Научная статья на тему 'Обычаи развода у чувашей и финно-угорских народов Волго-Уралья по источникам XVI–XIX веков: этнографический аспектDivorce Customs of the Chuvash and Finno-Ugric Peoples of the Volga-Ural Region According to the Sources of the 16th–19th Centuries: Ethnographic Aspect'

Обычаи развода у чувашей и финно-угорских народов Волго-Уралья по источникам XVI–XIX веков: этнографический аспектDivorce Customs of the Chuvash and Finno-Ugric Peoples of the Volga-Ural Region According to the Sources of the 16th–19th Centuries: Ethnographic Aspect Текст научной статьи по специальности «Прочие социальные науки»

4
0
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Кунсткамера
Ключевые слова
расторжение брака / шарагат / сурпан / чуваши / черемисы / вотяки / Рафаэль Барберини / divorce / sharagat / surpan / Chuvash / Cheremis / Votyak / Rafael Barberini

Аннотация научной статьи по прочим социальным наукам, автор научной работы — Михайлова-енькка Елена Викторовна

Рассматриваются сведения XVI в. Рафаэля Барберини и Александра Гваньини об обряде развода с разрыванием полотна над «текучей водой», бытовавшем на европейской территории России. Эти сведения сопоставляются с сообщениями Петра Симона Палласа и Иоганна Готлиба Георги об аналогичном чувашском обряде развода XVIII в., а также со сведениями XIX в., приводимыми В. К. Магнитским, где присутствует разрывание сурпана — женского головного убора в виде длинного полотна. Выясняется их схожесть по существенным признакам, что позволяет отнести обряд, впервые зафиксированный Барберини, к чувашской традиции, а разрываемый предмет — к чувашскому женскому головному убору сурпан. Этот ритуал типологически схож с известным по записям XIX в. обрядом развода шарагат, включающем в себя разрезание пояса. Шарагат практиковался среди периферийных этнических групп марийцев и удмуртов Пермской, Уфимской и, возможно, Казанской губерний. Выявлена и графически представлена компактность территории бытования обряда развода, предположена возможность его существования среди манси и мордвы, проживавших на означенной территории. Выявлены печатные источники об этом обряде и заимствования, в том числе плагиатного характера. Также обозначена необоснованность приписывания шарагат чувашам. Предложена возможная реконструкция основных позиций обряда. Намечен исследовательский потенциал темы в виде «точек схождения» двух означенных видов развода, бытовавших среди немусульманских и нехристианских народов Волго-Уралья.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The data from the 16th century by Rafael Barberini and Alexander Guagnini about the ritual of divorce with tearing of the canvas over “flowing water”, which existed on the European territory of Russia, is considered. This information is compared with the reports of Peter Simon Pallas and Johann Gottlieb Georgi about a similar Chuvash divorce rite of the 18th century, as well as with information from the 19th century cited by V. K. Magnitsky, which includes the tearing of a surpan — a woman's headdress in the form of a long cloth. Their similarity in essential features is revealed, which makes it possible to attribute the ritual, first recorded by Barberini, to the Chuvash tradition, and the torn object to the Chuvash women's headdress surpan. This ritual is typologically similar to sharagat divorce ritual, known from the 19th century records, which includes cutting of the belt. Sharagat was practiced among the peripheral ethnic groups of the Mari and Udmurts of the Perm, Ufa and possibly Kazan provinces. The compactness of the territory of existence of this ritual of divorce is identified and graphically presented, and the possibility of its existence among the Mansi and Mordovians who lived in the designated territory is suggested. Printed sources of information about this ritual and borrowings, including plagiarism, are identified. The groundlessness of attributing sharagat to the Chuvash is also indicated. A possible reconstruction of the main elements of the rite is proposed. The research potential of the topic is outlined in the form of “points of convergence” of the two designated types of divorce that existed among the non-Muslim and non-Christian peoples of the Volga-Ural region.

Текст научной работы на тему «Обычаи развода у чувашей и финно-угорских народов Волго-Уралья по источникам XVI–XIX веков: этнографический аспектDivorce Customs of the Chuvash and Finno-Ugric Peoples of the Volga-Ural Region According to the Sources of the 16th–19th Centuries: Ethnographic Aspect»

Б01 10.31250/2618-8619-2024-3(25)-189-206 УДК 391

Елена Викторовна Михайлова-Енькка

Независимый исследователь Чебоксары, Российская Федерация ОЯСЮ: 0000-0002-3209-0712 Е-mail: [email protected]

Обычаи развода у чувашей и финно-угорских народов Волго-Уралья по источникам ХУ1-Х1Х вв.: этнографический аспект

АННОТАЦИЯ. Рассматриваются сведения XVI в. Рафаэля Барберини и Александра Гваньини об обряде развода с разрыванием полотна над «текучей водой», бытовавшем на европейской территории России. Эти сведения сопоставляются с сообщениями Петра Симона Палласа и Иоганна Готлиба Георги об аналогичном чувашском обряде развода XVIII в., а также со сведениями XIX в., приводимыми В. К. Магнитским, где присутствует разрывание сурпана — женского головного убора в виде длинного полотна. Выясняется их схожесть по существенным признакам, что позволяет отнести обряд, впервые зафиксированный Барберини, к чувашской традиции, а разрываемый предмет — к чувашскому женскому головному убору сурпан. Этот ритуал типологически схож с известным по записям XIX в. обрядом развода шарагат, включающем в себя разрезание пояса. Шарагат практиковался среди периферийных этнических групп марийцев и удмуртов Пермской, Уфимской и, возможно, Казанской губерний. Выявлена и графически представлена компактность территории бытования обряда развода, предположена возможность его существования среди манси и мордвы, проживавших на означенной территории. Выявлены печатные источники об этом обряде и заимствования, в том числе плагиатного характера. Также обозначена необоснованность приписывания шарагат чувашам. Предложена возможная реконструкция основных позиций обряда. Намечен исследовательский потенциал темы в виде «точек схождения» двух означенных видов развода, бытовавших среди немусульманских и нехристианских народов Волго-Уралья.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: расторжение брака, шарагат, сурпан, чуваши, черемисы, вотяки, Рафаэль Барбе-рини

Д ЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Михайлова-Енькка Е. В. Обычаи развода у чувашей и финно-угорских народов Волго-Уралья по источникам XVI-XIX вв.: этнографический аспект. Кунсткамера. 2024. 3(25): 189-206. doi 10.31250/2618-8619-2024-3(25)-189-206

Elena Mikhailova-En'kka

Independent researcher Cheboksary, Russian Federation ORCID: 0000-0002-3209-0712 E-mail: [email protected]

Divorce Customs of the Chuvash and Finno-Ugric Peoples of the Volga-Ural Region According to the Sources of the 16th-19th Centuries: Ethnographic Aspect

ABSTRACT. The data from the 16th century by Rafael Barberini and Alexander Guagnini about the ritual of divorce with tearing of the canvas over "flowing water", which existed on the European territory of Russia, is considered. This information is compared with the reports of Peter Simon Pallas and Johann Gottlieb Georgi about a similar Chuvash divorce rite of the 18th century, as well as with information from the 19th century cited by V. K. Magnitsky, which includes the tearing of a surpan — a woman's headdress in the form of a long cloth. Their similarity in essential features is revealed, which makes it possible to attribute the ritual, first recorded by Barberini, to the Chuvash tradition, and the torn object to the Chuvash women's headdress surpan. This ritual is typologically similar to sharagat divorce ritual, known from the 19th century records, which includes cutting of the belt. Sharagat was practiced among the peripheral ethnic groups of the Mari and Udmurts of the Perm, Ufa and possibly Kazan provinces. The compactness of the territory of existence of this ritual of divorce is identified and graphically presented, and the possibility of its existence among the Mansi and Mordovians who lived in the designated territory is suggested. Printed sources of information about this ritual and borrowings, including plagiarism, are identified. The groundlessness of attributing sharagat to the Chuvash is also indicated. A possible reconstruction of the main elements of the rite is proposed. The research potential of the topic is outlined in the form of "points of convergence" of the two designated types of divorce that existed among the non-Muslim and non-Christian peoples of the Volga-Ural region.

KEYWORDS: divorce, sharagat, surpan, Chuvash, Cheremis, Votyak, Rafael Barberini

FOR CITATION: Mikhailova-En'kka E. Divorce Customs of the Chuvash and Finno-Ugric Peoples of the Volga-Ural Region According to the Sources of the 16th-19th centuries: Ethnographic Aspect. Kunstkamera. 2024. 3(25): 189-206. (In Russian). doi 10.31250/2618-8619-2024-3(25)-189-206

Итальянский аристократ Рафаэль Барберини посетил Московию в 1564 г. В 1565 г. он составил рукопись с описанием своего путешествия. Полный перевод этого описания на русский язык по копии рукописи был сделан писателем В. И. Любич-Романовичем и напечатан в журнале «Сын Отечества» в 1842 г. В тексте Барберини приводится обряд при совершении развода между супругами, который, судя по контексту, автор приписывает русским:

...когда случится, что муж и жена согласны развестись и покинуть друг друга, в таком случае соблюдается у них следующий обычай: оба идут к текучей воде, муж становится по одну сторону, жена по другую, и, взяв с собою кусок тонкого холста, тут тащат его к себе, каждый за свой конец, и раздирают пополам, так что у каждого в руках остается по куску; после чего расходятся оба в разные стороны, куда кому вздумается, и остаются свободными (Путешествие в Московию... 1842: 4-5)1.

Переводчик В. И. Любич-Романовский в сноске предполагает: «Вероятно, кто-нибудь в шутку передал этот рассказ легковерному путешественнику. В России расторжение браков совершалось всегда на основании канонических постановлений, и подобных проделок никогда не видано и не слыхано. Впрочем, не видал ли он, может статься, какой-нибудь игры подобной, которую и принял за брачный развод!» (Путешествие в Московию. 1842: 5). Утверждение Любич-Романовского, что в России расторжение браков всегда совершалось на основании канонических постановлений, т. е. по предписаниям церкви, не может считаться полностью верным, поскольку пережитки дохристианской обрядности продолжали существовать довольно долго (Загоровский 1884: 264-275). В целом в тексте рукописи Барберини не раз отмечал, что какие-то факты, явления он наблюдал сам, а о чем-то ему рассказывали. Относительно описанного процесса развода автор ничего не сообщает, но логично предположить, что знатный итальянский гость вряд ли мог лично наблюдать остаточный языческий обряд. Необходимо согласиться с Любич-Романовским в том, что Барберини кто-то рассказал о «необычном обычае», причем невозможно утверждать, что этот обряд существовал у русских или только у русских. Сам Барберини писал, что общался с представителями «разных земель»: «Я привез с собою множество заметок о всякой всячине, несмотря на то, каких трудов и издержек стоило мне разговаривать с природными жителями, которые из разных земель приходили ко двору московского царя, принося ему свои обычные дани» (Путешествие в Московию. 1842: 5-6).

Описание аналогичного обряда при разводе имеется у Александра Гваньини в статье «Описание Московии», которое входит в его труд на латинском языке "Sarmatiae Europeae descriptio, quae regnum Poloniae, Litvaniam, Samogitiam, Rvssiam, Massoviam, Prvssian, Pomeraniam, Livoniam, et Moschoviae, Tartariaeque partem complectitur", впервые напечатанный в 1578 г. в Кракове:

Расторжение брака допускается часто, с согласия епископов, дающих бумагу о разводе. Некоторые же из сельских жителей, которым трудно добраться до епископов из-за дальнего расстояния, разводятся таким образом (это древний местный способ): если муж и жена не нравятся друг другу, то они обычно выходят за деревню на перекресток, взяв с собой полотенце, тут они тянут его за концы, пока не разорвут пополам: они считают, что, разорвав его, разрывают также и брак; муж обычно говорит отвергнутой жене: ты иди туда, а я пойду сюда. Но этот нелепый способ развода теперь совершенно отменен (Гваньини 1997: 75).

Сам автор по России не путешествовал. Переводчик Г. Г. Козлова отмечает, что описание развода Гваньини, очевидно, заимствовал у Рафаэля Барберини (Гваньини 1997: 167), но, скорее всего, это не так. Текст Гваньини напечатан в 1578 г. в Кракове, во время его подготовки автор был комендантом в Витебске, об этом он сообщает в самом начале своего труда: «Благосклонному читателю веронец Александр Гваньини, командующий пехотинцами в пограничной с Московией

1 Цитаты из источников на русском языке даются в современной орфографии.

крепости Витебске шлет привет» (Гваньини 1997: 11). Кроме того, идет Ливонская война (1558— 1583). Едва ли в таких условиях у Гваньини была возможность ознакомиться с рукописью Барберини, хранящейся в Риме, а в печатном виде она вышла лишь в 1658 г. (Алексеев 1941: 132-133). Эти обстоятельства и ряд деталей, не совпадающих с текстом Барберини, в том числе наличие «перекрестка» (trivium) вместо текучей воды, предполагают иной источник сообщения Гваньини. Trivium может переводиться и как «перепутье», «распутье трех дорог», «площадь», «большая дорога» (Дворецкий 1976: 787).

В тексте Гваньини сообщение об обряде развода предваряется сведениям о браке русских (1997: 73), к которым можно отнестись с большим доверием, так как их достоверность подтверждается исследователями (см., например: Пушкарева 1989: 76). Вероятно, и сведения о разводе — не измышления автора, к тому же информацию для своей книги он мог получить не только из других текстов или со слов путешественников, но и в результате собственных изысканий, о чем сообщается в его труде: «Итак, здесь мы описали со всем возможным тщанием (используя труды ученых мужей и космографов, а также различных путешественников; кроме того, значительную часть фактов мы постигли благодаря собственному опыту, будучи их очевидцами) державу Московии» (Гваньини 1997: 11).

Таким образом, Барберини и Гваньини повествуют о существовании в XVI в. на территории Русского царства нехристианского обряда развода супругов с разрыванием полотна, место обряда — берега ручья (проточной воды) или перепутье (площадь, большая дорога).

В связи с этими сведениями лингвист С. М. Толстая замечает: «Некоторые приводимые иностранцами сведения не находят никаких подтверждений и параллелей в имеющихся этнографических данных. Например, Берберини рассказывает о странном обычае, которым будто бы сопровождаются на Руси разводы... Ничего подобного, насколько я знаю, не фиксируют ни исторические, ни этнографические источники, в то же время трудно предположить, что это сообщение — чистый вымысел» (Толстая 2015: 490).

Действительно, сведений последующих веков, подтверждающих слова Барберини и Гваньини о существовании такой традиции у русских, не имеется, но есть информация о наличии аналогичного обряда у чувашей. Впервые его описал Паллас в книге на немецком языке, изданной в Петербурге в 1771 г.: «Бывают и разводы, и говорят, что по привычке мужчина разрезает покрывало (Surban) своей жены, которое он отнимает у нее, посередине, и одну ее половину оставляет себе, а другую отдает женщине» (Pallas 1771: 92)2.

Немецкое слово Schleier может переводиться как «покрывало», «фата», «вуаль», «чадра», в любом случае оно связано с понятием головного убора в виде полотна, отреза ткани.

Перевод книги Палласа на русский язык под наименованием «Путешествие по разным провинциям Российского государства» был опубликован в 1773-1778 гг. В своих изданиях Паллас описывает чувашей, проживавших в окрестностях рек Черемшан, Сок, а также «местами вдоль по Волге». Упоминание обряда развода с разрыванием женского головного убора сурпан/сорпан [сурбáн/сорбáн] входит в абзац, посвященный свадьбам чувашей (Паллас 1773: 144): «Так же случаются у них и разводы; при чем наблюдается сие обыкновение, что муж разрывает пополам лопасть (сурбан) отверженной от себя жены, и одну половину оставляет у себя, а другую ей дает». Запись о разводе Палласа цитировал В. А. Сбоев в книге «Исследования об инородцах Казанской губернии»: «Если муж был недоволен своею женою, то разрывал ее сарбан (головную повязку из длинного полотенца) на две части; одну брал себе, а другую отдавал жене, которая вслед за тем должна была оставить дом своего мужа» (Сбоев 1856: 81)3.

2 Здесь и далее перевод с немецкого языка сделан автором статьи. В оригинале: "Es gehen auch wohl Ehescheidungen vor, und die Gewohnheit soll seyn, das der Mann den Schleier (Surban) ler Frau, die er von sich last, mitten durchschneidet, und davon die eine Halfte zurukt behalt, die andre aber der Frau geibt".

3 Сбоев для сравнения приводит сведения Барберини, полагая, что «у русских в старину при разводах разрыв холста играл важную роль» (Сбоев 1856: 81).

Последнего утверждения (об оставлении дома) в тексте Палласа нет. Также Сбоев, видимо имея в виду слова Палласа о том, что «о чувашских свадьбах находятся обстоятельные известия в собраниях российской истории», предполагает, что он «отсылает читателя к Миллеру». У Г. Ф. Миллера в «Описании живущих в Казанской губернии языческих народов, яко то Черемис, Чуваш и Вотяков», изданном после его смерти, в 1791 г., есть сведения о разводе, но описания обряда нет, также нет и информации о том, что жена покидает дом мужа: «Ежели муж своею женою не будет доволен, то вместо разводной того довольно бывает, что он лишает ее своего ложа, и вместо того женится на другой, а первую содержит у себя как работницу». В прижизненном издании 1756 г. его «Описания трех языческих народов в Казанской губернии, а именно: черемисов, чувашей, вотяков» сведений о разводе нет. Следовательно, едва ли «обстоятельные известия» о чувашских свадьбах относятся к этому тексту Миллера, тем более что Паллас писал о «собраниях российской истории» — во множественном числе. Вероятно, имеются какие-то недоступные нам источники по этнографии чувашей XVIII в.

В. А. Сбоев, сообщая, что «это известие Палласа во всей силе подтверждают и последующие писатели», к сожалению, не уточняет, что это за писатели. Возможно, он имел в виду Иоганна Готлиба Георги. В своем первом выпуске записей о путешествиях по России, вышедших в 1775 г. в Петербурге на немецком языке — "Reisen durch verschiedene Provinzen des Russ", во втором томе Георги приводит описание чувашей, но текста о разводе там нет (Georgi 1775: 849-856). В 1776 г. в Петербурге вышли книги Георги на русском, французском и немецком языках (издатель Карл Вильгельм Миллер), в 1780 г. — в Лондоне на английском языке. Во всех этих изданиях есть абзац с упоминанием развода «по-чувашски». Из издания на русском языке:

Но ежели муж чрезвычайно женою своею недоволен, то разрывает ее покрывало (Сурбак), и тем уничтожается на век супружеской между ними союз. Таким же образом разводятся с женами своими и все, языческого суеверия держащиеся Черемисы, Мордва, Вотяки и Вогуличи: однако самые случаи бывают редко (Георги 1776: 45).

На немецком (Georgi 1776а: 42), английском (Georgi 1780: 102), французском (Georgi 1776 б: 52) языках перевод аналогичен. В этих текстах имеется термин сурпан (Surban, sourban), который во французском и английском предваряется фразами voile ou bonnet, veil or cap, т. е. «покрывало или шапка», в немецком — Schleyer, скорее всего, это Schleier — «покрывало, фата, вуаль, чадра» из текста Палласа. В любом случае сурпан рассматривается как головной убор.

В издании Георги 1776 г. на русском языке (в трех томах) сведений об использованных источниках нет. Вероятно, они должны были быть в предисловии четвертого тома, так как в первом томе в «Преуведомлении» Георги пишет: «К четвертой же, как к последней части, присовокуплен будет общий титул, предисловие и оглавление». Но четвертый том не вышел. Об использовании разных источников Георги упоминает в четырехтомном издании 1776 г. на немецком языке в предисловии к первому тому:

Я хочу привести здесь остальные свои источники, потому что я не делал этого в работе, чтобы избежать частого цитирования. Кроме докладов и ответов на вопросы, поставленные странствующими учеными, от канцелярии, которой управляются другие народы, кроме русских, и кроме различных рукописей прежних и нынешних ученых, к которым я имел доступ, были чрезвычайно полезны для меня издания следующих авторов (Georgi 1776 а: VI-VII)4.

Далее Георги перечисляет имена более десяти исследователей и названия их произведений, в том числе издание Палласа 1771 г. на немецком языке. Соответственно, не следует считать, что

4 В оригинале: "Ich will hier meine übrigen Quellen anführen, weil es im Werke, häufige Citationen zu vermeiden, nicht geschehen ist. Außer den Rachrichten und Antworten, die Kanzeleyen, unter welchen andere Nationen, als Russen stehen, auf die deshalb von reisenden Akademisten ergangenen Fragen ertheilten und außer verschiedenen Handschriften voriger und jeßiger Gelehrten, zu welchen ich Zugang hatte, waren mir vorzüglich nüßlich".

все сведения его книг добыты самим Георги, тем более что в первом издании книги в двух томах на немецком языке 1775 г. описания развода нет. Скорее всего, Георги использовал сведения Палласа о чувашском разводе и добавил информацию о распространении этого обычая среди нехристианских и немусульманских общностей черемисов (марийцев), вотяков (удмуртов), мордвы, вогуличей (манси).

В 1783 г. К. С. Милькович в этнографическом очерке о чувашах повторяет этот отрывок из текста Георги (Никольский 1906: 15).

Таким образом, на данный момент первоначальным источником сведений о разводе и разрыве сурпана у чувашей необходимо считать записи Палласа, а о существовании аналогичного обряда у финно-угорских народов Волго-Уралья — текст Георги. Эти сведения относятся к 1760-1770-м гг. Необходимо отметить, что в них, в отличие от текста Барберини, нет упоминаний о проточной воде, тем не менее она появляется снова примерно через сто лет.

О чувашском обычае развода, весьма близком сведениям Барберини, писал В. К. Магницкий (Магнитский) в статье «Очерк юридического быта чуваш Ядринского, Козьмодемьянского и Чебоксарского уездов»: «В древности, по словам о[тца] Смеловского, чуваши для развода отправлялись на ключ, протягивали чрез него сорбан и, разорвав его на части, с последним расходились; ныне, по его же словам, иногда супруги разрывают через порог клети» (Магницкий 1868: 620-621).

Сведения В. К. Магнитский получил от священника Смеловского. Возможно, это был кто-то из его родственников со стороны деда по матери — Василия Степановича Смеловского, служившего священником в с. Ядрино Ядринского уезда. Его сыновья также были священниками: Константин — в с. Ядрино (Гусаров 2014: 160), Александр — в с. Ишак Козьмодемьянского уезда (Известия... 1885: 230), Николай служил в деревне Анят-Киняры Козмодемьянского уезда, он наиболее вероятный корреспондент Магнитского (Гусаров 2014: 151, 153; Исследователи. 2002: 248). Сам Василий Константинович с 1863 по 1877 г. жил в селе Беловолжском Чебоксарского уезда (Иванов, Абашева 1989: 11). Позднее в другой своей статье «Материалы к объяснению старой чувашской веры» Магнитский приводит сведения о несколько ином ритуале развода у чувашей:

Убеждение в возможности супружеского развода, с соблюдением подобного приведенному обряда, по преданию, сохраняется и у Чуваш Казанской губернии. Так, между прочим, в деревне Масловой [моего корреспондента] А. Егорова одна женщина уверяла, что развестись с мужем можно, только-де на суде нужно в один мах разорвать сорбан (полотенце) сперва поперек, а потом каждую половинку — вдоль (Магнитский 1881б: 218).

Деревня Масловая — околоток Масловка Богородской волости Чебоксарского уезда (Крестьянское. 1907: 18), ныне деревня Масловка Козловского района Чувашской Республики. Таким образом, по Магнитскому, обряд развода с разрывом сурпана фиксировался в Чебоксарском, Козьмодемьянском и, возможно, Ядринском уездах.

Исследователи и XVI в., и XIX в. упоминают этот обычай с обозначением его локуса: Барберни — проточная вода, Гваньини — перепутье (дорога, площадь) недалеко от селения; Магнитский — ключ — фактически проточная вода, порог клети. Исследователи XVIII в. Паллас и Георги о месте проведения обряда не упоминают. Все обозначенные локусы имеют сакральное значение как рубежные маркеры «разных миров» (см., например: Байбурин 1983: 137-140; Мифы. 1994: 376). Соглашаясь с С. М. Толстой, необходимо обратить внимание на то, что обряды с водой или около источника воды играли не последнюю роль в свадебном цикле (см., например: Матлин 2013: 88-110), вполне возможно, что и при разводе процесс разрыва полотна над проточной водой имел каккую-то важную символико-семантическую роль, но если этнографических фактов сцепки «вода — свадьба» более чем достаточно, то о русской традиции развода описанным способом действительно нет никаких данных, кроме текстов Барберини и Гваньини.

Все упомянутые авторы XVIII-XIX вв. использовали термин сурпан (сурбак, сурбан, сорбан). Сурпан/сорпан — чувашский женский головной убор в виде длинного полотна (типа современного неширокого палантина) из тонкого холста, повязывался на голову невесты во время свадьбы и играл немалую роль в свадебном и других обрядах (подробнее см.: Петров 2010). Сурпан был символом перехода девушки в новый социальный статус и обязательным повседневным головным убором замужних женщин у всех этнических групп чувашей. Семантическое значение разрыва женского головного убора прозрачно — разрыв супружеских отношений.

У упомянутых Георги народов (кроме вогуличей) имелся аналогичный женский головной убор в виде неширокого длинного полотна, например шарпан горных и звенигово-моркинских марийцев (Молотова 1992:), платенце мордвы-мокши юго-западной группы (Мордовский народный. 1990: 264), весяк кышет, чалма — у удмуртов (Косарева 2000; Белицер 1951) и т. п. Следовательно, и у них, как писал Георги, мог существовать аналогичный обряд, но имеются данные о несколько ином варианте ритуала развода у марийцев и удмуртов, в котором разделяемым предметом был пояс. Об этом читаем в труде М. В. Черемшанского «Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношениях»:

Обряд развода у Черемисов делается так: муж и жена приглашают, каждый с своей стороны, в посредники стариков для разбора тех обстоятельств, которые послужили поводом к разводу, что по-черемисски называется шарагат. Шарагатчики, до приступления к делу, рядят себе за хлопоты ведро или полведра вина с виновных и, по сделании условия, первоначально разделяют между недовольными супругами детей (если они имеют их) и имение; потом выводят их на середину улицы, ставят друг к другу спинами и связывают их кушаком. Затем шарагатчики со стороны мужа становятся в линию по правую сторону, а со стороны жены — по левую и делается условие, чтоб им не жить вместе. Один из шарагатчиков, или нарочно приглашенный к тому их мулла, острым ножом перерезывает пояс, связывавший мужа с женою, и в это самое время недовольные супруги, в знак презрения, стараются пятой ног пнуть друг друга в зад и бежать в запуски на речку умываться, приговаривая при сем: «как берега реки никогда не сходятся, так бы и мы не сходились». После того шарагатчики принимаются за попойку и тем разводная недовольных супругов оканчивается и прекращаются все супружеские их отношения (Черемшанский 1859: 190-191).

Предварительно автор отмечает, что «самая большая часть черемисов размещается в Бирском уезде, где их находится более 30 тысяч душ обоего пола, а остальные в уездах Белебеевском, Мензелинском и Уфимском» (Черемшанский 1859: 179). Труд Черемшанского — компиляция, он пишет об использованных источниках в предисловии к книге, упоминая в том числе периодические издания, а также то, что «пользовался еще многими рукописными и неизданными документами».

Аналогичные сведения имеются в двух статьях Григория Городского: «Заметки о черемисах, проживающих в Красноуфимском уезде Пермской губернии» (1862), «О черемисах, проживающих в Красноуфимском уезде Пермской губернии» (1864). По содержанию в этих статьях имеются отличия, но текст о разводе один и тот же:

Для несогласных черемисских супругов существует развод, который заявляется местному сельскому начальству при шести свидетелях, по черемисскому выражению: при шести глазах5. Обряд развода таков: связывают несогласных супругов сзади опояской или поясом; который потом раз-резывают, отчего разведенные разбегаются в разные стороны; при этом бойкий из них старается иногда ударить другого ногой, приговаривая: когда я тебе не хорош, так ищи лучше меня! (Городской 1862: 397-398; 1864: 23).

5 В описании необходимо объяснить наличие «шести глаз» у «шести свидетелей». В марийском языке (как и в чувашском) парные предметы могут обозначаться термином в единственном числе, без употребления форманта множественности, например: шинча — «глаз» и «глаза», кид — «рука» и «руки». Таким образом, в этом обряде все свидетели нормальны, не «одноглазы».

Можно с полным доверием отнестись к записям Григория Городского, так как автор, работая становым приставом, сам наблюдал, собирал и записывал сведения о черемисах (Городской 1862: 395). В его статье присутствуют конкретные факты, детализированные описания, он приводит названия населенных пунктов, термины на марийском языке, высказывает личное отношение к тем или иным явлениям черемисской жизни, действиям властей.

Весьма схожее описание ритуала развода имеется в книге Х. И. Мозеля «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Пермская губерния. Часть 2»:

Развод, несогласных между собой супругов, делается с большей официальностью, чем свадьба и заявляется местному начальству, при шести свидетелях, или как черемисы говорят при шести глазах. Потом супругов связывают вместе спинами, посредством опояски; спустя несколько времени пояс разрезывают и супруги разбегаются в противные стороны. При этом, нередко, один из них норовит еще толкнуть ногой другого, приговаривая: «Если я тебе не хорош, то ступай ищи себе другого». После развода, супруги расходятся и живут или отдельно, или у своих родителей и родственников и могут снова вступать в брак. Брак в молодых летах и постоянная возможность разойтись составляют, разумеется, главную причину целомудрия девушек и верности супругов (Мозель 1864: 578-588).

Несомненно, что большая часть текста Мозеля о черемисах основана на статье Городского 1862 г. из газеты «Пермские губернские ведомости». В предисловии к книге Мозель привел список основных печатных источников, в том числе упомянул газету «Пермские губернские ведомости». В целом текст Мозеля содержит меньше сведений о черемисах, чем статья Городского, но у него имеются факты, которых нет у последнего, например по теме свадьбы: «Некоторые из них берут в последствии еще другую и даже третью жену и живут с двумя или тремя, как татары. Впрочем, это делают только богатые и достаточные черемисы; бедные же всегда довольствуются одной женой», «В число этой платы [калыма], поступают иногда и разные вещи, домашний скот и проч.» (Мозель 1964: 578-579). У Городского, в отличие от текста Мозеля, нет описания мужского костюма, жилища, пищи черемисов (Мозель 1964: 587). А также в сведениях о разводе Мозель пишет о дальнейших судьбах разведенных, чего нет у Городского. Учитывая все это, можно предположить, что Мозель наряду со статьями Городского использовал еще какой-то источник.

Продолжая рассматривать существование обряда развода с учетом хронологической последовательности, упомянем книгу И. М. Казанцева «Описание башкирцев» 1866 г., в которой описывается развод у черемис, проживавших в Оренбургской губернии в Бирском, Белебейском, Мезелинском и других уездах:

Развод делается так: собираются родные к обиженному мужу-старику и приглашается жрец-мулла, который после убедительных увещаний становит обиженную чету задом друг к другу, завязывает им руки платком или кушаком и, прочитав над ними молитву доброму духу, разрезывает узел ножом и расталкивает замужнюю чету в противную сторону, тем и оканчивается их союз. Освобожденная и обрадованная молодушка бежит без оглядки, с восторгом, в дом своих родителей и после выходит замуж по своему желанию за ровню (Казанцев 1866: 67, 75).

В данном описании более понятно, как ставили супругов: спиной друг к другу и связывая их руки вместе. По тексту других авторов можно предположить, что их ставили спиной и обвязывали туловища на уровне пояса.

Упоминание такого же обряда шарагат имеется еще в нескольких изданиях, но все они заимствованы, например текст в книге «Народы России. Живописный альбом» 1877 г. заимствован из книги Мозеля (Народы. 1877: 182). В издании 1880 г. «Памятная книга Пермской губернии» есть краткое упоминание развода по-черемисски: «Верность же супругов обусловливается,

как следует полагать, существованием разводов, которые заявляются местному сельскому начальству при шести свидетелях» (1880: 43). Под текстом, куда входит приведенный отрывок, имеется подпись — Г., не исключено, что это сам Григорий Городской. В любом случае текст о черемисах содержательно совпадает со сведениями Городского 1864 г. В. Н. Шишонко для своего семитомного труда «Пермская летопись» использовал статью Г. Городского, указав ссылку на газету «Пермские губернские ведомости» 1862 г. № 28, 29 (1887: 266), в том числе полностью скопировал отрывок о разводе у черемисов6 (1887: 266).

Помимо черемисов, обряд шарагат был известен и у вотяков. Так, Н. И. Тезяков в книге «Вотяки Больше-Гондырской волости» приводит материалы о процессе развода 1887-1888 гг.:

Заинтересованные стороны, обращаясь к суду стариков, называемых шарейгатчиками, дают последним обязательство, скрепленное протоколом сельского старосты, в том, что вполне подчиняются решению шарейгатчиков. О состоявшемся развод сельским старостой составляется сейчас же акт, чем и заканчивается все дело. Для примера привожу копию с такого бракоразводного акта. «1887 г., сентября 11-го дня. Постановлен сей акт Б. Гондырским, сельским старостой Имакаевым при нижеподписавшихся шарейгатчиках в том, что вотяк д. Сухой Кырги Султанай Сахабетдинович и жена его Зилита Николаевна сего числа заявили им, что они по случаю несогласной жизни брак свой по существующему языческому обряду желают расторгнуть.». К акту приложена печать старосты, а вместо подписей — судьи приложили свои тамги (знаки) (Тезяков 1892: 49-50).

В описании упоминается о разводе как о языческом обряде, и вполне возможно, что при этом происходил ритуальный разрыв пояса. Косвенным подтверждением тому могут быть зафиксированные сведения о разрезании напополам свадебного пояса зар при ссоре между жителями удмуртских деревень Нижний Кумор и Старая Юмья Мамадышского уезда Казанской губернии, что делало невозможными брачные связи между ними (Орлов 1999: 146).

В этом же описании приводятся сведения о появлении официального документа — бракоразводного акта (протокола), составленного сельским старостой. Аналогичные изменения произошли и с обрядом развода у черемисов. В издании Р. Р. Садикова «Финно-угорские народы Республики Башкортостан» приводятся два текста бракоразводного акта 1898 г., разводящиеся — супруги из деревни Киебака Киебаковская волости Бирского уезда Уфимской губернии. В этих актах упоминается, что необходимо «с обеих сторон назначить по 3 человека добросовестных стариков, которым и предоставить право, по нашему языческому обряду и существующему обычаю брак наш расторгнуть путем шаригата, определению которого не только предоставляем расторжение брака, но и в отношении имущественных расчетов, которые шаригат должен решить по совести», а также говориться, что «мы нижеподписавшиеся старики добросовестные в числе 6-ти человек. постановили: ввиду приведенных соображений брак Сайтая Васильева и жены его Аптушевой настоящим шаригатом расторгнуть по обряду и языческому обычаю, предоставив Васильеву право жениться, а Аптушевой выйти вновь в замужество» (Садиков 2016: 256-258). В этих текстах также описывается участие шести стариков, приводится название обряда — ша-ригат, который обозначен как языческий. Оба протокола помимо стариков подписали сельские старосты.

Вероятно, документальное закрепление проведенного обряда на обозначенной территории началось уже гораздо раньше, с установлением кантонной системы управления, когда в 1857 г. для язычников были введены метрические книги, где и стали фиксироваться случаи разводов (Исянгулов 2022: 30). Понятно, что в эти официальные документы описание деталей обрядности не вносили, но упоминание «нашего языческого обряда, обычая», позволяет утверждать, что традиция обряда шарагат у вотяков и черемисов означенных территорий существовала и ранее —

6 Видимо, это смутило И. Н. Смирнова, который в книге 1889 г. «Черемисы» почему-то предполагает, что В. Н. Шишонко и Г. Городской — один и тот же человек, у которого Городской — псевдоним. Этого не может быть, потому что В. Н. Шишонко переехал в Пермь только в 1863 г. (Красноперова 2013: 72), а у Городского статья вышла уже в 1862 г.

до 1850-х гг. Эта дата подтверждается и трудом вышеупомянутого Черемшанского, который работал над своей книгой в 1850-е гг.

Сходный с черемисским разводом обряд чувашей описывает И. И. Меньшов в статье «Этнографический очерк быта и обычаев чуваш Уфимской губернии Златоустовского уезд»:

.муж и жена приглашают, каждый со своей стороны, в посредники стариков для разбора обстоятельств, послуживших поводом к разводу, что называется шарагат. Шарагатчики до приступления к делу, рядят себе за хлопоты вина с виновной стороны и по сделании условия первоначально разделяют между недовольными супругами детей, если они есть, и имение; потом выводят супругов на середину улицы (как это делается у черемис), ставят друг к другу спинами и связывают их кушаком. За тем шарагатчики со стороны мужа становятся в линию по правую сторону, а со стороны жены — по левую, и делается условие, чтоб не жить вместе. Один из шарагатчиков острым ножом перерезывает пояс, связывавший мужа с женою, и недовольные супруги, в знак презрения, в то самое время, стараются пятами ног пнуть друг друга в зад и бегут на речку умыться, приговаривая: «как берега реки никогда не сходятся, так бы и мы не сходились». После того шарагатчики принимаются за попойку и тем развод неужившихся супругов оканчивается и все супружеские их отношения прекращаются (Меньшов 1875: 217).

Этот отрывок — почти точная копия из книги М. В. Черемшанского «Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношениях» 1859 г., только Меньшов убрал фразу «или нарочно приглашенный к тому их мулла» и добавил — «как это делается у черемис». Меньшов в своем тексте использовал разделы «Чуваши» и «Черемисы» из книги Черемшанского (1859: 173, 179). Из раздела «Чуваши» заимствовал тексты вводной части, глав «Наружный вид и нравственные качества чуваш», «Быт чуваш и их жилища», «Одежда», «Пища», из раздела «Черемисы» — тексты на темы обрядов родин, браков и похорон, в том числе текст о разводе, а одно предложение взял из раздела «Вотяки». «Замечательных обычаев у Вотяков не видно — во время родин, браков и смерти, кроме разгула, у них нет особенных обрядов» — так у Черемшанского, а у Меньшова: «Во время родин, при совершении браков замечательных обычаев у чуваш не видно, а выделяется только разгул».

Плагиат Меньшова не остался незамеченным. В журнале «Записки Оренбургского отдела Императорского Русского географического общества» (1881, № 4) была помещена «Заметка к статье г. Меньшова» М. В. Лоссиевского, в которой автор упоминает своего отца В. С. Лоссиевского:

Позволяю себе несколько слов по поводу статьи И. И. Меньшова «Этнографический очерк быта и обычаев чуваш уф. губ., Златоустовского уезда». Кроме того, что в Златоустовском уезде чуваш не существует совершенно, статья эта буквально составлена из статей, помещенных за прежние годы в «Уфимских губернских ведомостях» В. С. Лоссиевским и князем Девлеткильдеевым, у которого г. Меньшиков слово в слово переписал «о некоторых поверьях чуваш, твердо чтимых и соблюдаемых, из статьи «Поверья и обряды чуваш Белебеевского уезда», помещенной в № 44 и 46 «Уф. губ. ведомостей» за 1867 г. Г. Меньшов даже не потрудился изменить порядок изложения этих поверий и переработать хотя бы слог, а предпочел оставить все в том виде, как было у г. Девлеткильдеева, перенеся только поверья чуваш Белебеевскаго уезда на фиктивных чуваш уезда Златоустовскаго (Лоссиевский 1881: 195-196).

Действительно, Меньшов в свою статью почти полностью поместил текст Девлеткильдеева (2017: 163-168) за исключением начала и конца, и этот текст занимает примерно половину всего объема статьи Меньшова. В статье Девлеткильдеева сведений о шарагате нет. Какие статьи В. С. Лоссиевского использовал Меньшов, неизвестно, тем более что у него есть только одна статья, посвященная чувашам — «Лечение чувашами детской оспы». Понятно, что ни о каком разводе там речь не идет. К тому же все статьи В. С. Лоссиевского напечатаны не в «Уфимском губернском вестнике», как пишет его сын, а в «Оренбургском губернском вестнике». Можно

обратиться к статьям В. С. Лоссиевского «Свадьба черемис» (1850: 26-29), «Свадебный обряд черемис» (1852: 100-105), но там сведений о разводе нет. Таким образом, если плагиат И. И. Меньшова в отношении статьи Девлеткильдеева полностью подтверждается, то в отношении статей В. С. Лоссиевского нет.

В упомянутом журнале «Записки Оренбургского отдела Императорского Русского географического общества» (1881, № 4) кроме заметки М. В. Лоссиевского помещена критическая статья В. К. Магнитского «Замечания на "Этнографический очерк быта чуваш" Ив. Меньшова, помещенный в 3 выпуске "Записок" отдела», написанная еще в 1876 г. (Магнитский 1881а: 179-195). Магнитский не замечает плагиата, но, в частности, пишет: «Неточностей и недомолвок в "Очерке" г. Меньшова так много, что если бы все их перечислить, то замечаний на них довелось бы написать более содержания самого "Очерка"» (Магнитский 1881а: 184). Там он упоминает, что обряд шарагат чужд чувашам Ядринского, Чебоксарского, Тетюшского уездов Казанской губернии (Магнитский 1881а: 179), в то же время в сноске к слову шарагат на с. 185 замечает, что «Память об этом обряде, оказывается, между апайками не утратилась и в Казанской губернии». Понять это противоречие можно так, что в Казанской губернии чувашские женщины помнили о существовании обычая развода, но не в форме шарагата, а с разрывом сурпана, о чем писалось выше.

Помимо этого, статья Меньшова критиковалась по поводу отсутствия в Златоустовском уезде чувашского населения. И действительно, на середину 1867 г. «в Златоустовском уезде чувашского населения вовсе нет, не только отдельными селениями, но даже в смеси с другими народностями» (Роднов 2014: 174). Меньшов оправдался тем, что «при составлении статьи он имел в виду чуваш Уфимской губернии Белебеевского уезда; название же этого уезда Златоустовским произошло от ошибки при переписке рукописи набело» (Роднов 2014: 175). Усомнимся в случайности этой ошибки. Почему И. И. Меньшов предпочел сменить златоустовских чувашей именно на белебеевских? Вероятно, потому что заимствованная им статья Девлеткильдеева описывала белебеевских чувашей, и именно в Белебеевском уезде проживало наибольшее количество чувашей всей Уфимской губернии.

Тем не менее почему Иван Иванович сразу не обозначил чувашей как белебеевских? Ведь ему поверили, когда он оправдался случайной опиской, и, например, Магнитский уже писал о ша-рагате как об обычае белебеевских чувашей (Магнитский 1881б: 217-218). Возможно, таким образом он хотел отмежеваться от статьи Девлеткильдеева, где описываются именно белебеевские чуваши. Но, может быть, Меньшов знал о более раннем существовании чувашей в Златоустовском уезде? Он жил в Златоусте и, скорее всего, был уроженцем Златоустовского уезда (Роднов 2014: 169). О былом присутствии чувашей в этом уезде надежно свидетельствует топонимика окрестностей Златоуста: река Чувашка (левый приток реки Ая, ныне территория города), Чувашская гора — вершина в центральной части Чернореченского хребта, Чувашская степь — долина р. Черной (Медведев 2013: 310).

Текст о разводе, относившемся якобы к чувашам Злотоустовского уезда Уфимской губернии, Меньшов заимствовал у Черемшанского, который описывал обычай черемисов Оренбургской губернии. Тогда территория Златоустовского уезда входила в эту губернию (выделение из Оренбургской губернии Уфимской произошло в 1865 г.).

С территорией Златоустовского уезда граничил Красноуфимский уезд Пермской губернии, где, по сведениям Городского, бытовал черемисский обряд развода. К тому же в середине XVIII в. южная часть Красноуфимского уезда и территория Златоустовского уезда входили в единую Уфимскую провинцию Оренбургской губернии. В Красноуфимском уезде также проживали чуваши (Попов 1804: 203, 292). До наших дней сохранилась одна деревня — Чувашково в Красноуфимском округе Свердловской области. Таким образом, вполне возможно, что приписка черемисских обрядов чувашам сделана Меньшовым неслучайно. Возможно также, что на это Меньшов пошел под влиянием следующих слов из труда Черемшанского: «Черемисы, кроме собственного наречия,

отличаются от других инородцев и нравами, и обычаями, и образом жизни, но весьма много имеют сходного с чувашами-язычниками» (Черемшанский 1859: 179).

Подытоживая, отметим, что с первой половины и до конца XIX в. у черемисов и вотяков означенных территорий (опираясь на косвенные доказательства, скажем, что и в Мамадышском уезде Казанской губернии) существовал обряд развода — шарагат. Наличие этого обряда у чувашей пока сомнительно.

Этнографические сведения об обряде развода можно свести в таблицу (Табл. 1).

Таблица 1

Сведения об обряде развода

Год источника и автор текста Место бытования обряда Этнос Наименование обряда Участники, кроме супругов Атрибутивные объекты и явления

1859 Черемшанский Бирский, Белебейский, Мензелинский, Уфимский уезд Оренбургской губернии черемисы шарагат старики, мулла связывание супругов, разрезание пояса

1862 Г. Городской Красноуфимский уезд Пермской губернии 6 свидетелей

1866 Казанцев Бирский, Белебейский, Мензелинский7 и другие уезды Оренбургской губернии жрец-мулла связывание рук поясом или платком, разрезание пояса или платка

1887-1888 Тезяков Больше-Гондырская волость Осинского уезда Пермского губернии вотяки шарейгат суд стариков, сельский староста документальный акт о разводе

1896 деревня Киебака Киебаковская волость Бирского уезда Уфимской губернии черемисы шаригат 6 стариков, сельский староста

XIX в. деревни Старая Юмья и Нижний Кумор Мамадышского уезда Казанской губернии удмурты обрядовое разрезание свадебного пояса зар и запрет на брачные отношения как результат конфликта жителей двух деревень

Общим в этих описаниях является обязательная публичность и наличие свидетелей. Вероятно, в более ранние времена расторжение брака у черемисов и вотяков этих территорий предполагало присутствие свидетелей — пожилых мужчин, по трое со стороны мужа и жены; решение вопросов имущественного характера и попечения детей; наличие ритуала — связывание супругов, стоящих спинами друг к другу, или их рук поясом, разрезание этого пояса (или платка) и, возможно, умывание водой.

Важно то, что все указанные местности (в том числе Мамадышский уезд Казанской губернии) граничат между собой и составляют единую территорию (см. карту). Эта территория отличалась разнообразным по этническому составу населением, именно здесь располагались периферийные группы удмуртов (закамские, завятские) и марийцев (восточные), имеющие отличия от других этнографических групп. Одними из коренных насельников этого края были манси (вогулы). Они,

7 Названные уезды, а также Уфимский, Стерлитамакский и Златоустовский с 1865 г. входили в состав Уфимской губернии.

Карта-схема территорий губерний в Волго-Уралье в XIX в. Светло-серым цветом показаны территории уездов, где зафиксированы обряды развода,

темно-серым — территории отдельных местностей. 1 — примерная область бытования чувашского обряда развода с разрыванием сурпана (описан П. С. Палласом, XVIII век), 2 — примерная область бытования чувашского обряда развода,

описанного В. К. Магнитским, XIX век

Map-scheme of the territories of the provinces of the 19th century in the Volga-Ural region The territories of counties where divorce rites are recorded are shown in light gray, and the territories of individual localities are shown in dark gray. 1 — approximate area of existence of the Chuvash ritual of divorce with tearing of the surpan (according to P. S. Pallas, 18 century), 2 — approximate area of existence of the Chuvash ritual of divorce according to V. Magnitsky, 19 century

помимо северных уездов и Зауралья Пермской губернии, проживали и в Красноуфимском, и в граничащим с ним Кунгурском уездах (Попов 1804: 102; С-ский 1897; Чупин 1873: 335). Таким образом, вогулы также входили в означенную территорию, но к концу XIX в. они практически полностью ассимилировались (Чупин 1873: 335). В Пермской губернии мордва не проживала, в Оренбургской (позднее — Уфимской) мордовские переселенцы стали появляться со второй половины XVII в., и позднее они неравномерно расселились по всей ее территории (Щербаков 2005: 13).

Помимо упомянутых финно-угорских, на этой территории присутствовали и тюркоязычные народы — башкиры и татары — мусульмане. Имеются предположения о происхождении слова шарагат от араб. шариат — «практическая, обрядовая часть вероучения мусульман» (Прокопьев 1903: 44), сарах — «освобождение, выпуск на волю; отсылка разведенной жены» или в результате контаминации этих двух терминов (Скворцов 2013: 177). Последний вариант, учитывая семантические различия шариат и сарах, предполагается наиболее вероятным, иначе трудно объяснить наличие [г] при происхождении от шариат и ауслаута [т] при этимологии от сарах. Тем не менее этот обряд неизвестен мусульманам-тюркам, в их юридической системе присутствовало несколько видов документально оформляемых разводов (см., например: Мурзабулатов 2009, Асфандияров 1997: 73-69).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Итак, чувашский обряд развода с разрывом женского головного убора сурпана фиксируется по трудам Палласа XVIII в. в районе рек Черемшан, Сок, Волга; по трудам Магнитского XIX в. — на северо-западе Ядринского или юге Козьмодемьянского уездов, юго-востоке Чебоксарского уезда (см. карту).

В XIX в. на юге Пермской, севере Оренбургской (Уфимской), возможно, северо-востоке Казанской губерний обряд развода с разрезанием пояса (или, возможно, платка) шарагат бытовал в среде нехристиан и немусульман — вотяков, черемис, не исключена возможность этого обряда среди их соседей — вогулов и мордвы. Приведенный список можно соотнести с текстом Георги, где он сообщает об обряде развода у чувашей, но далее автор пишет, что так же разводятся и «языческого суеверия держащиеся черемисы, мордва, вотяки и вогуличи». Возможно, Георги действия с разрыванием сурпана и разрезанием пояса считал единым обрядом.

Возвращаясь к сообщению Барберини, необходимо отметить примечательную схожесть в описании процесса у Барберини (XVI в.) и Смеловского (XIX в., нужно учесть, что он пишет о существовании обряда «в старину») (Табл. 2).

Таблица 2

Сведения о разводе у чувашей из источников XVI и XIX вв.

Барберини (XVI в.) Смеловский (XIX в.),

оба идут к текучей воде отправлялись к ключу

муж становится по одну сторону, жена — по другую протягивали через него сорбан

кусок тонкого холста сорбан

тащат его к себе, каждый за свой конец, и раздирают пополам, так что у каждого в руках остается по куску, после чего расходятся разорвав на части, с последним расходились

Таким образом, скорее всего, Барберини сообщил о традиции развода, бытовавшего в Волго-Уральском регионе, память о котором сохранилась у чувашей в XIX в.

Обозначить преемственность между сообщением Барберини и описанием чувашской традиции у Палласа и Георги мешает отсутствие у них упоминаний о воде, точнее проточной воде. Эта деталь крайне важна, так как локус обряда часто является определяющим в его назначении и эффективности (в понимании совершающих этот обряд). Но такое упоминание проточной воды имеется в описании обряда шарагат у Черемшанского, когда после его проведения бывшие супруги «стараются. бежать в запуски на речку умываться, приговаривая при сем "как берега реки никогда не сходятся, так бы и мы не сходились"». Еще одной точкой соприкосновения этих двух видов обряда развода является известие Казанцева о возможности использования платка вместо пояса.

Наличие таких «точек» сближения двух видов обряда развода — с разрыванием сурпана и с разрезанием пояса на достаточно близких друг к другу территориях не может быть просто случайностью и, вероятно, объясняется связью источника их происхождения. Выяснение этого предположения, возможно имеющего значение для истории культуры Волго-Уральского региона, требует отдельного развернутого исследования.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРА

Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей: введение, тексты и комментарий: XIII-XVII вв. Иркутск: Иркутское обл. изд-во, 1941.

Асфандияров А. З. Башкирская семья в прошлом (XVIII — первая половина XIX в.). Уфа: Китап, 1997.

БайбуринА. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л.: Наука, 1983.

Белицер В. Н. Народная одежда удмуртов. Материалы к этногенезу. М.: Изд-во АН СССР, 1951.

Гваньини А. Описание Московии / пер. с лат. Г. Г. Козловой. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Ши-чалина, 1997.

Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей. Ч. 1. СПб.: Имп. Академия наук, 1776.

Городской Г. Заметки о черемисах, проживающих в Красноуфимском уезде Пермской губернии // Пермские губернские ведомости. 1862. № 28. С. 395-398. № 29. С. 404-410.

Городской Г. О черемисах, проживающих в Красноуфимском уезде Пермской губернии // Этнографический сборник, издаваемый Императорским Русским географическим обществом. Вып. 6. СПб.: тип. В. Головина, 1864. С. 23-34.

Гусаров Ю. В. Две автобиографии этнографа и фольклориста В. К. Магницкого // Чувашский гуманитарный вестник. 2014. № 9. С. 132-161.

Дворецкий И. Х. Латино-русский словарь: около 50 000 слов. М.: Русский язык, 1976.

Девлеткильдеев С. С. Поверья и обряды у чуваш Белебеевского уезда (публикация И. Г. Петрова) // Документы и материалы по истории и этнографии народов Южного Урала / сост. и отв. ред. Ф. Г. Галиева. Вып. 2. Уфа: Первая тип., 2018. С. 164-168.

Загоровский А. И. О разводе по русскому праву: исслед. Александра, доц. Харьк. ун-та. Харьков: тип. М. Ф. Зильберберга, 1884.

Известия по Казанской епархии. 1885. № 10. С. 227-258.

Иванов В. П., Абашева Д. В. Жизнь и деятельность В. К. Магницкого // Василий Константинович Магницкий — исследователь культуры и быта чувашей. Чебоксары: НИИ яз., лит., истории и экономики, 1989. С. 5-28.

Исследователи Чувашского края: биобиблиографический указатель / сост. Э. Г. Николаева, Н. Д. Никитина. Чебоксары: Чуваш. гос. ун-т им. И. Н. Ульянова, 2002.

Исянгулов Ш. Н. Разводы у язычников Уфимской губернии в пореформенный период // Проблемы востоковедения. 2022. № 2 (96). С. 27-34.

КазанцевН. (И. М.) Описание башкирцев. СПб.: тип. т-ва «Общественная польза», 1866.

Косарева И. А. Традиционная женская одежда периферийных групп удмуртов (косинской, слободской, кукморской, шошминской, закамской) в конце XIX — начале ХХ в. Ижевск: Удмурт. ин-т истории, яз. и лит. УрО РАН, 2000.

Красноперова Н. В. Василий Никифорович Шишонко и его семья // Смышляевский сборник: исследования и материалы по истории и культуре Перми. Вып. 5. Пермь: Б. и., 2013.

Крестьянское землевладение Казанской губернии. Вып. 7: Чебоксарский уезд. Казань: Оценочно-стат. бюро Казанского губернского земства, 1907.

Лоссиевский В. С. Свадьба черемис // Оренбургские губернские ведомости. 1850. 11 февр., № 6. С. 26-29.

Лоссиевский В. С. Свадебный обряд черемис // Оренбургские губернские ведомости. 1852. 26 апр., № 17. С. 100-105.

Лоссиевский М. В. Заметка к статье г. Меньшова // Записки Оренбургского отдела Императорского Русского географического общества. 1881. № 4. С. 195-196.

Магнитский В. К. Замечания на «Этнографический очерк быта чуваш», Ив. Меньшова, помещенный в 3 выпуске «Записок» отдела // Записки Оренбургского отдела Императорского Русского географического общества. 1881а. Вып. 4. С. 179-195.

Магнитский В. К. Материалы к объяснению старой чувашской веры, собр. в некоторых местностях Казан. губ. Казань: тип. Имп. ун-та, 1881б.

Магницкий В. К. Очерк юридического быта чуваш Ядринского, Козьмодемьянского и Чебоксарского уездов // Казанские губернские ведомости. 1868. № 93. С. 620-621.

Матлин М. Г. Структура и семантика обряда послесвадебного цикла — посещения молодой/молодыми водного источника // Научный диалог. История. Социология. Этнография. 2013. № 6 (18). С. 88-110.

Медведев В. В. Чуваши Южного Урала (вторая половина XIX — начало XXI в.) // Проблемы истории, филологии и культуры. 2013. № 3 (41). С. 296-312.

Меньшов И. И. Этнографический очерк быта и обычаев чуваш Уфимской губернии Златоустовского уезда // Записки Оренбургского отдела Русского географического общества. 1875. Вып. 3. С. 237-249.

Мифы народов мира. Т. 2. М.: Российская энциклопедия, 1994.

Мозель Х. И. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Пермская губерния. Ч. 2. СПб.: тип. Ф. Персона, 1864.

Молотова Т. Л. Марийский народный костюм. Йошкар-Ола: Марийское кн. изд-во, 1992.

КУНСТКАМЕРА | KUNSTKAMERA № 3 (25) ■ 2024 Мордовский народный костюм. Альбом. Саранск: Мордовское кн. изд-во, 1990.

МурзабулатовМ. В. Расторжение брака по мусульманским канонам // Проблемы востоковедения. 2009. № 1 (43). С. 69-72.

Народы России. Живописный альбом. СПб.: Картографическое заведение Ильина; тип. изд-ва «Общественная польза», 1877.

Никольский Н. В. Этнографический очерк Мильковича, писателя конца XVIII века, о чувашах. Казань: типо-лит. Казан. ун-та, 1906.

Орлов П. А. Вещный мир удмуртов (к семантике материальной культуры): дис. ... канд. ист. наук. Ижевск, 1999.

Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. Ч. 1. СПб.: Имп. Академия наук, 1773.

Памятная книга Пермской губернии: 1880 / ред. Е. И. Гасабов. Пермь: тип. Губернской земской управы,

1880.

Петров Г. И. К вопросу о функциях и семантике женского головного убора сурпан в чувашских обычаях и обрядах // Проблемы истории, филологии, культуры: межвузовский сборник. 2010. № 3 (29). С. 315-322.

Попов Н. С. Хозяйственное описание Пермской губернии, сообразно начертанию Санкт-Петербургского Вольного экономического общества сочиненное в 1802 и 1803 годах в г. Перми. Ч. 2. Пермь: Пермское губернское правление, 1804.

Прокопьев К. П. Брак у чуваш. Казань: типо-лит. Имп. ун-т, 1903.

Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 г Статья вторая // Сын Отечества. 1842. № 7. С. 1-50.

Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М.: Мысль, 1989.

Роднов М. И. Творчество златоустовского краеведа Ивана Ивановича Меньшова в 1870-1880-х гг // Историко-краеведческие исследования на Южном Урале в XIX — начале XX в. / сост. М. И. Роднов. Уфа: Б. и., 2014. С. 168-178.

Садиков Р. Р. Финно-угорские народы Республики Башкортостан (история, культура, демография). Уфа: Первая тип., 2016.

Сбоев В. А. Исследования об инородцах Казанской губернии. Казань: Издание книгопродавца Дубровина, 1856.

Скворцов М. И. Еще раз об арабско-персидском вкладе в чувашскую лексику // Вопросы чувашской лексикологии, лексикографии и переводоведения = Чаваш лексикологийен, лексикографийен тата куçару ëçëн ыйтавёсем. Чебоксары: ЧГИГН, 2013.

С-ский А. Вогулы Пермской губернии // Пермские губернские ведомости. 1897. 20 декабря. Тезяков Н. И. Вотяки Больше-Гондырской волости. Чернигов: Земская тип., 1892.

Толстая С. М. Образ мира в тексте и ритуале. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2015. Черемшанский М. В. Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношениях. Уфа: изд. иждивением Учен. ком. М-ва гос. имуществ, 1859.

Чупин Н. К. Географический и статистический словарь Пермской губернии. Пермь: тип. Поповой,

1873.

Шишонко В. Н. Пермская летопись с 1283-1881 г. Ч. 2: С 1695-1701. Пермь: тип. Губернской земской управы, 1887.

Щербаков А. С. Мордовское население Башкирского Приуралья: историко-этнологическое исследование: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Ин-т истории, яз. и лит. Уфим. науч. центра РАН, 2005.

Georgi J.G. Bemerkungen einer Reise im Rußischen Reich 1772-1774. St. Petersburg: Kaiserl. Academie der Wissenschaften, 1775.

Georgi J. G. Beschreibung aller Nationen des Russischen Reichs, ihrer Lebensart, Religion, Gebräuche, Wohnungen, Kleidung und übrigen Merkwürdigkeiten. Erste Ausgab. Nationen vom Finnischen Stamm. St. Petersburg: Müller, 1776а.

Georgi J. G. Description De Toutes Les Nations De L'Empire De Russie: Ou L'on Expose Leurs Moeurs, Religions, Usages, Habitations, Habillemens Et Autres Particularites Remarquables. "Les" Nations Tatares Établies Dans Cet Empire. Seconde Collection. St. Petersbourg, aux dépens de Charles Guillaume Müller, 1776б.

Georgi J. G. Russia: or A Compleat Historical Account of all the Nations which Compose that Empire. The first volume. London: J. Nichols, T. Cadell, H. Payne, N. Conant, 1780.

Pâllas P. S. Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs. Th. 1. St. Petersburg: Kaiserl. Academie der Wissenschaften, 1771.

REFERENCES

Alekseev M. P. Sibir'v izvestiiakh zapadnoevropeiskikh puteshestvennikov i pisatelei: vvedenie, teksty' i kom-mentarii: XIII-XVII vv [Siberia in the News of Western European Travelers and Writers: Introduction, Texts and Commentary: 13-17 Centuries]. Irkutsk: Irkutskoe oblastnoe izdatel'stvo Publ., 1941. (In Russian)

Asfandiiarov A. Z. Bashkirskaia sem'ia v proshlom (XVIII-pervayia polovina XIX v.) [Bashkir Family in the Past (18 - First Half of the 19 Century)]. Ufa: Kitap Publ., 1997. (In Russian)

Baiburin A. K. Zhilishche v obriadax i predstavleniiakh vostochnykh slavian [Dwelling in the Rituals and Beliefs of the Eastern Slavs]. Leningrad: Nauka Publ., 1983. (In Russian)

Belitser V. N. Narodnaia odezhda udmurtov. Materialy k etnogenezu [Udmurt Folk Clothes. Materials for Ethnogenesis]. Moscow: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1951. (In Russian)

Devletkil'deev S.S. Pover'ia i obryady u chuvash Belebeevskogo uezda [Beliefs and Rituals Among the Chuvash of Belebeevsky District]. Dokumenty i materialypo istorii i etnografii narodovIuzhnogo Urala [Documents and Materials on the History and Ethnography of the Peoples of the Southern Urals]. Ufa: Pervaia tipografiia, 2018, iss. 2, pp. 164-168. (In Russian)

Gusarov Yu. V. Dve avtobiografii etnografa i folklorista V. K. Magnitskogo [Two Autobiographies of Ethnographer and Folklorist V. K. Magnitskii]. Chuvashskii gumanitarnyi vestnik, 2014, no. 9, pp. 132-161. (In Russian)

Guagnini A. OpisanieMoskovii [Description of Muscovy]. Transl. by G. G. Kozlova. Moscow: Greko-latinskii kabinet Yu. A. Shichalina Publ., 1997. (In Russian)

Ivanov V. P., Abasheva D. V. Zhizn' i deiatel'nost' V. K. Magnitskogo [Life and Work of V. K. Magnitsky]. Vasilii KonstantinovichMagnitskii — issledovatel'kult'tury' i byta chuvashei. Cheboksary: Nauchno-issledovatel'skii institut iazyka, literatury, istorii i ekonomiki, 1989, pp. 5-28. (In Russian)

Issledovateli Chuvashskogo kraia: Biobibliograficheskii ukazatel' [Researcher of the Chuvash Region: Biobibliographic Index]. Ed. E. G. Nikolaeva, N. D. Nikitina. Cheboksary: Chuvashskii gosudarstvennyi universitet imeni I. N. Ul'ianova, 2002. (In Russian)

Isiangulov Sh. N. Razvody u iazychnikov Ufimskoi gubernii v poreformennyi period [Breeding Among the Pagans of the Ufa Province in the Post-Reform Period]. Problemy vostokovedeniia, 2022, vol. 96, no. 2, pp. 2734. (In Russian)

Kosareva I. A. Traditsionnaia zhenskaia odezhda periferiinykh grupp udmurtov (kosinskoi, slobodskoi, kuk-morskoi, shoshminskoi, zakamskoi) v kontse XIX - nachale XX v. [Traditional Women's Clothing of the Peripheral Groups of Udmurts (Kosinskaya, Slobodskaya, Kukmorskaya, Shoshminskaya, Zakamskaya) at the End of the 19th — Beginning of the 20th Century]. Izhevsk: Udmurtskii institut istorii, iazyka i literatury Ural'skogo otdeleniia RAN Publ., 2000. (In Russian)

Krasnoperova N. V. Vasilii Nikiforovich Shishonko i ego sem'ia [Vasily Nikiforovich Shishonko and His Family]. Smyshliaevskii sbornik: issledovaniia i materialy po istorii i kul'ture Permi [Smyshliaevsky's Collection: Research and Materials on the History and Culture of Perm]. Perm', 2013, iss. 5. (In Russian)

Matlin M. G. Struktura i semantika obriada poslesvadebnogo tsikla - poseshcheniia molodoi / molodymi vod-nogo istochnika [The Structure and Semantics of the Ritual of the Post-Wedding Cycle — Visiting the Newlywed / Young Woman to a Water Source]. Nauchnyi dialog. Istoriia. Sotsiologiia. Etnografiia. 2013, no. 6 (18), pp. 88-110. (In Russian)

Medvedev V. V. Chuvashi Iuzhnogo Urala (vtoraia polovina XIX — nachalo XXI v.) [Chuvash of the Southern Urals (Second Half of the 20th Century — Beginning of the 19th Century)]. Problemy istorii, filologii i kul tury, 2013, no. 3 (41), pp. 296-312. (In Russian)

Molotova T. L.Mariiskiinarodnyikostium [Mari Folk Costume]. Ioshkar-Ola: Mariiskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1992. (In Russian)

Mordovskii narodnyi kostium: Al'bom [Mordovian Folk Costume: Album]. Saransk: Mordovskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1973. (In Russian)

Murzabulatov M. V. Rastorzhenie braka po musul'manskim kanonam [Divorce According to Muslim Canons]. Problemy vostokovedeniia, 2009, vol. 43, no. 1, pp. 69-72. (In Russian)

Orlov P. A. Veshchnyi mir udmurtov (k semantike material'noi kul 'tury) [The Material World of the Udmurts (Towards the Semantics of Material Culture)]. Dissertatsiia kandidata istoricheskikh nauk. Izhevsk, 1999. (In Russian)

Petrov G. I. K voprosu o funktsiiakh i semantike zhenskogo golovnogo ubora surpan v chuvashskikh oby-chaiakh i obriadakh [On the Question of the Functions and Semantics of the Women's Headdress Surpan in Chuvash

Rituals and Rituals]. Problemy istorii, filologii, kul'tury: mezhvuzovskii sbornik [Problems of History, Philology, Culture: an Interuniversity Collection], 2010, vol. 39, no. 3, pp. 315-322. (In Russian)

Pushkareva N. L. Zhenshchiny Drevnei Rusi [Women of Ancient Rus]. Moscow: Mysl' Publ., 1989. (In Russian)

Rodnov M. I. Tvorchestvo zlatoustovskogo kraeveda Ivana Ivanovicha Men'shova v 1870-1880-kh gg. [The Work of Zlatoust Local Historian Ivan Ivanovich Menshov in the 1870-1880s]. Istoriko-kraevedcheskie issledova-niia na Iuzhnom Urale v XIX — nachale XX vv. [Historical and Local History Studies in the Southern Urals in the XIX — Early XX Centuries]. Ufa, 2014, pp. 168-178. (In Russian)

Sadikov R. R. Finno-ugorskie narody Respubliki Bashkortostan (istoriia, kul 'tura, demografiia) [Finno-Ugric Peoples of the Republic of Bashkortostan (History, Culture, Demography)]. Ufa: Pervaia tipografiia Publ., 2016. (In Russian)

Shcherbakov A. S. Mordovskoe naselenie Bashkirskogo Priural'ia: istoriko-etnologicheskoe issledovanie [Mordovian Population of the Bashkir Urals: Historical and Ethnological Study]. PhD Diss. Ufa, Institute of History, Language and Literature of the Ufa Scientific Center of RAS. 2005. (In Russian)

Skvortsov M. I. Eshche raz ob arabsko-persidskom vklade v chuvashskuiu leksiku [Once Again about the Arabic-Persian Contribution to the Chuvash Vocabulary]. Voprosy chuvashskoi leksikologii, leksikografii iperevodo-vedeniia = Chavash leksikologijen, leksikografijen tata kugaru egen yjtavesem. Cheboksary: Chuvashskii gosu-darstvennyi institut gumanitarnykh nauk, 2013. (In Russian)

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Tolstaia S. M. Obrazmira v tekste i rituale [The Image of the World in Text and Ritual]. Moscow: Russkii fond sodeistviia obrazovaniiu i nauke, 2015. (In Russian)

Submitted: Accepted: Published:

04.12.2023

16.05.2024 10.10.2024

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.