И.Е. Дронов
ОБЩЕСТВО БЕЗ ЭЛИТЫ (ИДЕЙНЫЕ ИСКАНИЯ РУССКИХ НАРОДНИКОВ 1860-70-Х ГОДОВ)
Теории элит, интенсивно разрабатывавшиеся в конце XIX столетия западноевропейскими социологами и высказанные в особенно резкой форме Вильфредо Парето и Гаэтано Моской, во многом обязаны своим появлением мощной системе отрицательного соотнесения в лице радикально-демократических, уравнительных и анархистских течений общественной мысли, которые приобрели огромное, и не только теоретическое, влияние на общественно-политическую жизнь стран Европы, начиная с середины XIX века. Вместо проблем происхождения, качества, функционирования, рекрутирования и обновления элиты левые идеологи дерзко ставили во главу угла проблему устранения элиты как таковой и реорганизации общества таким образом, чтобы выделение любой элиты в нём стало невозможным и ненужным. Видную роль в этих антиэлитарных теоретических исканиях играли русские мыслители, вдохновлявшие движение революционного народничества в 1870-х гг. Некоторые из этих русских мыслителей (М.А. Бакунин, П.А. Кропоткин, П.Л. Лавров) заслуженно снискали общеевропейскую известность именно в качестве крупных и оригинальных теоретиков анархизма и крайнего эгалитаризма.
Далеко не все в народническом движении безусловно разделяли анархистские идеалы. В среде идеологов народничества разгорались яростные споры о целях и задачах, стратегии и тактике революционной борьбы, что способствовало очищению от наивного утопизма антиэлитарных доктрин, их всесторонней разработке и углублению. Свойственные поколению русских разночинцев 1860-1870-х гг. преклонение перед естественнонаучными методами и культ критического мышления задавали высокую планку рационального обоснования народнических теорий. Филантропические порывы на борьбу с угнетением и подавлением личности, страстные мечты о лучшем и справедливейшем мире подвергались в среде радикальной интеллигенции пореформенной эпохи строгой и придирчивой верификации на основе современных данных всех наук, включая биологию, психологию и социологию. Последняя, согласно классификации популярного среди народников философа-позитивиста Огюста Конта, не только являлась наиболее сложной из научных дисциплин, но и венчала развитие человеческого знания, вбирая в себя достижения всех остальных наук. Поэтому размышления об обществе и его желательной трансформации предполагали, с точки зрения народнической интеллигенции, наличие фундаментальных знаний в самых разных областях современной науки, каковыми действительно и отличались многие идеологи народничества (например, П.Л. Лавров, П.А. Кропоткин, Н.К. Михайловский).
Эти обстоятельства обеспечили народническим антиэлитарным теориям, при любом к ним отношении, не только высокий уровень интеллектуального оснащения, но и позволили теоретикам народничества внести ценный вклад в развитие социологического знания и составить серьёзную конкуренцию марксистскому «научному социализму» не только в России, но и в Западной Европе. «Настоящая социология есть социализм»1, - утверждал П.Л. Лавров, ссылаясь на практический и динамический характер социалистических учений, направленных на преобразование общества, а не на объективистское констатирование фактов, свойственное «буржуазной» науке. Народники признавали, что любое научное знание носит классовый характер, и в силу этого - субъективно.
1 Лавров П.Л. Из истории социальных учений. М., 2011. С. 51.
Каждый общественный класс на основе одних и тех же фактов создаёт свою особую «картину мира», свой образ реальности, однако в любой данный исторический момент та «картина мира» ближе к объективной истине, которая формируется «передовым» общественным классом, чьи устремления совпадают с прогрессивным движением истории.
Поэтому выяснение критерия прогресса занимает центральное место в социологии народничества. Согласно знаменитому определению Лаврова, прогресс есть «развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении; воплощение в общественных формах истины и справедливости»1. Общество состоит из личностей, каждая из которых является конкретной реальностью, тогда как само общество - лишь абстракция, следовательно, и прогресс как объективная категория может соизмеряться только с отдельной личностью и её интересами и потребностями, а не с безличным множеством. Всё, что препятствует и стесняет развитие каждого отдельного индивида в личность, враждебно прогрессу и подлежит устранению.
Все до сих пор существовавшие сообщества имели классовую структуру и давали возможность развиться в полноценную личность лишь ограниченному количеству индивидов, принадлежавших к господствующему классу. Да и те, в силу своего паразитарного положения, как минимум, в нравственном отношении не могли считаться вполне здоровыми и нормально развитыми личностями. Поэтому, с точки зрения народников, выделение элиты в человеческом сообществе служит явственным признаком социальной патологии. Наиболее ярким и одиозным проявлением подобной патологии они признавали возникновение государства. «Касты, сословия, классы в среде общества, - писал Лавров, - вот источники государства, и все политические учреждения, по крайней мере в том виде, в каком они существовали до сих пор и существуют теперь, суть не что иное, как организация, создаваемая эксплуатирующими классами общества для сохранения существующих социальных отношений, т. е. для сохранения возможности эксплуатировать и грабить народные массы»2.
Потому-то государство и политические элиты выступали наиболее злостным препятствием прогрессу человечества, как его понимали идеологи народничества. Сущность государства, по их твёрдому убеждению, нисколько не меняется с изменением его форм. Абсолютная монархия или либеральная республика, и даже «диктатура пролетариата», представляют собой лишь вариацией одного и того же принципа, каковым является, по определению М.А. Бакунина, «насилие, господство посредством насилия». Народу, заключал Бакунин, «отнюдь не будет легче, если палка, которою его будут бить, будет называться палкою народной»3.
Из подобных рассуждений неизбежно следовал вывод о необходимости «разрушения всех государств и основания на их развалинах всемирной федерации производительных свободных ассоциаций всех стран»4. Однако разрушение государства, устраняя самый могущественный и организованный инструмент угнетения и порабощения одних людей другими, не затрагивало ещё самого социального неравенства, на основе которого исторически и возникло государство. Народники решительно ставили вопрос об искоренении всех источников социального неравенства и вообще социальной дифференциации. «Власть, - писал П.Н. Ткачёв, - есть не причина... существующего соци-
1 Лавров П.Л. Исторические письма (1868-1869) // Он же. Философия и социология. Избранные произведения в двух томах. Т. 2. М., 1965. С. 54.
2 Лавров П.Л. Хаос буржуазной цивилизации за первую треть 1873 г. // Он же. Избранные произведения на социально-политические темы. Т. 3. М., 1934. С. 8.
3 Бакунин М.А. Государственность и анархия (1873) // Он же. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 314.
4 Бакунин М.А. Речь на Конгрессе Лиги Мира и Свободы в 1868 г. //Он же. Избранные сочинения. Т. 3. Пг.-М., 1920. С. 117.
ального зла, а лишь его необходимый результат. Все общественные бедствия, вся социальная неправда обусловливаются и зависят исключительно от неравенства людей, неравенства физического, интеллектуального, экономического, политического и всякого другого. Следовательно, пока существует неравенство, хотя в какой-нибудь сфере человеческих отношений, до тех пор будет существовать власть. Анархия немыслима... без предварительного установления абсолютного равенства между всеми членами об-щества»1.
Но как достичь этого «абсолютного равенства»? Большинство теоретиков народничества предпочитали не конкретизировать подробности будущего общественного строя, предоставляя выяснение конкретных форм воплощения уравнительных идеалов революционному творчеству масс. Они допускали на переходный период сохранение государственных институтов, роль которых лишь постепенно будет сводиться к минимуму. Образ будущего строя набрасывался в их сочинениях только в самых общих чертах: «Прекращение эксплуатации человека человеком. Прекращение управления человека человеком» . Среди народников-социалистов только князь П.А. Кропоткин отважился предложить подробно разработанный план непосредственного преобразования современного буржуазного классового общества в эгалитарное и безгосударственное в своей записке «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» (1873).
По мнению Кропоткина, если вывести за скобку тактические разногласия по поводу способов осуществления искомого идеала и исторических сроков, необходимых для этого преобразования, то выясниться, что все «нынешние социалисты стремятся к равенству: в правах на труд, в труде; в способах образования; в общественных правах и обязанностях, при наибольшем возможном просторе для развития индивидуальных особенностей». Для реализации такого равенства необходимо выполнить несколько обязательных условий. Во-первых, предстоит обобществление частной собственности и передача всех средств производства непосредственно в распоряжение самих работников и их ассоциаций (но ни в коем случае не государства, под какой бы вывеской оно ни выступало). Во-вторых, надлежит, чтобы «каждый был поставлен в необходимость зарабатывать себе средства к жизни личным трудом», причём «трудом», заслуживающим вознаграждения, должна считаться только такая деятельность, которая признаётся «нужной» большинством группы или общины. «Мы не находим ни справедливым, ни полезным, - писал Кропоткин, - оплачивать общественным трудом предметы, полезные или нужные только меньшинству». Производству подобных предметов желающие могут посвящать свои досуги, свободные от обязательного общественного труда. Никто ни по какой причине не может быть избавлен от «ручного мускульного труда», «так как образование класса умственной интеллигенции, образование класса аристократии чистого труда рядом с демократиею чёрного труда вовсе нежелательно». Специализация и разделение труда между индивидами, по убеждению Кропоткина, должны быть сведены к минимуму, и на вопрос: «должен ли Дарвин заниматься вывозом нечистот?», -он отвечает однозначно утвердительно.
Третьим условием социального равенства Кропоткин считает «равенство в образовании, - не только возможности равенства в образовании, но действительного, фактического». Неравенство в доступе к образованию являлось, по мнению народников, одним из важнейших источников выделения элиты, иерархизации социальной структуры и превращения чернорабочей массы в простое средство для удовлетворения прихотей привилегированного меньшинства. «Мы не хотим, - заявлял Кропоткин, - чтобы само
1 Ткачев. П.Н. «Набат» (Программа журнала) // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация. М., 1997. С. 348.
2 Лавров П.Л. Государственный элемент в будущем обществе. Лондон, 1876. С. 50.
образование с детского возраста стремилось разбить людей на управляемых и управляющих». Вредны все высшие учебные заведения, дающие элитарное гуманитарное образование, бесполезное в производственной деятельности, но позволяющее его носителям контролировать духовную жизнь общества, навязывать всем остальным выгодную для господствующих классов «картину мира» и манипулировать сознанием масс. Эти кузницы интеллектуальной элиты должны быть уничтожены. Поэтому Кропоткин призывал «закрыть все университеты, академии и проч. высшие учебные заведения и открыть повсеместно школу-мастерскую». Образование нельзя отрывать от практической производственной деятельности: «Нам нужна больница, фабрика, химическое производство, судно, производящая мастерская плюс школа для работающих, которая став уделом всех, с невообразимой быстротой перешагнёт уровень теперешних университетов и академий»1.
Не следует торопиться уличать теоретиков народничества в «шигалёвщине», в планах насильственного поравнения. Кропоткин в своей записке предоставлял каждой общине содержать на свой счёт столько учёных, художников и артистов, сколько она сочтёт нужным для удовлетворения своих интеллектуальных и эстетических потребностей, при условии, что это решение было принято большинством членов данной общины. Все, кто пожелает, вольны будут посвящать науке свободное от физического труда время. Но главное, чтобы наука естественно вырастала из практики, из повседневной трудовой деятельности народных масс, а не превращалась в монополию замкнутой жреческой касты, производящей истины и смыслы для профанов. Народники с большим подозрением относились к институционализированной науке в классовом обществе, видя в такой науке лишь одно из орудий господства буржуазии. Учёные, кормящиеся из рук капиталистов или капиталистического государства, вольно или невольно смотрят на мир с соответствующей точки зрения, сознательно или бессознательно разделяют все предрассудки, все ограниченные или извращённые представления господствующих классов о добре и зле и привносят их в свои якобы рациональные теории. Стремящиеся к освобождению трудящиеся и эксплуатируемые классы должны их решительно отвергнуть и развивать свой собственный способ освоения мира.
Также им следует отвергнуть другое духовное ярмо в виде религии. В религии народники видели древнейшее и наиболее живучее средство порабощения человека, пустившее глубокие корни в массовой психологии. Монотеистические религии, в особенности христианство, по их мнению, всегда утверждало в умах верующих принцип неравенства, иерархии, господства и подчинения как непреложный космический закон и неизменно содействовало усилиям государства и правящих элит держать в повиновении народные массы. «Если Бог есть, человек - раб»2, - афористично сформулировал этот взгляд на роль религии Бакунин. Впрочем, кроме Бакунина, никто из народников не видел в религии главного врага социализма, большинство из них считало религию полумёртвым, разлагающимся институтом, обречённым на скорую естественную кончину.
Разумеется, народнические теоретики анархизма и эгалитаризма не могли не задаваться вопросом о том, достаточно ли для осуществления их идеалов свободы и равенства разрушения алтарей, тронов, тюрем и университетов - видимых структур классового общества? Не сохраняется ли и после этого опасность самопроизвольного выделения элит и восстановления отношений господства-подчинения в «обществе равных» в силу каких-то имманентных законов существования человеческих сообществ? Такая
1 Кропоткин П.А. Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя? // Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 1. М., 1964. С. 55-84.
2 Бакунин М.А. Избранные сочинения. Т. 2. Кнуто-германская империя и социальная революция. М., 1919. С. 161.
опасность, несомненно, оставалась, и теоретики народничества в своих размышлениях усиленно старались добраться до самого корня социального неравенства.
Своеобразный подход к этой проблеме был Н.К. Михайловского. Проводя общепринятую в тогдашней позитивистской социологии аналогию между организмом и обществом, Михайловский утверждал, что интересы развития общества как целостной индивидуальности заключаются в максимальной специализации своих органов (людей) по отдельным функциям. Как в живом организме, глаза только видят, а уши только слышат, зато достигают в своей деятельности предельной интенсивности, так и в обществе наибольшая производительность целого обеспечивается максимальным разделением труда между индивидами. Однако система наибольшего производства и, соответственно система наибольшего разделения труда, достигающая своего апогея в капиталистическом обществе, неизбежно превращает индивидов в простой придаток целого, в уродливо гипертрофированную функцию. Чем глубже разделение труда в сообществе, тем невозможнее в нём равенство и свобода. Невозможно в нём и развитие полноценной личности, целостной индивидуальности, оно порождает только частичную, отчуждённую личность - «огрызок человека». Следовательно, водворение равенства, ликвидация социальной дифференциации и управления человека человеком предполагает упразднение разделения труда между людьми, в особенности разделения труда умственного и физического. Согласно выведенной Михайловским формуле прогресса, последний заключается в «возможно полном и многостороннем разделении труда между органами человека и возможно меньшем разделении труда между людьми»1.
Поскольку первоначальное разделение труда произошло в рамках семьи между мужчиной и женщиной и обусловлено естественным различием полов (половин), то и вопрос надо ставить о максимальном стирании этих различий если и не в физическом смысле, то в социальном2. Платоновские «андрогинны» и гермафродиты-простейшие служили для Михайловского символическим воплощением целостной, не частичной и не расколотой, подлинно независимой личности, а практическое приближение к этому идеалу он искал в крестьянском быту, который при слабой гендерной специализации труда позволял вырабатываться личностям, заключающим в себе «зерно совершенства». В таких личностях, писал Михайловский, «нет или предположительно не должно быть утрированного развития женственности и мужественности, какое мы видим обыкновенно вокруг себя, а специально женские и специально мужские черты гармонически сливаются в них в одно целое, уравновешивая друг друга»3. Другой прообраз цельной личности будущего виделся Михайловскому в современной «эмансипированной» женщине, сочетающей в себе мужские и женские качества, рационально мыслящей и способной самостоятельно «трудами рук своих» удовлетворять своим потребностям.
Последующая судьба футурологических теорий народников в известном смысле парадоксальна. С одной стороны, значительную часть их эгалитарных и антиэлитарных устремлений, не чуждых и марксизму, вобрал в себя советский проект, однако в его рамках частичная реализация таких устремлений не поколебала принципа «управления человека человеком» и не устранила процесс выделения элит из общей массы. С другой стороны, развитие капиталистического общества на Западе в последние сто лет обнаружило целый ряд тенденций, которые заставляют вспомнить об анархистских мечта-
1 Михайловский Н.К. Что такое прогресс? (1869) // Он же. Герои и толпа. Избранные труды по социологии. Т. 1. СПб., 1998. С. 138.
2 См.: Михайловский Н.К. Борьба за индивидуальность (1875-1876) // Он же. Герои и толпа. Избранные труды по социологии. Т. 2. СПб., 1998.
3 Михайловский Н.К. Г.И. Успенский как писатель и человек (1889) // Он же. Литературная критика: Статьи о русской литературе XIX - начала XX века. Л., 1989. С. 342.
ниях XIX столетия. После Второй мировой войны здесь усердно поработали над перевоспитанием «авторитарной личности», призванным разрушить матрицу власти и авторитета на уровне коллективного бессознательного. В конце ХХ века, по оценке Жана Бодрийяра, на Западе сексуальная революция привела фактически к смешению полов и триумфу транссексуальности1. Ж. Делёз и Ф. Гваттари описывают современное капиталистическое общество как тело без органов, ставшее полем бесконечных инверсий и шизопотоков, отменяющих не только разделение на управляющих и управляемых, но и вообще какие бы то ни было субъект-объектные оппозиции. Но «раскодирование потоков», растворение видимых и невидимых авторитетов, сглаживание высот и выравнивание глубин, то «уравнительное всесмешение», о котором пророчил К.Н. Леонтьев, очистило место не для критически мыслящей самодеятельной личности, а для «анонимной бессубъектной системы», через которую «говорит безличность» (как выражается М. Фуко , а в старые добрые времена сказали бы просто: «дьявол»). Главная уловка дьявола, как известно, заключается в том, чтобы убедить всех, что он не существует. Точно так же и современный человек, снося все видимые контуры власти, сбрасывая с себя иго внешнего управления, все сильнее запутывается в сети неосязаемых структур, манипулирующих им тем эффективнее, чем более он убеждён в своей полной независимости и суверенности.
1 Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М., 2012. С. 38-39.
2 Цит. по: Эрибон Д. Мишель Фуко. М., 2008.С. 196.