CC BY
10
DO1 10.18522/2500-3224-2024-3-211-218 УДК 316.462
ОБРАЗ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРА И КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ: ОПЫТ ИСТОРИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
Бассак Артем Олегович
Отделение Российского исторического общества в Оренбургской области,
Оренбургский государственный педагогический университет
Оренбург, Россия
Любичанковский Сергей Валентинович
Оренбургский государственный педагогический университет,
Отделение Российского исторического общества в Оренбургской области,
Оренбург, Россия
Аннотация. В статье описаны подходы к вопросу определения феномена лидерства. Предложены различные подходы, в частности конкретно-исторический анализ теории элит на материале отечественной истории. Важной частью работы стало определение соотношения власти между лидером и политической элитой на примере управленческих практик Ивана IV. В качестве дополнения к проблематике дискуссии предложен полемический подход к теории архаизации политических систем модерна. Так, возвращение к вождизму является противоречивой политической практикой, поскольку она не укладывается в принятую прогрессистскую теорию усложнения политической системы по мере развития общественных отношений. Отмечается, что проблема определения природы лидерства как психолого-социологического феномена возможна лишь до определенной степени. На наш взгляд, подобный анализ возможен только с привлечением исторических фактов, рассмотрением конкретных феноменов политической жизни. Вывод заключается в том, что институт власти, несомненно, претерпевает ряд исторических изменений, проходя сложные процессы архаизации - или, напротив, бюрократического усложнения, - но при этом сам психологический феномен лидерства остается неизменным.
Ключевые слова: власть, лидерство, теория элит, архаизация, вождизм, харизма, типы лидерства.
Цитирование: Бассак А.О., Любичанковский С.В. Образ политического лидера и культурный контекст: опыт исторического анализа // Новое прошлое / The New Past. 2024. № 3. С. 211-218. DOI 10.18522/2500-3224-2024-3-211-218 // Bassak A.O., Lyubichankovsky S.V. The Image of a Political Leader and the Cultural Context: The Experience of Historical Analysis, in Novoe Proshloe / The New Past. 2024. No. 3. Pp. 211-218. DOI 10.18522/2500-3224-2024-3-211-218.
© Бассак А.О., Любичанковский С.В., 2024
THE IMAGE OF A POLITICAL LEADER AND THE CULTURAL CONTEXT: THE EXPERIENCE OF HISTORICAL ANALYSIS
Bassak Artyom O.
Russian Historical Society in the Orenburg Region, Orenburg State Pedagogical University, Orenburg, Russia, [email protected]
Lyubichankovsky Sergey V.
Orenburg State Pedagogical University,
Department of the Russian Historical Society in the Orenburg Region,
Orenburg, Russia,
Abstract. The article describes approaches to the issue of defining the phenomenon of leadership. Various approaches are proposed, in particular, a concrete historical analysis of the theory of elites based on the material of national history. An important part of the work was to determine the relationship of power between the leader and the political elite using the example of Ivan IV's managerial practices. As an addition to the problems of the discussion, a polemical approach to the theory of the archaization of modern political systems is proposed. Thus, the return to chiefdom is, to a certain extent, a theory that contradicts the approach of political scientists and sociologists to the problem of the political elite, the nature of power in general. It is noted that the problem of determining the nature of leadership as a psychological and sociological phenomenon is possible only to a certain extent - however, important political practices always require study and historical analysis. The conclusion is that the institution of power is undoubtedly undergoing a number of historical changes, undergoing complex processes of archaization - or, on the contrary, bureaucratic complication, but at the same time the psychological phenomenon of leadership itself remains unchanged.
Keywords: power, leadership, theory of elites, archaism, chiefdom, charisma, types of leadership.
В рамках дискуссии мы хотели бы оценить, вынести на дополнительное обсуждение вопрос о том, насколько само понятие лидерства зависит от отдельно взятого человека с политической волей. Кроме того, важно определить, насколько лидерство зависит от контекста, корректно ли его называть полноценным социальным конструктом. В ряде ситуаций мы рассмотрим конкретные исторические практики, связанные с феноменом лидерства.
Так, образ политического лидера, безусловно, менялся на протяжении истории и во многом зависел от культурного контекста, но в то же время можно утверждать, что существуют некоторые универсальные черты, которые пронизывают различные эпохи и системы власти. Эти черты связаны с фундаментальной природой человека как социального существа. М. Вебер относил любое лидерство к природе социального действия [Вебер, 1990, с. 26], поэтому данный феномен возможно рассмотреть как устойчивую социальную структуру или институт. Однако любое лидерство, кроме традиционного, требует от человека не просто основания для власти, но и некоторых способностей.
Поэтому лидер всегда должен был быть чем-то большим, чем просто эффективным управляющим - если хочет сохранить свои притязания на власть. В этом смысле лидерство связано с ролью проводника коллективных стремлений. Сам правитель становится символом, который воплощает некие архетипические идеи для своей группы или нации. Даже в первобытных обществах вождь обладал не только властью, но и особыми качествами, которые позволяли ему объединять племя вокруг определенной идеи или цели. Это качество - способность представлять собой олицетворение общих чаяний - остается ключевым элементом политического лидерства на протяжении тысячелетий. Именно в данном контексте я бы остановился в нашей дискуссии на позиции, что некоторые аспекты власти постоянны, слабо меняются даже с развитием новых социальных институтов.
Однако если смотреть на историю, невозможно игнорировать культурный контекст - который позволяет говорить о том, что другие аспекты лидерства, конечно, меняются. Мы говорим в первую очередь о ролевом наборе для лидера, совокупности социально ожидаемых черт. Смена ролевых ожиданий видна на простых примерах. Так, лидер из эпохи абсолютных монархий XVI-XVII вв. должен был воплощать силу, авторитет, которые были основаны на династиях, глубоких традициях, даже божественном праве на власть, в то время как лидер либеральных демократий Х1Х-ХХ вв. - компетентность и способность эффективно управлять институтами. Традиции, религиозные догмы и политическая культура каждой эпохи формировали конкретные представления о том, каким должен быть лидер.
Но насколько лидер является творцом политической системы, а не ее заложником? Здесь можно спорить. С одной стороны, можно утверждать, что политические лидеры вроде Наполеона I или В.И. Ленина действительно были творцами политических систем, они коренным образом изменили структуры власти в своих странах. Впрочем, в случае с В.И. Лениным возможны споры в области влияния его окружения, политической элиты. Однако, с другой стороны, даже такие фигуры вынуждены были действовать в рамках определенных обстоятельств. Лидер, как и все люди,
является человеком своего времени, и он неизбежно подчинен политическим, экономическим и социальным условиям. Даже самый смелый революционер не в силах противостоять логике исторического процесса. Поэтому взгляды В.И. Ленина во многом были обусловлены интеллектуальным левым дискурсом того времени, при футуристичности идеологии коммунизма они опирались на вполне уже усвоенные культурой идеи К. Маркса и Ф. Энгельса. Соответственно, он мог построить только то государство, каким его мог видеть убежденный марксист начала XX в.
Здесь особенно важна идея зависимости лидера от структур и институций, подчеркиваемая социологами; например, важна мысль П. Бурдье: власть лидера обусловлена его способностью манипулировать «капиталами» - культурными, социальными и экономическими, которые создаются не им самим, а в результате долгого исторического процесса. Вообще, современный феномен лидерства достаточно интересно рассматривать именно через систему различных «капиталов» [Бурдье, 2002, с. 61], поскольку современный лидер в реальной практике скорее организует их, чем создает новые политические смыслы. То есть современные социологи говорят скорее о возможности лидера управлять контекстом, но не создавать его.
Таким образом, лидер - одновременно и творец, и заложник. Он может влиять на политическую систему, но делает это в рамках ограничений, наложенных эпохой, культурой и структурой власти. Но есть другая школа мысли, в рамках которой можно рассматривать лидера как творца, харизматическую фигуру, как это делал упомянутый уже М. Ве-бер [Вебер, 1998]. Интересный взгляд на это предлагает и сама история: противоречивая историческая практика демократий и авторитарных режимов XX в. доказала, что харизматическое лидерство как феномен играет большую роль в политическом процессе.
Здесь мы вплотную подходим еще к одному вопросу дискуссии - семантическому наполнению термина «вождь», его близости к феномену лидерства. Особенно остро эта тема звучит в конкретно-исторических условиях XX в., когда возник вопрос об архаизации политических структур - во многом из-за возвращения «вождизма». Интересно заметить, что понятие «вождь» используется для обозначения как предводителей первобытных племен, так и современных авторитарных лидеров. Можно ли считать, что феномен вождизма остается неизменным на протяжении всей истории, или же ХХ в. представил нечто новое?
Есть аргументы в пользу того, что вождизм - это универсальный феномен. Человеческая природа склонна к созданию иерархий и поиску фигуры, которая символизирует коллективные интересы. Элементы вождизма можно проследить на протяжении всей истории, начиная от военных лидеров больших общин до религиозных лидеров древних цивилизаций, которые использовали мифы и символику для поддержания своей власти. Более того, вождизм можно увидеть и в политическом образе авторитарных лидеров XX в. Эта тенденция связана с глубокой потребностью людей в социальной идентичности и символах, о чем писал Э. Дюркгейм, рассматривая важность коллективных представлений в создании социальной сплоченности [Дюркгейм, 1996, с. 7]. Социолог при этом отмечал постепенное усложнение социальных отношений, что действительно происходило по мере эволюции государственных отношений. Монархии прошли длинный путь: от деспотий до национальных государств.
Однако нельзя игнорировать тот факт, что ХХ в. действительно представил новый виток вождизма, который можно рассматривать как архаизацию политической культуры. Мелетинский , упомянутый в одном из вопросов дискуссии, писал о ре-мифологизации - возвращении к примитивным и мифическим формам сознания в условиях модерна [Мелетинский, 2000]. Авторитарные лидеры ХХ в.: Гитлер, Муссолини - использовали архаичные методы для создания массовой лояльности: мифологические образы, культ личности, апелляцию к коллективному бессознательному. Многочисленные марши, военная и религиозная эстетика создавали эффект монументальности. Эти лидеры превращались в «отцов нации», которые олицетворяли ее судьбу, что в значительной степени напоминало вождей первобытных племен. Это свидетельствует о том, что вождизм - это не только форма лидерства, но и способ мобилизации общества через мифы и символы.
Еще отметим, что специфика ХХ в., возможно, в том, что этот архаический стиль правления был возрожден в эпоху массовых коммуникаций и современных технологий. То, что было локальным феноменом вождизма в прошлом, в ХХ в. стало глобальным и приобрело новый масштаб благодаря пропаганде, митингам и средствам массовой информации. Современный вождизм связан с умением манипулировать массовым сознанием, превращая общество в пассивного наблюдателя за действиями харизматического лидера.
Таким образом, можно утверждать, что феномен вождизма сохраняется на протяжении всей истории, но его архаичные черты получили новую жизнь в ХХ в. - благодаря условиям, которые открыла эпоха индустриализации, прежде всего СМИ.
Можно предположить, что политические системы, основанные на идее сильного лидера, сегодня вновь выглядят несколько архаично. В условиях глобализации и усложнения политических и экономических процессов более жизнеспособны системы, где власть распределена, а решения принимаются на основе коллективного знания. Окружение лидера в таком контексте - это не просто советники, а своего рода системный «ум», который генерирует решения на разных уровнях. Тогда стоит задать вопрос: может ли быть, что лидер - это всего лишь публичная, фасадная часть этой сложной машины? То есть вновь рассмотрим проблему с другого ракурса.
Возвращаясь к вопросам нашей дискуссии, отметим, что в целом практика вождизма достаточно сильно связана с харизмой, по крайней мере вождь всегда хочет, чтобы его власть казалась основанной на его личных исключительных качествах -такова и первобытная природа вождизма. Харизматическое лидерство всегда было популярной темой в политической теории и культуре. Существует феномен народной любви, восхищения лидерами, которые способны привлекать массы, вдохновлять их и вести к великим свершениям. Однако давайте поставим под сомнение саму идею харизмы. Может быть, харизма - это миф, созданный не столько самим лидером, сколько обществом и медийным пространством?
Однако мы утверждаем, что харизма лидера - это, по сути, феномен восприятия. Она зависит не только от качеств самого человека, но и от потребностей общества
в конкретный момент. В условиях тяжелых времен, перемен люди склонны приписывать лидерам особые качества, которые кажутся им решающими. Это создает образ «сверхчеловека», который способен справиться с любой проблемой. Однако стоит задать вопрос: а насколько эти ожидания оправданы? Лидер, обладающий харизмой, необязательно является компетентным руководителем. Скорее, харизма - это эмоциональная связь, которая может привести как к подъему общества, так и к катастрофическим ошибкам.
В рамках постмодернизма вполне корректно утверждение, что харизма - это форма массовой иллюзии, которая возникает в моменты кризиса, когда рациональные механизмы власти ослабевают. Харизматический лидер заполняет вакуум, оставленный ослабленными институциями. Но харизма не может быть долгосрочной основой для эффективного управления. В то время как институциональные механизмы власти строятся на рациональных принципах и проверяются временем, харизма мгновенна и эфемерна. Она может быть эффективной в моменты хаоса, но как только ситуация стабилизируется, харизматическое лидерство становится источником проблем.
Можно даже задаться вопросом: является ли культ харизматического лидера препятствием для подлинного развития общества? В долгосрочной перспективе обществу требуется не лидер-сверхчеловек, а стабильные институты, которые могут обеспечить преемственность власти и предсказуемость решений. Харизма может быть полезной для кратковременной мобилизации, но она часто отвлекает общество от системного решения проблем, так как слишком многое замыкается на одной фигуре. В этом смысле современные демократии, которые часто обвиняют в «серости», являются логичным ответом на угрозу замещения харизматическим лидером, который опасен для «глубинного государства» и институтов в целом. Следуя вопросам дискуссии, интересно посмотреть на проблему лидерства еще с одной стороны: как в нашей стране соотносились вождизм и харизматическое лидерство, соборность и демократия?
Сравнение российской и зарубежной политической культуры в контексте представлений о лидерстве и властной харизме является актуальной, проблемной темой для анализа. Исторически российская политическая традиция формировалась под влиянием как западных, так и восточных моделей правления, создавая уникальную политическую культуру, в которой переплелись элементы автократии и патернализма.
Русская традиция власти, начиная с Московского царства, была тесно связана с образом правителя как «отца нации». Царь всегда воспринимался как сакральная фигура, носитель божественной власти. Это восприятие усилилось при Петре I, который, помимо прочего, строил регулярное государство, и сохранялось в течение всего периода империи. Вебер, вводя понятие «властной харизмы», утверждал, что в таких культурах, как российская, харизматическое лидерство играет ключевую роль, что особенно видно на примере таких фигур, как Иван Грозный, Петр Великий - отдельные историки продолжают эту линию даже на советский период. Харизматический лидер обладает почти божественной легитимностью, и любые его действия могут быть оправданы идеей высшего блага.
На Западе, особенно начиная с эпохи Просвещения, концепция власти стала смещаться в сторону рационализма и бюрократизации. В западной политической традиции харизма лидера постепенно уступила место правовым и институциональным механизмам власти. В России же, как пишет Тютчев, есть «особенная стать», которая делает ее отличной как от Запада, так и от Востока. Влияние византийской традиции, а также нашествия монголов создали уникальную политическую систему. В этом смысле даже на советском этапе - или после, при президентстве Б. Ельцина -во власти можно было увидеть патерналистские черты. Но есть ли в этом патернализме - или симбиозе демократии и сильной власти - место политической элите?
Из вопросов, обозначенных в дискуссии, наиболее важным представляется давний вопрос, актуализированный еще в трудах Парето: можно ли говорить о том, что лидер - это один человек с сильной политической волей, или все-таки портрет лидера строится из элиты, его окружения [Осипова, 1999]? На самом деле в нашей истории есть множество примеров, которые показывают, что реальная общественная, историческая практика может быть несколько сложнее теоретических построений. Рассмотрим дихотомию лидер - элита на примере правления Ивана IV. Здесь могут столкнуться сразу две школы мысли - мы можем увидеть в молодом Иване IV человека, полностью зависимого от своего избранного круга, мнения старших бояр, духовника Сильвестра или митрополита Макария; чуть позже это будут немного другие люди, но пафос остается тем же - политику монарха определяют взгляды его наиболее талантливых, просвещенных подданных, поэтому он проводит череду успешных, нужных для государственной эволюции реформ, присоединяет новые территории. И по мере того, как растут его личные успехи, авторитет власти, он начинает отдаляться от советников. Но по мере отдаления уходят и успехи, страна приходит к опричнине - из-за отдаления царя от бояр, от дворян, от простых людей. Но ведь эту оптику можно перевернуть: нельзя сказать, что в 60-х и 70-х у царя не было политической элиты, которая на него влияла. Она была; более того, оставались некоторые члены Избранной рады, большую роль начали играть дворяне или будущие опричники [Володихин, 2016].
То есть это излишне упрощенный нарратив - говорить о том, что именно опора на политическую элиту (или даже народ) обеспечивала стране успешное и планомерное развитие. Но также упрощением будет утверждать, что власть - это политическая воля лишь одного человека. Потому что Иван IV действительно (в той или иной степени) прислушивался к советникам по различным вопросам: и о начале войны, и о принятии новых реформ; более того, для легитимизации новых законов он даже созвал Земский собор, - поэтому не совсем корректно представлять Ивана IV как лидера, который совсем не опирался на институты.
Таким образом, правление сильной личности и правление «по соглашению» с ближайшим окружением - это два полюса, между которыми постоянно колеблется политическая реальность. В разных исторических ситуациях мы можем наблюдать как зависимость лидеров от своих советников, так и моменты, когда лидер полностью автономен и становится единственным источником власти.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Бурдье П. Формы капитала // Экономическая социология. 2002. № 5. С. 60-73. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с. Вебер М. Харизматическое господство // Социологические исследования. 1998. № 5. С. 139-147.
Володихин Д. М. Иван и его окружение. М.: Академический проект, 2016. 614 с. Дюркгейм Э., Мосс М. О некоторых первобытных формах классификации. К исследованию коллективных представлений. М.: Восточная литература, 1996. С. 6-73. Лазуткина Е. В. Некоторые вопросы теории элиты Вильфредо Парето и современность // Вестник Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева (Вестник КГПУ). 2014. № 2(28). С. 171-175. Мелетенский Е. М. Поэтика мифа. М.: РАН, 2000. 406 с.
Осипова Е. В. Социология Вильфредо Парето: политический аспект. М.: ИСПИ РАН, 1999. 103 с.
REFERENCES
Bourdieu P. Formy kapitala [Forms of capital], in Economic sociology. 2002. No. 5. Pp. 60-73 (in Russian).
Weber M. Izbrannyeproizvedeniya [Selected works]. Moscow: Progress, 1990. 808 p. (in Russian).
Weber M. Harizmaticheskoe gospodstvo [Charismatic domination], in Sociological research. 1998. No. 5. Pp. 139-147 (in Russian).
Volodikhin D. M. Ivan i ego okruzhenie [Ivan and his entourage]. Moscow: Academicheskiy project, 2016. 614 p. (in Russian).
Durkheim E., Moss M. O nekotoryh pervobytnyh formah klassifikacii. Kissledovaniyu kolle-ktivnyh predstavlenij [On some primitive forms of classification. The study of collective representations]. Moscow: Orientalnaya literatura, 1996. Pp. 6-73 (in Russian). Lazutkina E. V. Nekotorye voprosy teorii elity Vil'fredo Pareto i sovremennost' [Some questions of the theory of the elite of Wilfredo Pareto and modernity], in Bulletin of the Krasnoyarsk State Pedagogical University named after V.P. Astafiev (Bulletin of the KSPU). 2014. No. 2 (28). Pp. 171-175 (in Russian).
Meletensky E. M. Poetika mifa [The poetics of myth]. M.: RAS, 2000. 406 p. (in Russian). Osipova E. V. Sotsiologiya Vil'fredo Pareto: politicheskii aspekt [Sociology of Wilfredo Pare-to: a political aspect]. Moscow: ISPI RAS, 1999. 103 p. (in Russian).
Статья принята к публикации 22.07.2024
