И. М. Габдулхакова
ОБРАЗНЫЕ СРАВНЕНИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ А. ЕНИКИ И ИХ ПЕРЕВОД НА РУССКИЙ ЯЗЫК
В данной работе осуществляется сравнительное исследование русских переводов произведений крупного татарского прозаика, признанного мастера художественного слова А. Еники с оригиналом в целях определения их художественного качества в аспекте передачи образных сравнений подлинника. С этой целью были проанализированы три произведения А. Еники: «Рэшэ», «Саз чэчэге»,«Тынычлану», а также их перевод на русский язык: «Марево» (в переводе Р. Кутуя и С. Хозиной), «Болотный цветок» (в переводе А. Бадюгиной),
«Умиротворение» (в переводе А. Бадюгиной) «Успокоение» (в переводе Р. Кутуя и С. Хозиной). Наш интерес к творчеству А. Еники объясняется значительностью фигуры этого писателя.
Объектом исследования избрано творчество выдающегося татарского писателя А. Еники. Язык произведений этого писателя представляет нам его как глубокого знатока языковых особенностей своего народа и прекрасного стилиста. Путем тщательного отбора и умелой подачи художественных средств писатель отражает самобытность татарского народа, его обычаи и традиции.
Между тем, богатая творческая лаборатория писателя, его колоритный язык, особенности психологизма прозы А. Еники до сих пор еще не нашли системного научного освещения. Имеется лишь несколько диссертационных исследований: «Поэтика прозы А. Еники» Д. Ибатуллиной, «Ономатопоэтика названий
художественных прозаических произведений А. Еники» Г. Х. Зиннатуллиной, «Характеры героев в прозе А. Еники» А. Р. Мотигуллиной, «Роль природы и музыки в создании образов в творчестве А. Еники» А. З. Каримовой. Нельзя не отметить одну очень интересную статью И. Ф. Абдуллиной «А. Куприн и А. Еники», в которой автор доказывает, что «А. Куприн и татарский писатель А. Еники, в одинаковой мере владевшие талантом изображать внутренний мир простых людей посредством тонкого лиризма, являются далекими внуками служилого татарского князя Еникея» [1. С. 7]. Из перечисленного выше видно, что работ, анализирующих языковые особенности этого автора не так много, а трудов, посвященных языковым особенностям его переводных произведений, на сегодняшний день нет.
В ходе исследования таких произведении, как «Рэшэ», «Саз чэчэге», «Тынычлану», а также их переводов на русский язык: «Марево», «Болотный цветок», «Умиротворение», «Успокоение» - мы пришли к выводу о том, что автор использует практически все разновидности изобразительно-выразительных средств языка. С точки зрения мастерства и оригинальности использования языковых средств, А. Еники относится к числу наиболее авторитетных современных мастеров слова. Обилие изобразительно-выразительных средств свидетельствует о крупномасштабном подходе к их возможностям, поскольку каждое используемое средство оригинально, и повторений в общем масштабе словоиспользования не так много. Эстетическая оригинальность изобразительных средств А. Еники заключается в их частом совмещении, благодаря чему
фокусируется своеобразие сразу нескольких художественных тропов. Писатель отдает предпочтение метафорам, олицетворениям, эпитетам, сравнениям, фразеологизмам, пословицам и поговоркам. Именно они делают язык А. Еники живописным и богатым тонкими оттенками смысла и экспрессивной динамики. Эти уникальные качества его языка становятся особенно заметны, если проследить попытки мастеров перевода передать их на другом языке. Произведения А. Еники переводились на башкирский, чувашский, русский и английский языки; надо отметить, что переводов на русский язык гораздо больше. А. Еники и сам занимался переводами, например, переводил повести Ч. Айтматова, Э. Казакевича, И. Федоренко и др. Прозу самого А. Еники переводили самые разные люди, как в Москве, так и в Казани: Х. Хусаинова, Б. Аитов, З. Халитова, А. Зуев, Б. Рунин, А. Бадюгина, Р. Кутуй, С. Хозина и др. Можно лишь догадываться о том, насколько сложно было передать на другом языке столь тонкий лиризм и богатый язык этого автора.
Проведенный анализ позволил сделать вывод, что в рассмотренных произведениях наиболее распространенным видом тропа является сравнение. Благодаря умелому употреблению этих средств писатель достигает особой образности, выделяет наиболее яркие и существенные признаки предметов и явлений, что полнее и глубже раскрывает их сущность. Писатель сравнивает различные предметы и вещи, качества и свойства, действия, процессы и состояния. В ходе исследования таких произведений, как "Рэшэ" - "Марево", "Саз чэчэге" - "Болотный цветок", «Тынычлану» - «Успокоение», «Умиротворение», было установлено, что автор использует практически все разновидности сравнений, классификацию которых признает большинство исследователей: Г. Л. Абрамович, Д. Э. Розенталь, Т. А. Теленкова, Л. В. Чернец, С. Ш. Поварисов. Но наиболее продуктивной формой выражения являются сравнения, образованные при помощи сравнительно-уподобительных послелогов. Вторыми по частотности видом являются сравнения с аффиксами -дай / -дэй, -тай / -тэй.
В современной татарской грамматике послелогам дается следующее определение: послелоги - это служебные слова, находящиеся в словоформе зависимого слова и выражающие различные отношения между знаменательными словами [2. С. 305]. Послелоги относятся к средствам синтаксического способа связи: они, как и аффиксы, находятся в тесной связи с предыдущим словом, составляют его форму и не допускают постановки перед ним другого слова. Происхождение послелогов также свидетельствует о синтаксическом характере этого средства связи. Потеряв первоначальное лексическое значение и самостоятельное ударение, они перешли впоследствии в разряд служебных слов. Находясь под одним ударением с предыдущим знаменательным словом, послелоги вошли в тесную синтаксическую связь с ними.
В большинстве сравнений языка оригинала средством связи выступают послелоги кебек, шикелле, тесле, сыман, функции которых в некоторой степени дифференцированы. Послелог кебек обычно употребляется для выражения внутреннего качества, смысловых особенностей предмета и явления. Основное назначение послелога шикелле - уподобление предмета по внешнему виду и форме. Послелог тесле употребляется в основном в целях уподобления предмета по цветовому качеству. Р. А. Юсупов отмечает, что в значениях данных послелогов имеется много общего, и наряду с некоторыми другими послелогами (сыман, кадэр, хэтле, тикле и др.) именует их сравнительно-уподобительными. Ш. Ханбикова в «Словаре синонимов» также отмечает, что эти послелоги
употребляются при уподоблении одного предмета другому, выражают значение сравнения и по смысловым оттенкам мало чем отличаются друг от друга [3. С. 80].
Р. А. Юсупов пишет о невозможности установить строго определённых соответствий между отдельными союзами и послелогами, а также между другими средствами связи в сравнениях. При контакте языков данные средства значительно переплетаются. Например, значение послелога шикелле в рассмотренных произведениях может передаваться в переводе целым рядом сравнительных союзов, таких как словно, будто, как, точно, подобно, а также при помощи лексических средств связи. Например: Ьэм аньщ тавышы, гулэп торган чац шикелле, кечле-дэхшэтле булып, hэр сузе искиткеч ачык-тантаналы булып яцгырый иде [1. 272. - ссылки на художественную литературу даются по отдельному списку в конце статьи с указанием номера по списку и страницы в скобках. - Прим. ред.] - Чеканные слова диктора звучали, как удары колокола, от них закипало в груди, перехватывало горло... [2. 7]; ...кешелэр балык косягы шикелле ышкылып, сугылып, hаман бер тирэдэ уралалар... [1. 276] - ...толпы людей, точно косяки рыб, беспорядочно сновали... кружась в тесном кольце... [2. 12]; Кызлар... тэпэн шикелле юаннар... [1. 280] - ...девушки выглядели толстыми кадушками...[2. 19]; ...ерэк шикелле купмедер вакыт тик кенэ басып торды... [1.
307] - ...он стоял неподвижно... похожий на привидение [2. 56].
Изучив функционирование сравнительно-уподобительных послелогов оригинала, можно сделать вывод, что все они употребляются А. Еники в общепринятых для современного татарского языка значениях. Значения послелогов тесле, сыман, чаклы, хэтле и т. д. в переводах передают союзы как будто, точно, словно, подобно, слова похоже, быть похожим, казалось с союзом что, фрома творительного падежа, а также лексические средства русского языка.
Вторым по частотности видом сравнений являются конструкции со сравнительно-сопоставительными аффиксами -дай / -дэй, -тай / -тэй. Эти
аффиксы присоединяются к существительным и употребляющимся в роли существительных причастиям прошедшего времени. Прямого эквивалента татарским аффиксам -дай / -дэй, -тай / -тэй в русском языке нет. В переводе значение этих аффиксов выражают союзы как, точно,будто, словно, подобно и т. д., а также форма творительного падежа русского языка. Рассмотрим ряд примеров: ... чэчэклэрнец сары тесе искиткеч ачык, якты иде. Эретеп тамызган гэрэбэ тамчыларыдай янып торалар иде алар [3. 166] - Небольшие, ярко-жёлтые, они (цветы) горели на солнце, будто капельки расплавленного янтаря [4. 84]. Эти пейзажные краски и образы даны для усиления контраста между красотой этих цветов и их коварством. Ведь образ этого цветка в произведении не случаен. Именно через этот образ автор раскрывает нам истинную сущность Назии. А. Еники не ограничивается описанием сары тесе искиткеч ачык, якты иде, а вводит образное сравнение цветов: эретеп тамызган гэрэбэ тамчыларыдай янып торалар. В переводе образность сохранена: они горели на солнце, будто капельки расплавленного янтаря. Аффикс -дай передается сравнительным союзом будто; ...киц мацгае да ак мэрмэрдэй бик чиста, кыска гына калдырып китэргэн коцгырт-аксыл чэчлэре ефэктэй йомшак [1. 321] -...аккуратно постриженная голова с чистым, белым, как мрамор, лбом... светло-каштановые волосы - мягкие, как шёлк... [2. 74]. В данном предложении встречаются два сравнения, которые образованы при помощи аффиксов -дэй / -тэй: мэрмэрдэй чиста мацгае, ефэктэй йомшак чэчлэре. Отсутствие каких-либо дефектов кожи и белизну лба героя автор
сравнивает с мрамором, на русский язык это сравнение переводится союзом как: чистый, белый, как мрамор, лоб. Мягкость волос героя автор сравнивает с шелком: чэчлэре ефэктэй йомшак, аффикс -тэй передается союзом как. Таким образом, из примеров видно, что в обоих случаях образность сохранена, а сами аффиксы переводятся союзом как: ..^рэнэлэр естендэ ул, кыр кэж;эседэй, сикереп йери иде [3. 159] - Козочкой прыгала она по брёвнам на траве [4. 78]; «Кеткэн!» дигэн уй яшендэй яктырып узды Зефэр куцеленнэн... [1. 308] -«Ждала!» - молнией пронеслось в голове Зуфара [2. 57]; ... иренец ниятен белеп алгач, пэри алыштыргандай, ана поши кебек усалланды да китте [1. 371] - ...вот в эту женщину словно шайтан вселился. После того, как она узнала о намерениях своего мужа, она стала упрямой и злой, подобно лосихе [2. 141]. На наш взгляд, в натурализме, идее единения природы и человека, заложенных в сравнениях, проявляется новизна, изобретательность и индивидуальность автора. Переводчикам удается передать тот неповторимый образный заряд, заключенный в оригинале.
Анализ сравнений оригинала и перевода указанных выше произведений позволил говорить о том, что потери отдельных сравнений, а также ослабление образности неизбежны. Связано это, прежде всего, с национальными особенностями стилистических систем татарского и русского языков. Основной задачей переводчиков, на наш взгляд, является воспроизведение не самого приема, а его функции, эффекта, производимого данным приемом в тексте оригинала. Необходимо отметить, что в переводе Р. Кутуя и С. Хозиной имеют место случаи, когда переводчики, не ограничиваясь лишь рамками подлинника, добавляют в перевод подробности, которых нет в оригинале: Йорт Yзе дэ, тезлэнергэ ж;ыенган деядэй, алга таба чYгэ башлаган иде [1. 334] - А сбоку дом напоминал усталого верблюда, силившегося встать на колени [2. 92]. В переводе все на месте, и, казалось бы, этого достаточно, поскольку сравнение сохранено и образ оригинала передан точно. Но переводчики без надобности воспользовались излишней детализацией, добавив фрагмент, которого нет в оригинале: Похожесть с горбатым верблюдом, вероятно, придавал выпирающий мезонин, готовый каждую минуту отвалиться засохшей болячкой. Впрочем, все большие и малые дома улицы, облепленные разного рода надстройками, мансардами, верандами, собачьими конурами и курятниками, стояли этакими убогими старцами, обремененными серыми грузными веригами, уныло и обреченно глядя подслеповатыми глазами-окнами на пыльную мостовую [2. 92]. В оригинале же говорится лишь о том, что все дома этой улицы покосились: Хэер, бу урамдагы эреле-ваклы агач йортлар барысы да диярлек йэ алга, йэ бер янтыкка таба чалышаеп торалар [1. 334]. Но при этом переводчики опускают предложение, описывающее атмосферу послевоенной Казани и являющееся достаточно эмоциональным по силе высказывания: Картайган, тузган иске Казан урамы! [1. 334]. К тому же оно предваряет следующее предложение: Мондый урамга килеп керсэц, ничектер борынгы заманга эйлэнеп кайткан шикелле буласыц [1. 334]. Таким образом, переводчики порой уходят от подлинника, тем самым нарушая авторскую интонацию. Писатель дал одну картину, переводчик -другую, заполненную деталями, разрушающими образную систему автора. ^пме бергэ гомер иткэн ир белэн хатын бер-берсен ацламасыннар эле - гаж;эп бит бу... ^я икесе ике телдэ сейлэшэлэр! Бигрэк тэ соцгы ике-еч елда алар арасындагы каршылык, ацлаша алмау ни сэбэптэндер аеруча ешаеп китте [5. 234] - Он был подавлен: прожить вместе столько лет и не понимать друг друга - это ли не
трагедия... Они словно говорят на разных языках! За последние два-три года размолвки между ними участились [6. 190-191] или Сколько лет с женой прожили, а друг друга не слышат. Как будто на разных берегах живут. А в последние два-три года и совсем разлилась, размыла берега река непонимания, кричи-зови - не дозовешься [7. 402]. На наш взгляд, из двух переводов наиболее удачным следует считать перевод А. Бадюгиной, - ей удалось сохранить образность. В переводе же Р. Кутуя и С. Хозиной появляются совершенно новые образы разные берега, река непонимания. На наш взгляд, перевод этого предложения далек от подлинника. Очевидно, накладывает отпечаток тот факт, что Р. Кутуй, будучи самостоятельным писателем, проявляет индивидуальное творчество, что, естественно, недопустимо при переводе. Йезе, каны качкандай, кинэт агарынып китте [5. 259] - Кровь схлынула с лица Гасима Салаховича. Смертельно побледнев [6. 208] или лицо Гасима Салаховича вдруг побелело [7. 423]. Перевод А. Бадюгиной более близок к оригиналу. Она выражение “йезе, каны качкандай” передает выражением кровь схлынула с лица, которое по образности и эмоциональной силе соответствует оригиналу. На наш взгляд, перевод Р. Кутуя и С. Хозиной направлен, в первую очередь, на достижение психологизма и способа отражения объективной реальности, присущих оригиналу, этим и объясняется некоторая вольность в переводе этих авторов. Подобные факты не фиксируются в переводе А. Бадюгиной, ее перевод является наиболее близким к оригиналу, ей удалось передать и неповторимый стиль писателя.
Нельзя не отметить, что в большинстве случаев всем перечисленным выше переводчикам удается сохранить сравнение и передать образность, заключенную в оригинал, например: Эйе, сэер халык бу хатыннар ж;енесе, ике тепле, юк, еч тепле чемодан кебек, нилэр генэ ятмыйдыр аныц теплэрендэ [5. 236] - Да, чудной народ эти женщины! Они как чемодан с двойным, а то и с тройным дном, пойди разбери, что в нём припрятано [6. 192] или Всё-таки странный народ, эти женщины. Никогда до конца не поймёшь, её душа, как чемодан с двойным, нет! -с тройным дном, никогда не знаешь, что у неё на каждом дне хранится [7. 403]. Оба перевода сохранили образность подлинника: .каты конкурс аша Yтэргэ кирэк, эммэ Yтэ алганнар инде Yзлэрен судагы балык кебек хис итэ башлыйлар [5. 232-233] - ...но победившие в нем (конкурсе) осваиваются мгновенно, с первых же дней чувствуют себя как рыба в воде [6. 188-189] или .надо пройти жесткий конкурс, однако счастливчики скоро чувствуют себя, как рыба в воде [7. 400]. Перевод произведений выдающегося татарского писателя А. Еники стоит в ряду задач, требующих от переводчика особого подхода, специфических и фоновых знаний. Для специалистов, занимающихся проблемами сравнительного языкознания и теорией перевода, особенно интересным материалом являются тропы и фигуры речи. На наш взгляд, теория художественного перевода должна, изучив имеющиеся переводы, обобщить положительный опыт и наметить научно обоснованные пути решения проблемы перевода изобразительно-выразительных средств на другой язык. Выявление общих закономерностей необходимо как ориентир для решения конкретных вопросов теории и практики художественного перевода разноструктурных языков.
Список литературы
1. Абдуллин, И. А. А. Куприн и А. Еники / И. А. Абдуллин [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://kasimh.earth.prohosting.com/kuprin-yeniki.html.
2. Татарская грамматика. - Т. 2. Морфология. - Казань : Татарское кн. изд-во, 1993. - 397 с.
3. Ханбикова, Ш. С. Синонимнар сузлеге / Ш. С. Ханбикова. - Казан : Тат. кит. нэшр., 19б2. - 121 б.
Список художественной литературы
1. Еники, Э. Рэшэ / Э. Еники // Эсэрлэр. 5 томда. - 2 том : повестьлар. - Казан : Татар китап нэшрияты, 2GG1. - 447 б.
2. Еникеев, А. Н. Марево / А. Н. Еникеев // Невысказанное завещание : повести и рассказы. - Казань : Татарское кн. изд-во, 199G. - 4SG с.
3. Еники, Э. Саз чэчэге / Э. Еники // Эсэрлэр. 5 томда. - 2 том : повестьлар. -Казан : Татар китап нэшрияты, 2GG1. - 447 б.
4. Еники, А. Болотный цветок / А. Еники // Повести и рассказы. - Казань : Татарское кн. изд-во, 19S2. - 25б с.
5. Еники, Э. Тынычлану / Э. Еники // Сайланма эсэрлэр. - Казан : Хэтер нэшрияты, 2GG2. - 41б б.
6. Еники, А. Умиротворение / А. Еники // Повести и рассказы. - Казань: Татарское кн. изд-во, 19S2. - 25б с.
7. Еникеев, А. Н. Успокоение / А. Н. Еникеев // Невысказанное завещание : повести и рассказы. - Казань : Татарское кн. изд-во, 199G. - 4SG с.
4S