CC BY
8ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
Философский инструментарий Philosophical Toolkit
УДК 141:165:316.6
doi: 10.24412/1999-625X-2023-491-358-363 5.7.7. Социальная и политическая философия
Образ России: экзистенциально-трансцендентальный дискурс
Олег Дмитриевич Агапов
доктор философских наук, профессор, директор научно-исследовательского института социальной философии, профессор кафедры философии и социально-политических дисциплин 1, И [email protected]
Михаил Николаевич Рашкин аспирант 1, И [email protected] 1 Казанский инновационный университет имени В. Г. Тимирясова (Казань, Россия)
Статья посвящена выяснению оснований и пределов экзистенциально-трансцендентального подхода к образу России. Данные образы, создаваемые в поле экзистенциального дискурса, способны быть эвристическим и побудительно-творческим основанием как для развития российской политической нации в целом, так и для каждого гражданина России. Экзистенциально-трансцендентальный образ России не равен представлению о ней, ибо образы рождаются спонтанно из стихии исторической жизни, полны трансцендентальными смыслами, которые опредметить до конца невозможно, тогда как представления конституируются в рамках специально организованной деятельности философов и ученых. Каждое представление имеет основания и пределы, а образ трансцендентально-мистериален, отсылает к вечности и бессмертию. Образ России — предмет переживания, осмысления и воплощения российской гражданской политической нации как своей субъектной экзистенциально заданной судьбы, разрешаемой в духовной практике предстояния и самостояния. В рамках исторического бытия образ России всегда до-определяется, переходя из потенциального в актуальное, что выводит российский культурно-цивилизационный тип на качественно новый уровень собственного развития.
Ключевые слова: образ России, социальная философия, цивилизационный реализм, экзистенциальный подход, трансценденция, дискурс, государство-цивилизация, семиотика
Для цитирования: Агапов О. Д., Рашкин М. Н. Образ России: экзистенциально-трансцендентальный дискурс // Научный вестник Омской академии МВД России. 2023. Т. 29, № 4(91). С. 358-363.
Image of Russia: Existential Transcendental Discourse
deg D. Agapov
Doctor of Science (in Philosophy), Professor, Director of the Research Institute of Social Philosophy, Professor at the Chair of Philosophy and Political Sciences 1, И [email protected]
Mikhail N. Rashkin Post-Graduate Student 1, И [email protected] 1 Kazan Innovative University named after V.G. Timiryasov (Kazan, Russia)
The paper clarifies the foundations and limits of the existential-transcendental approach to the image of Russia. These images, created in the field of existential discourse, can be a heuristic and incentive-creative basis for both the development of the Russian political nation as a whole and for every citizen of Russia. The existential-transcendental image of Russia is not equal to the vision of it, for images are born spontaneously from the elements of historical life, full of transcendental meanings that cannot be fully objectified, while visions are constituted within the framework of specially organized activities of philosophers and scientists. Each vision has foundations and limits, and the image is transcendental-mysterial, referring to eternity and immortality.
© Агапов О. Д., Рашкин М. Н., 2023
358
An image of Russia is the subject of experience, comprehension and embodiment of the Russian civil political nation as its subject-related existentially determined destiny, implemented in spiritual practice of standing before God and spiritual self-identity (spiritual comprehension of one's own destiny). Within the framework of historical existence, the image of Russia is always supplementarily defined, transferring from potential to actual, which brings the Russian cultural and civilizational type to a qualitatively new level of its own development.
Keywords: image of Russia, social philosophy, civilization realism, existential approach, transcendence, discourse,
state-civilization, semiotics
Citation: Agapov О. D., Rashkin M. N. Image of Russia: Existential Transcendental Discourse. Scientific bulletin of the Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2023. Vol. 29, No 4(91). Pp. 358-363. (In Russ).
Методологическое введение. В современной философии есть целый спектр дискурсивных практик осмысления человеческого бытия. В частности, экзистенциальному дискурсу противоположен дискурс позитивистского антиметафизического позитивизма, проявляющий себя в представлениях о России, формируемых как обобщение полевых исследований социологов, психологов, политологов, иных представителей социальных наук. Безусловно, полученные в эмпирических исследованиях знания чрезвычайно важны и могут быть востребованы в контексте экзистенциально-трансцендентальных штудий. Однако экзистенциально-трансцендентальная методология рассматривается нами как определенного рода классический канон и парадигма мышления, позволяющие изучить проблемы формирования образа России в собственно философском ключе, не редуцируя мышление до констатаций эмпирических социологических или психолого-культурологических опросов. Более того, мы исходим из позиции А. Грякало-ва, показавшего, что в современных дискурсивных практиках экзистенциальное и трансцендентальное (как признание теологического и теоретического, этического и эстетического как «вещей в себе») возвращается в стратегиях свидетельств и утверждений [1, с. 5].
Иными словами, философы сегодня понимают, что возможно дать лишь феноменологическое описание бытия, герменевтическое расследование имен и системно-структурный метатеоретический анализ, результаты которых могут быть приняты во внимание обществом. Философы и ученые — не мессии и пророки, они свидетели и интерпретаторы, имеющие свою сферу экзистенциальной и гражданской ответственности. В частности, Б. В. Марков напоминает нам о важности философского дискурса, способного выступить «средством социализации, образования и воспитания», а также «формой коммуникации», вынуждающей людей «высказывать собственные мнения от первого лица», способствуя тем самым «достижению консенсуса на основе открытости / гласности» [2, с. 522].
Следовательно, основная задача философов в процессах производства образов России — вы-
ступать институтом онтологической ответственности [3], давать описание и анализ семиотической вселенной России «образов — икон — символов — концептов — знаков — имиджей — метафор — ме-мов — тэгов», выявлять и деконструировать деви-антные линии, способствовать устойчивому развитию российской политической нации как субъекта собственного суверенного развития истории и международных отношений.
Первый подступ к теме. Почему каждое новое поколение граждан России возвращается к теме образа России. Неужели невозможно изучить и договориться «раз и навсегда» о константах, атрибутах, гранях бытия России? На наш взгляд, бытие образов России только и может быть дано как постоянное предстояние — экзистирование, что подразумевает со стороны человека определенную мобилизацию и сосредоточение. Предстояние перед любым образом — Бога, человека, бытия, социума, России (равно как и образом другого государства или цивилизации) — это событие и процесс, укорененный в существовании человеческого рода, где в полной мере воплощаются сущность, смысл и форма человеческого бытия. В основе экзистенции — событие остране-ния и амбивалентной завороженности от восторга и ужаса, от осознания феноменальности реальности чего-либо (в нашем случае — России), оцепенения от собственной легкомысленности перед даром жизни, историческим наследием, страха перед неисполнением призвания перед Родиной/Отчизной и т. д. Образ России в экзистенциальном измерении показывает всю свою хрупкость, ибо он всегда между прошлым и будущим, способен прорастать в настоящем трудами тех, кто способен со-раз-мерить себя с Россией. Образы и самообразы складываются спонтанно, интуитивно, манифестируя собой трансцендентальные, а не только имманентное (феномены, созданные самим человеческим родом) измерения. В частности, исследователи сегодня противопоставляют образы брендам, понимая под последними «спланированное и целенаправленно сконструированное о ней представление в заданном направлении» [4, с. 4].
В целом, в контексте исторической реконструкции можно увидеть обширную галерею идей
и образов, которые были присущи русскому/российскому народу в его историческом бытии (схематично: образ Святой Руси (X—XIII вв.), православного царства, где «Москва — III Рим» (XIV-XVII вв.), государства — империи в концепте европейских держав (1721-1917 гг.), первого в мире коммунистическо-социалистического государства (1917-1991 гг.), региональной державы в глобальном однополярном мире (1991-2000 гг.). Сегодня Российская Федерация позиционирует себя в статусе «государство — цивилизация», основной миссией которого выступает хранение и защита традиционных общечеловеческих духовно-нравственных ценностей [5, с. 472]. А. И. Неклесса в образе России выделяет фактор цвета, намечая контуры цивили-зационной криптограммы. В его интерпретации даны пять цветов: белый («Страна на краю мира»), синий («Путь к последнему морю»), красный («Российская модель власти»), черный («Апофатическое мировидение») и желтый («Империум как сумма народов») 1.
Множество образов феноменов окружающего мира конституирует структуры и состояния воображения, выступающего полем для становления сознания и самосознания человеческого рода, каждого человека. Будучи первофеноменом человеческого бытия, оно фундируется образами Бога, «Я», пространства и времени. Каждый из образов интуитивно-трансцендентален, это больше «схватывание» явлений мира, переживание со-причастности им. Воображение — это потенция или побудительная сила к формированию сознания как открытой самоорганизующейся семиотической системы. Яркость образов дает основание для трансценденции человека не только во вне, но и во внутрь. Кентаврич-ность и ризомность образов завораживает не менее, чем «звездное небо над головой» (И. Кант).
В основе воображения, согласно Ф. Гиренку, лежит абсурд, выступающий свидетельством разрыва homo sapiens с природой и отправной точкой для становления человеческой субъектности/субъектив-ности [6]. В. Розин также полагает, что сознание как атрибут человеческого бытия вырастает из череды витальных катастроф [7, с. 97].
Бытие человека в мире — переживание, понимание, познание, освоение мира — все это модусы экзистирования и трансценденции. Они принципиально множественны по конфигурациям. Каждая из форм есть не только раскрытие человека, но и раскрытие сил природы или дара бытия. Как считает А. С. Панарин, «дар есть синоним обязательств, социальных и моральных. Чувство подлинного, экзистенциально переживаемого нами как внутренний
человеческий долг обязательства возникает только в ответ на дар: все то, что подарили нам наши родители и предки, что подарено нам нашим детством, нашей родной землей, нашей культурой и историей» [8, с. 126].
Экзистенциальное переживание жизни имеет как личностно-индивидуальное, так и коллективное измерение. Более того, экзистирование в качестве личностей не отменяет нашей экзистенции в качестве социально-исторических субъектов. Субъект-ность и производная от нее интерсубъективность возникают как родовой феномен, давая исток языку и формам общественного сознания. В историко-антропологическом плане «МЫ» первично по отношению к «Я», поэтому праобразы нашей жизни имеют основания в социальном бессознательном, в архетипах и традициях. Все формы социализации (политической, правовой, экономической и т. д.), аккультурации, психологического взросления, исторического возрастания и т. д. — означают для нас антропологическую практику «взращивания» себя, институтов и смыслов.
Все современные нации — это не только субъекты международного права, но и суверенные онтологические субъекты истории, имеющие свою стать или топос развития [1]. Все атрибуты бытия — пространство, время и движение — воплощаются в образах бытия народов и наций, конституируя их политические, экономические и социокультурные институты. Образ Родины/Отчизны — это открытая семиотическая система, движущей силой развития которой выступает конкретный народ. Благодаря образу «месторазвития» нация обретает историческую размеренность своего сознания и самосознания, получает предмет цивилизационного мышления.
Образ России развивает российская гражданская политическая нация/народ как субъект исторического процесса и творчества. Это экзистенциально-антропологический феномен, выраженный множественными ипостасями, образующими символико-семиотический жизненный мир российской цивилизации. Каждая из форм этой семиотической структуры (имя — идея — символ — образ — метафора — концепт — знак) требует практики освоения и метапрактик по интеграции, иерархии и т. д. В частности, А. Погоняйло отмечает, что каждый человек «врастает» в «форму (бесконечного) понятия» [9, с. 206]. Понятие или имя «Россия» в контексте философского исследования способно обрести «плоть и кровь», обрасти значениями и смыслами. Имя государства, как имя человека, задает его архетип и структуру внутренней организации. Вместе с тем имя «не детерминирует человека и не лишает
1 Неклесса А. И. Палитра русской цивилизации // Независимая газета (ng.ru). URL: https://www.ng.ru/ideas/2015-11-13/5_ ideas.html (дата обращения: 20.09.2023).
его свободы, но, напротив, дарует ее. Имя лишь намечает идеальные границы жизни человека, направляет его жизнь в определенное русло, но в этом русле человек сам себя определяет» [10, с. 127].
Иными словами, благодаря своему экзистенциально-трансцендентальному статусу образы России конституируются постоянно, обогащаясь как по содержанию, так и по структуре. Каждый прежний образ России не «снимается», а входит в концептуально-имагологическую сферу российской цивилизации, где действует «закон уплотнения смыслов» В. С. Би-блера. Он пишет: «Культура строится и „развивается" по своему сценарию. Она никак не укладывается в схематизм восхождения, здесь действует механизм „уплотнения", когда „с появлением нового персонажа (произведения искусства, автора, культурной эпохи) старые персонажи" — Эсхил, Софокл, Шекспир и т. д. — не уходят со сцены, не снимаются и не исчезают в новом персонаже. Каждый новый персонаж выявляет, актуализирует, даже впервые формирует новые свойства и устремления» [11, с. 282]. Например, 17 июня 2023 г. в парке 300-летия Санкт-Петербурга в акватории Финского залива одновременно подняли флаги Российской империи, СССР и Российской Федерации, что должно было продемонстрировать преемственность историко-политических форм в российской истории 2.
Важный вопрос: насколько образы России, сформированные в ходе ее исторического развития, способны пребывать «неслиянно и нераздельно», в смысловом поле культуры. Не случайно А. С. Па-нарин был убежден, что хрупкость России как социокультурного типа связана не столько с «промежуточным геополитическим положением как таковым, сколько с проблематичностью тех синтезов, которые российское общество создавало в разные моменты своей истории» [12, с. 113].
Интуитивные образы России в историческом бытии до-определяются, получают «прописку» в структурах общественного сознания, выводя каждого гражданина на уровень общественной зрелости и личностного преображения. Однако, даже получая имманентное измерение в сознании человека, символы сохраняют свою трансцендентальность, выступают определенной «вещью в себе». Как отмечает Н. Ростова с опорой на философию культуры О. П. Флоренского, «до-определение символов, непрестанное дление их интенсивности, личное соучастие в них обеспечивает культ. Он построен так, что дает форму этого дления. Эта форма тотальна, то есть она претендует на полноту антропологической реальности, а не ее часть, ибо создает эту реальность. Смысл культа — дать эту тотальность. Иначе вне его синте-
зов мы будем иметь дело с раздробленностью, себене-данностью человека» [10, с. 124].
Бытие каждой нации/народа текстоцентрично: создается поэтами и писателями, созидается богословами, философами, учеными и art-деятелями). Идентичность Святой Руси / России, как показывает А. С. Панарин, определилась в XIII-XV вв. как идео-кратическая реальность, основанная на «привязанности к священному идеалу — тексту и на аскезе, необходимой для того, чтобы ему соответствовать и сберечь от посягательств». Также и российская идентичность московского периода (1480-1676/1721 гг.) была конфессионально-цивилизационной. «Русские люди московского периода мыслили себя как православный народ — хранитель и защитник великой святоотеческой традиции, представленной не русскими, а святыми греческими именами: Иоанном Златоустом, Василием Великим, Григорием Богословом. Не племенное чувство и не имперская гордыня скрепляли идентичность русских людей московского периода, а православный идеал священного царства, основанный на высшей правде и жертвенном служении святой апостольской вере» [8, с. 43].
Образы России фундируются интуициями субъектов российской политической нации, выступающей онтолого-экзистенциальными ориентирами для «сборки» интегрированного субъекта России. Интуиция как «схватывание» образа Родины / Отчизны дана в виде переживания, разрешается в концептах и символах. Ключевая антиномия понятий и образов, данная в интуициях, задает диалектику восприятия России, выступая фоном и контекстом для философских концептов, научных представлений, художественных символов, иных форм рационализации. Отсечение интуиции от процессов производства образов и смыслов России означает смерть открытой семиотической системы, превращение образов в симулякры. Для субъекта истории — российской политической нации — это путь добровольного самоубийства.
Образы и представления о России формируются сегодня, как минимум, двумя основными порядками или режимами производства, воспроизводства, обмена, распределения и потребления знаний — образов — символов. Первый режим — это порядок научного производства истины, связанный с таким субъектом модерна, как homo academicus. Второй режим обусловлен познанием на основе любви (М. Ше-лер, Э. Фромм, М. Бубер). В режиме истины субъектами онтологической ответственности выступают богословы, философы, ученые, представители искусства, в «порядке любви» субъектами онтологической заботы пребывают все граждане России, наполняю-
2 Песков объяснил поднятие флага СССР в Петербурге. URL: https://life.ru/pA587336 (дата обращения: 12.08.2023).
щие образ экзистенциально-социальными интенциями, желаниями, надеждами, идеями, идеалами, ценностями.
Указанные режимы конституирования образа России взаимодополняют друг друга, хотя между ними возможны ситуации конфликта. На наш взгляд, самая большая онтологическая, эпистемологическая и социально-философская ошибка будет состоять в том, чтобы стремиться вытеснить один подход к образу России для доминирования другого. «Режим истины» без «порядка любви» — это интеллектуальный симулякр. Важно помнить, что «любовь и разум — это две различные формы постижения мира, и одна невозможна без другой» [13, с. 503].
Выражение любви к предмету познания не уменьшает, а повышает объективность познавательной деятельности, сообщает ему онтологическое достоинство и смысл, переводит познание до уровня пребытия, определяемого А. Ф. Лосевым как «чудо» данное человеку в двух аспектах: 1) «в изначальном, идеальном архетипе и парадигме»; 2) в «воплощении этих последних в реально-историческом событии» [14, с. 358]. Пребытие/чудо проявляет себя как судьба (воля Божья), как «реальная и абсолютная жизненная категория», «жестокий лик самой жизни» [14, с. 346].
Наиболее полно чудо-судьба, по А. Лосеву, являет себя в жизни человека через свободное жертвование собой, сознательное и всевозрастающее служение предмету судьбы (Родине/России). В романе «Жизнь» он пишет, что «знать веления Родины, своевременно их воспринимать — дело величайшей человеческой мудрости». Образ России/Родины — «есть опора против бессмыслицы жизни, есть твердыня, пре-высшая судьбы и есть внутренняя и несокрушимая цитадель презрения к смерти, есть любовь и жертва, есть подвиг и счастье самоотречения, есть в самоотречении для других и для Родины самое сокровенное и уже действительно несокрушимое самоутверждение, самопорождение. Пока наша жизнь мятется и страждет, пока наша жизнь не устроена, полна злобы и насилия, пока мы умираем под пятой неведомой судьбы, — одно из двух: или жизнь, согласная с родным и всеобщим, с Родиной, и тогда она — самоотречение; или жизнь вне связи с родным и всеобщим, с Родиной, и тогда она — бессмыслица» 3.
Конституирование образа России и в «режиме истины», и в «порядке любви» подчиняется общим правилам социального производства, где особую роль играет «закон интерпретирования» (А. М. Пятигорский — М. Мамардашвили): «сознание есть такой текст, который возникает актом чтения это-
го текста, который сам себя обозначает, отсылает к самому себе» [15, с. 77]. Иными словами, любая структура или состояние сознания живо интерпретациями и вариациями, герменевтическими полями смыслов и значений, находящих свое претворение в поступках человека, его планомерной деятельности, практиках, образах и стилях жизни. Сегодня, благодаря активности различных субъектов российской гражданской политической нации, образ России в общественном сознании и самосознании представлен в разных форматах: а) нормативном правовом (Конституция Российской Федерации); б) академическом; в) повседневного обихода; г) латентном / бессознательном. Множественность форматов прямо пропорциональна субъектам, входящим в поле субъектов России.
Итак, образ России раскрылся перед нами благодаря экзистенциально-трансцендентальному дискурсу как превращенная форма, соединяя в себе сразу чувственную и сверхчувственную реальность, спрягая онтологический, онтический и виртуальный уровни. Будучи центром осмысления субъекта России, он выступает предметом постоянных практик общего дела со стороны граждан, дающих основу для софийности, соборности на уровне литургии смыслов и республики. Разбег мышления об образе России в экзистенциальном дискурсе идет от переживания пустоты и молчания к полноте смыслов и атрибутов, в диалектике апофатических и катафо-тических моментов. Бытие России — это постоянное обогащение смыслов образа России, и оно обречено на «срывы», если в горизонте жизненных ценностей нет трансцендентального измерения образов Бога, «Я», пространства и времени.
В контексте экзистенциально-трансцендентального дискурса образ России представлен в форме единства мистико-метафизической и конкретной личности, воплощаемой историческим субъектом российской политической нации. Духовным ядром и интуицией России выступило христианство, которое богословски оформляется в контексте русской / российской истории митрополитом Иларионом (XI в.), старцем Филофеем (XVI в.), патриархом Ер-могеном (XVII в.). С XVIII в. богословие дополняется дискурсами философии, науки, искусства. Сегодня нам известны образы России, созданные учеными М. Ломоносовым, Д. Менделеевым, В. Вернадским, Н. Моисеевым; поэтами и писателями А. Пушкиным, М. Лермонтовым, Н. Гоголем, И. Тургеневым, Ф. Достоевским, Л. Толстым, А. Платоновым, Л. Леоновым, Б. Пастернаком, И. Бродским; философами (П. Чаадаев, В. Соловьев, Н. Данилевский, К. Леонтьев, В. Розанов, Н. Бердяев, С. Франк и т. д.). Образ России имеет
3 Лосев А. Ф. Родина / Жизнь. URL: https://vetrovo.ru/inoi/losev-rodina/ (дата обращения: 16.09.2023).
две взаимосвязанные формы «Мы» и «Я», каждая из которых имеет свою структуры и иерархию. Например, «Мы» включает различные формы от общины/ семьи до нации как «семьи семей», а «Я» выражена такими ипостасями, как мужская (Отечество) и женская (Родина), в единстве составляющими собой семью (шире — приходскую общину, артель). Классическими коллективными субъектами российской истории выступают иночество, казачество, трудовые артели, военные (страта и этос), чиновничество, академическое сообщество России. Между «Мы» и «Я» есть взаимодействие в субъекте истории двух начал, коллективной и личностной. Все образы России — коллективный, мужской и женский — в равной степени легитимны, обретают в своем единстве полноту и зрелость, осмысленность.
Формой единства субъекта России выступает интуитивное единство «космоса — человека — социума», имеющее явное выражение в ценностях христианства, порождая чувство онтологической укорененности и причастности: 1) времени/исто-
рии; 2) пространству; 3) движению/деятельности/ поступку. Трансцендентальная интуиция порождает ведущий пафос русской/российской экзистенции — пафос долженствования, свободы и творчества. В основе российского этоса — дух свободы как «дух богосыновства», что предполагает «величайшую, всеохватную ответственность и за всех живущих на Земле людей, и за природу планеты, оскверняемую безответственными потребителями. Свобода есть не расслабленность, а величайшее сосредоточение, величайшее напряжение духа, прорывающегося за пределы очевидного, имманентного — к трансцендентному, от материи — к идее, от готовых результатов — к истокам и генезису» [9, с. 566].
Подводя итоги нашей статьи, мы можем уверенно констатировать, что специфика и сущность экзистенциально-трансцендентального дискурса образа России состоит в процессе подготовки и вхождения в круг онтологического общения, спасения от смерти, одиночества, небытия, в круг исторического творчества.
Список источников
1. Грякалов А. А. Топос и субъективность. Свидетельства и утверждения. СПб., 2019
2. Марков Б. В. Люди и знаки: антропология межличностной коммуникации. СПб., 2011.
3. Левицкий В. Конкуренция альтернативных проектов цивилизационного развития и роль институтов онтологической ответственности // Актуальные проблемы Европы. 2020. № 1.
4. Чэнь Ци. Образ России в культуре современного Китая. Хабаровск, 2020.
5. Основы российской государственности : учебное пособие для студентов, изучающих социогума-нитарные науки / Т. В. Евгеньева, И. И. Кузнецов, С. В. Перевезенцев, А. В. Селезнева, О. Е. Сорокопудова, А. Б. Страхов, А. Р. Боронин / под ред. С. В. Перевезенцева. М., 2023.
6. Гиренок Ф. Абсурд и речь. Антропология воображаемого. М., 2012.
7. Розин В. М. Семиотические исследования. М., 2001.
8. Панарин А. С. Православная цивилизация / сост., предисл. В. Н. Расторгуев ; отв. ред. О. А. Платонов. М., 2014.
9. Погоняйло А. Г. Мышление и созерцание. СПб., 2017.
10. Ростова Н. Н. Изгнание Бога. Проблема сакрального в философии человека : монография. М., 2017.
11. Библер B. C. От наукоучения — к логике культуры: Два философских введения в XXI век. М., 1990.
12. Россия: опыт национально-государственной идеологии / под ред. В. В. Ильина. М., 1994.
13. Фромм Э. Человек для себя. Минск, 1998.
14. Лосев А. Ф. Самое само. М., 1999.
15. Мамардашвили М. К., Пятигорский А. Символ и сознание. М., 1996.
