CC BY
14
Философия, психология, педагогика
ОСМЫСЛЕНИЕ ФИЛОСОФСКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РЕФЛЕКСИИ В НАСЛЕДИИ М. М. БАХТИНА
(К ПОСТАНОВКЕ ВОПРОСА)
Р И. АЛЕКСАНДРОВА, доктор философских наук, Е. А. КУРНОСИКОВА, старший, преподаватель
Михаил Михайлович Бахтин — один'из самых читаемых в научных кругах мыслителей, поскольку его творчество соотносимо с различными областями гуманитарного знания. На Допрос: «Вы были больше философом, чем филологом?» — он ответил: «Больше философом и таким остался на сегодняшний день. Я — философ. Я — мыслитель» [9, 152]. Это было сказано незадолго до смерти. Круг философских прЬблем, к которым он обращался, широк: философия эстетики, философия языка, философия религии, нравствённая философия, философия культуры и ряд других уже нашли отражение в печати. Мы ставим вопрос о том, можно ли совместить теоретическое наследие мыслителя с учением о рефлексии, прежде всего с философской, психологической, этической, поскольку этот аспект — практически белое пятно в Бахтиниане. Нет ни одного исследования, в котором затрагивалась бы проблема философской рефлексии в'работах Бахтина. С целью ответа на этот вопрос и анализируются некоторые исторические, теоретические аспекты рефлексии .в ее психологическом; философском, нравственном осмыслении и высказывается точка зрения, что он-и находят творческую •реализацию в трудах Бахтина.
Исследование данной проблематики невозможно без обращения к текстам не только самого Бахтина, .ряда философов, но и психологов, которые выражали свою приверженность к философскому осмыслению профессиональной рефлексии. А о
уже
говорят специалисты различных дисциплин. До недавнего, времени общепринятым было мнение, что 'философия и методология — это одна и та же дисциплина: философия дает для науки методологию, а методология — .часть философии. Согласно распространенному мнению, философия есть рефлексия, методология же' —■ это форма рефлексии, без которой методологическая работа не существует ни в одной из сфер науки и техники, Были единичные высказывания и на тол4 счет, что знания гуманитарных наук вообще считаются рефлексивными, как знания о самих знаниях (мысли о мыслях, тексты о текстах).
В советской науке рефлексивный характер ^философского знания активно начал обсуждаться в 70-е — в начале 80-х годов, XX столетия. Именно тогда проводились конференции, печатались тезисы, монографии; статьи, в которых отражалась многоаспектная природа данного феномена духовной сферы жизни, деятельности человека и общества. Анализ литературы по вышеозначенной тематике ' позволяет вычленить некоторые направления в ней. Одни исследователи рассматривали диалектику рефлексивного и нереф-лексивнаго в самом процессе познания [7; 12; 15]. Второй круг вопросов связан с анализом различных сторон рефлексии как специфических особенностей философии. На эту тему были опубликованы тезисы, специальные работы [8; 11]. Представители третьего направления сосредоточили свое внимание на связи проблемы рефлексии с
«
л /
Л. С. Вы-
активностью сознания вообще [14; 1.5]. Четвертое научное направление разрабатывало различные аспекты философской рефлексии в связи с исходными принципами диалектического и исторического материализма [8; 10]. Особо следует отметить работу А. А. Гагаева. Им предпринято углубленное исследование различного типа рефлексий/свойственных как западноевропейской, так и типично русской А философии [6]. С середины 80-х годов работ по проблемам философской рефлексии практически нет. Как обстоит дело с ними в психологии, которая традиционно, начиная с Локка, Нового времени,, относила их 'к собственной сфере исследованйй?
Выдающийся психолог готский в работе «Педология подростка» писал о том, что проблема развития личности связывается в психоло-,гии с учением о рефлексии [5, 227]. Он подчеркивал, что психология рефлексии -нуждается в'коренном пересмотре ряда теоретических положений. Так, в частности, обращалось внимание на мнение тех психологов, которые рассматривают'человека Только как природное существо, поскольку в таком случае не может быть и речи о( самосознании/ Известно, что человеческое
I
познание предполагает именно само: сознание, открытое еще Сократом. На основе рефлексии возникает и логическое мышление: Выготский, благодаря знанию немецкого языка, глубоко проанализировал труды известных философов, псйхологов А. Буземана, Э. Шпранге'ра, которые специально занимались исследованием развития
рефлексии и связанного с Ней самосознания. Отдавая должное их достижениям, русский ученый пошел дальше. Прежде всего он подверг критике А. Буземана за то, что тот лризывал «...отделаться от дредрассудка, будто все должно совершаться с помощью сознания и рефлексии для того, чтобы быть хорошим. Он (Буземан) говорит, что не только в области зтики самое
- 1 9
высокое происходит тогда, когда левая рука не знает, что творит правая»
[5, 236].
Выготский защищал идею значимости «самооформлен*1я>> личности, под. которой он понимал нравственную рефлексию., Так, анализируя значимость первичных условий индивидуального» склада личности (задатки,^ наследственность), вторичиость условий ее образования (окружающая среда, приобретенные признаки), он акцентирует внимание на «третичных условиях», связанных с духовным миром личности^ Речь идет о рефлексии, которая реализуется в этических нормах, тех или: иных принципах поведения [5, 239 —
241].
Согласно психологу М. Г. Ярошев-скому, идеи Выготского б нравственной' рефлексии могли быть выражены в плодотворной форме благодаря пре^ одолению крайностей двух- методологий — натуралистической и интенцио-нальной, крайностях объективизма и субъективизма. Поскольку понятие о* рефлексии в учении Выготского связано с пониманием самого человека, личности, то он| не мог удовлетвориться^ представлением Гегеля (организм, сома), марксизма (совокупность общественных отношений) и потому, по мнению Ярошевского, им отвергалась в учении о рефлексии, нравственной философии т,ем более, альтернатива:-либо детерминизм (и тогда нет различий* между учением о сознании человека, с одной/стороны, и поведением физических и органических тел —х другрй)„ либо переживаемый «Я» континуум смыслов и ценностей [16, 85 — 87].
О придании нравственной рефлексии особой значимости в творчестве Выготского свидетельствует и его анализ «сократовского парадокса», определенного именно как парадокс Э. Шпрангером и интерпретируемого, Выготским. Суть «сократовского, парадокса» в следующем. ПдатОн в «Фе-доне» воспроизводит рассказ Сократа о. его увлечении идеями Анаксагора, о ♦ его';радости, что нашел наставника, учителя, который в состоянии раскрыть причины всего сущего, могущего-давать «удовлетворение уму. Сократ дадеялся, что учитель поможет от-ветить на мучивший его вопрос о при-
чинах человеческого поведения. Но он был не удовлетворен учением Анаксагора о том, что действиями, поступками человека правит его физическая природа. Еще большее расхождение виделось Сократу в другом. Как и Анаксагор, он был приговорен к смерти, но отказался бежать, не захотел повторить поступка учителя, который, когда1 его тоже приговорили к смерти, обвинив в безбожии, сумел с помощью своего „ученика Перикла избежать кары. Согласно Выготскому^ великий афинянин своим выбором рассчитывал .преподать нравственный урок ученикам с тем, чтобы самой высокой нравственной ценой — ценой своей жиз-ни — доказать философскую неправоту Анаксагора.
Известно, что начиная с софистов, Сократа центральной проблемой античной философии становится вполне рефлексивная проблема —• вопрос о добродетели как цели человеческой жпзни. Сократ свои^ призывом «Познай самого.себя» захотел перевести жизнь в мир самосознания,, исправить ее силс)й духа. М. Г Ярошевский полагает, что поставленный в платоновском «Федоне» вопрос, почему Сократ остался в афинской тюрьме, Выготский считал прототипом основных проблем современной психологии [16, 86]. Выготского занимал проект психологии ,в терминах драмы, его волновала проблема переживаний.
Характерно,'что проблема переживаний проходит красной нитью и через творчество Бахтина, причем. применительно к этическим, эстетическим ценностям. В текстах его работ встречается словосочетание «нравственный рефлекс», которое он отделяет от других — «гносеологического рефлекса», «философского рефлекса». Сраз^ отметим, что рефлекс и рефлексия — не одно и то же. И это было ведомо, ко-' нечно, Бахтину, учителем которого по Петроградскому университету был выдающийся философ, психолог А. И. Введенский. В его трудах значительное место отводилось анализу рефлексов и рефлексии. Бахтин же, когда пользуется понятием «нравственный рефлекс», имеет в виду именно нравст-
венную рефлексию. В'работе «Автор и герой в эстетической деятельности» он напрямую связывает нравственный рефлекс с переживаниями как ценностной установкой «...меня всего по отношению к какому-нибудь предмету...» [2, 106].
Как и Выготский, Бахтин обращает внимание на роль рефлексии, связанной с внутренними переживаниями личности, когда, согласно Канту, рефлексивное отношение «Я» к самому себе характеризует высшее основоположение всякого знания. Что касается нравственной рефлексии у Бахтина, то она может быть анализируема в пространстве его представлений о любви, ответственности, вине, покаянии, поступке. Думается, что новаторство его относительно философской рефлексии, в том числе и нравственной, заключается в переносе рефлексии' с себя на «Другого». Понятие «Другой», которое имеет ключевой и универсальный смысл, заключает в себе не только «Ты»', иного субъекта, но и наличие многих качественных особенностей,
а
свойств, задатков, присущих самому человеку [4]. Всрт почему понятие «Другой» является существенным для философской рефлексии Бахтина. Она помогает пониманию роли диалога, полифонизма в целостном постижении убытия, раскрытию «архитектоники» чело* веческого общения. 1
Контуры понимания рефлексии как ее переориентации с себя на «Другого» намечены в «Философии поступка», в «Проблемах поэтики Достоевского». В последней работе при "анализе различных точек зрения на творчество Достоевского подчеркивается продуктивность позиции Вячеслава Иванова, который рассматривал чужое '«Я» не как объект, а как субъект — «ты еси», благодаря чему «ивановская формула переносит доминанту в нужную личность, кроме того, она более соответствует внутренне диалогическому подходу Достоевского к изображаемому сознанию героя...» [1, 15]. Дар русского писателя Бахтин связывал со способностью видеть чуж^ю психику, чужую душу, читать ее.
Во второй главе «Проблем поэтики
Достоевского» чаще встречаем понятие «самосознание» и значительно реже — «рефлексия». Создается впечатление, что они рассматриваются в одной плоскости. Перечисляя все устойчивые объективные качества героя, Бахтин замечает: «...то есть все то, что обычно служит автору- для создания твердого и устойчивого образа героя — «кто он», у Достоевского становится объектом рефлексии самого героя, предметом его самосознания...» [1, 55]. Постоянно подчеркивается мысль, что «герой Достоевского — весь самосознание» [1, 59]. И потому, по мнейию Бахтина, «Достоевский изображает не «бедного чиновника», но самосознание бедного чиновника (Девушкии, Голяд-кин, даже. Прохаргин)» [1, 55].
«Самосознание» трактуется русским писателем как доминанта построения образа героя, благодаря которой и создается художественная ат-мосфер^, позволяющая слову раскрываться и .самоуясняться. Американский бахтиновед Д. Петтерсон в. работе «Литература и дух: Эссе о Бахтине и его современниках» пишет о том, что проницательная философская рефлексия Бахтина позволила ему так глубоко проникнуть в мир поэтики Достоевского. Эта рефлексия непосредственно связана с речью, словом/ в конечном счете с духовным миром того или иного героя, благодаря, чему и возможно услышать множество голосов, идей [18, 98]. Другой американский исследователь творчества Бахтина — Б. Ханд-ли подчеркивает факт присутствия этической рефлексии, ведущей к четкому пониманию, что есть ответственность не только за себя, но и за «Другого». При этом обращается внимание, что ответственность как раз и претворяет дру-годоминантность, когда индивид научается слышать и следовать ее голосу дб поступка [17, 80].
Верно подмечена связь* этической рефлексии с другодоминантностью. Здесь'Бахтин близок к идеям выдающегося отечественного психолога С. Л. Рубинштейна. В работе «Проблемы общей психологии» он пишет о том, что «человек есть человек лишь в своем отношении к другому человеку»
[13, 225]. У него встречается понятие «Республика других», которое не заме-няет личностных решений и ответственности, но составляет ближайший адресат. Им является со-вёсть, представленная в самой личности. Весьма примечательно, что. проблема «Другог го» в творчестве двух выдающихся мыслителей формируется как-сугуба философски-этическая, ценностная, с той разницей, что у Бахтина определяющей категорией является ответственность, у Рубинштейна — совесть.
Анализируя тексты Бахтина/ можно прийти к выводу, что каждый акт рефлексии, или, как он определяет, «философский рефлекс», «гносеологический рефлекс», «нравственный рефлексу есть акт осмысления, понимания. И не случайно, что именно герменевтика как учение о пониманйи, интерпретации, как научное^ постижение предметов наук о духе нашла ,свое отражение в творчестве выдающегося русского мыслителя. Методологическая рефлексия относительно типов познания у Бахтина имеет своим основанием языковедческий, литературоведческий материал.'Но это вовсе не умаляет ее философского содержания, тем более, что сам Бахтин обращает внимание на данное обстоятельство. Он пишет: «Понимание как диалог. Мы подходим здесь к переднему краю философии языка и вообще гуманитарного мышления, к' целине. Новая
■
постановка проблемы авторства (творящей личности)» [2, 315]. Это положение представляет особый интерес для анализа специфики гуманитарного познания, которое как раз и имеет дело с пониманием как диалогом. И здесь Бахтин также продолжает традиции общеевропейской и отечественной культуры в/Изучении проблемы понимания, которая имеет достаточно давнюю традицию.
Проблема поступка и рефлексии нашла достойное 1место в Бахтиниане. Есть ли прямые суждения самого мыслителя по поводу рефлексии, поступка, ценностей? Об этом можно судить, если внимательно вчитаться в строки, в которых Бахтин подчеркивает, что поступок, в котором «отсутствует момент'
саморефлекса поступающей личности... движется в объективном, значимом контексте: в мире узкопрактических (жизненно-житейских) целей, социальных, политических ценностей, по-
4 *
знавательных значимостей (поступок познания), эстетических ценностей (поступок художественного творчества или восприятия) и, наконец, в собственно нравственной области (в мире ценностей узхоэтическпх, в непосредственном отношении к добру и злу). И эти предметные миры ценностно всецело определяют поступок для самого поступающего» [3, 121 — 1221.
Согласно Бахтину, для «поступающего сознания» этого явно недостаточно. Понятие рефлексии для него выходит за рамки сознания и самосознания. Она рассматривается как одно из составляющих деятельности, поведения и входит в структуру поступка. Характерно, что свободное слово, по Бахтину, — это всегда поступок, голос — это личность, а поступок есть превращенная форма сознания. Кроме того, лоступок может пониматься, прочитываться как текст, может быть понят (как человеческий поступок, а не фи-, зическое действие) только в диалогическом контексте своего времени (как реплика, как смысловая позиция, как система мотивов) [2, 3021. Мысль есть
событие в мире, оца причастна ему, поскольку реализуется в поступке, который затем застывает в тексте.
Объектом гуманитарного познания, по Бахтину, предстает текст, устный или письменный. Текст формирует личность, и тогда из возможности он превращается в действительность. Сам текст осуществляет поступок. Бахтин говорил, что поступок — это каждая мысль с ее содержанием. Но мысль такая, которая оставляет свой след в бытии. А мысль с содержанием непременно связана с повышенной рефлексивностью, вплоть до разлада с, самим собой, до борения с самим собой.
Формой рефлексии русского мысли^ теля стала его система нравственной философии, гд]е воедино увязаны мир культуры и мир бытия, в котором каждому человеку «вменена» ответственность не только за себя, но и за Другого, когда основными понятиями философии становятся не некие абстрактные категории вроде «материя», «классы», «производительные силы» и т. д., а «поступок», «мое не-алиби в бытии», когда решающим условием творчества во всех сферах духовной и материальной жизни является диалог как основное условие общения, духовной, душевной жизни общества, в конечном счете — основанием для Культуры.
1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского, М.: Сов. Россия, 1979. 317 с.
2. Бахтин М, М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 445 с.
3. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986. 543 с.
4. Батищев Г. С. Диалектика и смысл творчества // Диалектика рефлексивной деятельности и научное познание. Ростов н/Д., 1983. 240 с.
5. Выготский Л, С. Педология подростка // Собр. соч./ В 6 т. М., 1984. Т. 4. 432 с.
6. Гагаев А; А. Теория и методология субстратного подхода в научном познании. Саранск: Изд-вЬ Мордов. ун-та, 1994. 45 с.
7. Гносеология в системе философского / мировоззрения. М.: Наука, 1983. 360 с.
8. Диалектика рефлексивной деятельности я научное познание. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1983. 240 с.
9. Дувакин В. Д. Разговоры с Бахтиным // •Человек. 1993. № 4. С. 141 — 154. *
10. Лекторский В. А,, Швырев В. С. Мето-
•скии список
#
дологический анализ науки // Философия. Методология. Наука. М., 1972. С. 7 — 45.
11. Мамардашвили М. К., Соловьев Э. Ю., Швырев В. С. Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии // Философия и наука. М., 1972. 423 с.
12. Проблемы рефлексии в научном познании / Куйбыш. ун-т. Куйбышев, 1983, 160 с.
13: Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.: Наука, 1973. 423 с. v
14. Философия. Методология. Наука. М.: Наука, 1972. 240 с.
15. Швырев Ь. С. Анализ научного познания: основные направления, формы, проблемы.
М.: Наука, 1988. 175 с.
16. Ярошевский М. Г. Переживание и. драма развития личности // Вопр. филос. 1993. № 3. С. 82 — 91.
17. Handley В. BàkhtÎn and Lacan: the ethics of subject creation; Proceeding of the Int. Bakhtin Conf. Manchester, 1991, 80 p.
18. Patterson D. Literature and Spirit. Essays on Bakhtin his contemporaries. L., 1938. 160 p.
23
w
