CC BY
46
К 80-летию со дня рождения Анатолия Ильича Маилова (06.12.1932-08.10.2011)
7 декабря 2012 года состоялось очередное заседание семинара «Русская мысль». Оно было посвящено 80-летию со дня рождения петербургского философа, преподавателя РХГА А. И. Маилова. С докладом «Пути постсоветской философии. От марксизма к экзистенциализму. Творчество Анатолия Ильича Маилова» выступил ректор РХГА проф. Д. К. Бурлака. «Вестник» нашей академии знакомит читателя с некоторыми материалами нашего семинара.
А. Н. Муравьёв
ОПЫТ И ФИЛОСОФИЯ:
К ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ
Более двух десятилетий нашему общественному сознанию без всяких доказательств навязывается представление, что развитие русской философской мысли было насильственно прервано большевиками и до тех пор, пока труды высланных мыслителей не были переизданы на родине, в СССР на месте философии существовала только мёртвая пустыня марксистско-ленинского догматизма. Это, конечно, столь же превратное представление, как и то, что при советской власти была уничтожена человечность, а воцарилось сплошное хамство. Пропаганда, как обычно, преследует свои особые цели и искусно хитрит, смешивая правду с ложью. Чтобы не пасть жертвой современного мифотворчества, требуется осознать, что такие представления превратны уже потому, что развитие человечности и философии никакая власть (ни советская, ни антисоветская, ни любая другая) прервать не может. Хотя по видимости явления доставляют нам примеры обратного, в действительности никто не в силах уничтожить где-либо человечность и одну из высших её форм — философское познание. Признание этого не означает, разумеется, оправдания всего, что творилось в советский период нашей истории вообще и в области философии в частности. Бесчеловечности и догматизма в годы советской власти, бесспорно, хватало, но, во-первых, они были до нее, и есть сейчас, а, во-вторых, при советской власти были отнюдь не только они. Вот почему эти извращающие правду пропагандистские штампы должны быть отвергнуты не менее решительно, чем превознесение сталинской пропагандой Павлика Морозова — пионера,
154
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 1
написавшего донос на своего отца и убитого за это вместе со своим братом отцовскими товарищами. Чтобы выяснить реальное положение дел, необходимо исследовать и по достоинству оценить то, что удалось достичь мыслителям советской эпохи благодаря и вопреки установкам советской власти, ибо оба эти фактора были продуктивны.
Нельзя отрицать, что в историческом развитии есть прерывность, но это вовсе не означает, что в нём отсутствует непрерывность. Подчёркивать одно и вычёркивать другое значит вольно или невольно искажать историю, грешить по отношению к ней субъективностью и предвзятостью. Слишком рассудочно и сентиментально поступают те, кто пытаются вытянуть из нашего сложного прошедшего какую-то нить, например, такую внешне привлекательную, как нить так называемой «белой России», России господ, наивно полагая и уверяя других, что в ней одной заключалась вся соль жизни. Ностальгия по той России сегодня свидетельствует не только об уважении к достатку и образованности, но и о не преодолённом рабском сознании, ибо в условиях русского абсолютизма высшее развитие духа было доступно, как правило, лишь для господствующих сословий, преимущественно дворян. Дети, рождённые в других сословиях, как М. В. Ломоносов или Т. Г. Шевченко, получали тогда возможность высшего образования в исключительных случаях и презрительно именовались господами с холопскими душами «кухаркиными детьми» или «чумазыми». Только советская власть распространила такую возможность на всю массу так называемого «чёрного народа», который, как давно предсказала легенда о Полкане-богатыре, и был призван править Русью, причём до начала 60-х гг. ХХ столетия он с помощью специалистов, подготовленных до революции, так справлялся с этим призванием, что наша страна даже при огромных человеческих и материальных потерях, понесённых ею вследствие трёх жесточайших войн, репрессий и эмиграции, стала к тому времени одной из двух великих держав, а советская школа была признана соперничающей стороной лучшею в мире. Не подлежит сомнению, что первая польза советской власти для развития отечественной философской мысли состояла в том, что именно большевики открыли народным массам светлый путь к высшим достижениям человеческого духа. Выходцы из рабочих и крестьян получили при ней реальную возможность дать себе такое образование, какое в царской России было доступно далеко не всем, а ныне становится вовсе никому не доступным вследствие планомерно выхолащивающей наше образование модернизации. Благодаря революции они могли стать и становились мыслителями, читали лекции и публиковали книги, чьё значение, несмотря на условности, характерные для того времени, не ограничивается эпохой, когда они создавались. Всё это показывает, что революционное прерывание постепенности исторического процесса отнюдь не исключает действительного развития. Напротив, оно ровно настолько является необходимым моментом истории, насколько прокладывает дорогу в будущее — к новому, второму рождению прошлого в настоящем. Настоящее возрождение прошлого состоит в утверждении истинной формы его идейного содержания, свободно отрицающей те случайные исторические формы, в которых это вечное содержание когда-то прокладывало себе дорогу во времени, являлось на свет. Так, конец античного мира вызвал пришествие Христа, ставшее началом новой эры развития человечества. Не менее радикальный и, вопреки видимости, непосредственно связанный с духом первоначального христианства переворот начался в России в 1917 г. Это движение русского народа за коренное обновление традиционного способа его жизни, более массовое и последовательное, чем протестантская реформация, питало своей энергией со-
ветскую культуру, ставшую сознательной альтернативой деградирующей культуре Запада, чей упадок, заметный уже в конце XIX в., в следующем веке пощадил только технику и технически применимые отрасли наук.
В основе настойчивых усилий современной пропаганды лежит стремление кругов, заинтересованных в её успехе, отождествить в глазах общественности русскую революцию с европейским восстанием масс, глубоко озадачившим Хосе Ортегу-и-Гассета. Необходимо, однако, заметить, что хотя в этих явлениях есть черты внешнего сходства, делающие утверждения об идентичности большевизма и фашизма правдоподобными и в силу того убедительными для части публики, по сути своей они принципиально различны. Автор «Восстания масс» тоже иногда путал их, но он делал это нечаянно, по инерции, вызванной принципом его философии жизни, который восходил к кантовскому дуализму опыта и разума, природы и духа, отчего противоположность «массы» и «избранных» казалась ему изначальной и непреодолимой. Однако в конце своего исследования Ортега недвусмысленно констатировал, что славянский «коммунизм — это крайне странная нравственность, но это нравственность», тогда как европейский массовый человек отверг прежнюю нравственность «не ради новой, а ради того, чтобы, согласно своему жизненному укладу, не придерживаться никакой» х. Поэтому, встретив его пояснение: «В конце концов, единственное, что действительно и по праву можно считать восстанием,— это восстание против себя, неприятие судьбы» 2, следует, продолжая мысль Ортеги за её европейский горизонт, сказать, что русская революция есть не что иное, как восстание русского народа против судьбы всегда оставаться «массой», вынужденной пассивно подчиняться манипулирующей ею «элите». В этом и состоит её отличие от русского бунта, бессмысленного и беспощадного потому, что бунт ещё не поднимает народ до исторической перспективы бесконечного развития своего духа, открываемой действительной революцией. Интеллигенция, возникающая в ходе такой революции, уже не представляет собой слоя, обособленного от жизни широких народных масс, а является результатом их неудержимого порыва к самоуправлению и вершинам мировой культуры. Проницательный испанский мыслитель нисколько не ошибался, когда перед лицом фашистской угрозы писал: «Европе не на что надеяться, если судьба её не перейдёт в руки людей, мыслящих “на высоте своего времени”,— людей, которые слышат подземный гул истории, видят реальную жизнь в её полный рост и отвергают саму возможность архаизма и одичания. Нам понадобится весь опыт истории, чтобы не кануть в прошлое, а выбраться из него» 3. Ортега безусловно прав и в том, что единственным способом освоения опыта, выработанного духом во времени мировой истории, может быть только настоящая философия 4. Это положение
1 Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Хосе Ортега-и-Гассет. Избранные труды / Сост., пре-дисл. и общ. ред. А. М. Руткевича. 2-е изд.— М., 2000.— С. 161-162.
2 Там же. С. 111.
3 Там же. С. 98.
4 «Подлинная философия — единственное, что может спасти Европу»,— пишет Ортега и утверждает, что для того, чтобы она воцарилась, «вовсе не требуется, чтобы философы правили, как предлагал Платон, и не требуется даже, чтобы правители философствовали, как более скромно предлагалось после него. Оба варианта плачевны. Чтобы философия правила, достаточно одного — чтобы она существовала, иначе говоря, чтобы философы были философами. Едва ли уж не столетие они предаются политике, публицистике, просвещению, науке и чему угодно, кроме своего дела» (Там же. С. 110). К последним словам, которые написаны в 1929 г. и потому явно указывают на Гегеля
позволяет понять, почему проблема отношения философии и опыта, или логического и исторического стала для мыслителей советской эпохи главной проблемой, а то, исходя из каких предпосылок каждый мыслитель осознавал и решал эту проблему, определяло ценность его вклада в историю отечественной мысли.
Её история продолжала длиться у нас благодаря тому, что для некоторого множества учёных, действовавших в области философии в советский период, существительным в словосочетании марксистко-ленинская философия, которое обозначало тогда единственное философское учение, официально признаваемое истинным на просторах нашей страны, была, в согласии с грамматикой, философия. В их число, разумеется, входили не только учёные, искренне разделявшие основные положения марксистско-ленинского учения, но и критически относившиеся к любым его положениям. Все, кто видел суть своего дела не в личном благополучии, обеспечиваемом преподаванием этой дисциплины, под чьей эгидой находились в ту пору любые направления философских исследований, а в философии как таковой, при советской власти имели, повторим, реальную возможность быть настоящими мыслителями, а не ортодоксами и догматиками. Это, конечно, ни в коем случае не гарантировало им спокойной жизни и успешной карьеры, однако именно их трудами действительно развивалась философская мысль в СССР.
Импульсом к развитию философии в направлении, заданном всей классической философской традицией от Фалеса до Гегеля включительно, послужила поставленная Лениным задача дальнейшей разработки логического метода, открытого Гегелем и не забытого на Западе только марксизмом. Изучая «Науку логики», Ленин заметил для себя: «Продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники», причём эта диалектическая обработка должна совпадать с «чисто логической» 5, а на пятом году революции публично заявил: «Чтобы достигнуть этой цели, сотрудники журнала “Под Знаменем Марксизма” должны организовать систематическое изучение диалектики Гегеля с материалистической точки зрения» 6. Для материализма, поскольку он представляет собой модификацию эмпиризма, определяющим в отношении философии и опыта является опыт, отчего историческое воспринимается его сторонниками как основание логического. С одной стороны, в силу такой установки материализм, выступивший одной из исторических форм развития философии, вслед за Плехановым был признан Лениным истинной философией, что, вопреки отрицанию Марксом и Энгельсом философии как идеологии, т. е. ложного сознания реального бытия, дало возможность официально культивировать в СССР марксистско-ленинскую философию как науку. С другой стороны, материалистическая предпосылка требовала решать задачу развития диалектики, или диалектической логики способом, противоположным абсолютному идеализму Гегеля, для которого реальное и идеальное бытие, равно как материя и форма сущности не составляли прочного различия, а были подлежащими снятию моментами логического процесса саморазвития понятия.
как последнего настоящего философа, выступившего к тому времени, не лишне добавить: то, что философы, чтобы быть философами, должны заниматься именно настоящей философией, вовсе не исключает их участия в других необходимых делах.
5 Ленин В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики» // Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 29.— С. 131.
6 Ленин В. И. О значении воинствующего материализма // Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 45.— С. 30.
Одна из попыток добросовестно следовать этой ленинской директиве была предпринята А. И. Маиловым и М. Х. Хасановым. Подобно Канту в «Критике чистого разума», авторы монографии «Философские категории и познание» отводят философии роль «науки о форме знания» 7. Исходя из того, что «эта форма представлена категориальной структурой мышления, сложившейся в исторической практике познания», они трактуют гегелевскую логику как «сетку категорий», которой в реальной истории познания соответствует определённая последовательность принципов, направляющих всю познавательную деятельность человека. Цель своей работы Маилов и Хасанов видят в том, чтобы, опираясь на марксистско-ленинский постулат «первичности исторического над логическим» и сохраняя идущую от Аристотеля к Гегелю преемственность, как они выражаются, философской терминологии, «наполнить гегелевскую схему историческим содержанием и выправить её, если это окажется необходимым». Что касается отдельных логических категорий, то авторы «по определению принимают их за выражение действительных особенностей теоретического знания на том или ином историческом этапе», а потому стремятся привязать ту или иную категорию к определённому моменту истории познания 8. В этом исследовании они обращаются главным образом к материалу истории философии и рассматривают каждое значительное философское учение от Фалеса до Гегеля как мышление под той или иной категорией, взятой из гегелевской «Науки логики». Проделав такую работу, учёные заключают: чтобы иметь возможность ввести в систему философского знания принципы, открытые после Гегеля, гегелевское понятие понятия необходимо заменить в диалектической логике понятием материи. Это понятие, с самого начала выполняющее «ленинское требование объективности рассмотрения вместе с постоянным противопоставлением мышления бытию» 9, будет, по их прогнозу, получать дальнейшие определения «вместе с эволюцией способов понимания окружающего мира» 10 и тем самым всякий раз завершать систему философских категорий.
Вклад А. И. Маилова и М. Х. Хасанова в развитие отечественной мысли заключается в исследовании связи истории философии с «Наукой логики» Гегеля. До советской власти специальных исследований этой темы вовсе не велось, а в её пору столь же серьёзных исследований было весьма немного. Поэтому тем, кто вновь обратится к этому достойному самого пристального изучения предмету, будет полезно принять во внимание существенные достоинства и недостатки их позиции. Первое из таких достоинств — понимание того, что историческое развитие философии зависит не только от субъективных усилий философов, но находится в объективной связи с развитием всей предметной деятельности человека, благодаря чему совершенствование философией логического метода выступает, в свою очередь, необходимым условием теоретического и практического прогресса. Маи-лов и Хасанов считают, что в силу теснейшей взаимосвязи, существующей между развитием философии и развитием опыта, советские философы «должны, наконец, для естественника, и не только для него одного, перевести историю философии
7 Маилов А., Хасанов М. Философские категории и познание / Отв. ред. А. П. Шептулин.— Ташкент, 1974.— С. 3.
8 См.: Там же. С. 3-4.
9 Там же. С. 154.
10 Там же. С. 161.
на короткий и ясный язык системы философских категорий» 11. Знакомство с новейшим естествознанием укрепляет их в убеждении, что «вполне можно говорить не только о формализации или кибернетизации в современном познании, но и о его философизации», ибо первоисточником его системных представлений является философия — та наука, «в которой эти представления получили распространение ещё две с половиной тысячи лет назад» 12. Убеждение Маилова и Хасанова в необходимости обращения всех учёных к логическому результату истории философии делает их, наряду с другими мыслителями советской эпохи, пришедшими к тому же выводу, наследниками немаловажного гегелевского положения, что только всеобщий логический метод, открытый философией и освоенный представителями положительных наук, может помочь им преодолеть позитивность, т. е. конечность формы, материала и основания познания, присущую этим наукам до его открытия 13. То же благородное происхождение имеет и второе достоинство позиции Маилова и Хасанова — сознание ими того, что понять историю философии значит понять не что-то минувшее, а настоящую историю современного мышления: «История, как писал по этому поводу Гегель, несёт на себе труд создания современного мышления. Но поэтому и мышление должно взять на себя труд понять свою историю, чтобы тем самым понять самого себя. Понять не внешним образом, не как только результат, но как результат, вобравший в себя своё становление. Интересна не смерть, как результат жизни, а прожитая жизнь. Это положение не устарело, хотя мы и принимаем его для характеристики материалистически истолкованного процесса познания» 14. Третьим достоинством работы следует считать авторское указание, что она даёт «лишь феноменологическую картину последовательности принципов» и страдает «неизбежным схематизмом» 15, т. е. «выступает как предварительная, частная и даже поверхностная задача» 16.
От феноменологического характера этой работы неотделимы её недостатки, все по сути сводящиеся к одному — к формальной трактовке логического. Именно в силу неё философские категории определяются Маиловым и Хасановым как абстрактные выражения отношения сознания к внешней ему реальности, а диалектическая логика кажется им логикой только формальной логики — логики чисто рассудочной, сохраняющей в неприкосновенности различие субъекта и предиката суждения и обусловленное формой суждения ограничение познания эмпирическим материалом. Поэтому то, что авторы называют логическим и толкуют как форму мысли, наполняемую содержанием, которое в виде так или иначе определённой материи представляется сущим само по себе, является полной противоположностью логическому в гегелевском смысле. Другими словами, они имеют дело отнюдь не с логическим как таковым, а только с его явлением — с теоретическим, в сущности тождественным историческому и в качестве явления зависимым от него. Такой сугубо исторический подход к логическому неизбежно даёт лишь концептуальную схему истории философии, в плехановском духе характеризуе-
11 Там же. С. 12.
12 Там же. С. 21.
13 См.: Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук.— Т. 1.— М., 1975.— С. 102.
14 Маилов А., Хасанов М. Указ. соч.— С. 22-23.
15 Там же. С. 5.
16 Там же. С. 162.
мую Маиловым и Хасановым «как своего рода иероглиф, в который заделывается исторический процесс. Она ничего не значит без изучения всей многокрасочности последнего, но внутри него она сама составляет один из её оттенков. Теоретическое воспроизведение невозможно без сведения многообразия к некоторому единству, и этим оправдывается схема, требующая, конечно, содержательного наполнения» 17. Таким образом, приходится признать, что в развитии философии после Гегеля (развитии, требующем в качестве одного из необходимых условий освоения всей истории классической философии вместе с гегелевским учением) авторами этой работы было сделано только полшага. Это, конечно, не много, но и не мало, если учесть, что никто из отечественных мыслителей Серебряного века такого результата не достигал.
Урок, который, будучи извлечён из такого незавершённого развития мысли, в известной мере извиняет указанный недостаток, можно сформулировать следующим образом. История философии не есть лишь история являющегося знания, хотя на своей поверхности она кажется ею, поскольку в этом явлении единый процесс действительного исторического развития философии как науки представляется, по верному указанию Гегеля, в своеобразном облике внешней истории, т. е. в виде многих философских учений, между принципами которых существует лишь разность 18. Именно поэтому философские учения выступают во времени только в необходимой внешней связи друг с другом и, значит, в случайном порядке, не совпадающем даже с логической последовательностью категорий и тем более — с саморазвитием в их особенной форме всеобщего содержания логики, т. е. с логическим методом познания истины. Однако, имея в виду эту превратность, свойственную самому историческому процессу развития философии, следует исправить и гегелевскую ошибку, которая ввела в заблуждение Маилова и Хасанова как раз по причине безоговорочно принятой ими материалистической установки, подчиняющей логику истории. На деле феноменология духа есть введение не в логику, как полагал сам Гегель, а в историю философии по существу. Только феноменологическим способом войдя в действительный исторический процесс развития философского способа мышления и поняв его, можно понять гегелевское учение, ставшее первым логическим результатом этого процесса, и наоборот — только поняв логическую философию Гегеля, можно понять действительную историю классической философии, которая без неё неполна 19.
Подведём краткий итог: тем, что марксистско-ленинская философия требовала освоения своего источника — классической немецкой, особенно гегелевской, философии, считая её необходимым результатом исторического развития философии на пути к себе самой, она, несомненно, содействовала повышению уровня философской культуры русской мысли и мысли других народов, чьи республики входили в состав СССР. В этом, как свидетельствует рассмотренная работа, одним из авторов которой был Анатолий Ильич Маилов, состояла вторая польза советской власти для развития философии в нашей стране.
17 Там же. С. 161.
18 См.: Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук.— Т. 1.— М., 1975.— С. 98-99.
19 См.: Линьков Е. С. Становление логической философии // Гегель Г. В. Ф. Наука логики.— СПб., 1997.— С. 5-16; Батракова И. А. Школа мысли // Линьков Е. С. Лекции разных лет.— Т. 1.— СПб., 2012.— С. ХІ-ХУІ.
1. Батракова И. А. Школа мысли // Линьков Е. С. Лекции разных лет.— Т. 1.— СПб., 2012.— С. Х1-ХУШ.
2. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук.— Т. 1.— М., 1975.
3. Ленин В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики» // Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 29.— С. 77-218.
4. Ленин В. И. О значении воинствующего материализма // Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 45.— С. 23-33.
5. Линьков Е. С. Становление логической философии // Гегель Г. В. Ф. Наука логики.— СПб., 1997.— С. 5-16.
6. Маилов А., Хасанов М. Философские категории и познание / Отв. ред. А. П. Шепту-лин.— Ташкент, 1974.
7. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Хосе Ортега-и-Гассет. Избранные труды / Сост., предисл. и общ. ред. А. М. Руткевича. 2-е изд.— М., 2000.
