CC BY
12
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
В.А. Кожевников
О значении
христианского подвижничества в прошлом и настоящем
Опубликовано:
Христианское чтение. 1909. № 12. С. 1534-1564.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
oo о о oo
О значеніи христіанскаго подвижничества въ прошломъ и въ настоящемъ *).
?ЯДОМЪ съ поученіемъ шли дѣла милосердія, которое русское иночество съ самаго своего начала включило въ существенныя обязанности ‘) и которое въ древней нашей цер-9 ковно-учительпой письменности стало, подъ именемъ «ни-{ щелюбія», даже первою нравственною обязанностью, безъ чего всѣ аскетическіе подвиги безсильны. ІІищелюбіе—главная тема «Пролога», въ видѣ цѣлаго ряда святоотеческихъ переводныхъ и самостоятельныхъ русскихъ поученій, проходящая черезъ весь годовой церковный кругъ, можно сказать, изо дня въ день * 2); «Нищелюбіе больше есть молитвы, поста и иныхъ спасительныхъ и богоугодныхъ дѣлъ», выше самого дѣвства, «его же ничто же выше» 3). Милостыня возводится въ настоящій поэтическій апоѳеозъ: «самъ Христосъ Вседержитель ходитъ во образъ нищаго; дающій бо нищему, Христу въ рунѣ даетъ... Слышаще се, будемъ милостивы и страннопріимцы и нищелюбцы» 4). Изъ всѣхъ предписаній аскетическаго жизне-
*) Окончаніе. См. ноябрь.
О Житіе преіі. Ѳеодосія (Яковлевъ. Памятники), стр. 41—55, и Патерикъ печерскій: Никола Святоша, князь, раздавшій все имѣніе свое бѣднымъ, и Агапитъ, врачъ безмездный („никакоже николи же ни отъ кого что взяхъ“); Григорій „ничто же имѣя, развѣ книгъ, продавъ ихъ раздастъ убогимъ“. (Яковлевъ. Памятники. 136, 137, 138); Алииій иконописецъ, отдававшій бѣднымъ заработокъ свой 176 и т. д.; Варлаамъ Ху-тынскій, все свое раздавшій, сдѣлалъ благотворительность заповѣдью своего монастыря.
2) Пономаревъ. Рѣчь о значеніи Пролога 22—25.
3) Прологъ 27 и 31 марта.
4) Прологъ 18 октября: о нѣкоемъ игуменѣ, его же искуси Христосъ во образѣ нищаго.
воззрѣнія это, невидимому, наиболѣе охотно выполнялось древнею Русью, замѣнявшей милостынею отсутствіе организованной благотворительности.
Примѣры иноковъ-подвижниковъ являются и въ этомъ отношеніи руководящими для всего общества. Заповѣдь о милосердіи преп. Сергія, «никогда не оставлявшаго благотворенія, никого изъ неимущихъ не отпускавшаго съ пустыми руками», вмѣнившаго своей братіи въ обязанность призрѣніе странниковъ и уходъ за больными, — эта заповѣдь исполнялась не только ближайшими его учениками и преемниками, но и хранилась еще и въ XVII вѣкѣ *), приводя въ изумленіе чужеземцевъ своими широкими проявленіями * 2). II такъ было не въ одной Троицкой обители, но и во многихъ другихъ, во всѣхъ лучшихъ. Говоря это, мы не хотимъ закрывать глаза на темныя стороны монашеской жизни древнерусской: корысть и любостяжаніе не были рѣдкостью въ ней, особенно тамъ, гдѣ, какъ въ Новгородѣ и въ особенности во Псковѣ, она слагалась по типу полумонастырскаго келліотства, съ сохраненіемъ частной собственности въ отшельническихъ обителяхъ и съ обычаемъ вкладничества въ общежительныхъ 3), обычая, превращавшаго иноковъ въ общину пайщиковъ, считавшихъ себя имущественно самостоятельными, «идущихъ и пьющихъ свою силу», не хотѣвшихъ знать общихъ правилъ поведенія, «не желавшихъ ни въ церковь ходить, ни въ кельяхъ своихъ прилежно молиться», и, по словамъ лѣтописца, «одержимыхъ стяжаніемъ и всѣми житейскими печальми» 4). Но, въ противоположность этимъ «полумонахамъ», какъ ихъ звали, и лжемонахамъ, каковыми они были, съ полнымъ основаніемъ можно утверждать, что не было ни одного подвижника, основателя или выдающагося руководителя монастыря, который, несмотря
*) Симонъ Азарьинъ. Книга о новоявленныхъ чудесехъ. 14. 18.
2) Герберштейнъ. Записки о Московіи. 18. Паломниковъ въ Лаврѣ „не бѣ числа“ говоритъ современникъ.
3) Объ институтѣ вкладничества, существовавшемъ уже въ домонгольскій періодъ (Голубинскій. Ист. рус. Ц. 1, 2, 604 сл.), — подробно у Никитскаго: Очерки внутренней исторіи Пскова. Спб. 1873, 233 сл. и Се-ребрянскій. Очерки но исторіи псковскаго монашества. М. 1908, 226 сл.; 334 сл. О вкладчикахъ-мірянахъ, весьма многочисленныхъ, не отрѣшавшихся отъ міра и мірскихъ занятій, но въ то же время обезпечивавшихъ себѣ полученіе содержанія отъ монастыря, см. Никитскій, Очеркъ внутр. исторіи церкви въ Вел. Новгородѣ. Спб. 1879, 88.
4) II. С. Р. Лѣт. VI, 284, IV, 237—238.
на всю личную склонность къ «пустынному» и созерцательному житію, не отличался бы дѣятельнымъ милосердіемъ и не заповѣдалъ бы его своей братіи. Нестяжательность для себя и даже для обители—съ одной стороны, готовность къ помощи нуждающимся—съ другой,—вотъ общая имъ, характерная черта. Такимъ «учителемъ безымѣнія» былъ, напримѣръ, прѳп. Кириллъ Бѣлоозерскій, поставившій своей братіи «во главу добродѣтелей» заповѣдь милосердія и любви, не словомъ только, но п собственнымъ примѣромъ, когда, во время голода, онъ раздавалъ народу безъ остатка все, что было въ монастырскихъ закромахъ, чудеснымъ образомъ однако не перестававшихъ пополняться, по сказанію о жизни святого 1). Такими же нестяжателями были Стефанъ Махрищскій, Евоимій Суздальскій и «великій наставникъ о страннолюбіи и о трудехъ» Димитрій Прилуцкій (т 1392 г.), отказавшійся отъ пожертвованій на монастырь, внушая благотворителямъ, что рабовъ и сиротъ подобаетъ питать прежде, чѣмъ иноковъ 2). Діонисій Глугаицкій (у 1437 г.) на предложеніе князя Юрія Ивановича просить имѣнія для монастыря отвѣтилъ: «инокомъ достоитъ молитися: благій нашъ Учитель Господь рече своимъ ученикомъ: «не стяжите ни злата, ни сребра»; братіи же своей, тотъ же праведникъ внушаетъ: «наипаче подвигнемся помо-гати нищимъ и сиротамъ и вдовицамъ», чтб, въ голодную годину, и выполнялось въ его обители, до послѣдняго мѣшка муки, не думая о завтрашнемъ днѣ, но зато твердо помня, чтб ожидаетъ на Страшномъ Судѣ тѣхъ, кто не накормилъ алчущихъ 3]. Григорій ІІелынемскій (у 1449 г.) включаетъ заповѣдь добрыхъ дѣлъ вообще и милованія нищихъ и братолюбія въ особенности въ свое предсмертное поученіе, а самъ, во времена Шемякиной смуты, кормитъ множество крестьянъ и даетъ имъ пріютъ въ своей обители 4). Корнилій Комель-скій (f 1537 г.) отказывается отъ щедрыхъ даровъ Василія III: «не восхотѣ бо просити ничесоже», кромѣ «земли мало съ лѣсомъ», чтобы «отъ поту лица своего ѣсть хлѣбъ свой и кормить мимопроходящихъ», что и выполнялось до раздачи послѣдняго имѣвшагося 5).
9 Кадлубовскій. 183—186.
-) Тамъ же, 193,-191.
3) Тамъ же. 195, 199, и Коноплевъ, 50.
4) Житіе цреп. Григорія Пельшемскаго. Великія Минеи Четьи. 30 сенг., 2278.
5) Кадлубовскій, 299. Коноплевъ. 88—89, 92.
Достойно замѣчанія, что наилучше организованнаго и наибольшаго развитія благотворительность достигаетъ ѵ нѣкоторыхъ подвижниковъ, отличавшихся мрачнымъ пессимизмомъ настроенія, величайшею требовательностью въ исполненіи аскетическихъ правилъ и доходившею до суровой нетерпимости ревностью о чистотѣ правовѣрія: таковы Пафнутій Боровскій и Іосифъ Волоколамскій. Тотъ самый «ярый окомъ» Пафнутій, что внушалъ трепетъ и страхъ своими рѣчами о Богѣ грозномъ, карающемъ, почти забывая упоминать о Богѣ милующемъ и прощающемъ, считавшій крупнымъ грѣхомъ всякое общеніе съ міромъ, не дозволявшій себѣ ни слова къ женщинѣ, ни взгляда на нее, «даже издалече», изгонявшій прочь инока за какой бы то ни было разговоръ, «кромѣ божественнаго Писанія», этотъ самый кажущійся мизантропъ во время голода кормилъ въ обители своей болѣе, чѣмъ но тысячи человѣкъ въ день *). Сходный по духу съ этимъ учителемъ своимъ, Іосифъ Волоколамскій, сочувствовавшій пове-лѣнію Василія III «еретикомъ языки рѣзати и огнемъ казнити» и даже благодарившій Бога за такую ревность въ охранѣ правовѣрія, этотъ аскетъ, смѣло и грозно относившійся къ властнымъ и сильнымъ міра, былъ полонъ милосердія къ «меньшей братіи», къ крестьянамъ, и ко всѣмъ нуждающимся: украдутъ у кого-либо изъ нихъ косу, или иное что, пала ли у кого лошадь пли «доилица»,—и вотъ, «вси, отъ скорби, притекаша къ отцу, исповѣдуя скорбь свою; онъ же имъ даяніе цѣну ихъ» * 2). Въ голодные года онъ кормилъ цѣлыя толпы безпомощныхъ, а въ особомъ, при монастырѣ устроенномъ пріютѣ —дѣтей, покинутыхъ родителями, за невозможностью прокормить ихъ; онъ «питалъ этихъ чужихъ чадъ и заботился о нихъ такъ, какъ будто они были его собственныя» 3). «Дышавшій гнѣвомъ на нечестіе», онъ всякому больному готовъ былъ на услугу, «питая н напояя, подымая и ностеля устрояя, при-хождая п утѣшая» 4).
Такъ исполняли заповѣдь милосердія и пшцелюбія тѣ
\) Кадлубовскій. 213—218.
2) Житія Іосифа Волоколамскаго, изд. Невоструева въ Чтен. Обіц. Люб. Дух. Просвѣщ. 1865, 36—38, 53.
3) Тамъ же, 49 сл.; 134—135.
4) Тамъ же, 86.
100
вожди обновленія монашеской жизни въ ХУ вѣкѣ ’), которые своимъ выдающимся вліяніемъ на свѣтскую власть, а черезъ нее и на жизнь государственную, непосредственнымъ участіемъ въ текущихъ дѣлахъ церкви и, наконецъ, реформою самого иноческаго быта, въ смыслѣ болѣе систематической и строгой его организаціи, имѣли, несмотря на свой собственный суровый аскетизмъ, возможность довольно часто, дѣятельно, активно соприкасаться съ общественными нуждами и заботами. Это вмѣшательство «іосифлянъ» въ жизнь міра встрѣтило, какъ извѣстно, отпоръ въ лицѣ другого направленія тогдашняго иночества, направленія болѣе склоннаго къ уединенію скитскому, къ созерцательному образу жизни. Рѣшительно отдѣляясь отъ міра и печалей его, эти подвижники полагали, что отшельнику, при совершенномъ выполненіи его аскетическихъ задачъ, является помѣхою какое бы то ни было соприкосновеніе съ міромъ, не исключая и вызываемаго даже наи-лучшиміі побужденіями, тѣми, что заставляли и такихъ суровыхъ аскетовъ, какъ Пафнутій и Іосифъ, превращаться въ кормильцевъ голодныхъ и въ отцовъ сиротъ. Чтобы осуществить эти дѣла милосердія въ ихъ широкомъ размѣрѣ, нужно было имѣть то, что надо было раздавать, то, чѣмъ надо было питать, одѣвать, лечить. Между тѣмъ, какъ Павелъ Обнорскій раньше, такъ теперь Нилъ Сорскій и Корнилій Комельскій, стояли за абсолютное, безусловное «ничего—неимѣніе». «При-тяжаніе селъ и содерлсаніе многихъ имѣній» Нилъ Сорскій считалъ совершенно недозволительнымъ для монастырей. На Соборѣ 1503 года онъ, со старцемъ Паисіемъ, возбудилъ вопросъ объ отобраніи вотчинъ у монастырей 2) и «молилъ объ этомъ самодержца, ради крѣпкаго жительства и добродѣтели множества» 3). Ученикъ Нила, Вассіанъ ГІатрикѣевъ, самъ княжескаго рода и близкій къ великому князю Василію III, настойчиво поддерживалъ это требованіе, «бесѣдуя съ бого- *)
*) Кромѣ исторій церкіш, см. Хруіцовъ. Изслѣдованіе о сочиненіяхъ Іосифа Сапина. Спб. 1868. Архангельскій; Нилъ Сорскій и Вассіанъ Па-трикѣевъ. I. Сиб. 1881, а изъ источниковъ—житія Іосифа, изд. Нсво-струевымъ, и полемическія сочиненія Вассіана: ГІравосл. Собесѣдникъ 1863. III.
'■) Посланіе неизвѣстнаго о враждѣ на Іосифлянъ („Письмо о оелюбкахъ“) въ Прибавленіяхъ къ Твореніямъ св. Отцевъ. X, 505. Ср. Павловъ. Историч. очеркъ секуляризаціи церкови. земель въ Россіи.
3) Житіе Іосифа Вол., изд. Невоструева. 39.
любивыми князи, плачася и рыдая цорковнаго нестроенія» и убѣждая «у церквей и монастырей села отъимати» 1). Скитская нищета, поддерживающая жизнь исключительно трудами рукъ своихъ,—вотъ, по убѣжденію этихъ крайнихъ «нестяжа-телей», надежнѣйшая охрана чистоты иноческаго житія. Оттого прен. Нилъ не признавалъ вещественную благотворительность за монашескую обязанность: «излишняя не подобаетъ намъ имѣти... Не имѣяй бо излише нужныя потребы, не долженъ есть такцвый даяніе даети, и аще речетъ: «не имамъ»,—нѣсть солгалъ... Пишетъ же св. Исаакъ (Сиринъ): «нестяжаніе высши есть таковыхъ подаяній: милостыня бо иноческая—еже помощи брату словомъ во время нужды и утѣшити ему скорбь разсужденіемъ духовнымъ... Се есть душевная милостыня, и толико есть высши тѣлесныя, елико душа высши тѣла, глаголетъ святый Дорооей» 2). Эта тенденція замѣтно отражается на монастырскихъ уставахъ, вырабатывающихся въ эту и послѣдующую, ближайшую пору: преп. Корнилій въ своемъ уставѣ (гл. 6) воспрещаетъ просить что бы то ни было у кого бы то ни было, во избѣжаніе даже малѣйшаго «вещепристрастія». Такую же строгость встрѣчаемъ въ уставѣ преп. Евфросина Псковскаго 3) и въ поученіи Саввы Крыпецкаго. Ученикъ Нила Сорскаго, горячій защитникъ православія па Литвѣ, старецъ Артемій столь же рѣшительно высказывается за «нищее, безмолвное и безвещное житіе», въ противоположность «окаянному обычаю стяжанія селъ и многихъ служебъ»,— дѣлу, приличествующему не иноческому сану, а «царской, паче же мучитсльской власти» 4).
Но это увлеченіе преимуществами скитскаго житія вполнѣ отрѣшившагося отъ заботъ мірскихъ, только у немногихъ, уже въ область ереси уклонившихся противниковъ всякой собственности и всякаго гражданскаго порядка, приняло характеръ дѣйствительнаго равнодушія къ обязанности дѣя-
9 Полѳмич. сочиаснія Вассіана ПатрикЬева. Правое.!. Собесѣдникъ. 1863. Ш, 197, 207.
2) Преданіе преподобнаго отца нашего Нила Сорскаго ученикомъ своимъ о жительствѣ скитскомъ. Сііб. 18S9 (изд. 3), 51—52.
3) Онъ изданъ Серебрянскимъ въ Псковскихъ Енарх. Вѣдомостяхъ 1902 г., часть пеоффиціальная, Л° 1—4. О прен. Евфросинѣ—въ его же Очеркахъ по исторіи псковскаго монашества и у Малинина. Старецъ Филоней.
4) Посланіе старца Артемія: Русс. Иеторич. Библіотека. IV, 1258 —1261.
100*
тельнаго милосердія, такъ, напримѣръ, у Ѳеодосія Косого, который, преувеличивая вышеизложенныя тенденціи «завол-женскихъ старцевъ» (противниковъ' іосифлянъ), дошсіъ до анархическихъ взглядовъ на собственность п на власть, и находилъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, что «поповское повелѣпіе имѣнія приносити и нищимъ подаяти» не распространяется на монаховъ, которые сами — «нищіе псы» и потому свободны отъ долга благотворенія х). Всѣ же упомянутые нами праведные подвижники, несмотря на всю свою склонность къ созерцательному пустынножительству, не уклонялись отъ дѣлъ милосердія каждый разъ, когда волна житейской нужды и печали докатывалась до порога ихъ скитовъ и келій, сокрытыхъ во мшистыхъ болотахъ и лѣсныхъ заросляхъ угрюмаго сѣвера. Такъ Павелъ Обнорскій (у 1429 г. 112 лѣтъ отъ роду), принявшій иночество 22-лѣтнимъ юношею, прожившій 50 лѣтъ «въ безмолвіи по разнымъ пустынямъ» и еще 40 въ монастырѣ, этотъ закопченный представитель самоуглубленнаго подвижничества, «тщательно трудившійся (по словамъ его жизнеописанія) надъ молитвеннымъ очищеніемъ ума и надъ сосредоточеніемъ свѣта божественнаго разума въ сердцѣ своемъ», проводившій долгіе часы «въ неподвижномъ созерцаніи славы Божіей» среди окружавшихъ его звѣрей и птицъ въ глухихъ лѣсныхъ дебряхъ.—былъ въ то же время «нравомъ милостивъ и благоприступенъ», и братіи обители своей повелѣлъ «въ рукодѣліи коемуждо трѵждатися, да не токмо отъ своихъ трудовъ хлѣбъ слѣдятъ, но да и о нищихъ любовь показуютъ» 2). Такъ и Нилъ Сорскій. несмотря на вышеприведенный взглядъ его на несущественное значеніе вещественной благотворительности, предписываетъ: «аще ли же страненъ кто пріидетъ,—уно-коити его, елико по силѣ нашей, и по сихъ, аще требуетъ, даяти ему благословеніе хлѣба» 3). Вассіанъ Патрикѣевъ, раздѣлявшій принципіальное убѣжденіе о необязательности для инока попеченій о матеріальной помощи нѵскдающимся, включаетъ тѣмъ не менѣе въ понятіе христіанскаго совершенства «нищету, милостыню и всякое братолюбіе и состраданіе» 4); а преп. Евфросинъ въ своемъ уставѣ предписываетъ
9 Смирновъ. Какъ'служили міру подвижники древней Руси? 49.
'*) Кадлубовскій. 204—206.
:І) „Преданіе ученикомъ“, 52.
4) Посланіе Вассіана Иатрикѣева. „ІІравосл. Собесѣдникъ“, 1863 III, 108, 207.
«всячески потщиться принять и успокоить пришлеца-стран-ника, кто бы онъ ни былъ, инокъ или мірянинъ; давать ему пріютъ трехдневный, не укоряя его и не принулсдая къ труду, и отпускать съ милостынею»; равнымъ образомъ не отказывать въ хлѣбѣ нуждающимся звѣроловамъ, крестьянамъ или рабочимъ. и отнюдь не брать денегъ за что-либо, ибо «иже кто продаетъ хлѣбъ печеный—подъ запрещеніемъ великимъ тако-вый; все бо Божіе есть: или хлѣбъ, или риза, или злато, или сребро», а потому «еже кто и хощетъ кунити на деньги, никакоже того учините, но туне давайте» *). Такъ, даже принципіально иесочувствовавшіе благотворительному вмѣшательству иноковъ въ заботы о печаляхъ и нуждахъ мірскихъ, и тѣ, въ собственной жизни и въ правилахъ для своихъ чадъ духовныхъ, являлись всегда дѣятельными человѣколюбцами.
Необходимо при этомъ отмѣтить общую русскимъ подвижникамъ черту: ихъ заступничество за слабыхъ, за угнетенныхъ и обездоленныхъ въ свѣтскомъ общежитіи. Это такъ называемое «печалованіе» за «меньшую братію», за «младшую чадь», и даже за осужденныхъ, «опальныхъ», установившееся съ древнѣйшихъ временъ 2) и сдѣлавшееся какъ бы особою прерогативою духовенства 3), держалось, въ сущности, не на юридическихъ правомочіяхъ, а на религіозно-нравственномъ авторитетѣ выдающихся пастырей церкви и гіноковъ-подвиж-никовъ. которымъ ихъ праведность, презрѣніе къ выгодамъ свѣтскимъ и нелицепріятіе давали смѣлость стоять мужественно за слабаго, обиженнаго и за кающагося виновнаго передъ сильнымъ и властнымъ. Таковъ былъ преп. Сергій, по словамъ его жизнеопвсателей, «заступникъ теплъ, печальнымъ утѣшеніе, скорбящимъ и сѣтующимъ радостотворецъ, ратую-щимся и гнѣвающимся миротворецъ..., безвременнымъ печальникъ, обидимымъ помощникъ, насильствующимъ и хищникамъ крѣпокъ обличитель, сущимъ въ плѣненіи—отпущеніе, въ ра-ботехъ сущимъ—свобожденіе, въ темницахъ, въ узахъ держи-мымъ—избавленіе, должнымъ—искупленіе..., грѣшникомъ каю-
М Уставъ преп. Евфросина. „Псковскія Епарх. Вѣдом.“. 1902, Ли 4, 101 — 102.
-) Примѣры уже въ Житіи преп. Ѳеодосія Печерскаго и въ Патерикѣ Печерскомъ; обильныя указанія въ лѣтописяхъ.
3) Янковскій. Печалованіе духовенства за опальныхъ въ Чтеніяхъ Общ. Иот. и Др. Росс. 1876, 1. Малининъ. Старецъ Филоѳей, 682 слл. Павловъ. Курсъ церковнаго нрава. 501—502.
щимся—вѣрный поручитель» *). Таковъ Димитрій Прилуцкій, избавлявшій «словомъ своимъ отъ насилія и отъ злыхъ судей людей, бѣдою одержимыхъ»: таковы и многіе иные...
Особый видъ заступничества—за подневольныхъ, за рабовъ, холопей, отъ насилія и жестокосердія господъ ихъ: «изъ
церкви, съ каоедры храма, изъ монастыря, изъ кельи подвижника», говоритъ Щаповъ, «въ бесѣдахъ съ рабовладѣльцами, въ посланіяхъ къ князьямъ и боярамъ немолчно раздавался пастырскій голосъ въ защиту несвободныхъ, голосъ, требовавшій или освобожденія ихъ, или, по крайней мѣрѣ, улучшенія ихъ матеріальнаго п нравственнаго бытія» * 2). Дмитрій Прилуцкій, возвращая принесенный его обители даръ, говоритъ благотворителю: «отнеси сія въ домъ свой, еже намъ принеслъ, и яже сутъ раби и сироты въ твоемъ дому, сихъ питай, и тѣхъ избытки нашей нищетѣ донеси, да будеши совершенъ милостивецъ, и вмѣнитъ ти Господь въ правду» 3). Діонисій Глушицкій за подобное же участіе къ подневольнымъ прозванъ былъ «рабомъ свободитель» 4). Выдающуюся дѣятельность въ этомъ направленіи проявлялъ Іосифъ Волоц-кій, и притомъ — съ особеннымъ успѣхомъ, благодаря его исключительному вліянію на власть и па знать. Въ бесѣдахъ съ князьями и боярами, въ посланіяхъ къ нимъ, своимъ дѣтямъ духовнымъ, онъ часто заступается за холоповъ; онъ требуетъ отъ сильныхъ и славныхъ міра «восхищенное не по правдѣ отдати», «помиловать бѣдныхъ и убогихъ», улучшить бытъ подневольныхъ, тѣхъ, «что гладомъ таютъ и наготою страждутъ, дабы съ гладу и съ наготы не плакали». Эти забытые, «лишенные («пустые») человѣческаго утѣшенія», на-помииаеть онъ, однако же «крещены однимъ крещеніемъ, искуплены одною (и тою же) кровію Христовою, какъ и богатые и знатные, съ которыми они вмѣстѣ предстанутъ на Су-дищѣ Христовомъ». Жестокихъ или нерадивыхъ къ своимъ крестьянамъ вотченниковъ, невоспріимчивыхъ къ нравственной сторонѣ увѣщанія, аскетъ-человѣколюбецъ старается вразумить хотя бы указаніемъ на обоюдную матеріальную пользу благодушнаго отношенія господъ къ оброчнымъ людямъ: «будьте
*) Житіе нреи. Сергія, изд. О. Л. Д. П., 149.
2) Щаповъ. Голосъ древне-русской церкви объ улучшеніи быта нв' свободныхъ людей. Казань, 1859, 17.
3) Смирновъ 37.
4) Смирновъ 41.
добры къ пахатнымъ крестьянамъ своимъ, не злыми на вла-домыя»; а крестьянамъ онъ же внушаетъ не лѣниться, не упускать господскихъ выгодъ, и трудолюбіемъ благодарить за льготы и попеченія. Послушавшіеся совѣтовъ преподобнаго, по словамъ списателя житія его, «благословишася зѣло и обо-гатѣша паче, н мнози тяжаріе (земледѣльцы) стоги свои учас-тиша и умножиша житгь себѣ», и даже вся волоцкая сторона такимъ образомъ «къ доброй жизни прелагашеся, тишины и покоя наслаждашеся и вси веселящеся бѣаше, поселяне много пособленіе имуще отъ господей селъ ихъ поученіемъ его» *).
Опаснѣе было «печалованіе» за провинившихся или попавшихъ въ немилость государственныхъ людей, либо за цѣлые города; однако и передъ этою задачею не отступали русскіе подвижники. Такъ за предательски Василіемъ III схваченнаго и заточеннаго въ тюрьму послѣдняго изъ удѣльныхъ князей, Василія Шемячича, печаловался передъ великимъ княземъ троицкій игуменъ Порфирій, за что и былъ лишенъ начальствованія надъ лаврою; такъ даже передъ Грознымъ на-смѣлился печаловаться за Курбскаго духовникъ его Ѳеодоритъ Соловецкій, поплатившійся, быть можетъ, смертью за такое заступничество; такъ еще, по просьбамъ псковичей, угнетаемыхъ московскими намѣстнпками, старецъ Елеазарова монастыря Филоѳей «много показа дерзновенія къ государю п моленія о людехъ, также и боляромъ и намѣстникомъ псковскимъ, и обличи ихъ о многой неправдѣ и насилованіи, не убояся смерти; великій же князь и вельможи, видяще его дерзость и безпопеченіе о семъ вѣцѣ, не смѣша ничтоже ему зла сотворити» 2).
Можно ли, послѣ всѣхъ указанныхъ разнообразныхъ и высокихъ доблестей древне-русскихъ подвижниковъ, удивляться вліянію этихъ яркихъ свѣтильниковъ вѣры и правды на массу народную, несмотря па огромное несходство ея грубыхъ нравовъ съ этою возвышенностью стремленій и благодатною чистотою дѣлъ? Вліяніе было вполнѣ заслужено и совершенно естественно. Живоносными, лучами разливался свѣтъ, исходившій изъ этихъ праведниковъ, по лону земли родной. Въ «матери городовъ русскихъ» Кіевѣ, въ Ростовѣ Великомъ, въ вольнолюбивомъ Новгородѣ, въ Москвѣ самодержавной, въ
’) Житіе Іосифа Волок , изд. Нѳвоструева, 98—99.
?) Малининъ. Старецъ Филоѳей. Приложенія, стр. 25.
лѣсныхъ дебряхъ Перми зырянской, до обители Соловецкой, до скитовъ ІІеченгскихъ, «въ варягахъ и на мурманѣхъ», гдѣ полуночное солнце дробится въ волнахъ студенаго моря.— вездѣ, на многострадальномъ фонѣ древнерусской исторіи, впереди, неизмѣнно, выступаетъ, въ своемъ смиренномъ величіи. все тотъ же образъ, инока-подвижника, предшественника и спутника началъ жизни государственной 1), и отца жизни духовной, насадителя добра, труда и просвѣщенія 2), нравственнаго объединителя жизни русской, столь склонной, безъ этой с:мы. къ распаду и къ саморазрушенію.
Сколько разъ, когда, но словамъ современниковъ, «до облакъ вздымавшаяся буря» междоусобій переходила въ кровавы я преступленія, изъ устъ подвижниковъ раздавался то жалостный, то ^грозный призывъ къ враждующимъ «престати отъ таковаго безумія» и вернуться «къ любви свѣтоносной», къ тому «братолюбію единомышленному и единодушному», которому вдохновенную хвалу воспѣлъ уже отецъ нашей исторіографіи, Несторъ 3). II йодъ вліяніемъ этихъ призывовъ, подкрѣпленныхъ подвигами праведности самихъ призывавшихъ къ «безгнѣвно и смиренію», мгновенно смирялись «озвѣрѣвшія сердца», злобные крики и проклятія смолкали и лились слезы раскаянія. Усобицы князей, столь долгія, столь закос-пѣ.тыя, смягчались или прекращались подвижниками, проповѣдниками согласія. Какое вліяніе на ростъ самодержавія оказала поддержка авторитета великаго князя московскаго выдающимися святителями — фактъ общеизвѣстный 4). Дѣятельность митрополита Алексія и преподобнаго Сергія имѣла въ этомъ отношеніи рѣшающее значеніе г>). Митрополитъ Іона,
С О колонизаторскомъ значеніи сѣверныхъ подвижниковъ, см. Коноплевъ. ..Святые Вологодскаго края“ и статью „Древнерусс. пустыни на сЪверовостокѣ Россіи“. „ГІравослав. Собесѣдникъ“ I860. III.
-) Ср. статью „Содѣйствіе русс. монастырей просвѣщенію“ въ „Православномъ Собесѣдникѣ“ 1868 г. I.
3) Лаврентьевская Лѣтопись. Изд. 1897, стр. 133—136.
4і Новѣйшая работа на эту тему—В. Сокольскаго, Участіе русскаго духовенства и монашества въ развитіи единодержавія и самодержавія въ Московскомъ государствѣ въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI в.в., Кіевъ, 1902. Тотъ же вопросъ примѣнительно къ возникновенію и развитію теоріи самодержавія обстоятельно разработанъ Малининымъ въ его книгѣ о Старцѣ Филоѳеѣ. Ср. Л. Тихомировъ. Монархическая государственность. Москва. 1905, часть II, книга 3.
■') Сокольскій, 52—56.
игуменъ Кирплло-Бѣлозерскій Трифонъ, Мартиніанъ Ѳерапоіг-товскій и Михаилъ Клопскій сломили смуту неукротимаго Шемяки, обличая его «дьявольское самомнѣтельство и желаніе братоубійственнаго самоначальства 1). Другіе мирили помѣстныхъ князей въ ихъ распряхъ, напримѣръ, Арсеній Тверской— кашинскаго князя Василія съ тверскимъ Иваномъ Михайловичемъ ~). Многочисленны случаи обращенія кроткихъ праведниковъ къ «возлюбленнымъ князьямъ русскимъ не нрелыца-тися пустошію, славою свѣта сего, еже хуждьше паучины, и яко стѣнь мимо идетъ, и не обидѣть меньшихъ сихъ, сродниковъ своихъ, и изъ за единаго малосамочинія не причинять толикой бѣды и пакости христіанству» :5). Воистину геройской смѣлости достигала нерѣдко эта проповѣдь мира! Юрію Дмитріевичу, возмутившемуся противъ великаго князя, отшельникъ ГІельшемскій Григорій говоритъ открыто: «не но Божьему строенію хощеши власть пріяти: пріимеши здѣсь укоръ и досаду и неустроепіе, поношеніе, и раны, и безчестіе съ чады своими, а опамо—судъ!» '*). Будучи очевидцемъ ужасовъ шемяки нской смуты, «видя святый въ толицѣ бѣдѣ суща христіанство, скоро иде ко князю и глагола ему, не обинуюся, не бояхубося ярости князя: «нѣси ли челъ, княже Димитріе, божественнаго писанія: безъ милости судъ не сотворшимъ милости!.. Дѣла творишп ногайская: ты—князь православныя вѣры, а свою Русь воюешь, и... аще не останешися отъ та-коваго кровопролитія, то вскорѣ отпаденіи славы, и княженія •своего отщетишися»... Слышавъ глаголы сія, князь возъярися на блаженнаго и повелъ его съ мосту рипѵти... Преподобный же, лежавъ па земли многъ часъ, еле живъ возставъ,... пойде въ пустыню свою», гдѣ вскорѣ преставился, 12/ лѣтъ отъ роду Ч 5). Уклоняется ли сама верховная власть на путь неправды, и вотъ игуменъ троицкій, преп. Мартиніанъ Бѣло-озерскій, съ тринадцати лѣтъ «возросшій въ иноческихъ под-
Ч Там'і, исе, 58 слл. Обличительное посланіе духовнаго собора и святителя Іоны противъ Шемяки—Акты Историческіе. I, стр. 76 и сл. №40, грамота 1418 г. митр. Іоны —тамъ же, № 43. стр. 86—87. Ср. №Л° 53, 56, 261 и Житіе Михаила Клоискаго въ приложеніи къ Некрасову. Зарожденіе національной литературы въ сѣвер. Руси.
2) Житіе пр. Арсенія. Марта 21.
;і) Тверская Лътонись. 403—404 и 478.
4) Великія Минеи Четьи. 30 сентября, 2275—2276. г’) Тамъ же.
вигахъ безмолвія и нестяженія», смѣло идетъ къ великому князю и «снимаетъ съ него и съ его княженія Божіе благословеніе». Задумывается Темный: зоветъ бояръ своихъ: «судите, бояре, что сдѣлалъ со мною болотный чернецъ! Но виновенъ я. други, передъ Богомъ: забылъ слово данное, поступилъ неправедно. Идемъ ко Святой Троицѣ, грѣхъ свой исправивши, молить прощенія». И идетъ онъ покорно, съ повинной, въ обитель, гдѣ преемникъ Сергіева завѣта смиреннаго братолюбія радостно встрѣчаетъ, его со всею братіей *). Но вотъ нѣчто большее! Въ 1480 г., когда Иванъ III. оробѣвъ передъ Ахматовой ратыо, колебался вступить съ нею въ бой, а народъ, «долгъ общедательный во умѣ пріемлюіце, молилъ его великимъ моленіемъ, чтобы стоялъ крѣпко за православное христіанство противу безбожному бе-серменству». «злые же человѣки, сребролюбцы богатые и брюхатые, предатели христіанскіе, возлюбившіе богатства и женъ своихъ, паче православной вѣры», уговаривали великаго князя «удариться въ бѣга», во слѣдъ жены его, «римлянки»,—тогда «противъ дворяпъ и бояръ богатыхъ» возвысилъ голосъ свой владыка Ростовскій Вассіаиъ, не убоявшійся всенародно обозвать великаго князя «бѣгуномъ»: «вся кровь на тебя падетъ христіанская, что выдалъ ихъ, бѣжащъ прочь, а боя съ татары не поставилъ!.. Аще боишися смерти, — вѣждь, яко не безсмертенъ еси человѣкъ, смертенъ!.. Дай сіи въ руку мою вой! Хотя азъ и старъ, но не пощажу, ниже отвращу лице мое противъ татаръ!» * 2) Эти историческія слова «Посланія на Угрѵ» имѣли своимъ слѣдствіемъ конечное освобожденіе Россіи отъ столь долго тяготѣвшаго надъ нею позорнаго ига.
Таково воздѣйствіе подвижниковъ на власть. Смотрите, каково оно на толпу! Въ 1359 году, «дьяволу дѣйствующѵ и по совѣту лихихъ людей, бысть мятежъ силенъ въ Новѣго-родѣ,... и сѣча бысть... и стояша три дня межу себѣ... И съѣха владыка Моисей изъ монастыря... и благослови, и рекъ: «дѣти! не доспѣйте себѣ брани, а поганымъ похвалы, а святымъ церквамъ и мѣсту сему пустоты; не сступитеся биться!» И пріяша словъ его, и разидошася» 3). Въ 1397 г. четырех-
') Житіе преи. Мартиніана Бѣлоозерскаго въ Житіяхъ святыхъ архіеп. Филарета. 12 января, стр. 135.
■) 2 Софійская Лѣтопись. УІ, 223—232. Воскресенская Лѣт. VIII, 205— 213. Лѣтописецъ Русскій. Ill, 142—173. Степенная Книга. Ч. II, 139.
3) Продолженіе 1-й Новгород. Лѣтописи, 355.
лѣтняя ожесточенная вражда новгородцевъ со псковичами сразу прекращается увѣщаніемъ «отца Великаго Новгорода» владыки Іоанна къ «дѣтямъ своимъ, новгородцамъ»: «оставить нелюбіе къ братьямъ своимъ младшимъ, псковицамъ, и быть съ ними за одинъ братъ въ христіанствѣ». «И бысть», добавляетъ лѣтописецъ, «крестіаномъ радость и веселіе; а дьяволъ плакашеся. видя себя побѣждаема» *) Въ 1418 г. новая смута въ неисправимомъ гнѣздѣ раздоровъ: «взъярились, аки пьяне»; грабятъ дома богатые, даже монастырь св. Николы; «часъ отъ часа злоба множится»; звонъ набатный идетъ по городу; «срыскиваютъ люди съ обѣихъ сторонъ рѣки, аки на рать, въ доспѣхахъ, на мостъ великій»... И уже идетъ «губ леніе», уже покрылись улицы убитыми... Вознегодовало само небо: «бысть громъ великъ, и молнія блискаше»... Слышитъ объ усобицѣ «промежь дѣтей своихъ» владыка Симеонъ, и «слезы испусти изъ очію, и, вшедъ въ церковь Святыя Софіи, нача молитися со слезами, и облачися въ священныя ризы со своимъ сборомъ, и повелѣ Крестъ Господень и Пречистыя Богородица образъ взяти, п иде на мостъ. И по немъ вслѣ-дующе, свящонници и причетъ церковный и христоименитое людство идоша. и мнози народи, испуіцаюіци слезы, глаголю ще: «да укроти, Господи, молитвами господина нашего,... усобнуЮ рать!» И пришедъ святитель, ста посреди мосту, и, вземъ животворящій крестъ, нача благословляти обѣ странѣ. Овіи же, взираюіце на честный крестъ, кланяхѵся; иіііи, ви-дяще архіепископа изъ очію слезы испускающа,... прослези-шася, ...и разъидошася. благодаряіце Бога и Пречистую Его Матерь,... давшихъ таковаго святителя, могущаго управити своя дѣти... и брань укротити» * 2).
И да не подумаютъ, что сила вліянія въ подобныхъ случаяхъ коренилась только въ высокомъ положеніи пастыря церковнаго! Она была прежде всего въ его праведности, въ томъ духовномъ обаяніи, благодаря которому даже самые смиренные подвижники обрѣтали чудесную, благотворную власть надъ окружающею средою. Въ тяжелые дни Смутнаго времени, когда Великому Устюгу грозило нашествіе ляховъ (повѣствуетъ мѣстная лѣтопись), городъ и округу спасла проповѣдь нѣкоего пришельца, «мниха безмолвствующаго Левкія»,
г) Тамъ же, 3S1—382.
2) 1 Новгородская Лѣтопись, 407—408 и 2-я, 42—45, 258—261.
который, на сой разъ, «изостривъ языкъ свой», воодушевилъ гражданъ на побѣдоносный бой увѣщаніемъ дать обѣтъ: поставить, во избѣжаніе бѣды, единымъ днемъ и безмезднымъ, общимъ трудомъ, храмъ иреп. Варлааму Хутынскомѵ *).
Изумительна была сила вліянія на душу народную преимущественно аскетовъ, постниковъ, затворниковъ, «юродовъ о Христѣ». Однимъ изъ таковыхъ былъ Галактіонъ Вологодскій. Родомъ — князь, сынъ казненнаго Грознымъ Бѣльскаго, «уразумѣвши міра сего многомятежное житіе», онъ. ископавъ на окраинѣ города колодезь и прудъ, «всади рыбы и древія насадивъ, затворися въ келейцѣ малѣ», отдавая все время молитвѣ и сапожному труду, выручку изъ коего дѣлилъ на три части: «одну даяніе церкви Божіей, вторую — ппщимъ,
третію же частію самъ питашсся». Ему мало было голода, власяницы, воспрещенія сна въ лежачемъ положеніи: онъ прикрѣпилъ себя къ потолку келіи желѣзною цѣпью .. Но въ затворѣ онъ не остался безполезнымъ для міра: къ нему стекались за совѣтами, за назиданіемъ; онъ воздвигалъ унылыхъ и падшихъ, вразумлялъ забывавшихъ горнее ради земного. Молитва его достигла чудесной силы: въ бездождное лѣто, грозившее голодомъ, епископъ съ крестнымъ ходомъ пришелъ просить подвижника принять участіе въ общей молитвѣ. Не колеблясь, нарушилъ праведникъ свое нравило, снялъ цѣпь и явился въ храмъ слиться съ народомъ въ единодушномъ благочестивомъ порывѣ. И угодна была Богу молитва: обильный дождь напоилъ истомившіяся нивы... Но вотъ настало лихолѣтье, пора усобицъ, самозванцевъ, ляховъ... Въ такіе дни эти «странные» люди, эти юроды изъ затворниковъ превращались въ общественнымъ героевъ, изъ молчальниковъ— въ вѣщихъ пророковъ Божьяго гнѣва и Божьяго же милосердія... Поляки наступали на Вологду; а въ городѣ порядки были не крѣпки, оборона слаба, сторожевье нерадиво: «воеводы пропили Вологду»... Въ эти черные дни Галактіонъ, сознавая, что «время дѣлательное наста», снова снимаетъ съ себя цѣпь, идетъ въ земскую избу и пламенною рѣчью призываетъ народъ и власть къ покаянію всеобщему и къ защитѣ родины, на развалинахъ которой умираетъ и самъ 2). Въ эти
Великоустюжская Лѣтопись, 51—55, и Временникъ Устюга Великаго, перепечатанный въ Вологодской Старинѣ, 363—366.
2) Житіе иреп. Галактіона: Филаретъ. Житія святыхъ. 24 сент.—Вологодская Старина, 309- 310. Коноплевъ, 106—108.
же годы Иринархъ Ростовскій, 13 лѣтъ проведшій подъ бременемъ трехъ тяжелыхъ цѣпей и М2 мѣдныхъ крестовъ, покидаетъ свою келью и идетъ къ Шуйскому упредить ого о надвигающихся бѣдахъ. На вопросъ свирѣпаго пана Микульскаго: «кого признаетъ онъ царемъ?» старецъ отвѣчаетъ: «я— русскій; живу въ землѣ русской; иного царя, кромѣ русскаго, не знаю!» Сапѣгѣ, дивившемуся «правдѣ батьки, подобнаго которому онъ нигдѣ не видалъ», Иринархъ предрекъ смерть, если ляхъ не прекратитъ разорять Россію. Пожарскому, въ минуту смущенія, онъ взывалъ: «иди на Москву! увидите славу Божію!» а ляхамъ, вторично нагрянувшимъ-было на Ростовъ и оповѣстившимъ старца объ исполненіи предреченнаго имъ Санѣгѣ, онъ молвилъ: «если не уйдете въ свою землю, не быть и вамъ живыми!», послѣ чего враги покинули городъ, никого и ничего не тронувши, изъ уваженія къ праведнику *).
Таковы были духовныя силы русскаго подвижничества, таково ихъ вліяніе на отдѣльныя личности, на массу народную и на жизнь частную и общественную. Высокіе идеалы религіозные и нравственные, воплощавшіеся въ рѣчахъ и дѣлахъ праведниковъ, были, разумѣется, во всей полнотѣ своей недосягаемы для большинства; но фактомъ великой исторической важности остается то, что большинство русскаго народа неизмѣнно, въ теченіе долгихъ вѣковъ, понимало и принимало эти идеалы, какъ наилучшіе, вѣрнѣе—какъ единственные неложные и правовѣрные съ православной точки зрѣнія. Эти идеалы большинство народное, вмѣстѣ съ передовыми вождями древнерусскаго сознанія, благоговѣйно чтило, считало посильное приближеніе къ нимъ за истину и праведность, а уклоненіе отъ нихъ—за путь грѣховный, погибельный. Идеалы эти, въ своей сущности и чистотѣ, неосложненной нѣкоторыми позднѣйшими, быть можетъ, чрезмѣрно-суровыми аскетическими чертами, были даны уже въ писаніяхъ и преданіяхъ святоотеческихъ, которыя оставались всегда первоначальнымъ родникомъ, питавшимъ душу русскаго подвижничества. И этотъ же источникъ, въ лицѣ наиболѣе склонныхъ къ созерцательному житію но- б
б Житіе прен. Иринарха. ІЗ января и Ярославскія Енарх. Вѣдомости 1872 г., часть неоффиц., 343, 331. 339, 367, 370, 385, 393, 404 и 1884 г., 329 и Толстой. Жизнеописанія угодниковъ Божіихъ, жившихъ въ предѣлахъ нынѣшней ярославской епархіи. Ярославль, 1896, 32 —34.
движниковъ ХУ и XVI столѣтій, въ лицѣ Евфросина Псковскаго 1), Нила Сорскаго и его послѣдователей 2), обновилъ новою, освѣжающею струею русское иночество, частію—путемъ непосредственныхъ впечатлѣній, воспринятыхъ на Аѳонѣ, гдѣ, какъ разъ въ эту пору, снова усилилось мистически-созерцателыюе направленіе въ подвижничествѣ, частію же— сосредоточеннымъ изученіемъ преимущественно такихъ великихъ наставниковъ христіанской аскетики, какъ Исаакъ Сиринъ, Симеонъ Новый Богословъ и Григорій Синаитъ, оказавшихъ значительное вліяніе на прен. Нила Сорскаго, Кор-нилія Гомельскаго и на уставы ихъ 3). Благодаря этому усиленномъ притоку духа, почерпаемаго въ святоотеческихъ писаніяхъ, силы русскаго подвижничества не оскудѣвали даже и въ XVII вѣкѣ, когда на родину нашу стало уже замѣтно проникать иное, западное, обмірщающее вліяніе. Оно начало вносить разладъ въ доселѣ нераздѣльно царившій въ древней Руси аскетическій образецъ устроенія жизни; но новому вѣянію лишь съ трудомъ и медленно удавалось колебать старое, и, главнымъ образомъ, благодаря непрекращавшемуся. жизненному воплощенію прежняго идеала въ лицѣ праведныхъ подвижниковъ. Еще въ половинѣ XVII вѣка западные наблюдатели дивились «безпримѣрной (по выраженію Юрія Крижа-нича) милости, даруемой Господомъ этимъ простодушнымъ мокахамъ-пустынникамъ», которые, «съ величайшимъ трудомъ, съ опасностью для славы и жизни, объ одномъ только и стараются, чтобы имѣть возможность угодить Богу и, нерѣдко смертью утверждая ученіе Христово, призвать души многихъ съ пути заблужденія на путь правый и принести ихъ въ жертву Христу» 4).
V.
Не совсѣмъ омертвѣло это благотворное воздѣйствіе на совѣсть народную и въ наши дни. И понынѣ еще не изсякли
Д О вліяніи на развитіе Евфросина его путешествія въ Греціи, см. Серебрянскій. Очерки по исторіи нсковск. монашества, 245 слл. и Малининъ. Старецъ Филоѳей, 16 и др. (вопреки Голубинскому, неосновательно отрицающему хожденіе преподобнаго въ Константинополь).
-) О вліяніи аѳонскихъ впечатлѣній на Пила Сорскаго. Кадлубов-скій, 361 сл., и Архангельскій, 166 слл.
3) Кадлубовскій, 361—366.
4) Записка Юрія Крижанича о миссіи въ Москву, 1641 г. Изд. Имп. Общ. Ист. и Древ. Госс. Москва, 1901, сгр. 30 (со ссылкой и на Герберштейна).
эти источники ничѣмъ пока не замѣненнаго воспитанія нравственности и благочестія въ народѣ. Достопочтенныя стѣны древнихъ обителей, поросшія нерѣдко лѣнью духовною, подбѣленныя ложью фарисейскою, загрязненныя корыстью превращающихъ домъ молитвы въ столы мѣнялъ небеснаго на земное и торгашей остатками любви къ святынѣ, — эти славные въ прошломъ очаги «свѣта тихаго», просвѣщавшаго міръ, еще не въ конецъ утратили духъ животворящій! Еще есть «тихія пристани», гдѣ живы завѣты и примѣры Серафима Саровскаго, старцевъ Оптинскихъ, Ѳеофана и иныхъ, чьи имена не заноситъ въ отрывные листки свои легковѣсная исторія дня, но которыя неизгладимыми чертами запечатлѣны въ тайникахъ сердецъ тѣхъ, что и понынѣ, сквозь зной и стужу, за тысячи верстъ, не смущаясь встрѣчными соблазнами, стремятся сюда зачерпнуть сердцемъ, жаждущимъ правды, хотя бы единую каплю «воды живой»...
И вотъ почему мы не можемъ согласиться съ приговоромъ вождя ученаго протестантизма (Гарнака), будто восточное монашество, не поддавшись соблазну обмірщенія и сохранивши свою самобытность, осталось «одинокимъ» непригоднымъ къ потребностямъ жизни современной *). Одинокимъ его никакъ нельзя признать, если съ нимъ—еще и доселѣ значительная часть души народной, несмотря на всю ужасающую убыль души за послѣднее время. И что это такъ, что это сочувствіе фактъ—тому яркое, неоспоримое доказательство та широкая и дружная волна духовнаго подъема, которая охватывала на нашихъ глазахъ душу народную въ дни прославленія новоявленныхъ угодниковъ Божіихъ. Мнѣ не забыть того умилительнаго впечатлѣнія изъ дней далекой, ранней юности, когда, по пути въ Задонскъ, къ открытію мощей святителя Тихона, непрерывная цѣпь смиренныхъ богомольцевъ, тянувшаяся по большимъ и проселочнымъ дорогамъ, на вопросъ проѣзжаго: «Туда что ли?» дружно и строго, «истово», словно соборнымъ рѣшеніемъ всего великаго міра православнаго, отвѣчала: «вѣстимо, туда, а то куда же, родимый?» Бо-истипу, «туда», и понынѣ все еще «туда» стремится душа народная, тамъ, гдѣ она еще есть, гдѣ она, по вдумчивому слову народному, еще не стала, въ плѣну у суеты и похоти животной, «паромъ», безслѣдно исчезающимъ. Да! и понынѣ «туда!..» потому что
г) llarnack. Das Mönchthum, 63.
протекшее полустолѣтіе, столько давшее въ другихъ областяхъ общественныхъ потребностей, почти ничего не дало, да, по своему духу, и дать не могло, на смѣну этого исконнаго порыва «туда»; и душѣ народа-грѣпшика, по п народа страдальца, парода-иодвижннка, для отрезвленія отъ соблазна зла, для преодолѣнія его добромъ, и понынѣ, за неимѣніемъ у него иного, лучшаго идеала, идти «некуда», кромѣ, какъ къ старой, родимой «тихой пристани». Это подтвердилось передъ лицомъ недоумѣвающей, такъ называемой «передовой» Россіи въ свѣтлые дни Чернигова и въ особенности Сарова. Когда, въ тихую ночь йодъ Н)-с іюля, подъ тѣнью вѣковыхъ сосенъ, при блескѣ чистыхъ звѣздъ небесныхъ, въ многотысячной толпѣ, притекшей изо всѣхъ сторонъ необъятной, когда-то единой духомъ, а потому и мощной родины, безъ уговора, въ дружномъ, овладѣвшемъ сердцами порывѣ, раздался канонъ пасхальный въ привѣть тому, по преимуществу народному угоднику, святому подвижнику, отшельнику, который во отше-ствіи отъ міра суетнаго, не оставилъ однако міра любовью праведною и настолько былъ полонъ ею, что каждаго встрѣчалъ привѣтствіемъ любви всепрощающей: «Христосъ Вос-кресе!» — тогда, въ отѵ торжественную минуту исповѣданія души народной, стало ясно, что она жива еще, п что любовь и благоговѣніе ея—еще неизмѣнно у сокровища родныхъ ей, свято-отеческихъ преданій.
Что будетъ дальше—мы не знаемъ! столькое со всѣхъ сторонъ дѣлается въ противоположность святымъ завѣтамъ этимъ, столькое, чтобы развѣнчать ихъ, извѣриться въ нихъ и противопоставить имъ иные образцы и цѣли, иногда, по-своему, и благонамѣренные, но несоизмѣримые съ прежними идеалами и по возмѣщающіе ихъ, что намъ, маловѣрамъ, легко усу-мниться *въ непоколебимости сочувствія народной души ея исконному подвижническому пониманію святости. Но одно мы можемъ сказать: пока въ духовномъ народномъ строѣ нашемъ не вымретъ его коренная черта, такъ проникновенно постигнутая Достоевскимъ: сознаніе своей грѣховности, при неспособности успокаиваться па немъ и при вытекающей отсюда жаждѣ очищенія личнымъ подвигомъ для нравственнаго возрожденія,—до тѣхъ пор': мы уповаемъ, нс вымретъ въ русской народной душѣ и влечс ! къ подвижническому пониманію задачъ жизни вообще.
Совсѣмъ иначе ставится вопросъ о живучести и дѣйствен-
ности того же идеала по отношенію къ пашей интеллигенціи. Односторонне увлекаясь свѣтскою культурою Запада, до забвенія и отреченія отъ противоположныхъ ей религіозныхъ основъ родного русскаго жизнепониманія 1), наша интеллигенція, при нынѣ преобладающемъ въ ней настроеніи, разумѣется, лишена способности воспринимать сочувственно духовныя сокровища свято-отеческихъ подвиговъ и писаній. Иначе быть не можетъ, потому уже, что въ нихъ она не только не,находитъ подтвержденія своего основного начала, но видитъ въ нихъ даже какъ разъ обратное ему, а именно: гуманистическому и натуралистическому убѣжденію въ нормальности и правомѣрности данной и будто бы естественной человѣчности здѣсь противопоставленъ аскетически-христіанскій взглядъ на грѣховность, а потому и несовершенство человѣческой природы въ ея настоящемъ состояніи, а слѣдовательно, признана и ея малоцѣнкость, сравнительно съ сверхъестественными дарами благодати Божіей, преображающей грѣховное въ праведное! Изъ этой принципіальной противоположности вытекаетъ и другой контрастъ, уже практическаго свойства: умаленіе христіанскимъ подвижничествомъ значенія заботъ о внѣшнемъ устроеніи земныхъ отношеній, въ противоположность выдвиганію ихъ на первый планъ свѣтскою культурою. Разладъ сторонъ здѣсь глубокій и жгучій, и напрасно многіе изъ новыхъ защитниковъ аскетическаго идеала стараются смягчить несомнѣнно существующую противоположность. Добросовѣстнѣе, да и производительнѣе, не обинуясь, признать ея наличность, что однако отнюдь не равносильно обвинительному приговору надъ аскетическимъ началомъ. Все зависитъ здѣсь отъ взгляда на то, чѣмъ должна бытъ, и можетъ стать жизнь земная. Тѣмъ, кто ставитъ ей лишь земныя и временныя цѣли, только натуралистически-человѣческія, тѣмъ нечего искать въ твореніяхъ и жизненныхъ образцахъ святоотеческихъ опоры и вдохновенія для своихъ плановъ и задачъ въ настоящемъ и будущемъ: они встрѣтятъ тамъ только отпоръ и противодѣйствіе.
1) Глубоко искреннее, на личномъ опытѣ выстраданное и мужественно, передъ лицомъ закоснѣлыхъ предубѣжденій исповѣдуемое раскрытіе духовныхъ недуговъ нашей „интеллигенціи“ дано въ сборникѣ „Вѣхи“ (Москва, 1909), который, по содержательности и силѣ мысли, такъ же, какъ и но значенію авторовъ въ процессѣ развитія самой интеллигенціи, смѣло можио назвать выдающимся историческимъ событгемг> въ духовной жизни русскаго общества.
Однако даже и они должны признать огромное историческое значеніе этихъ ученій и этихъ примѣровъ по отношенію къ прошлому и даже еще и къ настоящему. Тѣ, наоборотъ, кто въ своемъ, рѣшительно аскетическомъ воззрѣніи на міръ и все мірское, какъ на неисправимо поврежденное грѣхомъ, ищутъ въ отрѣшеніи отъ земного облегченіе перехода къ небесному,—тѣ найдутъ, какъ столькіе изъ ихъ предшественниковъ въ прошломъ, въ этихъ образцахъ жизни и въ этихъ писаніяхъ утѣшеніе и подкрѣпленіе силъ для возлагаемаго на себя, немногимъ доступнаго подвига. Однако, при всей наличности суроваго аскетизма въ святоотеческихъ примѣрахъ, такъ мыслящіе едва ли вѣрно истолкуютъ смыслъ подвижничества, если сущность его будутъ полагать въ самодовлѣющемъ актѣ отреченія отъ міра, а не въ духовномъ перевоспитаніи человѣческаго существа, то есть во внутреннемъ подвигѣ, имѣющемъ конечною цѣлью жизнь вѣчную въ царствіи небесномъ, но, попутно, пересоздающемъ въ христіанскомъ духѣ и жизнь временную, въ царствѣ земномъ. Для тѣхъ, наконецъ, кто не извѣрился еще въ осуществимости царства праведнаго, благодатнаго устроенія рода человѣческаго и не отчаялся еще въ пришествіи его и въ свершеніи воли Отца Небеснаго, «яко на небеси, и на земли»,—для тѣхъ содержаніе подвижническаго идеала и соотвѣтственные пути къ его достиженію останутся въ настоящемъ и будущемъ неисчерпаемымъ источникомъ наученія ума, очищенія чувствъ, воспитанія воли и окры-ленія желаній для величавой задачи, а именно: въ чаяніи совершенной жизни будущаго вѣка, еще и на землѣ намъ, «нѣкогда язычникамъ по плоти» и «безбожникамъ въ мірѣ (Ефес. 2, 11 и 12), стать «во единаго новаго человѣка», стать «согражданами святымъ и своими Богу, имѣя Самого Іисуса Христа краеугольнымъ камнемъ, на которомъ все зданіе, слагаясь стройно, возрастаетъ во святой храмъ въ Господѣ, въ жилище Божіе Духомъ» (Ефес. 2. 15, 19—22), «дабы въ устроеніи полноты временъ, все небесное и земное соединить подъ главою Христомъ (Ефес. 1, 10). Такое «согражданство святымъ», такая «близость» Богу объединенныхъ во Христѣ многоразличныхъ тружениковъ домостроительства благодати Божіей, предуготовляетъ уже и на землѣ свое и своихъ братьевъ спасеніе, не столько второстепенными «попеченіями о многомъ», хотя и это не исключено, въ подчиненномъ высшей задачѣ смыслѣ, сколько сосредоточеніемъ на «единомъ
на потребу», не столько, слѣдовательно, трудами надъ внѣшними условіями человѣческаго общелситія (хотя строгій отвѣтъ за горькіе плоды и этого неустройства грозитъ всѣмъ на Страшномъ Судѣ), сколько внутреннимъ воспитаніемъ обращенной кт» Богу личности.
Непріемлемость христіанскаго подвижничества духомъ вѣка коренится во-первыхъ, въ ошибочномъ мнѣніи, будто внѣшнія проявленія самоограниченія и самоотрѣшенія составляютъ сущность аскетизма, тогда какъ, по свидѣтельству св. Отцовъ, они— только его средства и методологическіе пріемы, не для всѣхъ и всегда примѣнимые, сущность же, какъ мы уже сказали,— во внутреннемъ воспитаніи и дисциплинѣ духа. Вторымъ препятствіемъ считается обычно предполагаемая, будто бы абсолютная несогласимость подвилшичества съ міромъ и враждебность перваго ко второму. Замѣчаемъ ли мы однако, какое крупное недоразумѣніе сокрыто въ этомъ утвержденіи? Нечего и говорить, конечно, что къ грѣховному состоянію міра христіанское подвижничество относиться сочувственно или по-творственно не можетъ; съ грѣховностью мірскою оно разрываетъ радикально и непримиримо. Но только съ нею, только съ грѣховнымъ искаженіемъ міра и человѣчества въ ихъ противонравственномъ и противобожескомъ состояніи, а отнюдь не съ тѣмъ состояніемъ, каковое должно бы быть и какое, при хрисгпіанскомъ усиліи и благодатной помощи, можетъ быть. Міру и человѣчеству, пересоздаваемымъ въ ступень къ водворенію Царства Божія, къ исполненію воли Отца Небеснаго «и на земли», христіанское подвилшичество—не врагъ, а другъ, сотрудникъ, наставникъ и воспитатель. Подвижничество въ этомъ смыслѣ—не упраздненіе міра, не умерщвленіе жизни, а претвореніе міра, перерожденіе жизни, однако не извнѣ, а извнутри, не путемъ прежде всего внѣшняго упорядоченія мірскихъ отношеній, а путемъ духовнаго перевоспитанія человѣка, какъ объекта, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, и какъ творца этихъ отношеній. Это — пересозданіе житейскаго порядка такое, въ которомъ конечною цѣлью будетъ не внѣшнее и матерьяль-ное благоустройство, а нравственное усовершенствованіе; это— перевоспитаніе общества изъ царства подзаконной справедливости въ царство благого воленія и праведности; словомъ, это— очищеніе и освященіе, обоженіе человѣка, а черезъ то и жизни, и міра. Лишь поскольку житейскія отношенія противодѣйствуютъ этому идеалу, христіанскому подвижничеству
101*
приходится чуждаться ихъ, но даже и въ этомъ состояніи міра оздоровленію и улучшенію его оно не противно и, какъ ярко свидѣтельствуетъ вся исторія, подвижничество всегда включало и это въ свою задачу, но своимъ, вышеуказаннымъ способомъ, подчиненнымъ высшей цѣли—духовной.
Оттого и удаленіе отъ міра для истиннаго подвижника можетъ быть въ этомъ смыслѣ признано вынужденнымъ, вызваннымъ подмѣною царства праведности царствомъ грѣха. Какъ законъ въ мірѣ, такъ и исходъ изъ міра «преступленія ради приложися». Не говоритъ ли Златоустъ противникамъ иночества: «хотѣлъ бы я не меньше, а гораздо больше васъ, и часто молилъ о томъ, чтобы миновалась надобность въ монастыряхъ, и такой бы насталъ добрый порядокъ въ городахъ, чтобы никогда, никому не нужно было убѣгать въ пустыню»... Но до тѣхъ поръ, пока «все полно всякаго беззаконія и неправды... мы привлекаемъ въ монастыри, чтобы люди избѣгали грѣха и любили добродѣтель» *). Значительно позднѣе, въ центрѣ непомѣрнаго увлеченія монашествомъ, Симеонъ Новый Богословъ не колеблется видѣть въ немъ порожденіе необходимости, противоядіе иначе непреодолимой духовной лѣни 2). Осмѣлимся ли черезъ столько вѣковъ сказать, что эти рѣчи великихъ учителей церковныхъ пережили свой смыслъ, что имъ болѣе нѣтъ мѣста и оправданія въ нашей жизни? Всяческое беззаконіе и глубина неправды не обступаютъ ли пасъ отовсюду, въ иныхъ, но лучшихъ ли, менѣе ли опасныхъ личинахъ, чѣмъ въ грубой и страстной Византіи? а духовная лѣнь не объемлстъ ли болѣе, чѣмъ какой-либо иной, нашъ болѣзненно-торопливый и суетливый вѣкъ, для котораго, но не совсѣмъ ироническому замѣчанію прогрессивнаго американскаго кардинала Эйрлэнда, «матерьяльное стало важнѣйшимъ и высшимъ въ жизни?» 3) и, когда, по признанію одного изъ руководителей такъ называемаго «этическаго движенія», Шельдона, «пропорціонально росту борьбы за хлѣбъ и имущество, мы все менѣе задумываемся надъ смысломъ
*) Златоустъ. Творенія. Изд. Спо. Академіи 1898. Т. I, Слово I къ враждующимъ противъ привлекающихъ къ монашеской жизни и Слово III къ вѣрующему отцу.
а) Oratio 33. Mignc. Р. Gr. Т. СХХ, 497.
л) L’Uglise et le siede. Conferences et Disc-ourx de Mgr. Ireland. 8 edit. Paris, 1894, 202—3.
жизни и тѣмъ болѣе вымираетъ въ насъ душа»? 1) Намъ ли, если мы не въ конецъ сроднились съ этимъ пониженіемъ человѣческаго достоинства, говорить о ненужности для современной жизни твердынь огражденія отъ потопа суеты и тлѣна, твердынь, еще кое гдѣ, еще изрѣдка хранящихъ очистительный огонь съ древне-христіанскаго алтаря пламенной любви къ высшей чистотѣ и совершенной праведности? Нашимъ ли плѣннымъ у міра сердцамъ бояться увеличенія или хотя бы поддержанія «тихихъ пристаней» праведнаго безстрастія? Пожелаемъ, наоборотъ, чтобы онѣ были еще возможны, конечно, въ своемъ должномъ, въ своемъ истинномъ смыслѣ!
Я не могу входить здѣсь въ обсужденіе тѣхъ способовъ, какими, и въ наши дни, иночество, проникнутое священными преданіями прошлаго и сознаніемъ своихъ обязанностей передъ настоящимъ, могло бы, но въ ущербъ своей первой, своей главной задачѣ внутренняго, духовнаго усовершенствованія, проявлять возращаемыя имъ нравственныя силы и вовнѣ, въ дѣятельности просвѣтительной, воспитательной, благотворительной. Полагать, что эти области труда не совмѣстимы съ иночествомъ по его задачѣ, неосуществимы по его положенію, значило бы забыть ту славную лѣтопись любви дѣятельной, которой полна его исторія, наша родная исторія—въ особенности. Вопросъ о предѣлахъ и способахъ этой дѣятельности, несомнѣнно, сложный и спорный въ частностяхъ, и не здѣсь вдаваться въ его подробности; о немъ говорено и писано не мало, между прочимъ, совсѣмъ недавно, и, на нашъ взглядъ, прекрасно, Н. Д. Кузнецовымъ въ его докладѣ Предсоборному Присутствію «объ общественномъ значеніи монастырей». Раздѣляющимъ мнѣніе о такомъ примѣненіи христіанскаго подвижничества, а также представителямъ и противоположнаго взгляда было бы поучительно поближе ознакомиться съ тѣмъ, сколько и съ какими результатами въ настоящее время дѣлается католическимъ монашествомъ въ области серьезнѣйшаго труда научнаго, миссіонерскаго, педагогическаго и въ сферахъ широкой и разнообразной благотворительности.
По отъ этого сложнаго и, повторяю, для многихъ въ своихъ частностяхъ спорнаго вопроса я спѣшу перейти къ послѣднему положенію, позволяю себѣ думать, безспорному, хотя сразу оно и можетъ показаться парадоксальнымъ. Я разумѣю
Sheldon. What does it mean to be religious "? въ Ethical Addresses-1 series, № 3. Philadelphia, 1894, p. 52.
необходимость именно въ наши дни, не для исшедшихъ изъ міра, а для пребывающихъ въ немъ, для всѣхъ насъ, несущихъ свѣтскія обязанности, необходимость внутренняго самоустроенія па основахъ правильно понятаго христіанскаго подвижничества. Не въ отсутствіи ли нравственнаго самоустроенія на высокой и незыблемой основѣ кроется несознаваемая нами, но глубочайшая причина всѣхъ нашихъ внѣшнихъ неустройствъ и немощность всѣхъ, даже искреннихъ и благонамѣренныхъ попытокъ ихъ устраненія?.. Я не отрицаю важности, настоятельности, неотложности многихъ задачъ внѣшней, экономической, гражданской и государственной жизни; не говорю о возможности бросить ихъ безъ рѣшенія или хотя бы какой-либо помощи! Но какъ рѣшать увѣренно и правомочно всѣ очередныя задачи жизни, какъ вносить въ нихъ строй и порядокъ съ надеждой на успѣхъ, если большинство изъ насъ, упорядочивающихъ другихъ, сами такъ внутренне неупорядо-чены? Какъ править надежно сложною волною общественныхъ страстей, когда мы сами, сплошь и рядомъ, ежечасно—рабы нашихъ личныхъ страстей? Какъ говорить производительно на величавую тему объ общемъ благѣ, о высшемъ благѣ, когда все кругомъ — въ позорномъ плѣну у мелкихъ‘ похотей и пошлыхъ наслажденій прихоти и минуты? Какъ быть достойнымъ, авторитетнымъ семьяниномъ, отцомъ-восгштателемъ, граждани-номъ-законодателемъ тому, кто добросовѣстно и со смиреніемъ, по-христіански, свѣрившись съ тайнами души своей, принужденъ воскликнуть: «иныя снасаяй, самъ не можешь спастись!.>> И вотъ здѣсь-то, въ сосредоточеніи надъ необходимѣйшею, неотложнѣйшею изъ всѣхъ работъ, изъ всѣхъ дѣлъ, надъ внутреннею работою надъ самимъ собою въ духѣ праведнаго смиренномудрія,—здѣсь-то, шире, примѣнимѣе для большинства, чѣмъ въ уединеніи монастыря, раскрывается искони, а въ наши дни въ особенности, плодотворная среда для примѣненія началъ истиннаго христіанскаго подвижничества. Почему въ наши дни преимущественно? Да потому, что едва ли когда трудность и сложность важныхъ запросовъ жизни такъ нуждалась въ той духовной мощи, которая выковывается въ чудодѣйственную силу въ подвижнической внутренней дисциплинѣ праведности. Укажите мнѣ хотя одну область обязанностей современной жизни, добросовѣстно понятыхъ и принятыхъ, гдѣ мы не нуждались бы въ но-истинѣ геройскомъ подвижничествѣ? Или ненужно оно въ современной наукѣ, гдѣ столько самоотвер-
жѳннаго, тяжелаго труда должно сочетаться съ такою скромностью и осторожностью выводовъ, съ такимъ самоотреченіемъ отъ торопливаго и невзыскательнаго тщеславія передъ лицомъ безпристрастной истины? Или не нужно очистительное воздѣйствіе христіанской нравственной строгости на блуждающее столь часто по нездоровымъ путямъ искусство, проматывающее высокій Божій даръ недостойно?.. А въ области педагогической, требующей предварительнаго самовоспитанія воспитателей, трудности въ наши дни не возросли ли для добросовѣстныхъ до превращенія этого священнаго дѣла въ настоящій подвигъ, а подчасъ даже и въ духовное мученичество?.. Въ мірѣ отношеній экономическихъ, при чудовищной противоположности современнаго богатства къ бѣдности,—или не нужно воздѣйствіе аскетизма для однихъ,—чтобы покаяніемъ дѣятельной любви искупить грѣхъ своего счастія, чуть не преступнаго среди окружающей нужды и нищеты?,—а другимъ— не нужно ли подвижническое смиреніе, чтобы, не въ гнѣвѣ и мести, а въ терпѣніи и кротости, выстрадать и превозмочь судьбу обездоленныхъ, угнетенныхъ или обиженныхъ?.. Надо ли, наконецъ, напоминать о необходимости нравственнаго подвижничества общественному дѣятелю на тѣхъ, особо-скольз-скихъ путяхъ, по которымъ, въ угарной атмосферѣ партійныхъ и личныхъ страстей, вращается безжалостно давящее враговъ и друзей колесо политики?..
Но развѣ нѣтъ, скажутъ намъ, ученаго или соціальнаго подвижничества въ жизни, но только своего, специфическаго, несвязаннаго съ христіанскимъ и даже часто ему противоположнаго? Не отрицаемъ — есть! Но и глубоко вѣримъ, что здѣсь-то и таится источникъ трагическаго противорѣчія современной жизни: искренности и благородства многихъ ея стремленій съ одной стороны, а съ другой — ея безсилія и всяческихъ паденій, несмотря на наличность «своихъ, особыхъ» родовъ подвижничества. Именно потому, что въ каждой области дѣятельности, въ каждой группѣ дѣятелей, а иногда даже у отдѣльныхъ лицъ, подвижническое усиліе—только свое, особое, съ другими усиліями органически необъединепное и непримиренное, именно потому, что всѣ наши порывы и напряженія полны разлада, колебаній, противорѣчій, противодѣйствій, они немощны, и, по той же причинѣ, какъ частичные и условные, какъ выведенные не изъ абсолютнаго, предѣльнаго идеала, не изъ высшей, всеобъемлющей цѣли, не изъ
неизмѣнной въ своей сущности нормы жизни, — эти порывы, эти усилія несовершенны, а часто и прямо ошибочны. Всѣ, даже и благороднѣйшія стремленія къ свѣтскому подвижничеству нуждаются въ незыблемой и абсолютной внутренней, духовной первоосновѣ, и иной основы, въ ободряющемъ и плодотворномъ смыслѣ, кромѣ христіанской, для подвижничества даже житейскаго быть не можетъ! Не замѣнить ее основою такъ называемой естественной, гуманистической нравственности, чуждой, по существу, началу аскетическому, взывающей не къ добродѣтельному самоограниченію, а къ наибольшему удовлетворенію наибольшихъ потребностей. Извѣстное ограниченіе этого «разрѣшенія па вся» неизбѣжно, конечно, и въ гуманистической этикѣ, но лишь въ силу практической необходимости, по внѣшнему принужденію, а если добровольно,—то въ противорѣчіе съ основнымъ принципомъ этой нравственности. Не замѣнить христіанскаго подвижничества и пессимистическому аскетизму восточнаго буддизма и западной мудрости отчаянія: такое самоотрѣшеніе ведетъ къ отрицанію смысла жизни, къ небытію, нирванѣ, къ смерти вѣчной, въ противоположность упованію и подвигу христіанскому достигнуть жизни вѣчной.
Вотъ почему, какъ бы странно ни прозвучало мое слабое слово среди вихря нашихъ многихъ, нашихъ важныхъ и неотложныхъ дѣлъ, я осмѣливаюсь указать на высокую пользу для людей и нашего времени святоотеческихъ твореній, какъ содержащихъ въ себѣ глубокую школу не одного иноческаго подвижничества былыхъ временъ, но и общехристіанскаго, широко примѣнимаго, внутренняго, духовнаго воспитанія человѣка. Православная аскетика въ святоотеческихъ твореніяхъ, выработалась въ точную дисциплину и, можно даже сказать, въ науку духовнаго опыта, представляющую провѣренную до мельчайшихъ подробностей систему тщательнаго упорядоченія человѣческаго организма въ опредѣленномъ, цѣлостномъ и стройномъ направленіи. Тутъ нѣтъ ничего измышленнаго, придуманнаго, сочиненнаго: тутъ—только пережитое, лично выстраданное, и на опытѣ другихъ, мудрѣйшихъ и праведнѣйшихъ, провѣренное. Такъ радикальна была постановка задачи, такъ неутомимо желаніе рѣшить ее, такъ добросовѣстны, наконецъ, поиски рѣшенія, что во всѣхъ этихъ $рехъ смыслахъ святоотеческія творенія сохраняютъ свою неветшающую цѣнность и понынѣ. Сама наука наблюдательной психологіи, пы-
таюшаяся познать душу путемъ внѣшнихъ опытовъ, найдетъ здѣсь цѣлую сокровищницу огромнаго, разнообразнѣйшаго опыта внутренняго, плоды того сосредоточеннаго и планомѣрнаго «внутрь-смотрѣнія». въ которомъ никакому лабораторному физіологу и психологу не превзойти глубокихъ серце-вѣдцевъ: Макарія Египетскаго, Іоанна Лѣствичника, Исаака Сирина и столькихъ другихъ, ни тонкостью анализа, ни проницательностью интуиціи, ни осторожностью фактической провѣрки принципіальныхъ обобщеній и частныхъ практическихъ выводовъ. Загадочная природа нашихъ чувствъ, желаній, страстей и воли, въ ихъ такъ называемомъ естественномъ, съ христіанской же точки зрѣнія, грѣховномъ состояніи, разоблачается здѣсь съ изумительною полнотою и точностью, благодаря сравнительному изученію ихъ въ тройномъ -процессѣ: во-первыхъ, грѣховнаго состоянія, далѣе,—въ процессѣ постепеннаго нравственно-религіознаго перевоспитанія естественнымъ усиліемъ воли и ума, стремящихся къ преодолѣнію грѣховности, и наконецъ,— въ процессѣ радикальнаго перерожденія личности высшею силою божественной благодати.
При томъ невѣдѣніи, въ которомъ находится большая часть нашей интеллигенціи относительно святоотеческой литературы, несмотря на вышеочерченное огромное, міровое значеніе идеала, въ ней воплощеннаго, не удивительно, что главнымъ препятствіемъ къ сближенію съ ней служитъ цѣлый рядъ предубѣжденій: относительно ея будто бы полной устарѣлисти. ея значенія только для завзятыхъ аскетовъ и, наконецъ, ея однообразія и будто бы шаблонности. Но уму развитому, дѣйствительно интеллигентному, при непосредственномъ и притомъ непредубѣжденномъ ознакомленіи съ этими твореніями, не трудно было бы распознать и отграничить ихъ временныя и мѣстныя черты, имѣющія интересъ только историческій, отъ вѣчныхъ, психологическихъ, и потому не старѣющихъ. Отпасть должно, при непосредственно вдумчивомъ отношеніи къ этимъ произведеніямъ, и другое предубѣжденіе, о ихъ пригодности лишь для немногихъ, исключительныхъ натуръ. Идеалъ абсолютнаго, законченнаго подвижника здѣсь данъ безспорно, и, съ точки зрѣнія писавшихъ и ихъ времени, данъ съ нескрываемымъ превознесеніемъ его. Но онъ не сдѣланъ общеобязательнымъ во всей строгости и полнотѣ требованій, а, главное, не въ томъ, что наиболѣе вводитъ въ соблазнъ и откалкиваетъ людей нашего времени, полагается здѣсь смыслъ и центръ тяжести
подвижничества. Яснѣе, чѣмъ въ какихъ-либо иныхъ историческихъ проявленіяхъ аскетическаго духа, именно въ твореніяхъ величайшихъ подвижниковъ раскрывается многозначительная истина, что существенное содержаніе и цѣнность подвижничества заключается не во внѣшнемъ фактѣ отрѣшенія отъ плоти и міра, а во внутренней дисциплинѣ духа, которая, имѣя конечною цѣлью полное единеніе человѣка съ Богомъ, такъ сказать, попутно упорядочиваетъ и очищаетъ отношенія человѣка и къ плоти, и къ міру, согласно съ духомъ Христовымъ, составляющимъ для вѣрующаго «всяческое во всемъ», дабы, выражаясь словами епископа Ѳеофана, «при всемъ житейскомъ строѣ» и выполненіи возлагаемыхъ имъ житейскихъ обязанностей, «держать свое сердце» такъ, чтобы внутренняя наша сущность не была «подъ вялсуіцимъ и тяготѣющимъ обаяніемъ дѣлъ внѣшнихъ», и чтобы, «среди самого житейскаго, развивалась бы другая», высшая «жизнь, исходящая изъ того источника, откуда пьющій не влшждетъ во-вѣки» 1).
Совершенно неосновательно, наконецъ, и мнѣніе объ отсутствіи разнообразія въ содерлшиіи и о монотонности и шаблонности святоотеческой литературы. Конечно, въ ней нечего искать скшетовъ чулсдыхъ и несвойственныхъ ея цѣлямъ (хотя уже въ просто культурно-историческомъ смыслѣ она—цѣлое сокровище): но въ предѣлахъ поставленной ею себѣ задачи она изумительна! Поразительное единство въ духѣ и ученіи, и притомъ о столь таинственной области вѣдѣнія, у этихъ людей, жившихъ на огромномъ разстояніи другъ отъ друга, при полномъ сохраненіи индивидуальности въ способѣ изло-нія, стилѣ и, до извѣстной степени, въ предметахъ, привлекающихъ ихъ вниманіе,—вотъ характерная черта святоотеческихъ твореній. Они не повторяютъ, а восполняютъ другъ друга. Вотъ передъ нами Антоній Великій, устанавливающій внѣшнія правила подвижничества, тогда только что утверждавшагося. Въ основѣ этихъ внѣшнихъ нормъ какое глубокое сердцевѣдѣніе! Какое знаніе души, ищущей спасенія, и какая заботливость обо всемъ, что молсетъ разслабить или укрѣпить ее! Какія драгоцѣнныя указанія почти на всякій жизненный случай, предупреждающія, охраняюшія. возстановляющія вступившаго на путь спасенія! Откиньте окраску^Ѵ вѣка, полноту строгости, посильной только героямъ Ѳиваиды и Нитрійской пустыни,—останется достаточно основного, пригоднаго и для
*) Еп. Ѳеофанъ. Мысли на каждый день. Мосісна 1904, 385—7.
XX вѣка, если въ немъ вѣетъ еще духъ нравственной добросовѣстности! Нотъ преемникъ Антонія, «свѣтильникъ, возжен-ііый отъ этого великаго свѣтила», преподобный Макарій Египетскій. Онъ уже не касается частностей, онъ стремится каждымъ словомъ своимъ дать должное направленіе трудамъ подвизающагося, указывая конечную цѣль, къ которой должно стремиться во всѣхъ трудахъ. Его главная задача—раскрыть сущность христіанства, цѣль и вѣнецъ пути Христова, «освященіе души благодатію Духа Святого». Дерзнемъ ли сказать, что эта цѣль, этотъ путь устарѣли?., или что онъ намъ достаточно извѣстенъ, что нечего поучаться ему у того, кому онъ былъ такъ близокъ, такъ родственно-знакомъ?.. Ботъ ттреп. Ефремъ Сиринъ, духовнымъ окомъ созерцающій грозную правду Суда Божія, и огненнымъ словомъ призывающій къ непрестанному покаянному очищенію души, безсильной, безъ очищенія, войти въ царство радости Господа своего... Вотъ Іоаннъ Лѣствичникъ, стянувшій огромный психологическій опытъ «духовнаго человѣка» въ точнѣйшія формулы анализа внутренней жизни, психологъ по преимуществу, постигшій природу нашихъ чувствъ, страстей, желаній п воли изученіемъ генетическимъ, въ процессѣ ихъ зарожденія, развитія и видоизмѣненія. Ботъ, далѣе, «величайшій (по Кирѣевскому) христіанскій философъ», Исаакъ Сиринъ, создающій своеобразную, на благодатномъ духовномъ опытѣ основанную, теорію познаванія и, въ связи съ нею, раскрывающій таинственное шествіе и подъемъ души, взыскующей Бога, въ процессѣ вѣры, отъ низшихъ ступеней до высшей, до созерцанія тайнъ Пресвятой Троицы и Искупленія. И наконецъ,—подвижникъ болѣе поздней поры, но продолжатель основоположительныхъ Отцовъ, Симеонъ Новый Богословъ, величавую глубину мистическаго озарѣнія коего признала даже столь холодная въ этомъ отношеніи протестантская историческая критика. Бъ его неподражаемыхъ по вдумчивости и трезвенному воодушевленію «Словахъ» вы всюду чувствуете, что для этой чистой души, вполнѣ отдавшейся Богу, потусторонній міръ—такая же непосредственно, съ величайшею живостью и полнотою познаваемая реальность, какою для насъ, плѣнниковъ плоти, является міръ дольній, земной. Объединеніе Божественнаго съ человѣческимъ, примиреніе сверхмірнаго, трансцендентнаго съ имманентнымъ, эта, для односторонне-раціоналистической философіи неразрѣшимая, величайшая тайна души, безъ такого примиренія «тос-
кующей въ изгнаніи своемъ», раскрыта здѣсь какъ осязательный фактъ органическаго, цѣлостнаго переживанія, какъ результатъ реальнаго духовнаго опыта. И глядя на очевидные, осязательные плоды этого опыта въ нравственной и религіозной жизни шедшихъ по этому пути, и сравнивая съ ними результаты иныхъ путей, невольно чувствуется, какъ далеко въ сторону отъ животворнаго направленія уклонилась наша учено-раціоналистическая богословская мысль. Какъ бы ни нужна, какъ бы ни почтенна была вся ея добросовѣстная эрудиція и проницательная критика на подобающемъ имъ мѣстѣ, все же, въ разрывѣ съ духомъ живого, непосредственнаго опыта вѣры и праведности,—это сила не столько питающая душу, сколько изсушающая, мертвящая ее. Вотъ почему сближеніе съ святоотеческими твореніями, проникновеніе ихъ глубоко христіанскимъ духомъ мы считаемъ необходимостью и для нашей ученой богословской мысли.
Неучеными, но умудренными вѣрою душами эти высокія произведенія духа христіанскаго давно оцѣнены по достоинству въ прошломъ; такимъ душамъ они родственны, дороги, близки и въ наше время. Немногимъ праведникамъ дана благодать полнаго подъема въ область высшаго «умнаго» свѣта; но сколькимъ благочестивымъ душамъ даже далекія отраженія его служили успокоеніемъ и ободреніемъ къ росту духовному, сколькимъ падшимъ — средствомъ покаянія и возрожденія? Тѣмъ страннѣе и неизвинительнѣе почти полное незнаніе этихъ произведеній въ иномъ, хотя и просвѣщенномъ кругу нашего общества. Каково бы ни было отношеніе къ нимъ личныхъ симпатій и антипатій, такія міровыя силы, какъ эти, не могутъ, не должны быть игнорируемы. Нельзя судить объ этихъ твореніяхъ и только по наслышкѣ. по пересказу: ихъ не передать безъ ущерба своими словами, почти также, какъ и Священнаго Писанія, ибо и они—не придуманы, не сочинены, а созданы «въ духѣ и силѣ»; плодъ тончайшаго психологическаго анализа, величайшаго самоуглубленія и «внутрь-смотрѣ-нія», они въ особенности требуютъ непосредственнаго, самостоятельнаго ознакомленія и сосредоточеннаго вниманія; вызванныя безпримѣрнымъ въ исторіи человѣчества порывомъ къ выспренности помысловъ и къ чистотѣ чувствъ и дѣлъ, они и постигнуты должнымъ образомъ могутсГ быть только чистыми сердцемъ, которые одни Бога узрятъ.
Владиміръ Кожевниковъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная ака-демия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, целью которого является подготовка священнослужителей, преподавателей духовных учеб-ных заведений и специалистов в области богословских и церковных наук. Подразделениями академии являются: собственно академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет ино-странных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках процесса компьютеризации Санкт-Петербургской православной духовной академии. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий. Куратор проекта - проректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Матери-алы журнала подготавливаются в формате pdf, распространяются на компакт-диске и размещаются на сайте академии.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
