ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 4
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ А.А. Индыченко
ОСОБЕННОСТИ ПИСЬМЕННОГО УЗУСА ЧЕШСКИХ ГРАМОТ, ПРОИСХОДЯЩИХ ИЗ СЛОВАКИИ И МАЛОПОЛЬШИ, В XV - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI в.
В статье приводятся результаты анализа письменного узуса корпуса грамот, создававшихся в XV - первой половине XVI в. на чешском литературном языке в Словакии и Малопольше. Особое внимание обращается на характер отступлений от нормы чешского литературного языка указанного периода, их относительное количество, а также на обусловленность подобных отступлений. В результате анализа выделяются сходства и различия письменного узуса грамот различного происхождения.
Ключевые слова: чешский литературный язык донационального периода, надэтническое употребление языка, письменный узус, деловая письменность, локальная разновидность литературного языка.
Our article contains results of analysis of writing usage of charters which were created in the XV - first half of the XVI century in the Czech literary language in Slovakia and Lesser Poland. Special attention is given to the pattern of deviations from the Czech literary language norm of the respective period, their relative quantity and conditionality of such deviations. The analysis leads to determination of similarities and differences in writing usage of charters from different provenience.
Key words: the Czech literary language of the pre-national period, supra-ethnic usage of the language, writing usage, administrative legal texts, local manifestation of a literary language.
В литературе неоднократно отмечалось, что на культурно-языковой карте славянского ареала Центральной Европы XV - начала XVII в. ведущее положение среди этнических языков занимал чешский литературный язык [Havranek, 1998: 103-104; Moser, 2004: 168]. Это представляется вполне естественным: уже в конце XIII в. -XIV в. чешская литературно-письменная традиция, в своих истоках (IX-X вв.), несомненно, связанная с кирилло-мефодиевским наследием, представляет первые образцы литературных текстов; в это же время начинает постепенно формироваться официально-деловой стиль чешского языка [Slosar, Vecerka, 2009: 35, 39-44]. Уже на этом этапе влияние чешского языка ощущалось в соседних землях: так, в течение X-XIV вв. из чешского в польский язык заимствовались
многочисленные термины, как связанные с христианским вероучением, так и относящиеся к сфере городской жизни и права [Наугапек, 1998: 104-106]. Нет ничего удивительного в том факте, что стабильно функционировавший в различных жанрах письменности земель Чешской короны уже в ХУ-ХУ1 вв. [ср.: Широкова, Нещименко, 1978: 27; Вготоуа, 2009: 21] и обладающий высоким престижем язык начинает употребляться и за пределами чешской этнической территории - в Венгерском королевстве в среде словаков, в Мало-польше - в частности, при польском королевском дворе в Кракове, в польской части Силезии.
Несмотря на проникновение чешского языка в различные жанры письменности, важнейшей сферой функционирования чешского языка за пределами этнической территории была сфера административно-правовая [Уа^, 1956: 19, 23, 43-44, 46, 81; Кщсоую, ¿^о, 2002: 45; Маейгек, Керш, 1961: 209]. Это неудивительно: деловая письменность, согласно В. Барнету, как коммуникативная сфера, ориентированная на сочетание вербальной и невербальной коммуникации (нормы обычного права), особенно часто допускает использование иного, нежели этнический, языка [Вагпе!;, 1985: 17-19]. Будучи «понятным» языком, генетически не связанным, подобно церковнославянскому, с сакральной сферой, чешский литературный язык естественным образом мог выполнять функцию языка деловой письменности не только на этнической территории, но и за ее пределами. Представляется интересным обратить внимание на имеющиеся в нашем распоряжении грамоты на чешском языке, создававшиеся в Словакии и Малопольше, тем более что до сего дня богемистика не располагает достаточным количеством работ, посвященных анализу нормы памятников чешской деловой письменности старшего периода, а «более широкий взгляд на вариантность, изменчивость и различия чешского языка в его прошлом является задачей для будущей исторической социолингвистики чешского языка» [КоирП, 2007: 218]. Материалом нашего исследования послужили грамоты, создававшиеся на территории Западной Словакии [Кшегза, 1952: 13-107; Уагак, 1956: 91-220] (80 единиц) и Малопольши [Маейгек, И^пш, 1961: 215-258; Кшегза, 1952: 26-34] (39 единиц)1. Хронологические рамки исследования ограничиваются временем появления первых сохранившихся грамот - для Западной Словакии это 1422 г., для Малопольши - 1454 г. Верхняя хронологическая граница (30-е годы XVI в. включительно) находится в связи с гипотезой К.В. Лифанова о начале «эмансипации» словацкой редакции древнечешского литературного языка от языка-источника, датируемого 30-ми годами XVI в. [Лифанов, 2001:
1 Далее ссылки на собрания грамот приводятся сокращенно, например, Уаг14, Кп67 - числительное обозначает порядковый номер грамоты в соответствующем издании.
208, 218], а также с наблюдениями Й. Мацурека, утверждавшего, что наиболее интенсивно чешско-польские контакты развивались на рубеже ХУ-ХУ1 вв. и в первой четверти XVI в.
В целом языковой облик грамот, создававшихся на чешском языке за пределами его этнической территории в XV-XVI вв., позволяет говорить о континуальности развития этого идиома на различных территориях в рассматриваемый период. Во-первых, в тексты достаточно часто отражают инновации среднечешского диалекта, которые в рассматриваемый период становились достоянием литературного языка, или, по определению Я. Порака, «более свободного литературного узуса». Эти явления в наибольшей степени отличали литературный письменный узус от чешских диалектов [Рогак, 1983: 107, 130]. Естественно, что инновации отражаются в текстах в различной мере -так, весьма распространенные явления этой группы - протетическое V- (зсл. 20% грамот У8. пол. 22,5%)2, а также сужение е>1 (зсл. 15% пол. 20%). Явления, начавшие последовательно отражаться в чешском письменном узусе несколько позже, - дифтонг ^<у и дифтонгизация й>ои в начале словоформы [Рогак, 1983: 114, 134] - практически не отражаются в текстах из Западной Словакии и Малопольши. Ранее Я. Порак отмечал почти полное отсутствие фиксаций дифтонга д в доступных ему чешских текстах с территории Словакии. Подобным образом К.В. Лифанов при анализе памятников словацкой письменности не обнаружил ни одного достоверного примера передачи дифтонга [Рогак, 1983: 138; Лифанов, 2001: 140]. В тексте грамот, изданных Б. Варсиком, нам удалось обнаружить два поздних примера на дифтонгизацию у>д: Vaг85 зт^з^те (1537), Vaг107b его зе dotejcze (1539). Изолированный пример отражения дифтонга ои в начале словоформы Vaг85 к аигаги (1537), возможно, объясняется моравским происхождением двух адресантов грамоты. В текстах малопольского происхождения были зафиксированы следующие случаи отражения дифтонга ej: Мае37 jistec а ги^т1еprvej (1492), Мае57 Vavfinec vуs jmenovanej (1525), дифтонг ои в инициальной позиции не отмечен ни разу.
Во-вторых, в текстах, созданных до 1540 г., мы не обнаруживаем сознательной систематической реализации диалектных явлений; отступления от чешской нормы, несмотря на все их разнообразие, фиксируются в большинстве случаев изолированно (в особенности это касается грамот западнословацкого происхождения) и могут быть объяснены интерференцией систем чешского литературного языка и местных диалектов. Впрочем, специфика диалектизмов в грамотах за-паднословацкого и малопольского происхождения позволяет говорить о некоторых различиях восприятия чешского литературного языка
2 Здесь и далее используются сокращения: зсл. - грамоты западнословацкого происхождения; пол. - грамоты малопольского происхождения.
на соответствующих территориях. Так, локальные черты западнос-ловацкого происхождения отражаются в текстах очень нерегулярно. Грамот, текст которых демонстрировал бы яркие и последовательные отступления от чешского языка, обнаружилось немного (Kn14, Var49). Впрочем, различные словакизмы изолированно (не более одного-трех раз на весь корпус) встречаются в большом количестве текстов. Наиболее значительно представленным в текстах словакизмом является ассибиляция t'>c (jiscec, scenamy - чеш. jistec, stenami) - 11,25% грамот. Среди иных локальных черт изредка фиксируются дифтонги ie, ia3, отсутствие инициального j- перед i, приставка и предлог pre-вместо pro-, форма прошед. времени bol (чеш. byl), 1 лицо презента с окончанием -em (чеш. -i), окончание твор. падежа сущ. муж. рода -om (чеш. -em), мест. со (чеш. co), нестяженные формы притяжательного местоимения 1 лица ед.ч. (напр., mojim - чеш. mym). Спорадически в текстах представлены лексические словакизмы: Kn14 kdy gaki penes kedy gide (1478), Kn67 ak.widal (1520), Var88 vssak ay spominka o tom byla (1537), Var97 ujcovni (1538), Var100 vnuter (1538). Несколько раз фиксируется словацкий вариант корня svobod-: Var10 slobodne (1509), Var45 oslobozujeme, slobodna (1529), Var49 daly mne slobodu (1530). Что касается словацких личных имен, то в ряде случаев они передаются без изменений, в иных же грамотах богемизируются (na swateho Gyura vs. Girzik и т. п.). В целом изменения чешской системы в текстах словацкого происхождения по большей части касаются фонологического уровня, причем речь идет о перегруппировке фонем, но не о привнесении новых. Морфологические инновации встречаются достаточно редко.
Несколько иная ситуация наблюдается в грамотах малопольского происхождения. Среди них выделяется группа текстов, отличающихся особо сильной степенью отступления от нормы чешского литературного языка и многочисленными диалектизмами - Mac32-37 (14881492). Однако и за пределами этой группы грамот мы постоянно встречаемся с отражением локальных черт, причем в ряде случаев речь идет о значительном нарушении чешской фонологической системы - в том числе в ходе отражения несвойственных чешскому языку фонем (носовые, /s/) и ряда инноваций в морфологии (падежные флексии с носовыми, мена флексий твор. и мест. п. ед. ч. прил. муж. р., отражение палатальности перед флексиями твор. п. сущ. муж. и ср. р. типа forteliem и им. п. прил. ср. р. -ie ruskie и др.). В текстах мы регулярно встречаемся с отражением результатов ассибиляции t>c, d'>dz (42,5% грамот), а также с монофтонгом e в позиции дифтонга ie (в чешском языке проходила монофтонгизация ie>í) - Mac11 z bu-
3 Они фиксируются в грамотах из нижнетренчинской области, в говорах которой дифтонги, в отличие от остальных говоров западнословацкого диалекта, были представлены [Krajcovic, 1971: 79].
oze milosti - др. чеш. z buozie milosti, совр. чеш. z bozi milosti.) (57% грамот). Кроме того, более или менее последовательно в грамотах отражаются разнообразные фонетические полонизмы: рефлекс *stj>sc, рефлекс *tort/*tolt>trot/tlot, формы мест. падежа сущ. муж., ср. рода ^-основ с флексией -och, формы сложного будущего времени с причастием на *-1ъ, палатальность согласного перед флексией твор. п. ед. ч. сущ. муж. рода -em и флексией им.п. ед. ч. ср. рода прилагательных, окончание -om в дат. пад. мн. ч. сущ. жен. рода *a-, *ja- и *ьоснов. Не выглядят изолированными и лексические полонизмы: Mac14 monety ceskej a lidzby polskej (1455), Mac32 manlzence (1488), Mac32 dzirsavce (1488), Mac33 preciv (1490), Mac33 prvsi (1490), Mac34 napreciv (1491), Mac35 naprecivko (1491), Mac35 kniezacia (чеш. knizete) (1491), Mac36 vespulek (1491), Mac37 riadce (1495), Kn48 meczyssko (1508), Mac50 stryk (1532). Как видим, в тексты малопольского происхождения диалектизмы проникали в большей мере.
Как и всякий литературный язык донационального периода, чешский литературный язык в то время характеризовался большой вариантностью форм; в случае наличия в литературном языке нескольких вариантов реализации отдельного рефлекса создатели грамот могли отдавать предпочтение одному из них - либо старшему варианту, либо инновации. Анализ грамот западнословацкого происхождения приводит нас к выводу о том, что в большинстве случаев предпочтение отдается старшей реализации рефлекса, которая, в свою очередь, совпадает с реализацией данного рефлекса в западнословацком диалекте. В свою очередь тексты малопольского происхождения зачастую отдают предпочтение чешской инновации. Ср.:
Отражение инновации Западная Словакия Малопольша
12,5% 25%
6,25% 10%
-е в род., дат. мест. п. адъективалий жен. рода 1,25% 15%
дифтонг в род. и дат. падежей сущ. муж. рода -uov 24% 32,5%
дифтонг в дат. п. мн. ч. сущ. муж. рода -иот 7,5% 30%
Более сложная ситуация обнаруживается в отражении перехода о>ио>й в основах. Тексты малопольского происхождения почти втрое чаще, чем тексты словацкого происхождения, отражают исходный вариант - монофтонг о (65% vs. 24%) - соответствующий реализации рефлекса в польском языке XV-XVI вв., где суженное о все еще произносилось ближе к [о], чем к [и] [Ананьева, 2009: 137]. Инновация й (й) в текстах из Малопольши практически отсутствует, в то время
как в текстах западнословацкого происхождения мы встречаемся с ней достаточно регулярно начиная с 20-х годов XVI в.
Помимо указанных явлений, в текстах присутствует ряд отступлений от нормы чешского литературного языка, которые могут быть охарактеризованы как упрощение системы под влиянием местного диалекта. Среди подобных явлений утрата фонемы /г/, палатальных пар для /п/, Л/, /ё/, а также утрата йотации губных согласных в позиции перед е<*е, *§. Два первых явления чаще отражаются в грамотах западнословацкого происхождения (утрата /г/: зсл. 36,25% У8. пол. 15%, утрата палатального ряда: зсл. 35% У8. пол. 22,5%), в то время как утрата йотации характеризует тексты различного происхождения примерно в равной степени (зсл. 29% У8. пол. 27,5%). В текстах малопольского происхождения мы значительно чаще встречаемся с гиперкорректной передачей йотации (ср. оЪёепе, т1ег1, зргауёёНуёЬо: пол. 20% У8. зсл. 5% - ср.), что может быть связано с попыткой передачи палатальности, присутствующей в соответствующих позициях в польском языке, сочетанием 1е (ср. совр. пол. т^ёгу, 8рга'шеё-Н'№у). В значительно меньшем количестве грамот мы встречаемся с отсутствием результатов типично чешских перегласовок а>е и и> в позиции после мягких согласных. Грамоты, частично отражающие отсутствие перегласовок, происходят, как правило, из небольших населенных пунктов, зачастую содержат иные яркие диалектизмы и вообще характеризуются расшатанностью нормы, что может проявляться как в допущении локальных форм, так и в нетипично последовательном отражении чешских инноваций.
Таким образом, если в текстах словацкого происхождения мы наблюдаем тенденцию к консервации системы и упрощению фонемного арсенала, то тексты из Малопольши в большей степени характеризует склонность к инновациям различного происхождения и усложнение системы привнесением новых фонем и большим количеством инноваций на морфологическом уровне. Большое разнообразие гетерогенных элементов и нерегулярность проведения в текстах одного и того же изменения свидетельствуют о меньшей стабильности языка грамот малопольского происхождения в сравнении с грамотами на чешском литературном языке, создававшимися в рассматриваемый период на территории Западной Словакии. Вероятно, большая стабильность письменного узуса в грамотах западнословацкого происхождения может объясняться наличием немалого количества тождественных реализаций праславянских рефлексов в чешском языке, с одной стороны, и в западнословацком диалекте - с другой, облегчавшим усвоение чешского литературного языка на соответствующей территории. Идиом, функционировавший в деловой письменности Западной Словакии ХУ-ХУ1 вв., мы можем определить как локальную разновидность чешского литературного языка, находящуюся на первом
этапе отмежевания от языка-источника, когда происходит консервация системы, однако собственно локальные элементы проникают в тексты в меньшей мере. В свою очередь язык грамот, создававшихся на территории Малопольши, менее стабилен и более открыт для проникновения инноваций - как обусловленных интерференцией с местными диалектами, так и проникавших в письменные тексты из среднечешского диалекта, явившегося базой формирования чешского литературного языка.
Список литературы
Лифанов К.В. Генезис словацкого литературного языка. Muenchen, 2001. Широкова А.Г., Нещименко Г.П. Становление литературного языка чешской нации // Национальное возрождение и формирование славянских литературных языков. М., 1978. Barnet V. Toward a Sociolinguistic Interpretation of the Origins of the Slavonic Literary Languages // The Formation of the Slavonic Literary Languages. Proceedings of a Conference Held to Memory of Robert Auty and Anne Pennington at Oxford 6-11 July 1981. Columbus, Ohio. 1985. Bromova V. Textova struktura nejstarsich ceskych listin se zvlastnim zretelem
k vyvoji formulare. Brno, 2009. Havranek B. Expanse spisovne cestiny od 14. do 16. stoleti // Co daly nase zeme Evrope a lidstvu. 2 vydani. Evropsky literarni klub, 1998 (1-е изд. -1940 г.).
Koupil O. Grammatykari. Gramatograficka a kulturni reflexe cestiny 1533-1672. Praha, 2007.
Krajcovic R., Zigo P. Dejiny spisovnej slovenciny. Bratislava, 2002. Macurek J., Rejnus M. K otazce spisovne cestiny v Polsku v 15. a poc. 16 stoleti //
Slovanske historicke studie IV. 1961. S. 163-261. Moser M. Wechselbeziehungen zwischen slavischen Sprachen (bis zum Ende
des 19. Jahrhunderts) // Welt der Slaven XLIX. 2004. S. 161-182. Porak J. Humanisticka cestina. Praha, 1983.
Slosar D., Vecerka R., Dvorak J., Malcik P. Spisovny jazyk v dejinach ceske
spolecnosti. Brno, 2009. Varsik B. Slovenske listy a listiny z XV. a XVI. storocia. Bratislava, 1956.
Сведения об авторе: Индыченко Артем Андреевич, аспирант кафедры славянской филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: temind@ yandex.ru