быстро было сказано про Радищева, упомянуто о философии русских просветителей XVIII — начала XIX в., но не более того.
Без внимания Лосский оставил также анализ художественного наследия Достоевского и Толстого, проигнорировав колоссальный объем работ, накопившийся к тому времени, по выявлению философского измерения их творчества, соответственно, минуя саму тему литературоцентризма русской философии. Иногда его ретроспекция совсем причудлива: так, в главе VII («Предшественники Владимира Соловьева») наряду с воззрениями Юркевича и Кудрявцева-Платонова он рассматривает и философию «общего дела» Федорова — мыслителя, который может быть назван бывшим прежде Соловьева, но вряд ли его «предшественником».
Иногда он демонстрирует субъективность, почти придирчивость к отдельным личностям. Так, ему было, к примеру, «неприятно читать дышащие ненавистью к свободе высказывания Леонтьева», а у Льва Шестова, по его мнению, «нет никакого положительного учения, так что излагать было нечего»14. В итоге Леонтьев в его книге (в главе VI) обозначен лишь строчкой, а Шестов — двумя
14 Левицкий С.А. Воспоминания о Лосском // Новый журнал. 1977. № 126. С. 184; см. также: Он же. Место Н.О. Лосского в русской философии // Новый журнал. 1965. № 79.
абзацами (глава XX). Но в целом все это обусловлено тем, что Лос-ский своей целью видит поиск в истории философии созвучных своему идеал-реализму мыслителей, так что ему по душе философские искания славянофилов, Соловьева, Флоренского, Козлова, Введенского, Франка и др. В итоге, уделив внимание и им, и себе (открыв собою главу), Лосский скорее из академической вежливости касается некоторых тем и имен, упомянув Ив. Ильина, Зень-ковского, Флоровского, Розанова. Оправдывая своего учителя, С.А. Левицкий замечает: «Будучи систематиком, Лосский отводит в своей книге более внимания философам, мышление которых отличалось систематичностью, и менее — философским импрессионистам» [С.А. Левицкий, 1996, с. 327]. Однако другие историки русской философии, лично не связанные с Лосским, могли позволить себе более резкие высказывания относительно избирательности автора «Истории русской философии», видя в нем скорее желание выделиться15. Отчасти Н. Плотников прав, и мне самому хочется, обыграв ситуацию, сказать об истории русской философии Лос-ского как об «истории лосской философии»...
История философии не интересует Лосского сама по себе, как автономный жанр, со своими правилами создания, она необходима ему лишь для контекста, придания ценности ряду мыслей. Он пишет свою историю, представляет историю философии в России как состоявшийся философ. Он относится к ней как к автобиографии, представляя все бывшее в свете случившегося, а оно достойно наивысшего статуса, поскольку это оригинальная система интуитивизма, что отмечалось и современниками, из которых процитируем лишь соперничавшего с Лосским в области истории философии Зеньковского: «Лосский справедливо признается главой современных русских философов. Он едва ли не единственный русский философ, построивший систему философии в самом точном смысле слова» [В.В. Зеньковский, 2001, с. 625].
Лосский доверяет своей «интеллектуальной интуиции», спокойно следуя личным предпочтениям, будучи и много пожившим
15 «То, что в «Истории русской философии» Лосского многого недостает (например, рассмотрения философии Шестова), вполне естественно. Но в ней нет главного — истории философии. Того, ради чего пишутся подобные произведения — сюжета, жизни мысли, а не только мыслителей (что также отсутствует), мысли как конкретного жизненного факта... в выборе идей, текстов и персонажей истории автор руководится лишь одним намерением — написать еще один очерк своей философии. А значит, что и нет там никакой русской философии, кроме галереи портретов больших и маленьких лосских, усиленно развивающих идеи мистического интуитивизма и этики абсолютного добра. К этому, правда, прибавляется небольшая группа анти-лосских» (Плотников Н. Механическая пьеса для органического пианино» // Сегодня. 1994 // http://www.ruthenia.ru/logos/personalia/plotnikov/vydumki/ 05_modest.html).
человеком, мало обращающим внимание на «мнения» других, и признанным как философ наиболее репрезентативными членами сообщества. Не зря Левицкий особо выделяет такую черту учителя, как «философски-деловой подход к проблемам»: «Русская мысль склонна к интуитивным методам. И об интуиции у нас писали многие, но никто, до Лосского, не дал подлинного "обоснования интуитивизма"» [С.А. Левицкий, 1996, с. 303]. А обоснование интуиции дает и основание для своеобразного исследовательского поведения, допускающего проведение своей линии. Так, в незаконченной рукописи Лосский описывал свою методологию следующим образом: «Общий характер моих работ таков. Сначала у меня является органически из всего строя моей душевной жизни замысел решения проблемы и только потом во время разработки его я сознательно ищу подкрепления в трудах других философов и начинаю сопоставлять его и противополагать другим решения проблемы» [Н.О. Лосский, 1994, с. 11]. Таким образом, от такого автора следует ожидать, что лишь то, что стало подкреплением его точки зрения, то попадает в историю философии, ну а что не дало подкрепления, то пропало из нее...
Не удивительно, что на первый план Лосский вдвигает гносеологическую проблематику в истории русской философии, что обусловлено именно его интересами. По общепринятому мнению, замечает он, русская философия в основном занимается проблемами этики, но это мнение неверно. В России, до большевистской революции, велись исследования во всех областях философии — гносеологии, логике, этике, эстетике и истории философии, и только в более позднее время русские философы стали уделять вопросам этики больше внимание, так что Лосский предпочитает все же начать с гносеологии — науки, имеющей жизненно важное значение для решения всех других философских вопросов, так как она рассматривает их характер и пути их исследования (глава XXVII. «Характерные черты русской философии»).
Сам Лосский отвечал критикам, обвинявшим его в пристрастии, следующим образом. Когда появилась «История русской философии», Л.Е. Габрилович (Галич)16, которому здесь отведено было два абзаца, написал фельетон под заглавием «Летопись русской мысли», в котором он упрекал автора за то, что Герцену, Бакунину у него отведено гораздо меньше места, чем, например, о. Сергию Булгакову. На это Лосский отвечал, что если бы он писал историю русской мысли вообще, то «должен был бы уделить много места
16 Годом раньше Галич напечатал в газете «Новое русское слово» две статьи, в которых, по мнению Лосского, старался доказать, что никакой русской философии нет.
Герцену и Бакунину» [Н.О. Лосский, 2008, с. 267], но его «книга есть история лишь одной области русской мысли, именно философии, а в подлинную философию, в гносеологию и метафизику Герцен и Бакунин ровно ничего не внесли» [там же].
Оправданием субъективности Лосского является и его понимание природы философского знания. С одной стороны, философия — наука, стремящаяся к установлению строго доказуемых истин для всех мыслящих людей. С другой стороны, в противоположность специальным наукам (наукам о частных отделах и аспектах мира), философия отражает характер и интересы тех народов, которые ею занимаются, а потому можно говорить «о национальных особенностях немецкой, французской, английской, американской и русской философии». Различия между философскими школами зависят от специфического выбора предметов исследования, градации способности к размышлениям, уровня доверия к видам опыта, например, к чувственному или религиозному и т.д., замечаемому в разных странах (глава XXVII. «Характерные черты русской философии»). Ну а раз исторически существуют и объективно обусловлены национальные особенности внутри философии, то можно подразумевать, что и внутри той или иной национальной философии имеются и допускаются индивидуальные особенности в толковании философии, в изложении ее истории, когда автором привлекается лишь то, что ближе к истине, им понимаемой. Оправданием является также его стремление к тому, чтобы «разработать теорию о мире как едином целом, которая бы опиралась на все многообразие опыта», на что Лосский и ориентирован.
Субъективность Лосского обусловливается также и его религиозностью. Он излагает историю русской философии как верующий мыслитель. Поскольку, как уже было отмечено, главная задача философии заключается в разработке «теории о мире как едином целом, которая бы опиралась на все многообразие опыта» (чаемая славянофилами соборность сознания, цельный разум), то нельзя обойтись без религиозного опыта, который дает Лосскому «наиболее важные данные» для ее решения. Только благодаря религиозному опыту мы можем придать миросозерцанию «окончательную завершенность и раскрыть сокровеннейший смысл вселенского существования». А потому, принимая во внимание этот опыт, философия становится религиозной; а поскольку лишь христианство отличается «высочайшими и наиболее завершенными достижениями в области религиозного опыта», то и любая философская система, претендующая на познание сущности бытия, «должна руководствоваться принципами христианства». В этом деле и преуспел ряд русских мыслителей, посвятив жизнь разработке всеобъемлющего христианского мировоззрения, которое, по мысли Лосского,
является «наиболее характерной чертой русской философии». Из этого положения следует ряд выводов, дающих основание для апологии субъективности: «В своем учении о Боге и его связи с миром русские философы полагались не столько на выводы, сколько на жизненный опыт "личного общения с Богом"». Ну а опыт общения у каждого свой, и тем оправдано свое видение мира, свое понимание философии, в том числе и ее прошлого. При этом все же Лосский добавляет, в оправдание перед западным читателем, словно боясь обвинений в мракобесии, привнесении в философию чего-то чуждого, что уведет ее с пути истинного: «Русская религиозная философия — не повторение схоластики, ибо она пользуется всеми достижениями науки и современной философии, особенно современной высокоразвитой гносеологии. Поэтому следует сказать, что русская религиозная философия является прогрессивным достижением и способна дать новый толчок развитию западной мысли».
После выхода «Истории русской философии» Лосский отходит от активной академической деятельности, хотя и продолжает писать. В 1957 г. появляется его книга о «характере русского народа». Его пометки на рукописи «История русской философии» датируются 1955—1956 гг., пишутся «Воспоминания», несколько статей на религиозные темы. Но ничего принципиально нового уже сказано быть не может. «История русской философии» была последним всплеском активности Лосского. Это своего рода альтернативные мемуары, написанные на историко-философском материале. В своей истории философской жизни в России его больше занимают те современники, кто мыслил в согласии с ним, и меньше те, кто занимался «экспрессиями». Но, утрируя либо удаляя из своей «истории философии» «экспрессионистов», он сам экспрессивен. Его сугубо личностный подход ведет к тому, что «история философии» становится предельно личностной, она личная история философии, история философии применительно к самому себе. Он описывает прошлое, чтобы современники смогли еще раз оценить его в настоящем и чтобы занимать подобающее место в будущем.
Уступая «Истории русской философии», появившейся во Франции, по объему (два тома), охвату персоналий, источников, школ, течений и направлений, искусственно структурированная, схематичная, до перевода труда Зеньковского на английский язык, именно книга Лосского давала читателю обобщенное представление о разнообразных представителях русской философской мысли. Она была до какого-то времени хороша именно для англоязычного читателя, особенно для впервые знакомящегося с русской мыслью. Она была тогда более значимой для англоязычного мира, чем для нашего. Зато российское интеллектуальное сообщество в то время
могло быть довольно тем, что благодаря книге Лосского достаточно четко на философской карте мира было обозначено присутствие России. «История русской философии» Лосского оказала влияние на формирование западной русистики, став для ее представителей одной из опорных точек в исследованиях.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Введенский А.И. Судьбы философии в России // Вопросы философии и психологии. 1898. Кн. 2 (42).
Виндельбанд В. История древней философии / Пер. слушательниц Высш. жен. курсов / Под ред. А.И. Введенского. СПб., 1893. Т. VI.
Воспоминания бывших бестужевок за рубежом. Париж, 1972.
Зеньковский В.В. История русской философии. М., 2001.
Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии // Левицкий С.А. Соч. М., 1996.
Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991.
Лосский Н.О. История русской философии. М., 1994.
Лосский Н.О. Воспоминания: жизнь и философский путь. М., 2008.
Путь: Орган русской религиозной мысли: В 61 вып. Париж, 1925—1940.
Плотников Н. Механическая пьеса для органического пианино // Сегодня. 1994 // http://www.ruthenia.ru/logos/personalia/plotnikov/vydumki/ 05_modest.html
Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней: В 3 кн. Новосибирск, 2001.
Ступени. СПб., 1992. № 1.