DO1 10.18522/2500-3224-2024-3-191-202 УДК 321.6/.8
ОБРАЗ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРА В СОВРЕМЕННОМ НАЦИОНАЛЬНОМ ГОСУДАРСТВЕ
Архипова Екатерина Владимировна
Волгоградский государственный университет,
Волгоград, Россия
Аннотация. На первый взгляд кажется, что образ политического лидера не подвергается трансформации - существуют непреложные характеристики, которым, согласно широко распространенному мнению, должен отвечать политический лидер. Однако появление именно национального государства привело к усложнению признаков лидера, его функций, возможностей и изменило условия его взаимодействия с последователями. Цель работы - уточнить особенности образа политического лидера в современном национальном государстве. В работе используются характеристики лидеров, которые даны исследователями в области национализма. Структурно-функциональный подход позволяет говорить о специфике трансформации личности в политического лидера, формах взаимодействия с последователями в условиях национальных государств. Политическое лидерство становится частью общественной жизни в национальном государстве, т.к. предусматривает постоянное взаимодействие между лидером и его последователями; национальное государство предопределяет механизмы этого взаимодействия, пути трансформации личности в лидера, что чрезвычайно ограничено в сословном монархическом государстве.
Ключевые слова: политическое лидерство, образ лидера, мифологизация образа лидера, национальное государство, моральная деградация, внешняя политика, система сдержек и противовесов.
Цитирование: Архипова Е.В. Образ политического лидера в современном национальном государстве // Новое прошлое / The New Past. 2024. № 3. С. 191-202. DOI 10.18522/2500-3224-2024-3-191-202 / Arkhipova E.V. The Image of a Political Leader in the Modern National State, in Novoe Proshloe / The New Past. 2024. No. 2. Pp. 191-202. DOI 10.18522/2500-3224-2024-3-191-202.
© Архипова Е.В., 2024
THE IMAGE OF A POLITICAL LEADER IN THE MODERN NATIONAL STATE
Arkhipova Ekaterina V.
Volgograd State University Volgograd, Russia [email protected]
Abstract. At first glance, the image of a political leader does not seem to be undergoing transformation, there are immutable characteristics that, according to widespread opinion, a political leader should meet. However, the emergence of a nation-state has led to a complication of the signs of a leader, his/her functions, capabilities and changed the conditions of his interaction with followers. The purpose of the work is to clarify the features of the image of a political leader in a modern nation-state. The paper uses the characteristics of the leaders, which are given by researchers in the field of nationalism. The structural and functional approach allows us to talk about the specifics of the transformation of a personality into a political leader, forms of interaction with followers in the conditions of national states. Political leadership becomes a part of public life in a nation-state, because it provides for constant interaction between the leader and his followers, the nation-state determines the mechanisms of this interaction, the ways of transforming a person into a leader, which is extremely limited in a class-based monarchical state.
Keywords: political leadership, image of a leader, mythologization of the image of a leader, national state, moral degradation, foreign policy, checks and balances system.
Изучение способов управления коллективом и обществом осуществляется в философии, политологии, менеджменте, социологии, психологии. Роднит многие науки исходная точка в определении термина. Слово «лидер» в переводе с английского означает «тот, кто ведет». Однако далее каждая наука ставит свои вопросы к тому, кто, как, на каких условиях и в каком обществе может осуществлять лидерские функции. Большое количество научно-популярных изданий в области менеджмента имеют рекомендации и готовые ответы на эти вопросы, которые, как предполагается, могут стать инструкциями по реализации карьерных амбиций человека. Однако политическое лидерство стало феноменом, о котором хотя и написано большое количество исследований на примере конкретных личностей, но каждый подобный случай фиксирует некое стечение удачных обстоятельств, которые остаются уникальными или не очевидными для современников, что осложняет прогнозирование, такое важное для политологии. Соответственно, растет потребность в понимании, по какой причине все остальные члены общества согласны следовать именно этому лидеру, какими чертами они наделяют его, почему именно эти черты становятся важными в конкретный период и что ожидают последователи от лидера.
Согласно подходу современного французского политолога Ж.-Л. Кермона, «политическим лидером является личность, характеризующаяся способностью одновременно решающим образом влиять на партаппарат и успешно осуществлять важные правительственные обязанности» ^иегтоппе, 1994].
Классическим стало разделение подходов к изучению политического лидерства на философский, культурологический, марксистский, бихевиористский. Но эти теории подвергаются критике за излишнюю концентрацию на изучении самого лидера и игнорировании роли последователей.
Изложение теорий лидерства в учебниках обычно начинают с Н. Макиавелли, но все же феномен лидерства существует с первобытных времен и признается важным структурообразующим институтом для любого общества. Образ политического лидера подвергался осмыслению еще Платоном и Конфуцием, которые указывали на личные качества, такие как разумение и рассудительность, скорее концентрируясь на некотором перечне характеристик личности, признаваемых обществом положительными. Лао-цзы же указывал, что и «отрицательные» герои могут стать лидерами, - теми, «кого ненавидят» (они стоят на четвертом месте в его иерархии лидеров). Для Н. Макиавелли лидер - это государь (именно так и переведено на русский заглавие его знаменитой работы1), который управляет людьми, угадывая их желания, - то есть, по сути, тот, кто при реализации своей власти использует рациональность. Что важно: государь может использовать любые средства для поддержания общественного порядка и сохранения своей власти [Макиавелли, 1990], и уже одно это не позволяет нам выделить абсолютные, вневременные характеристики политического лидера; мы можем отметить лишь некие представления о лидере, господствующие в данном обществе в конкретный период времени.
1 II Рмпаре (ит.) - букв.: князь.
Так, для Г. Гегеля лидер - тот, кого ведет «мировой дух». В этом случае личные качества не представляются важными.
Поэтому можно сказать, что совокупность черт и характеристик, присущих лидеру, обусловлены требованиями, представлениями общества. Так в свое время, на этапе перехода от феодализма к национальным государствам, возникает абсолютистская монархия - с определенным набором требований к лидеру. Этот этап, через который прошли не только европейские государства, но и страны Востока, показывает П. Андерсон [Андерсон, 2010]. Как пишет исследователь, «средневековый монарх представлял собой сочетание феодального сюзерена и помазанного короля» [Андерсон, 2010, с. 41]. Со второй половины XVI в. появляется концепция «божественного права», которая «окончательно подняла королевскую власть над ограниченной и взаимной вассальной клятвой сюзеренов Средневековья» [Андерсон, 2010, с. 47]. При этом ошибочно было бы предполагать неограниченность власти абсолютного монарха, на что указывает исследователь; таким образом, в отношении действий лидера даже в период абсолютистского государства существуют требования и ограничения.
Говоря об уровне социальных отношений, нельзя игнорировать изменения форм государственного правления, которые, в принципе, задают вектор возможностей отношений между лидерами и последователями. Учитывая, что традиционная политическая теория сосредоточена на изучении европейских государств, ре-перными точками здесь являются античное государство, феодальная система, монархия и национальное государство. Как представляется, важно понимать, что лидер в античном государстве не равен лидеру-феоду, как и монарх не сопоставим с лидером национального государства. В каждом случае мы говорим о разных источниках легитимации власти, разных способах обретения власти и абсолютно разных способах взаимодействия лидера с последователями. Поэтому, говоря об определениях термина «лидер», о теориях политического лидерства, необходимо принимать во внимание не только форму правления, форму государственного устройства, но и исторический контекст. Если в клерикальных государствах объяснение/обоснование лидера представлено высшей волей, то откуда взять высшую волю в национальном государстве, религия которого делает «нацию» источником власти? Для этого придумали выборы - как плебисцит, утверждающий власть лидера. Таким образом, сама нация становится вышей силой, утверждающей лидера [Геллнер, 1991].
Первобытное общество с его вождизмом становится объектом изучения в рамках политической антропологии, сосредоточенной на изучении неевропейских цивилизаций и культур. Хотя, например, М. Абеле указывал на тесную связь современных и досовременных институтов управления, говоря о том, что современные властные процессы имеют корни в традиционных обществах [АЬе1^, 1990]. Кроме того, современные процессы роста влияния национально-этнических групп (или групп, организованных на иных, в том числе религиозных основаниях) и иных государственных аутсайдеров говорят об актуальности как раз такого подхода. Но свои
рассуждения вокруг вопросов дискуссии хотелось бы сосредоточить на институтах, поддерживающих лидерство в современных национальных государствах.
Современные теории лидерства классифицированы в работе И. Винклера [Winkler, 2010]. Современные теории политического лидерства отражают характеристики последователей, окружения лидера, то есть происходит поворот к вопросу о том, как «свита играет короля». Интерес представляет атрибутивный подход Б. Кол-дера, в рамках которого отмечено, что лидер не существует вне сознания последователей [Calder, 1977]. Большую роль играют контекстно-зависимые атрибуты, основанные на восприятии и интерпретации членов группы, в сознании которых происходит конструирование образа лидера. Таким образом, мы не можем говорить об универсальных качествах лидера - они устанавливаются в соответствии с характером социальных отношений.
Очевидно, что существующие на данный момент теории отражают уровень социальных отношений, в которых живут исследователи. При изменении форм отношений, представлений общества происходят изменения и в теоретических подходах. В этой связи можно согласиться с мнением Е.В. Стецко, которая указывает на то, что «все теории лидерства призваны, в конечном итоге, дать практические рекомендации по вопросу достижения власти некоему конкретному человеку в конкретной стране» [Стецко, 2014, с. 272].
Структурно-функциональный подход предполагает рассмотрение общества как многокомпонентную иерархически организованную систему социальных позиций и ролей. Статус лидера возможен в том случае, если человек может по каким-то причинам занять в этой системе позиции, связанные с реализацией управленческих функций. Таким образом, исследование концентрируется не на лидере, а на самом феномене. Лидерство рассматривается как «положение в обществе, которое характеризуется способностью занимающего его лица направлять и организовывать коллективное поведение некоторых или всех его членов» [Кузнецова, 2012, с. 216].
Таким образом, последователи (или «свита»), которые всегда наделяют лидера некими выдающимися исключительными чертами, становятся важным фактором становления лидера. Эти черты определяются обществом: где-то необходимо демонстрировать физические качества, а в других обществах - ментальные или психологические. Сам набор этих качеств переменчив. Пожалуй, постоянным здесь можно представить способность лидера формулировать цель, соответствующую общим представлениям, и, предпринимая шаги по ее достижению, попутно убеждать общество в оправданности действий. В процессе такого целеполагания могут принимать участие элитные группы общества (которые могут быть мало- или многочисленными), но очень часто эта цель созвучна с неким набором культурных ценностей общества или его культурно-цивилизационным кодом. Для клерикального государства образ активности лидера вдохновлен высшими силами и потому оправдан, цели, которые формулирует такой лидер, также ниспосланы свыше, но
горе этому лидеру, если сформулированная цель не будет соответствовать религиозным представлениям общества! Париж стоил мессы для Генриха IV.
В секулярном государстве, несмотря на демонстрируемое отделение церкви от государства, существует набор знаковых моральных норм и целей, которые соотносятся с доминирующим в обществе религиозным течением - стержневые представления общества о мире, о своем месте в нем, о морали, которые если и изменяются, то происходит это очень медленно. Работа М. Вебера по протестантской этике убедительно доказывает этот тезис [Вебер, 1988]. Последователи лидера вынуждены прибегать к этим идеям, чтобы сформулировать нарратив о лидере, отвечающем ценным моральным качествам, принятым в обществе. Так, например, в исследованиях в рамках инструментальной теории менеджмента Е. Холландера вводится термин «кредит доверия» (idiosyncrasy credit) - право лидера на нестандартность поведения в определенных рамках. Как указывает исследователь, общество демонстрирует лояльность и доверие к действиям лидера, если поведение лидера соответствует нормам, принятым в обществе, и его компетентности [Hollander, Willis, 1967, p. 54].
Дальше возникает вопрос о том, каким образом в различных группах общества формулируются запросы, сама цель развития общества. Атрибутивный подход Б. Колдера говорит нам о том, что это деятельный процесс, который формируется в дискуссиях, то есть поддается конструированию. И на этом этапе становится важно умение лидера объяснить важность цели, убедить сторонников в необходимости таких действий. Как только лидер перестает принимать деятельное участие в этом процессе, он становится заложником тех нарративов, которые будут созданы не им. В этой связи возникает вопрос, что происходит в период революции, когда прежний лидер свергается? Или почему в процессе разрушения крупного государства наиболее авторитетными становятся этнические лидеры, как это произошло с Югославией и Советским Союзом?
У.Ч. Таубман, 20 лет изучая биографию Н.С. Хрущева, пришел к выводу о том, что этот человек оказался «выгодным вторым» в политической гонке, компромиссной фигурой для разных политических сил, сложившихся после смерти И. Сталина [Таубман, 2008]. И в своих лекциях1 он делал вывод о том, что именно такая фигура является наиболее успешной на исторической арене. То есть здесь мы можем видеть политического лидера - как компромиссную фигуру, которая также оказывается заложником способа прихода во власть или даже той «свиты, которая делает короля».
История превращения генерал-майора ВВС Д. Дудаева из советского офицера в лидера национально-этнического движения представлена в работе Г. Дерлу-гьяна [Дерлугьян, 2010]. В исследовании говорится о том, что в условиях кризиса власти - в данном случае в ситуации лишения действующего лидера легитимности (М.С. Горбачева) - советский военный офицер, представитель элитных
1 Прослушаны автором текста лично в 2012 г. в колледже Амхёрст.
войск, вернувшийся на родину, был избран президентом Конгресса чеченского народа, а затем стал «харизматическим центром притяжения для масс» и сыграл «совершенно аналогичную Ельцину роль "убедительного" начальника и вождя» -так его взлет описывает исследователь [Дерлугьян, 2010, с. 401]. Секрет его успеха автор объясняет социальным капиталом, то есть действиями знакомых бывшего летчика, которые решили вывести его на передовые позиции. А в момент ГКЧП его военный опыт позволил говорить с митингующей толпой. Д. Дудаев предложил людям идеи, которые уже волновали общество, были востребованными [Дерлугьян, 2010, с. 403]. «Сочетание уверенного генеральского облика и пророческого видения вызывали у простых чеченцев такой всплеск гордости и надежды, что ни либеральные реформисты, ни коммунистические консерваторы не могли даже мечтать о соперничестве с ним в открытой борьбе» [Дерлугьян, 2010, с. 404]. Но далее, находясь в логике ситуации, предложив «поголовное вооружение своих граждан», он не смог остановить рост преступности и вседозволенности, а затем и дальнейшей фрагментации общества на по сути криминальные группировки. «Фрагментарная вооруженная анархия» - как ее называет Г. Дерлугьян - сделала лидера Ичкерии одним из многих полевых командиров, уничтожив его авторитет в своем обществе. В данном случае мы можем говорить об образе лидера - заложника своих обещаний, который не смог вернуть под контроль своих последователей, так как политика подчинения противоречила его более ранним обещаниям, его образу.
Здесь хотелось бы привести примечательную характеристику, данную М. Сучковым предвыборному процессу, который разворачивается в США в 2024 г.: «Делегаты досрочно и в дистанционном режиме передали Камале Харрис голоса... главного кандидата с ловкостью наперсточников заменили другим, причем даже не участвовавшим во внутрипартийной борьбе за выдвижение. впечатляет, с какой скоростью вся финансовая, медийная и политическая машина Демпартии принялась раскручивать пару Харрис-Уолз» [Сучков, 2024]. Несомненно, что исследователь уверен в огромнейшей роли «свиты» в создании образа политического лидера. В этой ситуации напрашивается вывод, что с таким же успехом «свита» может избавиться от лидера.
Лидерство существует в сознании последователей, а в национальном государстве они принадлежат разным группам всего населения страны, которые могут быть удалены друг от друга географически. В такой ситуации непременно происходит процесс «воображения» лидера. Б. Андерсон, анализируя виды национализма в работе «Воображаемые сообщества», указывает на важность мифологизации в национальном государстве, которое начинает преобладать в ХХ в. В результате работы «воображения», описанной Б. Андерсоном, миф становится важным инструментом, который используют академики и другие профессионалы для создания образа нации [Андерсон, 2001, с. 151], а затем и для распространения знания о лидере. Ведь, перефразируя Б. Андерсона, никто не может лично знать лидера, но благодаря СМИ все могут на основе неких описаний вообразить его. И здесь непосредственное окружение лидера становится актором, формирующим этот миф, передающим его через СМИ населению.
Э. Смит отмечал, что в национальном сознании обнаруживается большое количество духовных феноменов, и среди них на первом месте он упоминает миф, а затем - память и ценности, которые связаны с более ранними формами сознания, предшествовавшими современному национализму [Smith, 1986]. Изобретение традиции происходит путем рекомбинации уже существующих элементов. В этой связи неслучайно возвращение к догосударственному термину «вождь». И уже на этой основе мы можем заметить связь между историческим мифом и политическим лидером, вокруг которого он формируется.
Е.М. Мелетинский, характеризуя ремифологизацию ХХ в., определяет ее как «процесс "возрождения" мифа, который охватывает различные стороны европейской культуры». Основные элементы этого процесса: 1. Признание мифа вечно живым началом, выполняющим практическую функцию в современном обществе; 2. Выделение в самом мифе его связи с ритуалом и концепции вечного повторения; 3. Максимальное сближение или даже отождествление мифа и ритуала с идеологией и психологией, а также с искусством [Мелетинский, 2000, с. 28]. Таким образом, в политической сфере миф выступает упорядочивающим инструментом, опирающимся на повторение ритуалов, таких, например, как выборы, инаугурация. Миф немыслим без преувеличений, идеалистических представлений и отрицания познавательного момента, считает Е.М. Мелетинский. Поэтому тот образ политического лидера, который создан его окружением, скорее всего будет мало похожим на оригинал. В этой связи неизбежно возникает вопрос о предопределенности моральной деградации политического лидера. В рамках социологической теории элит В. Парето разработал либерально-консервативную теорию и указал, что в ее основе лежит именно циркуляция элит - по причинам как внешнего, так и внутреннего характера, относя к последним в том числе и вопросы морали [Парето, 2008]. Можно предположить, что условием деградации элиты в целом является ситуация противоречия с условиями развития всего общества. Моральная деградация политического лидера в этом случае выступает лишь частным случаем развития этого противоречия. На него указывает В.П. Мохов, описывая третий - личностный - уровень деградации элиты: «Личностная деградация элиты основана на том, что внутри любой элиты всегда присутствуют отдельные представители или даже группы элиты, для которых собственное благополучие и сибаритство становятся доминантой существования. Это приводит к отказу от выполнения элитных функций, личностное благополучие начинает доминировать над чувством социальной ответственности, личностные цели замещают собой общенациональные и даже групповые. Следствием личностной деградации являются отказ от соблюдения внутриэлитной лояльности, социальный эгоизм» [Мохов, 2014, с. 135].
Однако общество может создавать институты, практики, которые стимулируют как элиту, так и политического лидера следить за «моральностью» своих действий. На необходимость системы сдержек и противовесов указывал еще Ш. Монтескьё, отмечая, что они могут быть внедрены и в монархическое государство, но широкое распространение получают в национальном государстве. Безусловно, наличие разных элит, формальных и неформальных, заставляет лидеров принимать решения,
снижающие вероятность прихода к власти неформальных элит. Проведение большинства реформ в российской истории XIX в. всегда описывалось как ответ на запросы общества, как попытка снизить революционный накал. Находясь в этой ситуации, лидер вынужден в числе прочего и решать вопрос моральности власти - или по меньшей мере ее представления обществу в духе общеразделяемых ценностей.
В современных условиях развития международных отношений, интеграции и регионализации комплексный образ политического лидера становится существенно зависим и от его внешнеполитической деятельности; представление о лидере, созданное в другой стране, само становится инструментом для формирования имиджа лидера в своем государстве. Таким образом, в формировании этого образа уже принимают участие не только национальные элиты (посредством СМИ), но и элиты зарубежные. Поэтому возрастает необходимость целенаправленной работы с зарубежной аудиторией, что описано Дж. Наем-младшим в терминах «мягкой», «жесткой» и «острой» силы. Являясь персонифицированными, внешняя политика и дипломатия ассоциируются с образом национального лидера и формируют его имидж и имидж его страны. По мнению исследователя, национальные лидеры «больше заинтересованы в относительной свободе, которой они могут пользоваться во внешней политике, чем иметь дело с гнетущей неудовлетворенностью результатами политики внутренней, но и за рубежом они едва ли полностью независимы» [Най-мл., 2006, с. 131]. Политолог формулирует и требования к личным качествам лидера: «способность президента привлечь на свою сторону приверженцев как дома, так и за рубежом в значительной степени зависит от трех качеств, связанных с умением использовать мягкую силу: во-первых, это политическое видение. во-вторых - это эмоциональный интеллект. в третьих - способность быть эффективным коммуникатором.» [Най-мл., 2006, с. 132]. Исследователь также отмечает значение организаторских способностей, необходимых для обеспечения поступления достоверной информации, иначе лидер рискует попасть в ситуацию, когда «свита играет короля». Следующим важным навыком является политический профессионализм - «искусство находить средства в соответствии с намеченной целью либо путем уговоров, либо прибегая к подкупу или угрозам». И третьим пунктом назван «контекстуальный интеллект» - способность разбираться в перипетиях обстановки и согласовывать имеющиеся ресурсы с поставленными задачами [Най-мл., 2006, с. 132]. Конечно, нужно понимать, что исследователь анализирует конкретную политическую систему, обусловленную стержневыми представлениями, свойственными США. Однако в условиях экономического глобального лидерства США подобные представления о внешнеполитическом имидже лидера распространились повсеместно, создав нормы поведения для глав других стран. Успешная внешнеполитическая повестка для внутренних последователей стала важным критерием успеха политических лидеров. Критерии, свойственные мировым державам, стали притягательными для других. И мы уже видим Бразилию Лула да Силвы, которая стремится иметь свою арктическую, ядерную и космическую программу для констатации статуса «ведущей державы», а значит и персональной успешности лидера.
Казалось бы, информатизация политической активности в XXI в. сделала лидера ближе к каждому из последователей. Например, в России для исследователей
и просто интересующихся существовала возможность читать сообщения президента Трампа в социальных сетях. Освоение социальных сетей в политических целях привело к ускорению распространения информации, а скорость сокращает возможность рационального критического оценивания ее с точки зрения правдивости. Это значит, что мифологизация образа лидера будет только возрастать, ведь никто не знает точно, кто именно пишет эти сообщения за лидера.
Политическое лидерство именно в национальном государстве становится частью политического процесса. С появлением национального государства круг последователей лидера существенно возрастает за счет проникновения политической активности во все слои общества. Это неизбежно увеличивает дистанцию между лидером и каждым из последователей, что приводит к нарастанию роли мифотворчества в создании образа лидера, а это включает и создание политических ритуалов, поддерживающих этот образ. В XX в. в круг обязанностей лидера, за счет которых происходит оценка его деятельности последователями, вошла внешнеполитическая активность, что создает феномен зарубежной публики, которая не обязана быть последователем того или иного национального лидера, но может принимать участие в оценивании его эффективности. А учитывая наличие миграционных потоков, связей, сформированных благодаря социальным сетям, в XXI в. давление на лидера государства со стороны этой части мирового общества нарастает.
Политическое лидерство становится частью общественной жизни в национальном государстве, т.к. предусматривает постоянное взаимодействие между лидером и его последователями. Национальное государство предопределяет механизмы этого взаимодействия, пути трансформации личности в лидера, что чрезвычайно ограничено в сословном монархическом государстве.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2001. 288 с. Андерсон П. Родословная абсолютистского государства. М.: Территория будущего, 2010. 512 с.
Вебер М. Харизматическое господство и лидерство // Социологическое исследование. 1988. № 5. С. 139-147.
Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. 319 с. Дерлугьян Г. Адепт Бурдье на Кавказе: эскизы к биографии в микросистемной перспективе: авторизованный перевод с английского. М.: Территория будущего, 2010. 558 с.
Кузнецова И.О. Компаративный анализ концепта «политическое лидерство» в западной школе политической науки // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2012. № 6 (89). С. 215-220.
Макиавелли Н. Государь. М.: Планета, 1990. 79 с.
Мелетинский Б.М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринтное. М.: Восточная литература, 2000. 407 с.
Мохов В.П. Деградация элит: проблема анализа // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2014. № 12-2 (50). С. 134-138.
Най-мл. Дж. Лидерство в преобразованиях и национальная стратегия США // Россия в глобальной политике. 2006. Т. 4. № 4. С. 126-136.
Парето В. Компендиум по общей социологии. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008. 511 с. Стецко Е.В. Практические аспекты современных концепций политического лидерства // Ученые записки Российского государственного гидрометеорологического университета. 2014. № 37. С. 271-277.
Сучков М. Новая стратегия: что поможет демократам победить Трампа // Профиль. URL: https://profile.ru/abroad/novaya-strategiya-chto-pomozhet-demokratam-pobedit-trampa-1573391/ (дата обращения - 21 августа 2024 г.). Таубман У.Ч. Хрущев. М.: Молодая гвардия, 2008. 850 с. Abélès M. Anthropologie de l'État. Paris: Armand Colin, 1990. 183 p. Calder B.J. An Attribution Theory of Leadership // New Directions in Organizational Behavior. Chicago: St. Clair Press, 1977. Pp. 179-204.
Hollander E., Willis R. Some current issues in the psychology of conformity and Nonconformity // Psychological Bulletin. 1967. Vol. 68. № 1. Pp. 62-76. Quermonne J.-L. Les régimes politiques occidentaux. Paris: Éditions du Seuil, 1994. 328 p. Smith A. The ethnic origins of nations. Oxford: Blackwell Publishing, 1986. 304 p. Winkler I. Contemporary Leadership Theories. Enhancing the Understanding of the Complexity, Subjectivity and Dynamic of Leadership. Springer-Verlag Berlin Heidelberg, 2010. 107 p.
REFERENCES
Anderson B. Voobrazhaemye soobshchestva [Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism]. Moscow: CANON-press-C; Kuchkovo pole, 2001. 288 p. (in Russian).
Anderson P. Rodoslovnaya absolyutistskogo gosudarstva [Genealogy of the Absolutist State]. Moscow: Territory of the Future, 2010. 512 p. (in Russian). Veber M. Kharizmaticheskoye gospodstvo i liderstvo [Charismatic dominance and leadership], in Sotsiologicheskoye issledovaniye. 1988. No. 5. Pp. 139-147 (in Russian).
Gellner E. Natsii i natsionalizm [Nations and Nationalism]. Moscow: Progress, 1991. 319 p. (in Russian).
Derlug'yan G. Adept Burd'e na Kavkaze: eskizy k biografii v mikrosistemnoi perspektive: avtorizovannyi perevod s angliiskogo. [Bourdieu's Adept in the Caucasus: Sketches for a Biography in a Microsystem Perspective: Authorized Translation from English]. Moscow: Territory of the Future, 2010. 558 p. (in Russian).
Kuznetsova I.O. Komparativnyi analiz kontsepta «politicheskoe liderstvo» v zapadnoi shkole politicheskoi nauki [Comparative Analysis of the Concept of "Political Leadership" in the Western School of Political Science], in Vestnik Saratovskoi gosudarstvennoi yuridicheskoi akademii. 2012. No. 6 (89). Pp. 215-220 (in Russian). Makiavelli N. Gosudar' [The Sovereign]. Moscow: Planeta, 1990. 79 p. (in Russian). Meletinskii B.M. Poetika mifa. [Poetics of Myth]. Moscow: Vostochnaya literatura, 2000. 407 p. (in Russian).
Mokhov V.P. Degradatsiya elit: problema analiza [Degradation of elites: the problem of analysis], in Istoricheskie, filosofskie, politicheskie iyuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. 2014. No. 12-2 (50). Pp. 134-138 (in Russian). Nye, Jr. G. Liderstvo v preobrazovaniyakh i natsional'naya strategiya SShA [USA leader in SHAP of global policy], in Rossiya v global'noi politike. 2006. Vol. 4. No. 4. Pp. 126-136 (in Russian).
Pareto V. Kompendium po obshchei sotsiologii [Compendium of general sociology]. Moscow: Izdatel'skij dom vysshaja shkola jekonomiki, 2008. 511 p. (in Russian). Stetsko E.V. Prakticheskie aspekty sovremennykh kontseptsii politicheskogo liderstva [Practical aspects of modern concepts of political leadership], in Uchenye zapiski Rossi-iskogo gosudarstvennogo gidrometeorologicheskogo universiteta. 2014. No. 37. Pp. 271277 (in Russian).
Suchkov M. Novaya strategiya: chto pomozhet demokratam pobedit' Trampa [New strategy: what will help the Democrats defeat Trump] // Profil'. Available at: https://profile.ru/ abroad/novaya-strategiya-chto-pomozhet-demokratam-pobedit-trampa-1573391/ (accessed 21 August 2024).
Taubman U.Ch. Khrushchev [Khrushchev]. Moscow: Molodaya Gvardiya, 2008. 850 p. (in Russian).
Abélès M. Anthropologie de l'État. Paris: Armand Colin, 1990. 183 p. Calder B.J. An Attribution Theory of Leadership, in New Directions in Organizational Behavior. Chicago: St. Clair Press, 1977. Pp. 179-204.
Hollander E., Willis R. Some current issues in the psychology of conformity and Nonconformity, in Psychological Bulletin. 1967. Vol. 68. No. 1. Pp. 62-76. Quermonne J.-L. Les régimes politiques occidentaux. Paris: Éditions du Seuil, 1994. 328 p. Smith A. The ethnic origins of nations. Oxford: Blackwell Publishing, 1986. 304 p. Winkler I. Contemporary Leadership Theories. Enhancing the Understanding of the Complexity, Subjectivity and Dynamic of Leadership. Springer-Verlag Berlin Heidelberg, 2010. 107 p.
Статья принята к публикации 01.09.2024