Научная статья на тему 'Образ святого Георгия в средневековой рыцарской культуре'

Образ святого Георгия в средневековой рыцарской культуре Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
829
189
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Образ святого Георгия в средневековой рыцарской культуре»

Ю. И. Арутюнян

Образ святого Георгия в средневековой рыцарской культуре

Сей рыцарь был одним из лучших странствующих рыцарей во всей небесной рати. Звали его Георгий Победоносец, и при том он был покровителем дев.

Мигель де Сервантес Сааведа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»202.

Средневековая традиция рыцарской культуры восходит ко временам установления Божьего мира203, к тому же периоду исследователи относят и распространение культа святого Георгия на Западе204. Традиционное трехчастное членение посткаролингского общества на oratores, bellatores, laboratores, формулировку которого приписывают Адальберону Ланскому (начало XI века)205, выделяет в социальной иерархии сословие «тех кто воюет», превознося его добродетели и снисходительно порицая пороки.

Издавна известное понятие «рыцарь» (лат. miles, caballarius, «всадник» - chevalier, caballero, по этимологии Исидора Севильского - один из тысячи206) именно в начале XI столетия обретает новый смысл. Это не только вооруженный конник, не только собственник земель, аристократ, потомок древнего рода, связанный узами родства или вассальной зависимости с властителями эпохи варварских королевств, не только оруженосец, живущий в замке сеньора207, - отныне это новая общественная и политическая сила, чьи стремления и идеалы сформируют светскую традицию зрелого Средневековья. Военная по своей сути структура со своими

202 Сервантес С. М. де. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский / пер. с исп. Н. Любимова, стихи в пер. Ю. Корнеева. М., 1970. Ч. 2, гл. 58. С. 422.

203 Дюби Ж. Время соборов. Искусство и общество 980-1420. М., 2002. С. 66 и далее. Дюби Ж. Средние века (987-1460) от Гуго Капета до Жанны д'Арк. М., 2001. С. 112 и далее. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.

204 Кин М. Рыцарство. М., 2000. С. 88.

205 Ле Гофф Ж. Замечание о трехчленном обществе, монархической идеологии и экономическом пробуждении в христианстве IX-XII веков // Ж. Ле Гофф. Другое Средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2002. С. 58-62.

206 Лучицкая С. И. Рыцарство // Энциклопедия средневековой культуры / под ред. А. Я. Гуревича. М., 2007. С. 431-437, 435.

207 Bouchard C. B. «Strong of body, brave and noble»: chivalry in Medieval France. N. Y.: Ithaca, 1998.

ритуалами, символами и жестами, основана на памяти о прошлом и знании собственной родословной208. Система воззрений «молодых» (т. е. не вошедших в права наследования вне зависимости от возраста), воспевающих силу, ловкость (fortis, strennuus) и храбрость, пренебрегает ученостью, которая может повредить душе: «Значение имеют тело и сердце, а не ум»209. Хотя к 1090 году среди добродетелей истинного рыцаря неизменно упоминается «prudens» - благоразумие, а с XIII века начинают использовать термин - «prudhomme». В мемуарах Жана де Жуанвиля Людовик Святой говорит, «что у него слюнки текут, когда он слышит это «вкусное» слово»210. Неизменной virtues куртуазного общества остается «caritas» - дружба, привязанность, доброжелательность и самопожертвование, поддерживающие устойчивость социального порядка.

Рыцарство «считает, что именно война, реальная или воображаемая, - главное дело, придающее вкус жизни, игра, в которой рискуют всем - честью и жизнью, но из которой лучшие выходят богатыми победителями, покрытыми славой, достойной предков, отзвуки которой сохраняться спустя многие годы. Культура XI века, в которой воины оставили такой глубокий след, почти целиком основана на страсти к захвату в плен, на похищении и нападении»211. Рыцарь одновременно сеньор и вассал, щедрый в дарении и преданный клятвам верности, предопределившим чувство единства сплоченной группы, основной ценностью которой остается понятие чести. Ритуал посвящения «выглядит квазитаинством, в духе, определенном св. Августином в трактате «De civitate Dei» (X, 5), где он представляет посвящение (sacramentum) как освящение (sacrum signum), - концепция, которую разовьет Гуго Сен-Викторский в «De Sac-

ramentis» приблизительно в то время, когда рыцарское посвящение оза-

212

рится религиозным светом» .

Соборы времен установления мира Божия вырабатывают своеобразный перечень предписаний, своим смыслом и риторикой напоминающий как законодательные статуты, так и орденские уставы более позднего периода. Рауль Глабер, монах Сен-Жермен дез Оксер, рассказывает о череде ассамблей, прокатившихся «по провинции Арля, по провинции Лиона, а также по всей Бургундии, вплоть до самых отдаленных уголков Франкии ... для восстановления мира и для утверждения святой веры».

208 «Что дано рожденьем, не отнимается ничьей волей. Потомки благородных сеньоров происходят от королевской крови» (Альдаберон). Цит. по.: Дюби Ж. Указ. соч., 2002. С. 70.

209 Дюби Ж. Указ. соч., 2002. С. 71.

210 Цит. по: Дюби Ж. Указ. соч., 2001. С. 231.

211 Дюби Ж. Указ. соч., 2002. С. 71.

212 Ле Гофф, Ж. Символический ритуал вассалитета // Ж. Ле Гофф. Указ. соч., 2002. С. 211-262. С. 212.

«На этих соборах ... все были согласны с тем, чтобы отныне на каждой неделе святыми днями будут пятница - с воздержанием от вина и суббота - с воздержанием от мясной пищи». Уважение святости воскресного дня устанавливается через запрет на операции с деньгами, разрешалось «покупать лишь то, что надобно для дневного пропитания». «Священные обязательства перед всемогущим Богом, которые решено было взять»213, закрепляются устной клятвой «convenientiae» и фиксируются на бумаге. «Я никогда не посягну на церковь, помня о том, что она находится под защитой, я не разорю винные погреба, находящиеся в церковной ограде. Я не нападу на священника или монаха, если у них не будет оружия, ни на сопровождающего их человека, если у него не будет копья и щита. Я не украду ни быка, ни коров, ни свиней, ни барана, ни ягненка, ни козу, ни осла, ни вязанку хвороста, которую он несет, ни кобылу, ни ее необученного жеребенка. Я не схвачу ни крестьянина, ни крестьянку, ни купцов. Я не отберу у них деньги, не буду принуждать платить выкуп. Не разорю их, вымогая их сбережения под предлогом, что деньги понадобились сеньору для ведения войны»214, - клянется участник собора 1024 года. «На рыцаря, разъезжающего без оружия в Великий пост, я не буду нападать. Я не буду у него ничего отбирать»215, - добавляют в середине века.

Эпоха воинских идеалов видит битву и в иноческом служении, ибо «григорианский хорал пелся мужскими сильными голосами, это была воинственная песнь, выкрикиваемая монахами, этими воинами [христовыми], в лицо сатанинскому воинству, чтобы обратить его в бегство, метая в него, словно копья, самое надежное и разящее оружие - слово мо-литвы»216. На излете Средневековья, когда ренессансные черты соседствуют с рыцарскими представлениями о мире, в светской литературе возникает навеянный как Ветхозаветной традицией, так и современным романом образ «девяти бесстрашных» («les neuf preux») - Гектор, Цезарь, Александр - Иисус Навин, Давид, Иуда Маккавей - Артур, Карл Великий, Готфрид Бульонский217. Построенная на четкой иерархии и безусловном следовании определенным моделям поведения, рыцарская культура ориентирована на возвышенный идеал, прежде всего идеал святого воителя.

213 Цит по: Дюби Ж. Указ. соч., 2001. С. 113.

214 Цит. по: Дюби Ж. Указ. соч., 2002. С. 67.

215 Понятие «inermes» распространяется на всякого безоружного. Цит по: Дюби Ж. Указ. соч., 2001. С. 117.

216 Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994. С. 54.

217 Хейзинга Й. Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах. М., 1995. С. 77. 162

Христолюбивое воинство - «Militia Christi» - святые Федор Страти-лат, Дмитрий Солунский, Нестор, Мартин, Георгий218 - достойный пример крепкого в вере и сильного духом защитника преследуемых и обиженных, доблестного в битве, милосердного к слабому и опасного для врага - истинный образец для подражания настоящего рыцаря. Да и сам архистратиг воинства Небесного - почитаемый как покровитель многих прославленных властителей и воинов архангел Михаил219, чьи храмы, вслед за святилищем на Монте-Гаргано, высились на скалах в самых отдаленных местах Европы, в эсхатологическом контексте рассматривался как триумфатор над силами зла220. Военно-рыцарские ордена восхваляют своих небесных покровителей, со времен учреждения братств в Святой земле, почитание «Militia Christi» становится традиционным элементом складывающегося в эту эпоху ритуала, Георгий Победоносец занимает здесь особое место.

Легенда о святом Георгии, подробно проанализированная А. Н. Весе-221 222 ловским и А. И. Кирпичниковым , повествует о юном военном трибуне, открыто признавшем себя христианином во времена гонений на веру эпохи Диоклетиана (именуемого Дацианом, Дадьяном). Преследование христиан связано с отказом языческих божеств «давать оракулы». Консул Магнеций и сам император пытаются убедить святого Георгия одуматься, когда же тот остается крепок в вере, приказывают заточить праведника, загнав его копьями в тюрьму. Но оружие не вредит святому, металл гнется подобно олову. Ни колесо, ни мечи, ни ров с негашеной известью, ни орудия пыток не губят христианина. Его палачи - преторы Анатолий и Протолеон и императрица Александра уверовали во Христа, за что были казнены. По совету Магнеция маг Афанасий дважды безуспешно пытается отравить святого Георгия, которому удается воскресить и обратить в веру давно умершего (в противовес языческим кудесникам). Заключенный в тюрьму праведник исцеляет больных, одним словом ему удается излечить и вола пахаря. В темнице к святому является Христос, ободряя его. Диоклетиан призывает узника принять участие в жертвоприношении идолам, тот соглашается, о чем возвещают во всей империи. Но, войдя в храм, святой Георгий заставляет Аполлона открыто объявить,

218 Delehaye H. Légendes greques des Saints Militairs. Paris, 1909.

219 Добиаш-Рождественская О. А. Культ Св. Михаила в латинском Средневековье. V-XIII вв. Пг., 1917.

220 Добиаш-Рождественская О. А. Западные паломничества в Средние века. СПб., 2006. С. 43-49.

221 Веселовский А. Н. Разыскания в области русских духовных стихов / Сборник отдела русского языка и словесности Императорской Академии Наук. СПб., 1880. Т. 21, 2. С. 1-60.

222 Кирпичников А. Святой Георгий и Егорий Храбрый. СПб., 1879.

что он не бог, после чего все статуи рушатся на землю. Приверженцы языческих культов в ярости требуют казни святого, которому отсекают голову после молитвы о прощении палачей.

Вскоре легенда обрастает новыми подробностями. В первую очередь - это история троекратного (вариант - семикратного) воскресения святого, тело которого разрывают, распиливают, топят в колодце223. Появляется и сюжет о воскрешении вола некоей Схоластики, а также мотив чудесного появления пищи в доме вдовы. Традиционно святого Георгия именуют Каппадокийцем, а местом его мученичества называют Лидду (библейский Лод, греческий Диосполис). Однако эфиопская легенда переносит события в Сирию, именуя преследователя князем Седомским Дедьяном, а поездку святого связывает с желанием последнего занять место правителя Метельи, которое некогда принадлежало его отцу Ана-стасосу.

Перевод легенды на латынь приписывают Рабану Мавру (ок. 780856). В его версии властителем является Дациан Персидский. Несмотря на запрещение Геласия, апокриф имеет широкое хождение224. Несколько позже во Франции истории был «придан рыцарский колорит»225 (рукопись Британского музея 20 D. IV 16.). Сочинение без достаточных оснований приписывали Васу (Wace). Дациан созывает баронов, предлагая сделать Георгия, лучшего из рыцарей, своим наследником, но тот отказывается, объявляя себя христианином. Далее следуют попытки умертвить праведника, смерти и воскресения, поселение у бедной вдовы, уничтожение идолов «Agaba, Rache и Apoloin». Крещение императрицы осуществляется небесной росою, демонстрируя презрение к земному Александра «бросает на пол корону и порфиру»226. В англо-саксонской поэме XI века, порицающей существующие версии истории святого227, особое внимание уделено спору о вере с Дацианом. Масштабное немецкое сочинение Райнбота фон-Дорна в шесть тысяч стихов (1231-1253) в полной мере принадлежит традиции куртуазной литературы: предполагаемая связь с «Ломбардским циклом», изящные лирические отступления и колкие остроты по поводу нравов современной Франции, наконец, история обращения императрицы. В тексте упоминаются братья святого Геор-

223 Мусульманская традиция повествует о семидесяти смертях Джерджиса, что А. И. Кирпичников считает вариантом рассказа о святом Георгии.

224 Осуждение апокрифи фигурирует и в славянских индексах запрещенных книг: Погодинский Номоканон (ХГУв.), Кириллова книга (1644). Кирпичников А. И. Указ. соч. С. 33.

225 Кирпичников А. И. Указ. соч. С. 21.

226 Там же.

227 «Неверно неверные написали в своих книгах о святом Георгии, мы хотим объяснить вам, в чем заключается правда» (Кирпичников А. И. Указ. соч. С. 27). 164

гия - Федор Стратилат и Дмитрий Солунский, вместе с которыми он сражается с язычниками и совершает подвиги. Федором (Стратилатом, Тироном) иногда именуют и отца святого.

Битва Георгия с драконом стоит особняком в агиографической традиции, в Европе этот мотив появляется в XII веке как в литературе, так и в изобразительном искусстве, в Византии, согласно «Миланской рукописи» (известна по русским спискам XVI-XVIII вв.), - задолго до крестовых походов228. В поэме Райнбота святой убивает льва, медведя, дракона и змея, однако история спасения в тексте отсутствует. Мюнхенский манускрипт XII в. (Cod. lat. mon. 14473 S. XII in 4° maj) - латинский вариант греческой легенды - повествует о дочери царя-язычника Севиуса (Sevius) из каппадокийского города Ласиа (Lasia), отданной по жребию дракону. Принцесса удаляется к озеру, где и встречает святого Георгия, которого она предупреждает об опасности и призывает уехать. На вопрос: «Кому верует ее отец?», - девушка перечисляет Юпитера, Меркурия и Аполлона. Праведник призывает уверовать во Христа и обещает убить дракона, если жители города примут крещение. Святой побеждает змея, призывает епископа Александра и в течение пятнадцати дней крестит сорок тысяч человек. Здесь возводят храм, из-под которого бьет целебный источник, а сам триумфатор «отправляется по своим делам»229. В «Золотой легенде» Иакова Ворагинского местом действия становится Силен в Ливии (Silene), отсутствуют вопросы и упоминание епископа, а победа над драконом одержана не оружием, а верой - его связывают поясом царевны, после чего четыре пары быков тяжело влекут его. Оба рассказа имеют единый источник, однако первый вариант встречается значительно реже, чем второй, более популярный в XIV-XV вв.

Многочисленны вариации легенды. В Песеннике 1601 года упоминается о 8 днях, данных царю на раздумье; Лужицкая песня повествует о 13 жертвах дракона (царевна - четырнадцатая), говорит о предложении денег за освобождение и рассказывает, как 70 лошадей влекут тело змея к Берлину. В моравской легенде 3000 волов и 200 коней не могут сдвинуть дракона с места. Датская баллада воспроизводит речь Богоматери, обращенную к святому Георгию. Принцесса (Лаодамия или Елисава) появляется с агнцем на руках (этот мотив войдет в традиционную иконографию сюжета). Разбив в бою копье (еще один характерный мотив), воин вооружается мечом. Царь предлагает победителю дочь в жены, однако тот отказывается, ибо дал обет оставаться рыцарем Девы Марии. В немецкой рукописи Британского музея (Add. 19, 462) тема женитьбы развивается следующим образом: «После битвы отец царевны предлагает Георгию свою дочь в замужество, но тот, нежно обняв ее, берет с нее обещание

228 Кирпичников А. И. Указ. соч. С. 50.

229 Там же. С. 53.

жить по его воле и посылает ее в монастырь»230. Интересны дидактические дополнения к легенде. Например, в одной из редакций (манускрипт из собрания графа Уварова: Б № 349 л 109 и сл., XVI в.) поясняется, что святой Георгий расспрашивает царевну кратко, «ни яко неци и от воин, иже где что узрят таково (т. е. девушку без провожатых), кричат, лают, безчинне вопиют и безрассудна глаголаниа вещают»231, - назидательно замечает автор. Следует напомнить о существовании легенды о свершении Чуда о Змие после смерти праведника (XVI в.).

Полагают, что первые храмы святого Георгия константиновских времен были возведены в Диосполе (Лидде)232 и Фессалониках, позже - в Эдессе (V в.), Метилене, где святой спас сына правителя из плена, и Афинах, египетском Абу-Салихе, сирийских Сахвет эль Крудур, Крудур-Китан, Амра и др. Европейские паломники епископ Аркульф (670), святой Виллибальд (728), монах Бернар (IX в.) посещали эти святыни.

В западноевропейской традиции образ Георгия Победоносца возникает не ранее XI века. История победителя змея перекликается с популярными рассказами об усмирении дракона проповедником, епископом или аббатом. Святые Климент (Метц), Кириак (Провэн), Виктор (Марсель), Армантер (Даргиньян), Марцелл (Париж), Донат (Эпир), а также Цезарий, отшельник Антоний и папа римский Сильвстр одерживали верх с помощью молитвы233. Ветхозаветная и апокалиптическая традиция связывает дракона с искусителем (Быт. 3: 1-15) и «древним змием» (Откр. 12: 9), подразумевая воплощение вселенского зла (Беда Достопочтенный), его ассоциируют с язычеством и грехом гордыни (Исидор Севиль-ский), связывают с охраной сокровищ, вечным возвращением и историей Аполлона (или Персея). Его образ в контексте античной и восточной культуры рассматривается как атрибут войска (штандарт), а мотив усмирения воплощает порядок (город), подавивший природный хаос (вода). Дракон фигурирует в пророчествах и вещих снах.

В качестве покровителя воинов впервые в Западной традиции святой Георгий упоминается в истории Джоффруа Малатерри о чудесном появлении всадника на белом коне и его помощи норманнам в битве с сарацинами при селении Черами (Сицилия) в 1063 году. Во времена крестовых походов рассказы о дивном всаднике, участвовавшем в битве при

230 Там же. С. 57.

231 Там же. С. 59.

232 Базилика разрушена в 1010 г. по приказу халифа Хакима, восстановлена при короле Стефане Венгерском и полностью утрачена в 1191 г. при Саладине.

233 Этимология, символика, социальный смысл и эволюция образа дракона в агиографической литературе описана Ж. Ле Гоффом: Ле Гофф, Ж. Церковная культура и культура народная: св. Марцелл Парижский и дракон // Ж. Ле Гофф. Указ. соч., 2002. С. 142-168.

Антиохии, лицезрение мест мученической смерти праведника и обретение его мощей делают святого Георгия покровителем воинов в Святой земле. Рассказывают, что гибель магистра ордена иоаннитов Роже де Ме-ринга была связана с тем, что противник, увидев рыцаря на белом коне, принял его за Георгия Победоносца. В XII веке строятся храмы в Праге, Лимбурге, Бамберге. История спасения принцессы, переосмысленная куртуазной литературой, превращается под пером Ариосто в избавление Анжелики Роже.

Константиновский орден святого Георгия в Парме основан по легенде еще Константином Великим в 317 г. В 1699 пармский герцог Франциск I Фарнезе приобрел у человека, называвшего себя потомком византийских императоров, потомственное право носить титул гроссмейстера ордена, перешедшее от Фарнезе к испанским Бурбонам. История ордена завершилась в 1907 году со смертью последнего представителя рода. Девизом служила фраза: «In Hoc Signo Vipes» - IHSV (сим побеждай). Орден святого Георгия Сицилийского восходит к Константиновскому в Парме, он был учрежден в 1732 г234. Когда Филибер де Миолан вернулся с Востока с мощами святого, орден в его честь был учрежден во Франш-Конте235. Святой был патроном ополченческого братства в Лидде и Вифлееме, ордена Тевтонцев, а со времен Синода 1222 г. в Оксфорде и святым покровителем Англии. С его именем связывают учреждение ордена Подвязки королем Эдуардом III (1347-1348). Считается, что первые храмы в честь святого Георгия появились на английской земле еще в VIII веке, самым известным центром остается Винздорская капелла (всего более 160 церквей). Традиционно его считают небесным покровителем Венеции и Генуи, Каталонии (особенно, Барселоны), Вероны, а иногда -Рима и Бамберга. Своим заступником в Средние века его называли рыцари, стрелки из лука и арбалетчики, оружейных дел мастера, изготовители доспехов, шлемов с плюмажем и конской упряжи.

Изображения святого Георгия в искусстве Европы можно свести к нескольким устойчивым иконографическим типам: отдельная стоящая фигура, всадник, участник группы предстоящих (тип «Sacra conversazione»), святой покровитель (иногда, соименный портретируемому), исторический цикл о святом, сцена мученичества, чудеса, битва со змеем. Пожалуй, наиболее ранними следует признать тимпаны собора в Ферраре (1155) и церкви в Ольм (департамент Сены и Уазы), капитель в Везле (?) и вандомские росписи (XII в.). Рыцарская культура нередко заимствует образ, и в XV-XVI столетии портрет военного нередко напоминает традиционную иконографию святого. Напор и энергия эпохи барокко воспевает мотив битвы (П. П. Рубенс). XIX

234 Тайны, скрытые забралом. Энциклопедия-путеводитель по истории рыцарства. М., 2002. С. 412.

235 Хейзинга Й. Указ. соч. С. 93.

век с его историзмом воскрешает образы прошлого, вспоминая сочинения Ариосто (Ж. О. Д. Энгр), обыгрывая куртуазный мотив рыцаря и Прекрасной Дамы (Д. Г. Россети), или с ужасом рассматривая смертоносных монстров (Дж Г. Фюсли).

Образ святого Георгия сохраняет свое значение в контексте военной традиции, символики и ритуала, в системе религиозной жизни, городской и профессиональной культуры. Претерпев ряд изменений, идеал рыцаря, наделенного добродетелями храбрости, силы, щедрости и благоразумия, остается примером для подражания. Изменяются детали, но закованный в броню веры воин продолжает спасать Прекрасную Даму.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.