Е. Н. Клёмина
(Иваново)
ОБРАЗ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ ГЛАЗАМИ АНГЛОСАКСОНСКОГО ПОЭТА: КУЛЬТУРНО-ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ
Святая царица Елена, мать римского императора Константина Великого, жила в конце III - начале IV века. Церковь почитает ее как равноапостольную за ее труды в распространении и утверждении христианской веры. Наибольшей ее заслугой считается обретение в Иерусалиме Креста Г осподня и его воздвижение в 326 году. Память о деяниях святой царицы Елены хранится в церковных преданиях и житиях. Этой замечательной святой посвящена целая поэма на древнеанглийском языке.
Древнеанглийская аллитерационная поэма «Елена», объемом 1321 строка, датируется концом VIII - первой половиной IX века. Эта поэма сохранилась в Верчелльской рукописи, созданной, как полагают, в конце X века в Уэссексе1. В отличие от других анонимных поэтических памятников на древнеанглийском языке, «Елена» (как «Юлиана», «Судьбы апостолов» и вторая часть поэмы «Христос») имеет автора - это Кюневульф, который вплел свое имя рунами в конец текста2.
Данная поэма была написана, по-видимому, в связи с установлением церковного празднества Обретения Креста Господня, который стал отмечаться в Англии с конца VIII столетия3. В сю-
© Клёмина Е. Н., 2009
1 Wrenn C. L. A Study of Old English Literature. London, 1967. P. 123.
2 Хотя идея ‘подписи’ Кюневульфа была, безусловно, новой для древнеанглийского поэтического творчества, большинство исследователей видят в ней не знак литературного модернизма, а просьбу к читателям быть поминаемым в молитвах. Эту просьбу он и выражает на символическом языке древнегерманских рун, которые первоначально использовались для магических надписей.
3 Lapidge M. The Saintly Life in Anglo-Saxon England // The Cambridge Companion to Old English Literature / Ed. by M. Godden, M. Lapidge. Cambridge, 1991. P. 259.
жете поэмы объединены два предания - обретение Св. Креста в Иерусалиме святой Еленой и обращение в христианскую веру Иуды, впоследствии св. Кириака, епископа Иерусалимского, что позволяет считать одним из ее источников римское житие «Деяния св. Кириака» (Западная Церковь отмечает день памяти святого 4 мая). Сам этот вариант текста до нас не дошел, а наиболее близким к нему считается латинская рукопись из Санкт-Галлен-ского монастыря4.
Поэма «Елена» отличается от других агиографических произведений тем, что внимание в ней сосредотачивается на духовном конфликте (построенном на контрасте света и тьмы, мудрости и глупости), откровениях, чудесах, внутренних озарениях. В жанрово-стилистическом плане ее определяют как буквальноаллегорическую поэму о спасении, в которой герои и события одновременно и исторические, и типические5. То, что это житие святой, а не святого, было новым для древнеанглийской аудитории, воспитанной в героико-эпических традициях6.
Поэма «Елена» поделена на 15 глав и имеет стройную композицию, обрамленную зачином и эпилогом. Поэма начинается с описания победы в битве римского императора Константина с помощью Креста Господня, явившегося ему накануне в небесном видении. Большую часть поэмы занимает рассказ о поисках и обретении св. Креста Еленой в Иерусалиме, куда она отправляется по поручению своего сына Константина. При этом само обретение Креста предваряет спор Елены с противящимися истине иудеями и Иудой, который, вскоре раскаявшись в своем неверии, помогает ей найти Крест на Голгофе и впоследствии становится епископом. Рассказ заканчивается возвращением Елены в Рим после того, как она построила на месте обретения Креста храм и учредила праздник Обретения св. Креста. Эпилог содержит размышления автора о бренности мира сего и о Страшном Суде.
4 Об этом см.: Greenfield S. B. The Interpretation of Old English Poems. London, 1972. P. 113.
5 Gardner J. The Construction of Christian Poetry in Old English Literary Structures. Southern Illinois: University Press, 1975. P. 7.
6 Anderson G. K. The Literature of the Anglo-Saxons. N. Y., 1962. P. 127-128.
Хотя в центре поэмы события и герои христианской истории, она соответствует по языку, стилю и образности устной героико-эпической аллитерационной поэзии. Многие исследователи отмечают, что сочетание героико-эпической и христианской традиций в поэме отмечено своеобразным синкретизмом, пронизывающим все уровни произведения (сюжетно-исторический, концептуальный, стилистический, гендерно-образный и проч.)7.
С середины 80-х гг. XX века в изучении поэмы выделилось культурно-гендерное направление. В первых работах образ царицы Елены трактовался либо в плане латинской типологии, либо исключительно в русле германской героико-эпической традиции, в противопоставлении латинскому источнику8. Более позднее исследование Джойс Лионаренс9 базируется на идее о культурном синкретизме, который как раз и позволяет одновременно звучать в поэме как германскому, так и латинскому «голосу». Подобная трактовка образа святой Елены в поэме обнаруживается как в плане гендера, так и в плане христианского мировоззрения.
В древнеанглийской поэме святой Елене отводится парадоксальная роль: одновременно женщины и воина; святой и тирана; матери, дающей жизнь и мучительницы, угрожающей смертью. Елена выступает сначала как мать императора Константина Великого, затем становится, в переносном смысле, духовной матерью Иуды (впоследствии - епископа Кириака), и, наконец, в эпилоге - «матерью-музой» самого Кюневульфа. Примечательно, что в каждом случае исполнение Еленой женской роли матери заставляет ее действовать в соответствии с культурно-обозначенным мужским кодом поведения.
7 Об этом см.: Raw B. C. Biblical Literature: The New Testament // The Cambridge Companion to Old English Literature / Ed. by M. Godden, M. Lapidge. Cambridge, 1991; Lionarons J. T. Cultural Syncretism and the Construction of Gender in Cynewulf’s Elene // Neophilologus. 1997. Vol. 81. № 3.
8 Calder D. G. Cynewulf. Boston: Twayne Publishers, 1981. Chance J. Woman as Hero in Old English Literature. Syracuse: Syracuse University Press, 1986. Damico H., Olsen A. H. Cynewulfs Autonomous Women: A Reconsideration of Elene and Juliana // New Readings of Women. Bloomington: Indiana University Press, 1990. P. 225. Fry D. K. Themes and Type-Scenes in Elene 1-113 // Speculum. 1969. Vol. 44. P. 35-45.
9 Lionarons J. T. Cultural Syncretism...
Елена как мать Константина
Взаимоотношения царицы Елены и ее сына Константина на первый взгляд соответствуют как латинской, так и героической германской культурным традициям: как женщина Елена не принимает участия ни в битве Константина, ни в обращении Константина к Богу, ни в его решении отыскать Крест Господень. Однако, вместо того, чтобы самому отправиться в путешествие, Константин посылает на это дело Елену. Здесь исполнение культурно принятых гендерных ролей усложняется из-за того, что автор вводит отсутствующий в латинском источнике эпизод путешествия Елены по морю и описывает ее прибытие в Иерусалим как битву, при этом в ее действиях проявляются маскулинные качества боевого вождя. Напротив, Константин выполняет женскую роль пассивного ожидания, оставшись в Риме. Эта замена гедерных ролей отражается и на лексическом уровне: Елена называется guбcwen («боевая царица», 254), sigecwen («победоносная царица», 260)10. И сам автор восклицает: Ые hyrde \с siд пе №г оп egstreame idese 1^ап, оп merestrate mжgen fжgerre («Я никогда раньше не слыхал о жене, возглавляющей боевое войско в плавании по морским путям», 240-242).
Дж. Лионаренс полагает, что в этом отрывке роль Елены как боевой царицы обусловлена не культурными факторами, но, прежде всего, древнеанглийской поэтической формульностью11,
10 Здесь и далее текст поэмы «Елена» цитируется по изданию: Elene: Cynewulf’s Elene / Ed. P. O. E. Gradon. London, 1996. Цифра в круглых скобках указывает номер поэтической строки. Перевод принадлежит автору статьи.
11 Поэтическая ‘формульность’ подразумевает выражение традиционного содержания (эпических тем и мотивов) в одних и тех же, близких по смыслу и структуре, выражениях. При переходе к новым культурным ценностям внутри формульных систем, обладающих богатым семантическим потенциалом, могло происходить переосмысление старых тем и понятий, следствием чего было порождение текстов с двойной - новой христианской и традиционной героико-эпической - семантикой. См. об этом: Смирницкая О. А. О многозначности эпического текста (комментарий к строфам «Гренландской Песни об Атли») // Слово в перспективе литературной эволюции. К 100-летию М. И. Стеблин-Каменского. М., 2004. С. 222; Гвоздецкая Н. Ю. Язык и стиль ... С. 48-54.
необходимой для описания эпизода морского плавания. В сюжете поэмы этот эпизод метафорически предваряет будущую маскулинную роль Елены как своего рода тирана по отношению к иудейскому старейшине Иуде, которого Лионаренс называет «метафорическим сыном Елены»12.
После обретения Креста Господня Елена вновь принимает обычный статус матери и царицы по отношению к Константину. Она посылает ему в дар святые гвозди для конской уздечки, тем самым как бы буквально возвращает своему сыну маскулинную функцию военной власти. После этого Елена больше ни разу не называется боевой или победоносной, а лишь cwen («царица», 1115, 1204) или peodcwen («царица людей», 1156). Она возвращается к типичной роли средневековой правительницы: строит церковь на Голгофе на месте обретения Креста Господня и перед возвращением домой преподносит епископу Кириаку драгоценные дары. Последнее действие Елены может восходить как к христианской латинской, так и к героико-эпической германской культурной традиции13.
Елена как духовная мать Духовное материнство14 Елены по отношению к Иуде восходит к понятию матери-церкви как духовной окормительницы народа15. В поэме именно Елена является представительницей церкви, причем биологический пол Елены грамматически и метафорически соответствует роду церкви. Первоначальный метод обращения Елены с Иудой и еврейской общиной является словесным, а слова - это оружие, которое согласно германской культурной традиции считается особо подходящим для женщин16.
Однако, встретив сопротивление со стороны Иуды, Елена прибегает к физическому наказанию (по ее приказу Иуда был
12 Lionarons J. T. Cultural Syncretism ... P. 11.
13 Goldsmith V. The Mode and Meaning of Beowulf. London, 1970. P. 88.
14 О понятии духовного материнства, которое было широко распространено в эпоху раннего средневековья, см.: Atkinson C. W. The Oldest Vocation: Christian Motherhood in the Middle Ages. Ithaca: Cornell University Press, 1991. P. 64-100.
15 Подробнее об этом см.: Катехизис. Киев, 1991. С. 239.
16 Об этом см.: Гвоздецкая Н. Ю. Англосаксонская история в лицах и конфликтах. Иваново, 2001. С. 282.
брошен в яму и осужден на голодную смерть), чтобы не только заставить его открыть местонахождение Креста Господня, но и обратить в христианскую веру. В связи с этим Елена вынуждена действовать в категориях мужского поведения, чтобы успешно совершить свою миссию духовного материнства. Кстати, и латинская, и германская культурная традиция допускают в особых случаях маскулинное поведение женщины: например, для христианской культуры это духовная брань с дьяволом. По мнению Дж. Лионаренс, культурное конструирование гендера в поэме основано на патристической мысли о том, что все верующие духовно маскулинны. Таким образом, жестокость Елены является культурно обусловленной не только благодаря ее политическому статусу царицы, но также вследствие ее принадлежности к главенствующему христианскому вероучению. Напротив, положение Иуды отражает его политическое подчинение и его религиозную непросвещенность. Более того, единственным средством самозащиты Иуды являются слова, так называемое женское оружие. Все это характеризует его в какой-то мере феминизированным по отношению к маскулинизированной Елене. После радикальной перемены Иуды, ставшего христианином, он одновременно начинает вести себя в соответствии с мужским типом поведения, а Елена - выполнять женскую, почти пассивную, роль в обретении св. Креста.
Несмотря на то, что метафора духовного материнства Елены остается внедренной в образность и структуру повествования, в развитии темы обращения Иуды в христианскую веру все-таки доминирует идея отцовства (а не материнства), причем в особенности акцентируется отцовская роль Самого Бога.
Тюремное заточение Иуды в яме интерпретируется как своего рода духовное созревание, а его освобождение - как рождение нового человека. Однако это рождение без матери. Елена не присутствует при освобождении Иуды, и первая речь Иуды после обращения - это молитва к Богу, Которого Иуда называет Fmder ещ1а («Отец ангелов», 783) и lifes Fruma («Источник жизни», 792). Важность духовного отцовства подчеркивается в поэме тем, что именно прозревший Иуда, а не Елена, играет ведущую роль в эпизоде чудесного воскрешения мертвеца, благодаря чему и обнаруживается подлинный Крест Господень.
Когда Иуда принимает священный сан, а затем и сан епископа (с именем Кириак), он уже сам выполняет функцию духовного отца Елены. В то же время Елена, больше не обнаруживая маскулинных признаков в своем поведении, вновь исполняет обычную женскую роль духовной дочери Кириака.
Елена как “матерь-муза” Кюневульфа В эпилоге поэмы Елена играет роль «матери-музы» самого поэта Кюневульфа. Поэт говорит, что именно сказание про Елену и св. Крест послужили его духовному и творческому перерождению, аналогичному обращению Иуды в поэме (1236-1242).
Литературное творчество считалось мужским занятием в латинской и германской культурах. Тем не менее, метафора женщины-музы как источника поэтического вдохновения типична как для классической, так и для христианской традиции. В древнеанглийской культуре нет конкретной фигуры, которая бы ассоциировалась с поэтической музой, но интересно заметить, что именно мать Альфреда Великого вдохновила его на литературное творчество17.
Маскулинизированная Елена - какой она предстает в поэме - вдохновляет поэта Кюневульфа. Точнее сказать, его поэтическое перерождение мотивировано не самой Еленой или текстом, названным ее именем, но латинским житием, названным мужским именем «Деяния Кириака». С другой стороны, мужское дело сочинения поэзии метафорически описывается в терминах дела, культурно закодированного как женское в германской культуре, а именно ткачества18. В эпилоге автор говорит, что он wordcrmft wxf («красноречиво соткал», 1237) свое произведение. Однако эта инверсия гендерных категорий не имеет продолжения: по завершении поэмы Кюневульф становится отцом-создателем «Елены».
Таким образом, царица Елена осуществляет материнство в буквальном смысле слова только в первой части поэмы. Во второй части она превращается в духовную матерь Иуды, но про-
17 Alfred the Great: Asser's Life of King Alfred and Other Contemporary Sources / Ed. and trans. S. Keynes and M. Lapidge. Harmondsworth: Penguin Books, 1983. P. 75.
18 Подробнее об этом см.: Leyerle J. The Interlace Structure of Beowulf// Interpretations of “Beowulf’ / Ed. by R.D. Fulk. Indiana, 1991. P. 146-167.
износит маскулинные речи и полагается на мужское оружие -физическую силу. И вместе с тем, она странным образом отсутствует даже метафорически в духовном возрождении человека, который, получив священный сан, станет ее духовным отцом. В третьей части Елена - вдохновительница Кюневульфа, но этот образ, взятый из латинского текста с мужским именем, перерабатывается по желанию поэта, ее литературного «сына» и создателя. Гендер в поэме «Елена» не является ни статичным, ни установившимся. Его скорее можно назвать относительной категорией, основанной на культурных нормах двух различных социальных и литературных традиций - дохристианской германской поэзии и латинской церковной письменности. Это двойственное построение гендера создает в поэме подчас непростое сосуществование агиографического и героического, сосуществование, утверждающее статус святой царицы Елены как буквальной и/или метафорической матери мужских героев поэмы.