CC BY
27
УДК 81 '373
Н. Л. Васильев
ОПЫТ СРАВНЕНИЯ ПОЭТИЧЕСКИХ ЛЕКСИКОНОВ Е. А. БАРАТЫНСКОГО И А. И. ПОЛЕЖАЕВА
В статье сравниваются лексиконы поэтов-современников — Е. А. Баратынского и А. И. Полежаева. Делаются выводы о степени близости словарей писателей (лексика, имена собственные), статистически просчитанной по методике автора и сопоставленной с аналогичными параметрами словарной корреляции языка Полежаева, Языкова, Тютчева, Лермонтова, Огарева. Полученные данные уточняют сложившиеся представления о лингвопоэтикеряда стихотворцев XIXв., их творческих индивидуальностях и общих языковых закономерностях поэтического дискурса.
Ключевые слова: Е. А. Баратынский, А. И. Полежаев, поэтический лексикон, словарь языка писателя, частотность словоупотребления, лингвопоэтика.
В статье ставится цель сравнить лексиконы двух поэтов-современников — Е. А. Баратынского (1800—1844) и А. И. Полежаева (1804?—1838), в частности их словников, ономастиконов (имен собственных) и наиболее частотных лексем. Материалом для исследования являются алфавитно-частотные словари языка этих писателей [10; 25]. Намеченные задачи актуальны, поскольку их решение дает возможность статистически проверить интуитивные представления о мере соотнесенности творчества поэтов, их близости и различиях в плоскости лингвопоэтики и отчасти поэтики в целом, а также сравнить полученные данные с наблюдениями подобного рода в отношении других поэтов первой половины XIX в. [13; 20—24].
Между Баратынским и Полежаевым, на первый взгляд, мало общего, кроме принадлежности к одному литературному «хронотопу». Имя первого тесно связывается с А. С. Пушкиным, второй фигурирует в пушкинском контексте весьма опосредованно [6]. Тем не менее, есть немало оснований не только для типологического (современники, романтики, поэты метафизического склада), но и бытийно-биографиче-ского соотнесения этих имен, так как указанные писатели в некотором смысле стали заложниками своей бурной юности. Оба поэта, находясь без родительского опеки в ученической среде, поощрявшей проказы и удальство, отличались сомнительными в нравственном плане поступками. Полежаев ярко поведал об этом в автобиографической поэме «Сашка»; о проступке Баратынского, стоившем ему не только карьеры, но и незапятнанной репутации, других «историях» такого рода с его участием известно из разных источников [см., напр.: 27, стб. 870—871]. То, что Полежаев проучился в Московском университете, вместо трех положенных, шесть лет, подчеркивалось неоднократно и чаще в осудительном тоне; менее известно, что Баратынский в 1814 г., в 3-ем классе Пажеского корпуса, вследствие неуспеваемости, был оставлен на второй год [26, с. XXXI; 28, с. 66—67]. Оба не по своей воле служили в армии, испытав тяготы рядового и унтер-офицерского звания. Одного, ради исправления нравов в юношеской среде, косвенно отправил во фрунт Александр I. Второго «благословил» на военную службу, рассматривавшуюся дворянами как наиболее престижную, Николай I [11, с. 244—259]. (Необходимо заметить, что среди предков Баратынского и Полежаева было немало людей военного склада). Финляндия, где служил Баратын-
99
ский, и Кавказ, с его воинственной, «дикой» обстановкой, почти в одинаковой степени были экзотическими, романтическими топосами в отечественной литературе. Обоим поэтам они дали много впечатлений и литературного материала, добавим к их литературным портретам «лица необщее выраженье». Полежаеву, однако же, пришлось участвовать в боевых действиях — убивать и самому испытывать риск быть убитым, раненным, обмороженным или обреченным холере. Е. А. Бобров в свое время справедливо заметил, что Баратынский, в отличие от автора «Сашки», успешно преодолел трудности «солдатчины» и что этому способствовали его петербургские друзья-писатели [5, с. 33—41, 45—46]. Вместе с тем Баратынский и формально находился в лучшем положении, чем Полежаев, поскольку мог выйти в отставку, о чем писал в исповедальном письме к В. А. Жуковскому в конце 1823 г.: «...теперь, признаюсь вам, я начинаю приходить в отчаяние. Не служба моя, к которой я привык, меня обременяет; меня тяготит противоречие моего положения. Я не принадлежу ни к какому сословию, хотя имею какое-то звание. <.> Я должен ожидать в бездействии, по крайней мере душевном, перемены судьбы моей, ожидать, может быть, еще новые годы! Не смею подать в отставку (здесь и далее выделено нами. — Н. В.), хотя, вступая в службу по собственной воле, должен бы иметь право оставить ее, когда мне заблагорассудится; но такую решимость могут принять за своевольство. Мне остается одно раскаяние, что добровольно наложил на себя слишком тяжелые цепи» [2, с. 139]. Результатом сильнейших нравственных и жизненных потрясений поэтов, возможно, было то, что во второй половине 1830-х гг. оба страдали привязанностью к алкоголю [11, с. 335-336, 353-356, 363; 28, с. 337].
В. Г. Белинский в цикле статей «Сочинения Александра Пушкина» (1843) упоминал о них в одном контексте: «Мы очень уважаем дарования и таланты таких поэтов, как Веневитинов, Полежаев, Баратынский, Козлов, Давыдов.» [4, с. 235]. Тем не менее, Баратынский, подобно Пушкину, не оставил формальных знаков внимания к произведениям Полежаева, хотя в творчестве того и другого встречаются взаимные реминисценции [7, с. 92-93, 118-119; 8, с. 18, 21]. Вот еще некоторые, ранее не учтенные, их переклички, в частности на почве самобичевания лирических героев: «.Игра страстей, / Живой стою при дверях гроба, / <...> / И пусть за миг ожесточенья / Самоубийцу судит бог!» (Полежаев. Живой мертвец. 1828) — «Вотще! я чувствую: могила / Меня живого приняла / И, легкий дар мой удушая, / На грудь мне дума роковая / Гробовой насыпью легла» (Баратынский. «Когда исчезнет омраченье.». 1832); «Вот наша жизнь! вот образ верный / Погибшей юности моей!» (Полежаев. Водопад. 1830-1831) — «Вот верный список впечатлений / И легкий и глубокий след / Страстей, порывов юных лет.», «Я много строк моих, о Лета! / В тебе желал бы окунуть / И утаить их как-нибудь / И от себя и ото света. / Но уж свое они рекли.» (Баратынский. «Вот верный список впечатлений.». 1834). Ср. также фразеологическую параллель между следующими произведениями поэтов: «.Он ничему тому не верит: / "Все это — сказки", — говорит, / Своим аршином б<ога> мерит / И церковь гроша не дарит» (Полежаев. Сашка. 1825) — «В восторженном невежестве своем / На свой аршин он славу нашу мерит; / Но позабыл, что нет клейма на нем, / Что одному задору свет не верит» (Баратынский. Эпиграмма. 1829).
Оба поэта являлись авторами альманаха М. П. Погодина «Урания. Карманная книжка на 1826 год для любительниц и любителей русской словесности», где были опубликованы два стихотворения Баратынского («В борьбе с тяжелою судьбою.»,
«Ожидание») и полежаевский перевод послания А. де Ламартина «Человек. К Байрону», и именно Баратынский познакомил Пушкина с этим изданием: «Посылаю тебе Уранию, милый Пушкин; не велико сокровище; но блажен, кто и малым доволен. <...> Надо тебе сказать, что московская молодежь помешалась на трансцендентальной философии...» (Баратынский — А. С. Пушкину. Между 5 и 20 января 1826 г.) [29, с. 254]. М. П. Погодин, пославший незадолго до этого А. А. Дельвигу в Петербург альманах, получил от него ответ: «Уважая и любя вас за литературные труды ваши, я не знал ни вашего имени, ни места жительства. Позвольте поблагодарить вас за приятное товарищество на поприще альманахов. Урания меня обрадовала одна в этом году, прочие соперники наши лучше бы сделали, если бы не родились.» [3, с. 19]. Таким образом, точек соприкосновения в творчестве, биографии и даже окружении поэтов немало.
Обратимся к сравнению количественно-качественных характеристик их поэтического языка.
В поэзии Полежаева встречается 8209 лексем, 512 имен собственных и 20 варваризмов (иноязычных слов и выражений, вошедших в русский язык, но употребляющихся в латинской графике); в поэзии Баратынского — 6847 слов, 353 онима и ни одного варваризма; совокупный объем выборок их литературного наследия соответственно 67 и 50 тысяч словоупотреблений.
В качестве материала для сравнительного анализа словарей писателей были взяты выборки лексем и онимов на буквы А и Я, количественно и качественно вполне репрезентативные, чтобы судить о степени общего и различного в поэтических лексиконах авторов.
Общими для обоих поэтов являются слова а (союз), авось, автор, ага, ад, адский, актер, алеть, алкать, аллея, алмаз, алмазный, алоэ/алой, алчный, алый, альбом, аминь, амфор («амфора»), ангел, аромат, ароматный, арфа, аршин, ах; я, явиться, явление/ явленье, являть, являться, явно, явный, яд, ядовитый, язвительный, язык (анатом.), язык (лингв.), якорь, яма, янтарный, яркий, ярко, ярмо, яростный, ярый, ясно, ясный
— всего 46 единиц, что составляет 28,4 % от совокупного числа трех сравниваемых языковых явлений (общее, свойственное Баратынскому, присущее Полежаеву).
Только в поэзии Баратынского используются лексемы авзонийский/Авзонийский, авторский, адрес-календарь, аи/Аи, аквилон, альков, альпийский, амвон, амфитеатр, анахорет, аониды/Аониды, аркада, арлекин, армейский, армия, архонт, атмосфера, аттический/Аттический; ябедник, яблоня, явить, явственный, явствовать, язвить, ярем, ярко-зеленый, ярко-пурпурный, яснеть, ясность — всего 29 единиц (17,9 %).
Лишь в поэзии Полежаева встречаются слова а (част.), а (межд.), абаз, абазинский, абракарда («абракадабра»), абрис, автодафе («аутодафе»), автомат, адвокат, адигей («черкес»), адов, адрес, адресовать, адъютант, азарт, азиатка, азиатский, азийский, ай, аккорд, аккуратно, алгебраический, алла («аллах»), алтарь, алтын, ал-тынник, алчность, альвский, альфа, аманат, амбра, амуниция, ан, анапский, анархический, анархия, анафема, анафемский, англичанин, англо-кургузый, андреевец, апелляция, апостол, аппетит, арап, арба, арбуз, арена, ария, арка, армянин, армянка, ароматический, артиллерист, артист, архангел, архив, ассигнация, атагинка, атеизм, атеист, атласный, атлет, атом, аул, африканский, ахалук («архалук»), ахти; ягдташ, ядро, язвительно, яйцо, якобинец, якши («хорошо», тюрк.), яман («плохо», тюрк.), ямской, ямщик, январский, ярмо, ясно-тихий, ястреб, ятаган, яхонт, ячмень
— всего 87 единиц (53,7 %).
Итак, можно сделать вывод, что языковая оригинальность Полежаева выше, чем у Баратынского; отчасти это объясняется разницей в объеме их поэтического наследия. В какой мере поэты близки в лексическом отношении, можно судить с учетом сравнения подобных параметров в других поэтических «тандемах», просчитанных нами по той же методике. Так, доля общего в лексиконах Полежаева и Тютчева, тоже выпускника Московского университета, составляет 20,3 %, а их индивидуальности расходятся более заметно: 65,5 % и 14,2 %; общее в словарях Полежаева и Языкова, также формировавшегося в университетской среде — 25,1 %, свойственное при этом Полежаеву — 46,4 %, присущее лишь Языкову — 28,5 %; общее в словарях Полежаева и Лермонтова, тесно связанных с Пензенской губернией и Московским университетом, — 36,1%, свойственное Полежаеву - 39,2 %, присущее Лермонтову — 24,7 %; общее в словарях Полежаева и Огарева, тоже причастного к пензенскому «землячеству» и Московскому университету, — 23 %, свойственное только Полежаеву — 41,8 %, присущее лишь Огареву — 35,2 % [15-17; 18, с. 253-266; 19]. Следовательно, Баратынский и Полежаев коррелируют в речевом плане теснее, чем Полежаев с Языковым, Огаревым, Тютчевым...
На уровне имен собственных в лексиконах поэтов наблюдается следующая пропорция. Общими для обоих являются онимы Аврора (миф.), Аглая (усл.-поэт. имя), Ад (Аид), Аквилон, Амур (миф.), Анакреон, Анета/Аннета, Аполлон, А. С. Пушкин / Пушкин, Африка, Ахилл/Ахиллес — всего 11 единиц (14,7 %). Только Баратынским используются онимы Авзония, Адонис (миф.), Айдес (Аид), Алина (усл.-поэт. имя), Алкивиад, Апелл (Апеллес, др.-греч. живописец), Апис (бог плодородия в др.-егип. миф.), Арей (бог войны в др.-греч. миф.), Аристипп (др.-греч. философ), Аркадия, Ар-мидин (в составе выражения А. сады), Асмодей (миф.), Афины, Афродита, А. Шенье; Языков, Яковлев (П. Л. Яковлев), Япетов (от имени Япет, миф.) — всего 20 (26,7 %). Лишь у Полежаева встречаются имена Абадонна, Авденаго, Авелев, Авраам, Авраамов, Агенор, Агнеса, Адам, Адамов, Адель, Аджар, Андрамелех, Акташ, Акташ-Аух, Алгамбра, Александр (Македонский), Александр (Александр I), Али, Али Янинский, Алкоран, Алла (Аллах), Альпы, Амуров, Анахарсис Клоц (Ж.-Б. Клоотс), Аннибал (Ганнибал), Антихрист, Антоний, Антонин, Анциум, Анюта, Аполлонов, Арави, Аракс, Араксу, Арахнея [Арахна, миф.), Аргун, Ариман, Архимед, Аттий, Аттий Тулла, Аяк-сов; Ямай («марка рома»), Яуза, Яффа — всего 44 (58,6 %). Интересно, что разница между Полежаевым и, например, Огаревым в данном отношении гораздо больше: общими для них в указанных выборках являются лишь 4,2 % имен собственных, а их поэтические индивидуальности распределяются, соответственно, как 71,8 % и 24 %.
Среди 20 статистически самых активных полнозначных слов в поэзии Баратынского (в порядке убывания их частотности) — душа, сердце, один, любовь, друг, милый, любить, рука, жизнь, взор, сон, еще, мечта, счастье, знать, око, небо, полный, судьба, свет («мир, вселенная, высшее общество»). В произведениях Полежаева — душа, один, рука, день, друг, небо, мочь, жизнь, видеть, земля, там, сказать, бог, любовь, око, слава, милый, знать, идти, сердце. Мы видим, что лексических совпадений в этом списке между поэтами больше, чем несовпадений: друг, душа, жизнь, знать, любовь, милый, небо, один, око, рука, сердце — всего 11, т. е. 55 %, хотя некоторые из указанных слов заметно отличаются своим ранговым положением в частотном рейтинге языка поэтов: так, слово сердце у Баратынского стоит на 2-м месте по активности, а у Полежаева на 20-м; любовь, соответственно, у них на 4-м и 14-м, милый — на 6-м и 17-м местах, что весьма показательно. Заметим, что совпадение указанных слов,
с одной стороны, отражает общие тенденции в русской поэзии вообще, и в частности пушкинского времени, когда господствующее положение занимает романтическая поэтика [1; 30; 31]; с другой, свидетельствует, на наш взгляд, и об относительной эстетической близости лирического дискурса интересующих нас поэтов.
Таким образом, проведенный выборочный статистический анализ словарей Баратынского и Полежаева показывает, путем сравнения с аналогичными «пропорциями» лексиконов других поэтов XIX в., что указанные авторы соотносятся в словарном отношении в большей мере, чем Полежаев и Языков, Огарев, Тютчев, уступая, однако, в плане лексической общности «связке» Полежаев — Лермонтов. Из этого, впрочем, не следуют какие-либо решительные филологические выводы; скорее, наш материал дает пищу для размышлений относительно типологической близости поэтики писателей и методов объективации литературоведческих представлений на данный счет [см. также: 9, с. 14—38; 12; 14, с. 347—354].
Литература
1. Баевский В. С., Романова И. В., Самойлова Г. А. Тематические парадигмы русской лирики XIX-XX веков // Изв. РАН Сер. лит. и яз. 2000. № 6. С. 19-30.
2. Баратынский Е. А. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников / Сост. С. Г. Бочаров; вступ. ст. Л. В. Дерюгиной; прим. Л. В. Дерюгиной и С. Г. Бочарова. М.: Правда, 1987.
3. Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 кн. Кн. 1. СПб.: Изд-во А. Д. и П. Д. Погодиных, 1888.
4. Белинский В. Г. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 6. М.: Худож. лит., 1981.
5. Бобров Е. К столетию годовщины рождения поэта А. И. Полежаева // Варшав. унив. изв. 1905. № 6. С. 1-75.
6. Васильев Н. Л. Пушкин и Полежаев: «заговор молчания» или... ? (К истории взаимоотношений) // Поэзия А. И. Полежаева. Саранск: Тип. Мордов. унт-та, 1989. С. 40-69.
7. Васильев Н. Л. А. И. Полежаев и русская литература. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1992.
8. Васильев Н. Л. Поэзия А. И. Полежаева в контексте русской литературы: Автореф. ... дис. д-ра филол. наук / Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. М., 1994.
9. Васильев Н. Л. А. И. Полежаев в истории русского литературного языка: Программа, методические рекомендации и материалы к спецкурсу. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1995.
10. Васильев Н. Л. Словарь языка А. И. Полежаева. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2001.
11. Васильев Н. Л. Летопись жизни и творчества А. И. Полежаева // Материалы Международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения А. И. Полежаева (22-24 сентября 2004 г., г. Саранск). Материалы к научной биографии поэта. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2005. С. 152-374.
12. Васильев Н. Л. Поэтические идиолекты А. С. Пушкина, А. И. Полежаева и М. Ю. Лермонтова: лексические стыковки и расхождения // Русский язык XIX века: роль личности в языковом процессе: Мат-лы Всерос. науч. конф. «Русский язык XIX века: роль личности в языковом процессе» (18-20 октября 2011 г.). СПб.: Наука, 2012. С. 276-280.
13. Васильев Н. Л. Словарь поэтического языка Н. П. Огарева. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2013.
14. Васильев Н. Л. О Пушкине: язык классика, поэтика романа «Евгений Онегин», писатель и его современники. Саранск: Тип. «Красный Октябрь», 2013.
15. Васильев Н. Л. Опыт сравнения поэтических лексиконов Ф. И. Тютчева и А. И. Полежаева // Тютчев — русская поэтическая и политическая языковая личность: Международная науч. заочная конф., посвященная 210-летию со дня рождения поэта, политика, дипломата. Брянск: Курсив, 2013. С. 193-196.
16. Васильев Н. Л. Опыт сравнения поэтических лексиконов А. И. Полежаева и Н. П. Огарева // Актуальные проблемы стилистики, риторики и лингводидактики. Вып. II. М.: Изд-во МГОУ, 2014. С. 27-33.
17. Васильев Н. Л. Опыт сравнения поэтических лексиконов Н. М. Языкова и А. И. Полежаева // Проблемы истории, филологии, культуры. 2014. № 3. С. 325-327.
18. Васильев Н. Л. Теория языка. Русистика. История советской лингвистики. М.: Ленанд, 2015.
19. Васильев Н. Л. Опыт сопоставления поэтических лексиконов А. И. Полежаева и М. Ю. Лермонтова // Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. 2016. № 1. С. 140-146.
20. Васильев Н. Л., Жаткин Д. Н. Словарь языка А. А. Дельвига. М.: Флинта; Наука, 2009.
21. Васильев Н. Л., Жаткин Д. Н. Словарь Н. М. Языкова. М.: Флинта; Наука, 2013.
22. Васильев Н. Л., Жаткин Д. Н. Словарь поэтического языка П. А. Вяземского (с приложением малоизвестных и непубликовавшихся его стихотворений). М.: Флинта; Наука, 2015.
23. Васильев Н. Л., Жаткин Д. Н. Поэтический язык П. А. Вяземского в словарной интерпретации // Russian Linguistic Bulletin. 2016. № 1 (5). С. 22-24.
24. Васильев Н. Л., Жаткин Д. Н. Словарь поэтического языка Д. В. Давыдова. М.: Флинта; Наука, 2016.
25. Васильев Н. Л., Жаткин Д. Н. Словарь поэтического языка Е. А. Баратынского. М.: Флинта; Наука, 2016 (в печати).
26. Гофман М. Л. Е. А. Боратынский (Биографический очерк) // Боратынский Е. А. Полн. собр. соч.: В 2 т. СПб. (Пг.): Разряд изящной словесности Имп. Акад. наук , 1914-1915. Т. 1. С. XVII—XC.
27. Кичеев П. Еще несколько слов о Е. А. Баратынском // Рус. архив. 1868. Вып. 4/5. Стб. 866-872.
28. Летопись жизни и творчества Е. А. Боратынского / Сост. А. М. Песков. М.: Новое лит. обозр., 1998.
29. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 19 т. Т. 13. М.: Воскресение, 1996.
30. Шайкевич А. Я. Лексические маркеры поэзии Баратынского // Боратынский Е. А. Авторская книга лирики: [В 4 кн.]. [Кн. 4]: Справочный том. М.: Пашков дом, 2003. С. 65-77.
31. Kjetsaa G. A Norm of the Use of Poetical language in the Age of the Puskin: A Comparative Analysis Oslo: Slavisk-baltisk institutt, 1983.
Об авторе
Васильев Николай Леонидович — профессор кафедры русского языка, доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва» (МГУ им. Н. П. Огарёва), Россия.
E-mail: nikolai [email protected]
N. L. Vasilyev
AN EXPERIENCE OF COMPARISON OF POETIC LEXICONS OF E. A. BARATYNSKY AND A. I. POLEZHAYEV
The article compares the lexicons of poets E. A. Baratynsky and A. I. Polezhaev. Conclusions are made about the degree of closeness of the writers'dictionaries (vocabulary, proper names), statistically calculated by the method of the author and compared with similar correlation parameters of language of Polezhaev, Yazykov, Tyutchev, Lermontov, Ogarev. The obtained data clarify the existing ideas about linguapoetics ofseveral poets of the nineteenth century, their creative personalities and general linguistic patterns ofpoetic discourse.
Key words: E. A. Baratynsky, A. I. Polezhaev, poetic lexicon, a dictionary of the language of the writer, the frequency of word usage, linguapoetics.
About the author
Nikolay Vasilyev — Doctor of Philological Sciences, Professor, professor at the Department of the Russian Language, Ogarev Mordova State University, Russia. E-mail: nikolai [email protected]
