CC BY
20DOI: 10.31249/metod/2020.10.11
К.В. Фокин1
ОПЫТ ИЗУЧЕНИЯ ВЛАСТИ НА ИНТЕРФЕЙСЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО И БИОЛОГИЧЕСКОГО2
Аннотация: В статье обсуждается проблема картезианского дуализма, прочитанная как одновременное и разграничение, и указывание на непрерывное взаимодействие mind и body: биологическое продолжается в социальном, а животное продолжается в человеческом. В качестве примера того, как комплексные исследования человеческой социальности могут помочь в нахождении «моста» между mind и body, высветить их взаимопроникновение, описывается опыт биополитического исследования и реконцептуализации политического авторитета. Его результаты и выводы могут быть использованы в политической науке: body-подтверждения дают дополнительные аргументы в защиту нормативной mind-теории демократического авторитета, с их помощью можно эмпирически уточнять терминологию и понятийный аппарат, а также по аналогии исследовать иные классические «проблемы» политической философии, «тестируя» их с помощью новых данных.
Ключевые слова: дуализм; биополитика; политический авторитет; власть; лидерство; эволюция.
Для цитирования: Фокин К.В. Опыт изучения власти на интерфейсе политического и биологического // МЕТОД: Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин: сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр перспект. методологий социал. и гуманит. исслед.; ред. кол.: М.В. Ильин (гл. ред.) и др. - М., 2020. - Вып. 10: Вслед за Декартом. Идеальная чистота и материальная основа мышления, познания и научных методов. -С. 196-211. - Режим доступа: http://www.doi.org10.31249/metod/2020.10.11
1. Мост(ы) между body и mind
Так называемый дуализм «тела» и «сознания» (mind - body dualism), часто формулируемый в терминах «проблемы» соотношения тела и сознания (так как «проблема», в отличие от абстрактного «дуализма», допускает
1 Фокин Кирилл Валерьевич, аспирант школы политических наук НИУ ВШЭ, участник проекта «Трансфер знаний и конвергенция методологических традиций» на базе ИНИОН РАН, e-mail: kfokin@hse.ru.
© Фокин К.В., 2020
2 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 17-18-01536).
196
и даже подразумевает «решение»), хотя и восходит к античной философии Аристотеля и Платона, тем не менее отсылает нас в первую очередь к работам Рене Декарта и его картезианскому дуализму, прямому разграничению «материального» (matter) и «сознающего» (mind) [Robinson, 2003].
Современная наука, прошедшая долгий путь от картезианства, уже не опирается непосредственно на «проблему mind - body», как формулировал ее Декарт: новейшие исследования в областях естественных наук, включая в первую очередь эволюционную биологию, этологию, нейронауки и антропологию, а также прогресс в общественных наук и аналитической философии, сильно углубили и расширили наше понимание и человека как биологического объекта, и человеческой социальности в целом. Для биологов и исследователей мозга больше не стоит вопрос о «разграничении» «тела» и «психики»: ментальные процессы являются продолжением процессов биологических и физических; разум и тело неразрывно связаны между собой, и для обозначения влияния биологических процессов на деятельность сознания существует специальный термин - embodied cognition. Данных для того, чтобы сформулировать полную картину, иными словами, «теорию всего», способную на эмпирическом уровне ясно показать всю непрерывную связь между биологическими процессами и их отражением через «сознание» в социальном мире, все еще недостаточно: однако присутствует главное, т.е., понимание того, что подобный мост / мосты существуют.
Картезианской дихотомией mind - body различные науки сегодня оперируют по-разному: нейронауки, воздействуя на «сознание» человека, например вербально или визуально, ищут отклики на «телесном уровне», изменения в гормональном фоне или активности мозга, которую фиксирует аппарат МРТ, и наоборот; политическая же наука, например, прибегает к этой дихотомии в концептуализации политического «body» (скажем, биологического «государства» как буквальной совокупности всех его граждан - материальных агентов) и политического «mind» (идей, циркулирующих в пространстве сознания).
В максимально упрощенном смысле разграничение mind и body, однако, продолжает пониматься как банальное противопоставление материальных процессов - трудноизмеримым социально-культурным (идейным?) процессам. Получается, что как бы body исследуется естественными науками, а как бы mind - науками общественными.
Необходимость такого разграничения и узкой специализации, как принято в науке, ни в коем случае не ставится под сомнение: однако инструменты, полезные при решении одной задачи, могут оказаться бессмысленными для решения другой. И когда мы обращаемся к «большим вопросам», комплексным проблемам человеческой социальности и человеческого поведения, то исследовать их только с помощью инструментария mind или инструментария body, т.е. биологического компонента без учета данных социальных наук, и наоборот, в эмпиреях социальной или политической
197
теории, без оглядки на практические (и наиважнейшие для понимания человека) знания, которые мы получили благодаря достижениям естественных наук, - является ошибочным. В этом случае исследователь может стать подобным мудрецу из известной притчи, который изучает слона, ощупывая лишь одну часть его тела - скажем, хобот, но не туловище и не ноги.
Комплексные исследования человеческой социальности, для решения задач социальных наук использующие данные естественных, сегодня вполне возможны - именно подобные исследования, с моей точки зрения, могут помочь в нахождении непосредственного «моста» между биологическим и социально-политическим; как минимум, на теоретическом уровне они способны свести к общему знаменателю теорию (политическую) и реальность (эмпирическую реальность функционирования человека как организма), что уже немало - и становится, пусть небольшим, но шагом вперед.
В данном эссе приводится изложение опыта такого исследования, призванного если не «построить» еще один мост между пониманием человека как биологического агента и как агента социального, то хотя бы предложить некоторый чертеж этого моста. Новые данные, полученные в результате исследований биологического в человеке, требуют переосмысления и нового взгляда на традиционные (классические), сложившиеся сравнительно давно (классики политической науки, цитируемые до сих пор - Джон Локк и Томас Гоббс, - являлись современниками Декарта) в общественных науках представления о социальном поведении.
Исследование, о котором будет идти речь ниже, является интерпре-тативистским и не претендует на создание / обоснование «новой теории». Предлагаемая модель, однако, может улучшить понимание политических процессов и открыть новую нормативную перспективу в обсуждении проблемы политической власти. Под руководством Михаила Васильевича Ильина в своем диссертационном исследовании я предпринял попытку частично реконцептуализировать понятие «политического авторитета» с учетом эмпирических данных из области естественных наук.
2. Авторитет: в mind или в body?
Политические теоретики и философы с самых давних времен (см., напр., краткий обзор: [Алексеева, 2005]) задавались вопросом о том, по какой причине мы подчиняемся приказам (повелениям) даже в тех ситуациях, где нас к этому не принуждают, и тратим свои силы и ресурсы на достижение целей, либо напрямую противоречащих нашим интересам, либо нейтральным по отношению к ним (т.е. бесполезным с точки зрения нас как агентов).
Желая избежать ловушки философского и терминологического спора и таким образом превращения работы в «комментарии на полях к Пла-
198
тону»1 с изложением чужих концепций и заочным с ними диспутом, в качестве рабочего определения я взял конвенциальное, наследующее классическому труду Арендт «What is Authority» [Arendt, 2006], определение Александра Марея: «Авторитет - это социально признаваемое знание, имеющее своим истоком либо внутриположное (социальный / моральный авторитет), либо внеположное (политический /религиозный авторитет) начало и обусловливающее добровольное подчинение людей, основанное на убеждении или на вере, носителю этого знания» [Марей, 2017, с. 23].
В качестве исходной гипотезы я выбрал позицию биологического детерминизма и предположил, что сам принцип подчинения авторитету, как носителю социально признаваемого знания, является человеческой универсалией. Эмпирическое подтверждение этой гипотезы можно найти в знаменитом антропологическом исследовании Дональда Брауна, где среди универсальных, т. е. свойственных всем без исключения человеческим культурам, черт были отмечены следующие [Brown, 1991; Brown, 2000]:
- наличие лидеров;
- наказания за преступления против коллектива;
- престиж, авторитет, неравенство;
- символизм;
- статус в отличие от индивида;
- социальная структура;
- статусы, не основанные на поле, возрасте и родстве;
- статусы приписываемые и достигнутые;
- эмпатия (сочувствие);
- доминирование / подчинение;
- противодействие насилию власти, доминированию.
Иными словами, можно заключить, что сам принцип подчинения авторитету является как минимум не только социальным конструктом, а как максимум - имеет корни в нашем биологическом устройстве (на эту тему были написаны и опубликованы две статьи [Фокин, 2019 а; Фокин, 2019 b]). Огрубляя, на данном этапе я изменил классическому взгляду на авторитет как явление социальной (человеческой) реальности, понимающему его как чистый конструкт сознания, mind, и решил рассмотреть его с точки зрения биологической основы (или предиспозиции), т.е. «примитивного» биологического body. Для этого я обратился к самостоятельному ответвлению политической науки, называемому «биополитикой», - исследующему как раз соотношение между биологическим и социальным в области социального и политического. Традиционный для биополитики метод, а именно использование данных естественных наук для решения задач из области наук общественных, стал в некотором смысле ключом,
1 Как шутил Альфред Уайтхед: «The safest general characterization of the European philosophical tradition is that it consists of a series of footnotes to Plato» [Whitehead, 1979, p. 39].
199
который я подобрал для попытки реконцептуализации политического авторитета.
3. Социобиологическое или биосоциальное?
В биополитических исследованиях есть несколько генеральных направлений: я выбрал три из них, которые, с моей точки зрения, могли бы помочь в решении нашей задачи.
(1) Во-первых, это была область эволюционной социобиологии, изучающей вопросы социального поведения (в том числе и сложного, называемого эусоциальностью [см.: Wilson, 2000]) у всех биологических агентов. Я исходил из предположения, которым оперирует социобиология, что у каждого паттерна поведения есть два типа смысла: проксимальный, т.е. с точки зрения особи, и ультимативный, т.е. с точки зрения вида [Mayr, 1961]. Даже если предположить, что некоторый тип поведения является спандрелом, т. е. результатом побочного действия иной, реально полезной адаптации [Gould, Lewontin, 1979], его универсальный характер и способность сохраняться на протяжении долгого времени могут (хотя и не должны) иметь определенное значение для выживания всего вида. Одной из главных проблем, обсуждаемых внутри социобиологии, является проблема альтруизма и / или альтруистического поведения у живых организмов: и я предположил, что формирование иерархий престижа (чем, в сущности, и является «социально признаваемое знание» - авторитет по Марею) имеет отношение к альтруистическому и кооперативному поведению живых существ.
Подобных исследований в отношении именно авторитета и власти в биополитологии не проводилось, что легко объяснимо: это специальные термины, любое употребление которых вне рассмотрения человеческого общества сразу отдает гуманизацией и концептуальной натяжкой. Тем не менее, если изучить ответы социобиологии на вопрос о биологических началах сложных форм альтруистического поведения (т.е. на вопрос о том, где в абсолютном их выражении ультимативные мотивы подавляют проксимальные), можно выстроить прямую логическую цепочку от авторитета, как подчинения без насилия и явления социальной реальности, к гетерархиям, или иерархиям престижа, распределению социальных ролей на основании не толко собственных конкурентных внутригрупповых интересов особи, но также и общих интересов сообщества. Иными словами, метаинститут лидерства в группе, как первое подобие метаинститута авторитета, является одним из механизмов кооперации.
(2) Во-вторых, определив ультимативную (эволюционную) рамку нашего исследования, мы сфокусировались на конкретных примерах того, как может работать институт «авторитета» (иначе: его функциональное подобие) у других живых существ. Для этого я обратился к этологии и
200
антропологии и за основу взял подобные нашему исследования, изучающие лидерство у животных и иерархические системы у животных. В числе прочих я рассматривал как простейшие формы лидерства, например, лидерство в стае рыб [Predators attacking.., 2019], так и более сложные формы - от лидерства у плотоядных хищников (с которыми, по мнению некоторых исследователей, первые люди и наши предки были вынуждены конкурировать за добычу в условиях Тропической Африки (Sub-Saharan Africa) эпохи Плейстоцена) [Evolution of cooperation.., 2012] до лидерства у высших приматов, сложные и разнообразные формы социального поведения и конкретно распределения власти у которых уже настолько начинают напоминать человеческие, что некоторые биополитики решались использовать по отношению к ним понятие «политический авторитет» [Willhoite, 1976]. В качестве основы, еще более сужая угол зрения и перемещаясь на уровень ниже, я взял именно исследования иерархий и отношений власти у высших приматов. Я использовал знаменитое и уже ставшее классическим описание «политики у шимпанзе» приматолога Франса де Вааля [Де Валь, 2018], но помимо него взял и ряд других исследований других видов приматов, причем рассматривавших жизнь группы и в искусственной среде, и в естественной [см.: Shared decision-making.., 2015; Dominance and affiliation.., 2008]. Искусственная среда интенсифицирует социальное взаимодействие и в итоге часто приводит к образованию более жестких иерархий, тяготеющих к доминированию, в то время как «в природе», наоборот, чаще всего складываются более «рыхлые» структуры, более «демократические» и склонные к иерархиям престижа.
В описаниях и интерпретациях, рассмотренных мной, можно увидеть достаточно четкую картину, подтверждающую изначальную догадку: а именно, что позиция лидера является не столько выгодной для особи, сколько обязующей ее к исполнению ряда социально значимых и важных для общего блага функций. Именно исполнение этих функций создает элемент иерархии престижа, т.е. авторитет лидера, и остальные члены группы повинуются ему не из страха (доминирование), или, в иных случаях, не только из страха, но исходя из общей функциональной логики выживания группы. (Отметим, что, говоря о лидере, мы должны включать вожака стаи (альфу), но не ограничиваться им: в одной и той же группе может быть несколько иерархий и, соответственно, несколько лидеров, и ранг может быть зависимым, и эти иерархии могут пересекаться друг с другом [см.: Де Валь, с. 73-74, 182, 219, 231-233].)
На этом этапе мы установили: а) отношения авторитета, как подчинения без насилия по причине социально признаваемого знания, не являются исключительно человеческими, и они достаточно широко распространены в животном мире; б) по мере «приближения» по дереву эволюции к видам, наиболее близким к людям, отношения авторитета усложняются и разнообразятся, начиная (отдаленно) напоминать человеческие.
201
Остановиться здесь и сделать вывод о том, что отношения политического авторитета, таким образом, являются врожденным биологическим механизмом для обеспечения кооперации, означало бы фатально упростить полученный промежуточный результат и фактически уничтожить всю ценность исследования, если не свести его до уровня лженауки. Среди специалистов идут большие дискуссии в отношении того, как поведение вообще можно считать врожденным [см., например: Samuels, 2004]; этологи подвергают сомнению и критикуют само употребление термина «инстинктивное поведение» не только в отношении людей, но даже и в отношении высших приматов [Фридман, 2008].
Очевидно, что более точным выводом из попытки концептуализации «авторитета» через данные биологии будет утверждение, что у отношений авторитета существует определенная функциональность, которая (как у многих животных) может проявляться на инстинктивном, неосознанном уровне, но точно так же может оказываться результатом социального взаимодействия, передаваемого вместе с опытом и / или вырабатываемого средой. Социальное, в этой логике, может повторять и воспроизводить биологическое. Теперь, проведя подобную операционализацию, я мог вернуться к изначальной точке отсчета - изучению непосредственно человеческого общества - и совершить скачок от «биологического» body к «социально-политическому» mind. Но куда двинуться дальше? Да, почерпнув из биополитического дискурса данные и интерпретировав их, мы сделали шаг (вернее, добавили аргументов) к нормативному оправданию «политического авторитета» и самого факта «иерархичности» человеческого общества; однако данный вывод уже неоднократно подчеркивался исследователями и ранее, никакой новизны в нем нет (ср.: «стратификация политического авторитета, власти и влияния, возможно, по природе присуща человеческому социальному существованию [human social existence]» [Willhoite, 1976, p. 1110]).
Амбиция состояла в том, чтобы попытаться найти мост между социальным и биологическим, и для этого теперь, чтобы продвинуться вперед, необходимо было перейти к определению дихотомии mind - body в области авторитета непосредственно на примере человеческого сообщества. Новый вопрос звучал так: если отношения авторитета не являются сами по себе врожденными, а вырабатываются социально, то какие биологические механизмы / адаптации сами по себе могли создать условия (предиспози-цию / потенциалы) для возникновения этих отношений?
(3) Для решения этой задачи я обратился к третьему направлению в биополитике, а именно - к предметному изучению непосредственно человеческой эволюции, биологии и нейробиологии. Я взял несколько гипотез, высказанных в этой области и подкрепленных рядом эмпирических доказательств. Гипотеза сверхъестественного наказания (Supernatural Punishment Hypothesis) объясняет происхождение, распространение и укорененность религии (и религиозного мышления в целом) у людей через ее функцио-
202
нальные значения: иными словами, «религии генерируют альтруизм» [Johnson, 2016]. Это сложносоставная теоретическая модель: она исходит из биологической предиспозиции (склонности людей к телеологическому мышлению, возможно, имеющему характер адаптации, как, к примеру, ярко проявляющейся как тип мышления у детей [Keleman, 2004]), затем переходит к теории игр и доказывает рациональную «полезность» религии (т.е. признания акторами существования сверхъестественного агента, карающего за оппортунистическое поведение и вознаграждающего за альтруистическое), а также «иррациональную» полезность (психологический и терапевтический эффект), далее обращая внимание на универсальность и всеобщую распространенность религии (а также конкуренцию различных религий, среди которых чаще (но не всегда) побеждают те, где сверхъестественный агент наиболее сильно вовлечен в повседневную жизнь, является всевидящим и всезнающим). Я предположил, что данная гипотеза (которая при всех своих недостатках тем не менее подтверждается, хоть и не во всем, эмпирическими данными), по сути, описывает сверхъестественного агента в качестве сверхъестественного авторитета: т.е. агента, обладающего абсолютной властью, исполняющего карательные функции ради общего блага сообщества; агента, подчинение которому происходит не из-за прямого принуждения, а из рациональных (порой не осознаваемых) соображений выгоды для сообщества и - в конечном итоге - для себя лично.
Авторитет может являться как позицией, так и персоной (персональный авторитет): на это указывает даже языковая двойственность в английском языке, где присутствует форма in authority (во власти) и an authority (т.е. обладающий властью сам по себе). Если интерпретировать авторитет в духе SPH, то можно увидеть, что сверхъестественный агент (= бог или Бог) - это an (или the) authority, в то время как его служитель, священник или мирской лидер, наделенный властью «свыше», - это агент in authority, занимающий позицию лишь до тех пор, пока так угодно Всевышнему.
4. Назад, к политическому?
От этой концептуализации мы уже можем полноценно вернуться к «традиционному» социально-историческому mind: проблема соотношения и коэволюции светской и религиозной власти хорошо известна и глубоко разработана представителями общественных наук. Макс Вебер в свой знаменитой типологии легитимного господства [Weber, 1958] одним из первых обращал внимание на различия идеальных типов авторитета, которые, хотя и смешиваются в эмпирической плоскости [Haugaard, 2018], тем не менее выстраиваются в ряд исторических форм, переходящих (эволюционирующих) из одной в другую: от традиционного авторитета (религиозного) к харизматическому авторитету (личному) и далее к рационально-
203
легальному (системному и позиционному). Подобная типология отлично увязывается с тем, что предлагает нам SPH: достаточно заменить отягощающий термин «сверхъестественный агент» на обезличенный и лишенный субъектности «внешняя инстанция», т.е. идеальный концепт, исключенный из материального мира, однако способный через веру в него людей влиять на социальные отношения и изменять их, как все встает на свои места.
Традиционный авторитет апеллирует к Богу или иной «сверхъестественной», «мифологической» силе как к источнику своей власти - здесь ясно. Харизматический авторитет, который при первом определении вроде бы наделяет властью сам себя, на эмпирической плоскости оказывается также апеллирующим к внешней силе: этой силой является идеология. Люди идут за лидером и признают его авторитет по той причине, что он обладает социально важным знанием, - но знанием о чем? Видимо, о том, каким должно быть общество, как реализовать мечту, как построить утопию и т.д. Харизматические лидеры апеллируют к светлому будущему, или к возвращению славного прошлого, или к сохранению «порядка» таким, как он есть сейчас, - в любом случае это обращение к идеальному образу, к внешней инстанции. То же касается и лидеров рационально-легальных: единственное их отличие состоит в том, что сама идеология демократического авторитета утверждает, что власть принадлежит позиции, а не человеку. Человек наделяется авторитетом через позицию - через рационально признаваемую идеологию, идеологию закона, демократического общества, либеральной демократии и т.д.
Изложение подобной концепции авторитета в терминах mind снова возвращает нас к body: если мы предполагаем, что подобная способность «верить во внешнюю инстанцию» становится предпосылкой для создания института политического авторитета (и далее обеспечивает демократический порядок), то это очень сильное утверждение, и ему нужны сильные же эмпирические доказательства уже нейробиологического характера.
Антропологических концепций, близких к моему изложению, существует достаточное количество: в ряду многочисленных дискуссий об эволюционном значении религии (к некоторым из которых я отсылал выше) высказывается, например, предположение о необычайно развитом у человека свойстве - способности воображать нематериальные одушевленные объекты, включать их в систему социальных отношений и оценивать, соответственно, их реакцию на собственные действия (развитый стратегический интеллект). Собственно, из этого свойства антрополог Паскаль Бауйе и выводит эволюционные истоки веры в сверхъестественное (и Бога / богов) [Boyer, 2008].
Помимо вышеуказанного, однако, пока что не существует действительно убедительных исследований, поясняющих прямую связь между тем, как идеальный образ нашего mind отображается на нейробиологи-ческом уровне, и тем, как он переходит в body и обратно. При этом кос-
204
венным доказательством неизбежной связи между тем, как мы воспринимаем мир ментально, и тем, какой отпечаток это оставляет на физической структуре мозга, служат данные, приводимые в работах, посвященных, например, категоризации и перекатегоризации: каким образом человек производит атрибуцию незнакомца со «своими» или с «чужими» и каким образом можно заставить его поменять свое отношение (которое мы легко можем зафиксировать и увидеть с помощью МРТ) [Ito, Urland, 2003; Ito, Bartholow, 2009]. Например, в одном из экспериментов, на который мы ссылаемся [Mitchell, Nosek, Banaji, 2003], белых участников предварительно наводили на мысли о расовой принадлежности - и тогда они демонстрировали бессознательное предпочтение белых политиков перед черными атлетами, но когда их настраивали на мысли о профессии, то они предпочитали черных атлетов. Перевод из категории «чужих-1» в категорию «чужие-2» или, что еще важнее, из «чужих» в «свои» происходит очень быстро - в рамках контролируемых экспериментов достаточно лишь небольшой корректировки внимания: скажем, если попросить при взгляде на лицо человека другой расы представить, какую еду он любит, характерная для «нейтрального» взгляда тревожность пропадает [Wheeler, Fiske, 2005]. Результаты и процесс перевода из категории в категорию в реальной жизни, т.е. в «естественных экспериментах», измерить и изучать значительно сложнее. Здесь из оптики body, предполагающей безусловную фиксацию изменения отношения, мы переходим в оптику mind и оцениваем события ретроспективно. Классическим примером такого рода можно назвать «солдатские перемирия» на полях Первой мировой войны [Ashworth, 1980], где «своими» вдруг стали считаться такие же солдаты по ту сторону линии фронта, а «чужими» - собственные офицеры, отправляющие на смерть.
В понятийном поле эволюционной биологии это (в шутку) называют «эффектом зеленой бороды»: если ген А (или связанный комплекс генов) экспрессируется тремя способами - (1) видимым признаком (зеленой бородой); (2) распознаванием этого признака у других; (3) установкой на альтруистическое поведение по отношению к носителям того же признака, -то его носители будут безошибочно распознавать друг друга по внешнему признаку и кооперироваться, не боясь предательства и оппортунизма [Hamilton, 1964]. Социально-культурный мир mind от биологического мира body отличается тем, что в mind мы сами можем регулировать, у кого «для нас» есть эта «зеленая борода», а у кого - нет. Человек, способный свободно перемещаться между различными иерархическими системами (можно идентифицировать себя в соответствии с цветом кожи, расовой принадлежностью, национальностью, родом, семьей, возрастом, гражданством, местом жительства, локальным сообществом, соседством, местом работы, религией, политическими взглядами, симпатиями к спортивной команде, различными хобби и т.д.), при желании с кем угодно способен найти общую идентичность: вплоть до универсальной идентичности -
205
принадлежности к человеческому роду - или даже дальше, вплоть до идентичности живого существа, к которой могут склоняться эко-активисты и защитники прав животных.
5. Перспективы
Эмпирические свидетельства, накопленные в областях биологических исследований, в нашем опыте исследования власти подтверждают уже известный политической науке тезис о сущности и проявлениях политического авторитета. Что авторитет и иерархии являются органичной и неотъемлемой частью человеческой социальности и природы, однако формы их могут радикально отличаться и эволюционировать в зависимости от обстоятельств: ни «демократическое», ни «авторитарное» состояние не являются для нас «естественными» (сама сущность «естественного» может быть поставлена под сомнение); что «власть развращает» (см. интересное исследование: [Hogeveen, ¡^НсЫ;, 8икЬу^ег, 2013]); и что основной вывод знаменитых экспериментов середины XX в. (Аша, Зимбардо и Милгрэма) не потеряет актуальность: «Под давлением необходимости подчиниться [авторитету] и встроиться в социум совершенно нормальные люди поддаются и делают ужасные вещи, причем процент уступивших намного выше, чем можно было бы предположить» (см. хотя и научно-популярный, но современный и точный обзор как самих экспериментов, так и их последующей критики: [Сапольски, 2019, с. 411-418]).
Результаты и выводы нашего исследования, хотя и не несут в себе ничего революционного, могут быть широко использованы в политической науке: body-подтверждения дают дополнительные аргументы в защиту нормативной mind-теории демократического авторитета, с их помощью можно уточнять терминологию и понятийный аппарат, а также по аналогии (пытаться) исследовать иные классические «проблемы» политической философии, «тестируя» их с помощью новых данных. И тем не менее, как уже указано выше, основная проблема соотношения между биологическим, несущим потенциалы для отношений власти, и их проявлением и воспроизводством в социальном, на эмпирическом уровне пока остается нерешаемой. К безусловным недостаткам исследования (которые его не обесценивают, но заставляют нас относиться трезво и к нему самому, и к высказанным в процессе гипотезам) относится использование не исчерпывающей и не исключительной выборки эмпирических данных (объяснимое, однако, эпизодичностью и низкой системностью1 эмпирических
1 Исследования носят спорадический характер: воспроизведение многих из них не поставлено на поток, в результате чего мы вынуждены опираться лишь на те эксперименты, которые уже проведены, описаны и проинтерпретированы, даже если у нас остаются вопросы к их методологии. Примером такого исследования может служить наделавшее
206
экспериментов в психологии и нейронауках в целом), построение связей от которых к социально-политическому и обратно часто носит умозрительный и косвенный характер.
Еще раз подчеркну, что исследование носит интерпретативистский характер и не претендует на создание / оформление новой «универсальной теории авторитета». При этом добавление в классическую теоретическую модель тт^конструируемого авторитета понятий и представлений об эволюции, социобиологии, адаптационных потенциалах, нейробиологи-ческих основаниях социального поведения и т.д. позволяет представить нестандартный угол зрения, который, однако, не может быть окончательно подтвержден / утвержден наукой на данный момент.
До тех пор пока проблема соотношения между материей и сознанием и конвертации одного в другое не будет решена, причем не на уровне гипотез и предположений (на некоторых из них, в частности, мы основывались в нашей работе), а на уровне эмпирического материала, говорить об исчерпывающем анализе социально-политического явления средствами биологии и наоборот невозможно. Можно провести мысленный эксперимент, представив будущее, в котором будет установлена полная цепочка биологических и химических процессов, ведущая от всех генов (адаптаций или спандрелов), прямо или косвенно создающих возможность типа поведения А, далее к структурам мозга, отвечающим за проявления типа поведения А, и к условиям внешней среды, в которой тип поведения А проявляется. Вопрос о том, каким образом подобные открытия повлияют на общество и политику, если будет возможность, стоит оставить на усмотрение авторов утопий или дистопий. Для ученых, однако, это создаст возможность интеграции разных областей знаний (эволюционной биологии, этологии, антропологии, социальных и политических наук) в единую, пусть очень сложную (и едва ли доступную для обработки человеческому мозгу как таковому, без специальных компьютерных программ или даже, возможно, искусственного интеллекта А1)) систему, работающую наподобие алгоритма. Я уверен, что даже такое знание не создаст серьезных проблем для так называемой «свободы воли», хотя это тема отдельная и огромная; точно так же как понимание того, с какими процессами связано построение гуманного и эффективного общественного по-
шуму исследование зависимости между «жесткостью» приговоров, выносимых судьями, и их «чувством голода»: оно установило, что процент случаев, когда было одобренно условно-досрочное освобождение, серьезно снижался по мере отдаления от времени приема пищи [Danziger, Ьеуау, Аупагт-Ре880, 2011]. Исследование подверглось серьезной критике из-за «школьной» ошибки: корреляция не означает причинность; вероятно, снижение количества случаев одобрения УДО объяснялось тем, что последними в списках на рассмотрение (ближе к обеду в промежутке между завтраков и обедом и к ужину в промежутке между обедом и ужином) ставили подсудимых, у которых не было адвокатов [ШегмИаИ-Ма^е1, БИараМ, 2011].
207
рядка, не привело к появлению «универсального лекарства» для всех людских сообществ планеты.
Но даже и без подобной футурологии, когда вопрос об окончательном решении «трудной проблемы сознания» (или хотя приближении к нему) все еще видится в отдаленной перспективе, пилотные (пионерские) исследования, пытающиеся интегрировать знания из научных блоков body и mind, возможны: и наш опыт изучения власти и реконцептуализации эволюции политического авторитета может быть тому примером.
Список литературы
Алексеева Т.А. Проблема авторитета в политической философии // Полития. Анализ. Хроника. Прогноз. - 2005. - № 2. - С. 161-184. Де Валь Ф. Политика у шимпанзе: Власть и секс у приматов. - М.: Изд. дом Высшей школы
экономики, 2018. - 272 с. Марей А.В. Авторитет, или Подчинение без насилия. - СПб.: Издательство Европейского
университета в Санкт-Петербурге, 2017. - 148 с. СапольскиР. Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки. - М.: АНФ, 2019. - 766 с. Фокин К.В. Авторитет в оптиках биологии и политики // МЕТОД: Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин / сост.: М.В. Ильин; отв. ред.: И.В. Фомин, В.С. Авдонин. - М.: [б. и.], 2019 a. - Вып. 9: Методологические аспекты междисциплинарного трансфера знаний. - С. 140-152. Фокин К.В. Эволюция институтов политического авторитета: рамочная основа концепции //
Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. - 2019 b. - № 3. - С. 33-54. Фридман В.С. Инстинкты (и почему их нет у человека) // Этология.ру. - 2008. - Режим
доступа: http://ethology.ru/library/?id=314 (дата обращения: 22.11.2019). Arendt H. What Is Authority? // In between Past and Future: Eight Essays in Political Thought. -
London: Penguin Books, 2006. - P. 91-141. Ashworth T. Trench Warfare 1914-1918: The Live and Let Live System. - New York: Holmes
and Meier, 1980. - 266 p. BoyerP. Religion: Bound to believe? // Nature. - 2008. - Vol. 455, N 7216. - P. 1038. Brown D. Human Universals. - New York: McGraw-Hill, 1991. - 220 p.
Brown D. Human universals and their implications // Being humans: Anthropological universality and particularity in transdisplinary perspectives. - New York, NY: Walter de Gruyter, 2000. -P. 156-174.
Danziger S., Levav J., Avnaim-Pesso L. Extraneous factors in judicial decisions // Proceedings of
the National Academy of Sciences. - 2011. - Vol. 108, N 17. - P. 6889-6892. Dominance and Affiliation Mediate Despotism in a Social Primate / King A.J., Douglas C.M.,
Huchard E., Isaac N.J., Cowlishaw G. // Oment Biology. - 2008. - Vol. 18, N 21. - P. 1833-1838. Evolution of cooperation among mammalian carnivores and its relevance to Hominin evolution / Smith J.E., Swanson E.M., Reed D., Holekamp K.E. // Current Anthropology. - 2012. -Vol. 53, N S6. - P. S436-S452. Furuichi T. Agonistic interactions and matrifocal dominance rank of wild bonobos (Pan paniscus)
at Wamba // International Journal of Primatology. - 1997. - Vol. 18, N 6. - P. 855-875. Furuichi T. Female contributions to the peaceful nature of bonobo society // Evolutionary
Anthropology: Issues, News, and Reviews. - 2011. - Vol. 20, N 4. - P. 131-142. GouldS.J., Lewontin R.C. The spandrels of San Marco and the Panglossian paradigm: a critique of the adaptationist programme // Proceedings of the Royal Society of London, series B (biological sciences). - 1979. - Vol. 205, N 1161. - P. 581-598.
208
Hamilton W.D. The Genetical Evolution of Social Behaviour, I & II // Journal of Theoretical
Biology. - 1964. - Vol. 7, N 1. - P. 1-52. HaugaardM. What is authority? // Journal of Classical Sociology. - 2018. - Vol. 18, N 2. -P. 104-132.
Hogeveen J., InzlichtM., Sukhvinder S.S. Power Changes How the Brain Responds to Others //
Journal of Experimental Psychology. - 2013. - Vol. 143, N 2. - P. 755-762. Ito T.A., Bartholow B.D. The neural correlates of race // Trends in Cognitive Sciences. - 2009. -
Vol. 13, N 12. - P. 524-531. Ito T.A., Urland G.R. Race and gender on the brain: electrocortical measures of attention to the race and gender of multiply categorizable individuals // Journal of Personality and Social Psychology. - 2003. - Vol. 85, N 4. - P. 616-626. Johnson D.D.P. God Is Watching You: How the Fear of God Makes Us Human. - New York:
Oxford University Press, 2016. - 304 p. Keleman D. Are Children «Intuitive Theists»? Reasoning about Purpose and Design in Nature //
Psychological Science. - 2004. - Vol. 15, N 5. - P. 295-301. MayrE. Cause and effect in biology // Science. -1961. - Vol. 134, N 3489. - P. 1501-1506. Mitchell J.P., NosekB.A., BanajiM.R. Contextual variations in implicit evaluation // Journal of
Experimental Psychology: General. - 2003. - Vol. 132, N 3. - P. 455-469. Predators attacking virtual prey reveal the costs and benefits of leadership / Ioannou C.C., Rocque F., Herbert-Read J.E., Duffield C., Firth J.A. // PNAS. - 2019. - Vol. 116, N 18. -P. 8925-8930.
SamuelsR. Innateness in cognitive science // Trends in Cognitive Sciences. - 2004. - Vol. 8, N 3. -P. 136-141.
Robinson H. «Dualism» // The Stanford Encyclopedia of Philosophy / ed. Edward N. Zalta. - 2003. -
Mode of access: http://plato.stanford.edu/archives/fall2003/entries/dualism/ Shared decision-making drives collective movement in wild baboons / Strandburg-Peshkin A.,
Farine D.R., Couzin I.D., Crofoot M.C. // Science. - 2015. - Vol. 348, N 6241. - P. 1358-1361. Weber M. The Three Types of Legitimate Rule // Berkeley publications in society and institutions. - 1958. - Vol. 4, N 1. - P. 1-11. Weinshall-Margel K., Shapard J. Overlooked factors in the analysis of parole decisions // Proceedings of the National Academy of Sciences. - 2011. - Vol. 108, N 42. - E833. WheelerM.E., Fiske S.T. Controlling racial prejudice: social-cognitive goals affect amygdala and
stereotype activation // Psychological Science. - 2005. - Vol. 16, N 1. - P. 56-63. Whitehead A.N. Process and Reality. - New York: Free Press, 1979. - 413 p. Willhoite F.H.Jr. Primates and Political Authority: A Biobehavioral Perspective // The American
Political Science Review. - 1976. - Vol. 70, N 4. - P. 1110-1126. Wilson E.O. Sociobiology: The New Synthesis. - Cambridge, MA: Belknap Press, 2000. - 720 p.
Cyril Fokin1 AN ESSAY ON STUDYING POWER AT THE INTERFACE OF POLITICS AND BIOLOGY
Abstract: The article addresses the problem of Cartesian dualism, understood as an attempt to separate and interconnect «mind» and «body» and related to the idea of continuity between biological and social, as well as between animal and human. As an example of how complex research of human sociality can help us to find a «bridge» between «mind» and «body»,
1 Cyril V. Fokin, National Research University Higher School of Economics; Institute of Scientific Information for Social Sciences of the Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia), e-mail: kfokin@hse.ru.
209
and to highlight their interplay, we describe an experience of the biopolitical research and the reconceptualization of Political Authority. The results and outputs of the research can be put in use in the field of political science: «body»-verifications are giving us new arguments to support the traditional normative «mind»-theory of Democratic Authority, we can empirically clarify the terminology and concepts, and also bring on a template to research other classical «problems» of political philosophy, testing them with the new data.
Keywords: dualism; biopolitics; political authority; power; leadership; evolution.
Acknowledgments. This work was supported by the Russian Science Foundation (grant number: 17-18-01536).
For citation: Fokin, C.V. (2020) An Essay on Studying Power at the Interface of Politics and Biology. METOD: Moscow Yearbook of Social Studies, 10, P. 196—211. http://www.doi.org/10.31249/metod/2020.10.11
References
Alexeeva, T. (2005). Problema avtoriteta a politicheskoi philosophii [The Problem of Authority in Political Philosophy]. Politiya. Analiz. Khronika. Prognoz [Politia. Analysis. Chronicle. Forecast], 2005(2), 161-184. (In Russ.)
Arendt, H. (2006). What Is Authority? In In between Past and Future: Eight Essays in Political Thought (P. 91-141). Penguin Books.
Ashworth, T. (1980). Trench Warfare 1914-1918: The Live and Let Live System. Holmes and Meier.
Boyer, P. (2008). Religion: Bound to believe? Nature, 455(7216), 1038.
Brown, D. (1991). Human Universals. McGraw-Hill.
Brown, D. (2000). Human universals and their implications. In Being humans: Anthropological universality and particularity in transdisplinary perspectives (P. 156-174). Walter de Gruyter.
Danziger, S., Levav, J. & Avnaim-Pesso, L. (2011). Extraneous factors in judicial decisions. Proceedings of the National Academy of Sciences, 108(17), 6889-6892.
De Waal, F. (2018). Politika u shimpanze: vlast' i seks u primatov [Chimpanzee Politics: Power and Sex Among Apes]. Moscow: Izd. dom Vyushei Shkoluy ekonomiki (In Russ.)
Fokin, C.V. (2019 a). Avtoritet v optikakh biologii I politiki [Authority in the eyes of biology and political science]. In METOD: Moskovskii ezhegodnik trudov iz obshchestvovedcheskikh dist-siplin [METOD: Moscow Yearbook of Social Studies], 9, 140-152. (In Russ.)
Fokin, C.V. (2019 b). Evolutsia institutov politicheskogo avtoriteta: ramochnaya osnova kont-septsii [Evolution of Institutions of Political Authority: Theoretical Framework]. Politiya. Analiz. Khronika. Prognoz [Politia. Analysis. Chronicle. Forecast], 2019(3), 33-54. (In Russ.)
Fridman, V.S. (2008). Instinkty (I pochemu ih net u cheloveka) [Instincts (and why humans do not have them)]. Etology.ru. http://ethology.ru/library/?id=314 (In Russ.)
Furuichi, T. (1997). Agonistic interactions and matrifocal dominance rank of wild bonobos (Pan paniscus) at Wamba. International Journal of Primatology, 18(6), 855-875.
Furuichi, T. (2011). Female contributions to the peaceful nature of bonobo society. Evolutionary Anthropology: Issues, News, and Reviews, 20(4), 131-142.
Gould, S.J. & Lewontin, R.C. (1979). The spandrels of San Marco and the Panglossian paradigm: a critique of the adaptationist programme. Proceedings of the Royal Society of London, series B (biological sciences), 205(1161), 581-598.
Hamilton, W.D. (1964). The Genetical Evolution of Social Behaviour, I & II. Journal of Theoretical Biology, 7(1), 1-52.
Haugaard, M. (2018). What is authority? Journal of Classical Sociology, 18(2), 104-132.
Hogeveen, J., Inzlicht, M. & Sukhvinder, S.S. (2013). Power Changes How the Brain Responds to Others. Journal of Experimental Psychology, 143(2), 755-762.
210
Ioannou, C.C., Rocque, F., Herbert-Read, J.E., Duffield, C., & Firth, J.A. (2019). Predators attacking virtual prey reveal the costs and benefits of leadership. Proceedings of the National Academy of Sciences, 116(18), 8925-8930.
Ito, T.A. & Bartholow B.D. (2009). The neural correlates of race. Trends in Cognitive Sciences, 13(12), 524-531.
Ito, T.A. & Urland, G.R. (2003). Race and gender on the brain: electrocortical measures of attention to the race and gender of multiply categorizable individuals. Journal of Personality and Social Psychology, 85(4), 616-626.
Johnson, D.D.P. (2016). God Is Watching You: How the Fear of God Makes Us Human. Oxford University Press.
Keleman, D. (2004). Are Children «Intuitive Theists»? Reasoning about Purpose and Design in Nature. Psychological Science, 15(5), 295-301.
King, A.J., Douglas, C.M., Huchard, E., Isaac, N.J., & Cowlishaw, G. (2008). Dominance and affiliation mediate despotism in a social primate. Current Biology, 18(23), 1833-1838.
Marey, A.V. (2017). Avtoritet, ili Podchinenie bez nasilija. [Authority, or Submitting without violence]. European University at St. Petersburg. (In Russ.)
Mayr, E. (1961). Cause and effect in biology. Science, 134(3489), 1501-1506.
Mitchell, J.P., Nosek, B.A. & Banaji, M.R. (2003). Contextual variations in implicit evaluation. Journal of Experimental Psychology: General, 132(3), 455-469.
Samuels, R. (2004). Innateness in cognitive science. Trends in Cognitive Sciences, 8(3), 136-141.
Robinson, H. (2003). «Dualism». The Stanford Encyclopedia of Philosophy. Edward N. Zalta (ed.). http://plato.stanford.edu/archives/fall2003/entries/dualism/
Sapolsky, R. (2019). Biologia dobra i zla: kak nayka ob'yasnyaet nashi postupki [Behave: The Biology of Humans at Our Best and Worst]. Alpina Non-Fiction. (In Russ.)
Smith, J.E., Swanson, E.M., Reed, D. & Holekamp, K.E. (2012). Evolution of cooperation among mammalian carnivores and its relevance to Hominin evolution. Current Anthropology, 53(S6), S436-S452.
Strandburg-Peshkin, A., Farine, D.R., Couzin, I.D. & Crofoot, M.C. (2015). Shared decisionmaking drives collective movement in wild baboons. Science, 348(6241), 1358-1361.
Weber, M. (1958). The Three Types of Legitimate Rule. Berkeley publications in society and institutions, 4(1), 1-11.
Weinshall-Margel. K. & Shapard, J. (2001). Overlooked factors in the analysis of parole decisions. PNAS, 108(42), E833.
Wheeler, M.E. & Fiske, S.T. (2005). Controlling racial prejudice: social-cognitive goals affect amygdala and stereotype activation. Psychological Science. 16(1). 56-63.
Whitehead, A.N. (1979). Process and Reality. Free Press.
Willhoite, F.H. Jr. (1976). Primates and Political Authority: A Biobehavioral Perspective. The American Political Science Review, 70(4), 1110-1126.
Wilson, E.O. (2000). Sociobiology: The New Synthesis. Belknap Press.
211
