CC BY
30
МГППУ, Москва
ОБРАТНЫЙ КОНТРОЛЬ В СВЕТЕ ПРИНЦИПОВ ТЕОРИИ СВЯЗЫВАНИЯ (на материале кункинского языка)1
1. Введение
В настоящее время в центре внимания многих исследователей находится явление, получившее название «обратного» контроля (backward control). О контроле принято говорить в случае, если в конструкции с сентенциальным актантом (далее: СА) одна из именных групп (далее: ИГ) в зависимой предикации должна быть кореферентна некоторой ИГ в главной предикации. Например, в русском предложении Девочка начала мыть посуду имеет место субъектный контроль: нулевой элемент в зависимой клаузе мыть посуду, обозначающий агенса, контролируется ИГ девочка в главной предикации.
Термин «обратный контроль» был предложен для обозначения конструкций с глаголами контроля, в которых нулевой элемент находится в главной клаузе, а его антецедент — в зависимой:
ЦЕЗСКИЙ
(1) [kid-baj ziya b-isr-a]
девушка.П-ERG корова.Ш.ДБ8 Ш-кормить-INF
y-oq-si
П-начинать-PST.EVID
‘Девушка начала кормить корову’.
[Polinsky, Potsdam 2002: 246]
Глагол ‘начинать’ в цезском языке оформляет именной актант абсолютивом. Однако можно видеть, что ИГ ‘ девушка’ в (1) выступает в эргативе. Следовательно, данная ИГ принадлежит не главной, а зависимой клаузе, т. е. получает эргативное маркирование
1 Материал настоящего исследования был собран при поддержке гранта № 07-04-00266а Российского гуманитарного научного фонда.
от переходного глагола ‘кормить’. То есть, происходит корефе-рентное сокращение, но в отличие от соответствующего русского предложения (см. перевод), антецедент в зависимой клаузе контролирует ноль в главной, а не наоборот.
Данное явление зафиксировано во многих нахско-дагестанских языках, а именно, в цахурском [Лютикова, Бонч-Осмолов-ская 1999: 500], рутульском, крызском [Кибрик 2003], бежтинском и др. Кроме того, конструкции с обратным контролем обнаружены в абхазо-адыгских языках [Polinsky, Potsdam 2006], японском, корейском, мальгашском, бразильском варианте португальского; конструкции со сходными свойствами — в румынском и новогреческом.
В настоящей работе исследуются свойства обратного контроля в кункинском языке (даргинская группа нахско-дагестанских языков). Делается попытка выявить параметры типологического варьирования, которые коррелируют с обратным контролем.
2. Обратный контроль в кункинском языке
Покажем, что конструкции кункинского языка демонстрируют обратный контроль. Рассмотрим примеры с глаголами (=a)=is:- ‘начинать’ и =irxo- ‘мочь’. Данные глаголы имеют валентность на СА, который может оформляться конъюнктивом или конвербом, и на именной актант. При ‘начинать’ именной актант кодируется абсолютивом, при ‘мочь’ — дативом:
(2) rirsii r = a-r=is:-ib palaw b = uk-le
девочка(ABS) Б^ачинать-F^V-PRET каша ^есть-CONV ‘Девочка начала есть кашу’.
(3) rirsd-li-j r=irxo-an-ne b = arx-aj awa
девочка-OBL-DAT F=мочь-POT-FUT.3 ^шить-СО№.3/3 платье ‘Девочка может сшить платье’ (букв. ‘сможет’).
Глагол ‘начинать’ имеет модель управления <ABS S>, глагол ‘мочь’ — <DAT S>. То есть, оба глагола, кроме СА, присоединяют один именной актант. При глаголе ‘начинать’ данный актант оформляется абсолютивом, при ‘мочь’ — дативом. Можно видеть, что именной актант в (2) и (3) принадлежит главной клаузе, а не зависимой, т. к. 1) данный актант получает то падежное
оформление, которое диктуется матричным предикатом (вложенный предикат является переходным и требовал бы эргатива) и 2) он контролирует классное согласование главного предиката.
Такие конструкции имеют структуру, параллельную соответствующим русским переводам: антецедент в главной клаузе контролирует ноль в зависимой клаузе. Однако оба анализируемых глагола допускают и конструкцию с обратным контролем:
(4) [rirs:i-li palaw b = uk-le] r=a-r=is:-ib
девочка-ERG каша ^есть-CONV F=начинать-F=LV-PRET
‘Девочка начала есть кашу’.
(5) [rtrsd-li awa b = arx-aj] r = irxo-an-ne
девочка-ERG платье ^шить-ГОШ.3/3 F=мочь-POT-FUT.3
‘Девочка может сшить платье’.
В (4) и (5) rirsd ‘девочка’ присоединяет показатель эргатива, т. е. получает оформление от вложенного предиката. При этом, как и в цезском, позиция именного аргумента в главной клаузе сохраняется, т. к. главный предикат, как и в (1), согласуется по женскому классу. Это говорит о том, что в главной клаузе находится некоторый нулевой элемент, кореферентный эргативной ИГ. Следовательно, (4)-(5) представляют собой конструкции с обратным контролем, как и (1) в цезском.
В кункинском языке такие конструкции возможны при следующих глаголах, присоединяющих СА: ( = a) = is:- ‘начинать’, = ux:- ‘уметь, знать’, = ik- ‘хотеть’ и = irx„- ‘мочь’.
Данные конструкции в полной мере отвечают критериям обратного контроля, предложенным [Polinsky, Potsdam 2002, 2006] и др. В частности, биклаузальность рассматриваемых конструкций можно доказать на основе наречного теста: конструкция с обратным контролем может содержать два наречия, одно из которых семантически модифицирует главную, второе — зависимую клаузу:
(6) [ajba-li ijale nens d = arq’-uj]
мать-ERG сегодня суп №^=делать-ШШ.3/3
s:a b = ik-il-de
вчера ^хотеть-ATR-PST
‘Мать вчера хотела сварить сегодня суп’, {а теперь передумала}.
Кроме непосредственно падежного маркирования, ряд тестов показывает, что ИГ в эргативе действительно принадлежит зависимой, а не главной клаузе. Например, тест на эллиптическое опущение:
(7 а) il-e-li bagur-me d = irc-ib
DEM-OBL-ERG тарелка-PL NPL=мыть-PRET
il-e-j Sasunne aku-xar
DEM-OBL-DAT надо NEG.COP-хотя
{Девочка пришла в гости.} ‘Она помыла тарелки, хотя не
должна была’.
(7б) *(...) il-e-li _ Sasunne aku-xar
DEM-OBL-ERG надо NEG.COP-хотя Ожид.: {Девочка пришла в гости. Она помыла тарелки}, хотя не должна была’.
При «обычном» контроле допускается опущение составляющей bagurme dircuj (7а), при обратном контроле (7б) — нет. Это говорит о том, что ИГ в эргативе и главный предикат не образуют отдельную составляющую, т. е. данная ИГ принадлежит зависимой клаузе.
Можно заключить, что кункинские конструкции в (2) и (3) представляют собой пример обратного контроля.
3. Обратный контроль как параметр языкового варьирования
В работах М. Полинской и Э. Потсдама предлагается следующая трактовка обратного контроля: соответствующие конструкции возникают при глаголах, имеющих синтаксическую валентность на именной актант и обладающих специальным признаком [+D] [Polinsky, Potsdam 2002: 273-276]. Такой подход предполагает введение признака [+D], который интерпретируется, как способность глагола, имеющего валентность на СА, выступать без субъекта (т. е. необязательность условия EPP для закрытого списка глаголов). То есть, обратный контроль рассматривается как самостоятельный параметр языкового варьирования.
Мы предполагаем, что обратный контроль не является самостоятельным параметром, а возникает под действием более широкого типологического параметра.
Рассмотрим следующие примеры из кункинского:
(8) b = ux:o-al-le ca = b-i [azaj
^знать-ATR-CONV COP=N-COP сестра surs sarc’-ib]
завтра HITHER+идти-PRET
‘Сестра знает, что приедет завтра’. (букв. ‘Знает, что сестра придет завтра’.)
(9) [murad-li ekzamen d = elk:o-an-da ible]
Мурад-ERG экзамен NPL=сдать-POT-1 COMPL
pikri ik’o-il ca = w-i
думать говорить-ATR COP=M-COP
‘Мурад думает, что он сдаст экзамен’. (букв. ‘Думает, что Мурад сдаст экзамен’.)
Такие конструкции в теории управления и связывания трактуются в терминах нарушения принципа С [Chomsky 1981: 188]: референциальное выражение не может быть связанным (т. е. не может быть кореферентно ИГ, имеющего структурный приоритет над данным выражением). Из данного принципа следует, что анафорическое выражение не может быть структурно выше своего антецедента.
Как представляется, обратный контроль представляет собой частный случай нарушения принципа С в СА: различие состоит в том, что при обратном контроле идет речь только о конструкциях с СА и только при ограниченном числе предикатов — это так называемые предикаты с кореферентным сокращением, или предикаты контроля (т. е. предикаты, не допускающие, чтобы на месте нулевого элемента находилась полная ИГ или анафорическое выражение).
Нарушение принципа С в СА2 зафиксировано, помимо кун-кинского, в ряде языков Кавказа: это абхазо-адыгские языки [Минор 2005] и цахурский [Толдова 1999: 660-665]. Таким образом, список языков, допускающих обратный контроль, включает языки, в которых возможно нарушение принципа C. Мы предполагаем,
2
Уточним, что здесь идет речь о нарушении условия С именно в СА. В обстоятельственных и относительных предложениях условие С нарушается и в языках европейского стандарта (см. [Reinhart 1983]).
что данное пересечение не случайно, а является результатом прямой зависимости между данными явлениями. А именно, если в языке необязателен принцип структурного приоритета антецедента над анафорическим выражением (и, шире, принцип С теории управления и связывания), в нем возможен обратный контроль.
4. Выводы
В работе анализируются конструкции с обратным контролем в кункинском языке. Мы рассматриваем данные конструкции в свете критериев М. Полинской и Э. Потсдама, разработанных для цезского, корейского и других языков с обратным контролем, и показываем, что данные конструкции в полной мере отвечают указанным критериям.
Обратный контроль трактуется исследователями, как самостоятельный параметр языкового варьирования. Мы предполагаем, что данный подход не вполне адекватен. Наличие таких конструкций в языках Кавказа — не особенность глаголов контроля, а является следствием необязательности принципа С в этих языках.
Список условных сокращений
abs — абсолютив; atr — атрибутив; compl — комплементайзер; conj — конъюнктив; conv — деепричастие; cop — связка; DAT — датив; DEM — указательное местоимение; erg — эргатив; evid — эвиденциалис; F — женский грамматический класс; fut — будущее время; hither — направление к говорящему; inf — инфинитив; LV — вспомогательный глагол (light verb); M — мужской грамматический класс; N — грамматический класс неодушевленных имен; NEG — отрицание; NPL — неличный множественный класс; obl — косвенная основа; pst.evid — эвиденциальное прошедшее; PL — множественное число; POT — потенциалис; PRET — прошедшее время; PST — показатель ретроспективного сдвига.
Литература
Кибрик 2003 — А. Е. Кибрик. Константы и переменные языка. СПб.: Але-тейя, 2003.
Лютикова, Бонч-Осмоловская 1999 — Е. А. Лютикова, А. А. Бонч-Осмо-ловская. Актантные предложения // А. Е. Кибрик, Я. Г. Тестелец
(ред.). Элементы цахурского языка в типологическом освещении. М., 1999. С. 481-537.
Минор 2005 — С. А. Минор. Нулевая анафора в конструкциях с сентенциальными актантами, или When pro isn’t there. Рукопись. 2005. Толдова 1999 — С. Ю. Толдова. Местоименные средства поддержания референции // А. Е. Кибрик, Я. Г. Тестелец (ред.). Элементы цахурского языка в типологическом освещении. М.: Наследие, 1999. С. 629-674.
Chomsky 1981 — N. Chomsky. Lectures on Government and Binding.
Dordrecht: Foris, 1981.
Polinsky, Potsdam 2002 — M. Polinsky, E. Potsdam. Backward control // Linguistic Inquiry 33, 2, 2002. P. 245-282.
Polinsky, Potsdam 2006 — M. Polinsky, E. Potsdam. Expanding the scope of control and raising // Syntax 9, 2006. P. 171-192.
Reinhart 1983 — T. Reinhart. Anaphora and Semantic Interpretation. London: Croom Helm, 1983.
