CC BY
239
М. Ю. Брандт, А. В. Куликов
ЦИВИЛИЗАЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ: МАТЕРИАЛЫ К ИЗУЧЕНИЮ ТЕМЫ В КУРСЕ "ЧЕЛОВЕК И ОБЩЕСТВО"
©цивилизации европейского Средневековья мы знаем сегодня немало. Солидные исследования, посвященные образу жизни, особенностям мировосприятия, представлениям о труде, собственности, времени и пространстве, детстве и старости, открыли те страницы истории, которые, казалось, были утрачены навсегда. Результаты этих исследований- вполне доступны для учителя [ 11. Трудности, таким образом, связаны не с отсутствием материала. Проблема состоит в другом: логика его изложения, объем и характер во многом не совпадают с логикой, принципами построения и отбора содержания курса “Человек и общество". При этом уровень обобщений, предполагаемый школьной программой курса, выше того, на котором находится современное научное историческое знание, с присущими для него осторожностью, пристрастностью к самой процедуре установления истинности выводов, полученных в процессе осмысления и синтеза накопленных материалов.
Предлагаемые материалы поэтому не претендуют ни на полноту, ни на глубину изложения. Они субъективны — недостаток, объяснимый как вышесказанным, так и целями: дать учителю некоторые ориентиры в поистине бесконечном множестве фактов, проблем, исследовательских подходов и решений, приближающих нас к пониманию сущности и специфики средневековой европейской цивилизации.
Материальные условие жизни
Они, понятно, разнились — крупный феодал в материальном отношении жил не так, как виллан, мелкий рыцарь не мог возмечтать о богатстве стола и роскоши феодального магната. И тем не менее, необеспеченность материального существования была чертой, общей для образа жизни всех сословий. Здесь необходимо иметь в виду, что само понятие "существование" является скорее социальноэкономическим, нежели чисто материальным термином и варьируется
58
в зависимости от социальных слоев. Если для широких масс было достаточно средств существования в прямом смысле этого слова, то есть пищи, одежды, жилища, то для высших слоев это понятие предлагало удовлетворение потребностей, которые позволили бы им сохранить свой статус, не опускаясь ниже определенного ранга. В целом же средневековый Запад представлял собой мир, находящийся на крайнем пределе, "универсум голода" (Ж. Ле Гофф). Угроза голода оставалась реальностью не только в раннее средневековье, когда нередкостью были случаи людоедства, но и в относительно более благополучные столетия развитого феодализма (XI — XV вв.). Непосредственной причиной голода являлся плохой урожай, то есть сбой в природном порядке: засуха или наводнение. Однако поистине катастрофический характер капризам природы придавали прежде всего слабость средневековой техники и особенно бессилие государственной власти [2].
Средневековые орудия труда были примитивны и совершенствовались крайне медленно. Конечно, и в этот период европейской истории техника не стояла на месте, были сделаны некоторые технические усовершенствования, но все —таки в целом приходится констатировать чрезвычайный консерватизм "технической мысли". Исследователи подчеркивают "антитехничность" общественного сознания эпохи. Одни авторы винят в этом прежде всего господствующий класс, который отчасти стимулировал лишь военное дело (рыцарство) и церковное строительство (духовенство)
[3]. Другие отмечают, что антитехничность сознания вообще характерна для человека Средневековья. Соответствующие установки господствующего класса по своему воспроизводили общий консерватизм мышления и прежде всего консерватизм мышления крестьянского. Ключевыми понятиями, открывающими тайны духовной жизни и поведения крестьянства, когда речь идет в том числе и о технических усовершенствованиях, были "старина" и "обычаи предков" (4)-
Голод был знаком и предшествующим эпохам, в частности, римской. Однако на средневековом Западе не осталось практически ничего из того, что позволяло римлянам бороться с этим бедствием. Отлаженные системы заготовок и распределения продуктов были разрушены. Пришли в упадок римские дороги — одно из важнейших условий быстрой связи. Вместо административного однообразия — множество границ и таможенных барьеров, где около пунктов обязательного проезда каждый мелкий сеньор взимал пошлины и сборы. Нельзя забывать о пиратах и разбойниках — обычном явлении
________Я11ТДМОРФОЗЫ ИСТОРИИ. л/. Ю. Брандт, а. В. Куликов
,*0
того времени. Все это конечно же препятствовало своевременной и быстрой доставке продовольствия в нуждающиеся районы. Помимо этого насущнейшей проблемой было сохранение урожая: средневековые источники содержат бесчисленные свидетельства о естественной порче продуктов и об их уничтожении животными.
В рационе питания средневекового человека традиционно не хватало животного белка, животного масла, мяса. Был редкостью и сахар, почти неизвестный тогда в Европе. Ели, как правило, два раза в день, да и на религиозные посты в среднем приходилось два дня в неделю. Зимой голодали не только крестьяне, но и знатные рыцари. Постоянную угрозу представляли болезни и эпидемии. Эта угроза была тем более страшна, что способов противодействия ей практически не знали. Вполне объясним панический страх, вызванный знаменитой "Черной смертью", которая поразила Европу в середине XIV в. Чума унесла до 30 — 40% тогдашнего населения континента. Примем во внимание частые войны; насилие, вошедшее в обычай; зависимость человека от окружающей природной стихии, когда смена дня и ночи, наступление зимы, стужа и холод, иссушающий зной и неожиданный град воспринимались чрезвычайно остро, ибо защиты от них, средств адаптации, известных нам, Средневековью не было известно.
В условиях господства "триады бедствий'* — голода, войны, болезней — вполне естественными были и высокий уровень детской смертности ( треть детей умирала до возраста совершеннолетия 12 — 14 лет), и раннее наступление старости (началом ее считали, по разным свидетельствам, время от 33 до 40 лет для мужчин), и относительно низкая продолжительность жизни (в XII — XIII вв. французские рыцари жили в среднем 43 — 48 лет, но при этом нормальной считалась кончина в 33 года — возрасте, когда умер Христос).
Реальный мир средневекового человека был пронизан
V |1 II V
двойственностью: своему миру, возделанной земле, противостоял мир "чужой'', "дальний”, лес. До XIII в. две трети площади Западной Европы занимали леса. Таким образом, внешний облик средневекового мира можно представить в виде огромного покрова лесов с разбросанными по нему возделанными прогалинами: скоплениями поместий, замков, городов. Эти более или менее обширные прогалины являлись экономическими, социальными и культурными ячейками цивилизации. Лес обступал их, изолировал, душил. Он вбирал в себя все страхи, присущие замкнуто живущему человеку. Для крестьянина ближайший лес был сосредоточием зла, реальных и вымышленных опасностей. Воображение человека населяло лесные чащи
60
I
I
чудовищами и демонами. Лес без преувеличения можно назвать отрицанием цивилизации и отрицанием мирского вообще. Поэтому отшельники, отвергающие мир с его цивилизацией, удалялись именно в лесные чащи. Но вместе с тем природный мир являлся естественной предпосылкой существования средневекового общества в значительно более явном и непосредственном смысле, чем сегодня. Вне естественных природных ритмов, вне тесной, неразрывной связи с этим миром человек не мог выжить. Существование крестьянской общины также немыслимо без пользования лесными угодьями, как и без возделывания земли.
Земля почиталась главной ценностью. Средневековая цивилизация являлась по преимуществу цивилизацией аграрной, и отношения, складывавшиеся в связи с владением и пользованием землей, составляли экономическую основу средневекового общества. Хорошо известно, что феодализм, рассматриваемый с точки зрения его экономической сущности, представлял собой сочетание крупного феодального землевладения с мелким крестьянским землепользованием. Соединение работника — крестьянина с основным средством производства — землей опосредовалось, таким образом, господством крупного феодального землевладения. Нужно подчеркнуть и другое. Экономически поземельные отношения были как бы “замаскированы" (М. А. Барг). На поверхности они выступали как личные отношения крестьян и феодалов, феодалов между собой, они были сокрыты за вывесками формально-юридических категорий. Реальная социальная структура представала системой личных и сословных статусов и состояний.
Структура средневекового общество
Данный вопрос подробно и интересно изложен в учебном пособии. Остановимся поэтому лишь на отдельных его аспектах. В самом широком смысле в сознании средневекового человека общество распадалось на три сословия: "тех, кто молится", "тех, кто воюет", "тех, кто трудится". Общество мыслилось при этом целостным организмом, в котором функции отдельных частей взаимосвязаны и в совокупности выполняют работу, необходимую для поддержания жизнеспособности общества в целом. Вот как развивал эту идею в притче об овцах, быках и собаках один из авторов XII века: "Предназначение овец — давать молоко и шерсть, быков — пахать землю, псов — защищать овец и быков от волков. Бог хранит их, коли каждый вид животных выполняет
свой долг. Также и сословия учинил Он, дабы несли различные службы в этом мире. Он установил одним — клирикам и монахам — молиться за других, чтобы они, исполненные доброты, подобно овцам, наставляли людей, питая их молоком проповеди, и внушали им горячую любовь к Богу руном доброго примера. Он установил крестьянам, чтобы они, подобно быкам, обеспечивали жизнь себе и другим. Наконец, воинам установил Он проявлять силу в необходимых пределах, как от волков защищая от врагов тех, кто молится и пашет землю” |5]. Любое нарушение этого порядка опасно, оно грозит опрокинуть все, ибо само существование сословий, наделенных специфическими общественными функциями, возводилось к акту божественного творения, основанного на началах гармонии и согласия.
Реальные отношения сословий, конечно, не были столь идеальны. Крестьянство имело основания для самоуважения: "А я горжусь, что я тружусь и хлеб насущный сею” (6), мужик "не словом — делом всех кормит в мире целом" (7), "богатый не был бы богатым, не помогай ему оратай" [8]. Все другие сословия рассматривались крестьянством как тунеядцы. "Когда б не сеял я зерно, не рыл бы огород, подох бы с голоду давно твой благородный род." — заявил крестьянин ошеломленному рыцарю в одной из немецких баллад {9].
Впрочем, денно и нощно трудящиеся на земле и дома крестьяне в своих представлениях о лучшей доле не шли дальше сказочных образов страны Кокань. В этой стране — изобилие еды и питья, прекрасные природные условия. В год собирают но четыре урожая, не прекращаются праздники , нет воин, все жители молоды, нет необходимости трудиться: "Потеть не надо, чтобы счет оплатить" [10}. При этом есть замечательное правило: наибольшие блага достаются тем, "кого в конец заела лень, кто спит в постели целый день" [11). Эта страна воспевалась в балладах и во Франции ("Страна Кокань"), и в Англии ("Страна Кокейн”), и в Италии ("Страна Куканья"), и в Германии ("Страна Шларафенланд").
Ни попытки утвердить достоинства крестьянского труда, ни наивные мечтания о праздности, ни тем более прорывающиеся порой призывы к имущественному и социальному равенству, естественно, не находили сочувственного отклика у представителей господствующих сословий. "Мужики, что злы и грубы, на дворянство точат зубы. Только нищие мне любы. Любо видеть мне народ голодающим, раздетым, страждущим, необогретым*' [12], — таково лишь одно из крайних выражений чувств рыцарства, высказанное знаменитым трубадуром Бертраном де Борном в конце XII века. Тем
более были распространены в высших сословиях представления о крепостных как о "пентюхах", "земляных кротах", "гужеедах" и т.п. От слова “виллан" в феодальную эпоху был образован термин "виллания", означавший подлость, моральное уродство. Налицо противоречие между идеальными представлениями о социальной гармонии сословий, основанной на функциональной расчлененности их общественных ролей, и реальными отношениями между ними. Это противоречие было характерно отнюдь не только для взаимоотношений крестьянства и рыцарства. Огромное количество критических стрел было выпущено тогда в духовенство, в том числе и самими клириками. “На кого из епископов укажите вы мне, который не предпочитал бы очищение карманов своих духовных овец исцелению их от пороков?" — восклицал крупнейший авторитет католической церкви Бернар Клервоский |13]. Ему вторил неизвестный проповедник XIII в.: "Рабы Христовы охотнее служат там, где деньги, нежели там, где Христос” [14). Образы клириков, содержащих таверны и занимающихся ростовщичеством, щеголяющих дорогими конями и собаками, не способных из-за сильного опьянения довести до конца начатую проповедь, неграмотных и сластолюбивых, буквально переполняют тексты средневековых источников.
Средневековое общество оставалось обществом сословным. Юридические, правовые перегородки были важнейшим элементом, определявшим его структуру. Человек воспринимался прежде всего как носитель сословного статуса, принадлежность к которому значила в его жизни чрезвычайно многое. В этой связи следует отметить, что изображаемый долгое время в средневековой литературе и искусстве человек был лишен индивидуальных черт. Каждый сводился к определенному физическому типу в соответствии со своей социальной категорией и своим рангом. Даже одежда людей Средневековья не в такой степени предназначалась для прикрытия от холода и удовлетворения эстетических потребностей, как для точного указания на социальную категорию своего хозяина. Ношение человеком одежды, не соответствующей его рангу, считалось смертным грехом гордыни или падения. Не будет преувеличением сказать, что в эпоху Средневековья корпоративный дух торжествовал безусловно; личность же существовала как часть более или менее широкой социальной общности, построенной на принципах корпоративной замкнутости и обособленности. Человек соразмерял свою жизнь и поведение с признанной в обществе и праве нормой. Конечно, не значит, что передвижение с одной социальной ступени на другую было
1^иддирш
■ м. ш. ьранот, л. д. пули ков
немыслимым. На практике такое движение совершалось постоянно. Но все —таки идеалом средневековой идеологии была общественная неподвижность, застылость, наследственность статуса. Если следовать известному уподоблению В.Шекспира: "Весь мир театр и люди в нем актеры", то средневековый мир окажется театром особого рода. Актерам импровизация запрещена, они играют по строго расписанному сценарию — и делают это не только в силу внешнего давления, но и вследствие четкой внутренней установки. Роль выучена, нужды в суфлере нет.
Крестьянство конституировало себя через принадлежность к общине. Роль крестьянской общины в эпоху Средневековья была значительной (15]. Она выполняла хозяйственные, административные, судебные, полицейские, социально— культурные функции, являлась хранительницей традиций и обычаев крестьянства. Все отношения с внешним миром, в том числе и отношения с сеньором, в конечном счете окрашивались его отношения с общиной.
Казалось бы, вопрос о проявлении своей индивидуальности не стоял перед феодалом — рыцарем: его жизнь протекала в замке вполне обособленно, он имел возможность устанавливать свой порядок во всецело подчиненном ему мирке, да и с военной точки зрения рыцарь представлял собой автономную единицу. Однако представители господствующих сословий больше, чем кто — либо другой в феодальном обществе, были подчинены строгому регламенту, диктовавшему их поведение. К рыцарскому состоянию готовили с детства, вступление в рыцарское достоинство сопровождалось особым ритуалом посвящения. Существовал специфический рыцарский этос, своеобразный этический кодекс, определявший правила поведения рыцаря. Даже в тех случаях, когда, казалось бы, требуется только личная инициатива и быстрая находчивость, рыцарь должен был руководствоваться не здравым смыслом, а сообразовывать свое поведение с требованиями сословной этики. За нарушение же рыцарских норм карали изгнанием, лишением рыцарского достоинства, также имевшими свою формальную процедуру.
Корпоративность была присуща и городскому населению. Как известно, сами условия производства заставляли ремесленников объединяться в цехи, чтобы избавить мелкое ремесло от конкуренции и поставить его в условия, наиболее благоприятные для развития простого товарного производства. Поведение бюргеров закрепляют и регулируют цеховые и городские уложения. Наряду с регламентами, которые обусловливали производственный процесс и различные
64
стороны хозяйственной жизни, в них можно найти постановления о таких, казалось бы частных вопросах, как крещение детей, разрешенных для бюргеров видах одежды, даже определение количества гостей на свадьбе горожанина [16] Таким образом, ремесленные цехи и купеческие гильдии с их жестким регулированием производственного процесса и повседневной жизни своих членов являли собой еще один пример средневековой корпорации.
Духовенство также может рассматриваться в самом широком смысле как корпорация. Совершение особого таинства — таинства священства — предшествовало принятию духовного сана; лишение сана за недостойные действия и помыслы разрывало все связи клирика с церковной корпорацией. Принадлежность к последней определяли специфические социальные функции духовенства, исполнение которых регламентировалось и контролировалось. Особой разновидность церковной корпорации были монашеские ордена, по определению Бенедикта Нурсийского, основателя одного из первых монастырей, являвшиеся братством лиц, стремящихся к Богу, и по принципам организации подобные военному ордену. Монастыри представляли собой самодовлеющие и замкнутые трудовые общины [17].
Корпоративный дух средневековой цивилизации был настолько силен, что сам европейский христианский мир воспринимал себя как корпорацию лиц, принявших крещение и тем самым ставших членами мистической “Церкви невидимой".
Средневековый человек мыслил себя в первую очередь членом “Церкви невидимой", единство которой приобретало абсолютный, самодовлеющий в сущности характер. Оно понималось очень широко. Во-первых, это единство "Церкви невидимой" в пространстве. Она есть совокупность христиан. Каждый, получивший крещение, оказывался ее членом вне зависимости от того, где он его получил. Во-вторых, :»то единство во времени. Все христиане, живые и мертвые, составляли ее единое целое. Ушедшие из жизни присутствовали в ней столь же реально, что и живые люди — и, может быть, даже более реально. Святые и после смерти, как считалось, совершали действия, влияющие на ход земных дел. Наконец, это единство всего мира, всего сущего. В этой связи характерны рассказы о святом Франциске Ассизском, который заботился о пчелах, приказывая давать им зимой мед и вино, чтобы те не погибли от холода, собирал с дороги и относил в безопасное место червей, так как путники могли раздавить их. Когда святой Франциск мыл руки, то старался, чтобы стекающая вода не попадала под ноги, так как считал недостойным себя попирать ногами
________Метаморфозы истории. М. Ю. Брандт, А. Д. Куликов
сестру— воду [ 18]. Все сущее едино. Едино постольку, поскольку едино христианское человечество.
Обычаи и свобода
Итак, корпоративный дух — в каждой клеточке средневекового общества: в сословном его делении, в монастырях и цехах, рыцарских орденах и купеческих гильдиях, крестьянской общине и тайном союзе подмастерьев. Более того, сам средневековый мир оказывается ничем иным, как корпоративным сообществом христиан. Человеческая личность конституируется по связи, по принадлежности к этому сообществу — и растворяется в его крупных или мелких общностях, корпоративных по духу и по сути. Естественно поэтому, что основными правовыми ценностями Средневековья стали верность и следование обычаю, а понятие свободы приобрело весьма необычный для человека античности или современной цивилизации смысл. Феодальный строй предполагал неограниченное и абсолютное господство принципа корпо}>ативной верности: рыцарей и магнатов — условиям вассального договора; крестьян — традициям и порядкам общины; сеньора — обь*чаям сеньории; купцов — уставу гильдии; ремесленников — нормам Ц“хп; монахов — законам монастырского братства Но что удивительно! При чрезвычайной сложности системы феодальных связей, недостаточной ясности традиций, спорности отдельных положений вассального договора, сам обычай, верность которому считалась Оикз.т**»льной, становился источником постоянных распрей, претензий, войн, усобиц и интриг. Однако, нарушая обычай, человек Средневековья не терял веры в него и не утрачивал убеждения в необходимости его соблюдения. Граф Анжуйский Фульк, клятвопреступник, человек жестокий и жадный, велел вести себя нагим и бичевать на улицах Иерусалима: "Господи, сжалься над предателем!" (19]. Верность мужа и жены не считалась нарушенной куртуазной любовью обоих, ибо то и другое разведено по разным сферам, в каждой правит свой обычай [20].
В этой ситуации понятие свободы также приобрело более корпоративный, чем личностный смысл. Средневековый человек не видел никакого смысла в свободе в современном ее понимании. Для него свобода была привилегией, набором прав, освобождением от тех или иных повинностей, но никогда — независимостью от внешних сил или лиц. Само слово "свобода" чаще всего употреблялось во множественном числе. Средневековому обществу было неизвестно обладание полным, окончательным суверенитетом. Свободы не было
66
*
без общины. Она могла реализовываться только в состоянии зависимости, где высший гарантирует низшему уважение его прав. Свободный человек это тот, у кого есть могущественный покровитель. Для любого члена феодальной иерархии, вплоть до возглавлявшего ее короля, характерно сочетание прав сеньора и вассала. Король также был чьим-то вассалом: либо он принес клятву верности императору, папе, либо считался вассалом господина Бога. "Не рожден ли каждый человек для труда, как птица — для полета? Не служит ли почти всякий человек под именем либо господина или слуги? И не является ли тот, кого зовут сервом у господина, свободным Господа, а тот, кого зовут свободным, — не раб ли он Христов? И если, таким образом, все люди трудятся и служат и серв — свободный Господа, а свободный — серв Господа, то какое имеет значение, помимо гордыни перед миром или перед Господом, зовется ли человек сервом или зовется он свободным?" [211. И как аккорд: "свободное рабство перед Господом” много ценнее "рабской свободы мира”!
Христианство в жизни средневекового общество
Итак, “свободное рабство Господа" лучше "рабской свободы мира"! В этой фразе сокрыто то чрезвычайно важное, без осознания чего понимание средневековой европейской цивилизации невозможно. Средневековая цивилизация — цивилизация христианская. Общность религиозной веры и церковной организации давали ей цельность и единство. Христианство было основой не только средневекового миропонимания, но и всей жизни человека, питало его эстетические, этические, поведенческие идеалы и ценности. Подчас незримо присутствовало оно в каждом шаге и каждом поступке. Вся жизнь, от рождения до смерти, была связана с религией. Вхождение в земной мир считалось свершившимся не столько с рождением ребенка, сколько с таинством крещения, которое приобщало человека к Богу, смывало с него вину первородного греха. Детей учили пению в церковной школе. Время измеряли по церковному колоколу. Духовная паперть была местом, где обсуждали важнейшие события, сплетничали, делились новостями, ругались, мирились, совершали сделки. Напрасно духовенство и соборы предпринимали немалые усилия, чтобы превратить церковь только в дом Бога, она оставалась социальным центром с многоплановыми функциями. Обряд посвящения в рыцари включал в себя обычай "ночной стражи-. Новиций проводил ночь один в часовне, положив оружие на алтарь, молясь и думая о Боге, а
утром посещал службу в церкви и принимал причастие. Составление завещания — это акт церковный. В нем из восьми страниц более четырех отводят обращению к Богу, к Пресвятой Деве, к "святым царства небесного в раю", особенно к покровителям завещателя. Над тяжелобольным или умирающим совершалось таинство соборования. Жизнь человека заканчивалась впечатляющими обрядами отпевания и поіребения. Средневековая жизнь была, таким образом, без сомнения жизнью религиозной, религиозные чувства и страсти составляли важнейший элемент духовного существования каждого.
Обратим внимание на одну тонкость. Говоря о вере, мы делаем акцент на вопросе “во что верили?". Здесь важно содержание веры. Для характеристики религиозности этот вопрос не имеет существенного значения. Важно другое — "как верили?". Насколько сильными были религиозные чувства, насколько исступленной и гграстной была вера? Какое место занимала она в жизни и мышлении человека? Понятно, что официальная доктрина с ее сложными проблемами и изощренными построениями не была и не могла быть \остутша пониманию человека неграмотного или полуграмотное. Церковная догматика оставалась для большинства населения неппні'тной, “темной". Народ жил в причудливом мире народного гржтианства, в котором официальное вероучение упрощалось и дополнялось близкими простому человеку представлениями о возможности чуда, сверхестественной силе магических обрядов и т.п. Но незнание высших религиозных истин не делало веру слабее или пассивнее. Напротив, искренняя вера простака ценилась, пожалуй, выше вер и ученого богослова. Как состояние ума и сердца, как дар, подвиг и заслуга, вера считалась одинаково достижимой и для схоласта —доминиканца, и для темного крестьянина, знакомого с Библией по проповедям приходского священника. Главное в вере — подчинение авторитету церкви. Именно оно делало веру “правой", утверждая истинность важнейшего постулата о невозможности спасения вне церкви. Вера выше знания, выше всех мирских представлений о возможном и невозможном, о естественном и противоестественном: “Сын Божий распят: нам не стыдно, ибо полагалось бы стыдиться. И умер Сын Божий: это вполне достоверно, ибо ни с чем не сообразно. И после погребения он воскрес: это несомненно, ибо невозможно". Жизнь человека Средневековья проходила, таким образом, в согласии с той системой ценностей, которую без всяких колебаний можно назвать религиозной.
Центром и официальной католической догматики, и народных
религиозных представлений являлось учение о грехопадении и спасении. Бог сотворил мир и человека, и совершил это в бесконечной любви и абсолютном благе. Но мир наполнен злом, преступлениями, подлостями, грехами, изменой и коварством. Откуда они? От человека, воля которого отклонилась от Бога. В душе первого человека, нареченного после грехопадения Адамом, дар благодати, дар природной праведности, святости, свободы от скорби и смерти, данный Богом при творении, был утерян. Человек отделился от Бога. Грехопадение стало исходной точкой земной истории человечества. Грехопадение считалось и виной, грехом (по отношению к Богу), и карой (по отношению к человеку). Воля человеческая после 1'рехопадения Адама стала немощной, он стал еще больше нуждаться в божественной благодати. Человечество едино поэтому, но все люди связаны по вине своей, связаны "во грехе Адамовом". Христос страдал и умер, искупая человечество, потому, что оно едино во грехе и вине перед Богом, вине и грехе, исказившем естественную сущность человека. Соединение его души с Богом восстанавливается через благодать, владеет которой церковь. Церковь передает благодать человеку во время совершения таинств.
Учение о грехопадении и спасении значило в жизни Средневековья очень многое. Оно в значительной степени определяло важнейшие особенности средневекового мировосприятия. С одной стороны, оно придавало повседневным чувствам людей черты неуверенности, нестабильности, небезопасности. Враждебность природного мира дополнялась враждебностью мира социального. Земная история замыкалась в сознании человека крайней точкой Страшного суда; сознание оказывалось замкнутым почти герметически, ибо мыслилось находящимся во враждебном противостоянии остальному миру; человеческое, плотское, земное воспринималось в контексте постулата о греховности человека "с головы до пят", заставлявшего наиболее экзальтированных порывать с миром, впадать в сознательный и мучительный аскетизм. С другой стороны, именно это учение, учение о спасении, давало надежду, порождало стремление к прекрасной жизни, порождало такую этическую систему, в которой главными нормами оказывались любовь, чистота сердца, правдивость, долготерпение, милосердие, вера, надежда, радость, благодарность, свершение добрых дел. "Что отделяешь гы веру от действия? Неправо отделяешь ты, губя веру свою. Мертвый дар приносишь ты Богу. Ибо, если любящая вера — некая душа веры, что такое вера, не действующая из любви, как труп бездушный?... Смерть веры —
отделение любви. Веришь во Христе — твори дела Христовы, да живет вера твоя!" Итак, напряженное ожидание конца света, вынужденное затворничество во враждебном пространстве, бегство от мира, истязание плоти, ощущение бессилия и слабости — лишь один план мировосприятия. Другой план — в повседневной этике, нормах морали. А они внушают надежду, проповедуют любовь, требуют радости, объявляют печаль, отчаяние и зависть смертными грехами, главным мотивом нравственного поведения называют не страх перед наказанием, не стремление к спасению, а благодарность Богу, в безмерном благе сотворившему земной мир.
Контрасты Средневековья
Противоречие? Контраст, необъяснимый и не поддающийся логическому осмыслению? Безусловно! Но именно таким — контрастным, полным внезапных переходов от гнева к умилению, от страха к блаженству, от горя к радости — и было Средневековье, "...неистова и пестра была эта жизнь, где к запаху роз примешивался запах крови. Словно исполин с детской головой, народ бросался от удушающих адских страхов — к младенческой радости, от дикой жестокости — к слезливому умилению. Жизнь его полна крайностей: безусловное отречение от всех мирских радостей — и безумная тяга к наживе и наслаждениям, мрачная ненависть — и смешливость и добродушие" |22).
Надеемся, что данные материалы помогут учителю, дадут ему некоторые ориентиры в сложнейшем мире Средневековья, привлекут его внимание к литературе, на основе которой они и написаны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Бессмертный Ю. А. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991: Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981: Он же. Категории средневековой культуры. М., 1984; Он же. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989; Он же. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.. 1989; Он же. Исторический синтез и школа Анналов. М., 1993; Ае Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992; Февр Л. Бои за историю. М., 1991; Хейзинга Й. Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах. М., 1988; Ястребицкая А. А. Западная Европа
70
XI-XIII вв. Эпоха. Быт. Костюм. М., 1978.
2. См., например, полное драматизма описание голода, составленное монахом монастыря Клюни в Бургундии Раулем Глабером (1032 г.): Хрестоматия по истории средних веков / Под ред. Грацианского Н. П. и Сказки на С. Д. М., 1950. Т. 1. С. 241 -242.
3. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 187 — 188.
4. Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1989. С. 42.
5. Ле Гофф Ж, Ук. соч. С. 240.
6. Немецкие народные баллады. С. 12.
7. Вернер Садовник. Крестьянин Гельмбрехт. М.. 1971. С. 24.
8. Там же. С. 25.
9. Немецкие народные баллады. С. 13.
10. Мортон А. Английская утопия. М., 1956. С. 266.
11. Немецкие народные баллады. С. 96.
12. История французской литературы. М., 1961. Т. 1. С. 77.
13. Ли Г. История инквизиции в средние века. СПб., 1911. Т. 1. С. 84.
14. Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989. С. 227.
15. Об общине. См.: Котельникова Л. А. Крестьянская община // История крестьянства в Европе. М., 1986. Т. 2. С, 476—492.
16. Немецкий город XIV —XV вв. Сборник материалов. М., 1936; Хрестоматия по истории средних веков / Под ред. Грацианского Н. П. и Сказкина С. Д. Т. 1. С. 407-412.
17. Подробнее о монашестве см.: Карсавин Л. П. Монашество в средние века. М., 1992.
18. Дурылин С. Святой Франциск Ассизский и "Цветочки" // Цветочки святого Франциска Ассизского. М., 1990. С. XXIII —XXIV.
19. Карсавин Л. П. Культура средних веков. Пг., 1918. С. 101.
20. Подробнее о куртуазной любви см.: Дюби Ж. Куртуазная любовь и перемены в положении женщин во Франции XII в. // Одиссей. Человек в истории. М., 1990. С. 90 — 96: Л1ейлах М. Б. Средневековые провансальские жизнеописания и куртуазная культура трубадуров // Жизнеописания трубадуров. М., 1993. С. 507 — 549.
21. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 207.
22. Хейзинга Й. Ук. соч. С. 28.
#
