CC BY
151
I. ПРОБЛЕМЫ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ И КАТЕГОРИЗАЦИИ
И.Ю. Колесов
О СВЯЗИ МЕЖДУ МЕНТАЛЬНОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИЕЙ, КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЕЙ РЕФЕРЕНТНОЙ СИТУАЦИИ И ПРОПОЗИЦИЕЙ КАК ФОРМАМИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЗНАНИЯ
В статье представлена связь ментальных репрезентаций как знаний и пропозиции как средства вербального описания референтной ситуации. В качестве промежуточного уровня репрезентации знания рассматривается концептуализация референтной ситуации, роль которой состоит в профилировании определенного вектора концепта (ментальной репрезентации). Пропозиция выступает язышовой содержательной формой, задающей способ семантизации определенного мыслительного содержания и конфигурацию языковых отношений для смыслового вектора ментальной репрезентации, сформированного на этапе концептуализации референтной ситуации.
В данной статье делается попытка определить, в какой мере связаны ментальные репрезентации как часть фонда знаний и пропозиции как средство описания некоторой ситуации, события в мире. В общетеоретическом плане интерес представляют способы структурирования знания о мире, являемые в языке, языковые следствия концептуализации некоторой ситуации в мире, отражаемой в предложении-высказывании.
В описании мыслительного содержания предложения в лингвистике продолжают использоваться такие разнородные понятия, как суждение, мысль, содержание, пропозиция, смысл, семантическая структура и т.п. в зависимости от исходной концепции. Вслед за С.Д. Кацнельсоном мы будем придерживаться в описании содержательной части предложения понятия «пропозиция», которое отображает, формулирует в предложении определенный способ видения, осмысления (презентации) реального или воображаемого события. По С.Д. Кацнельсону, таким может быть любое явление, факт, «положение дел» [Кацнельсон 2002: 141-142]. Пропозиция, таким образом, уже есть ментальный «продукт» рефлексии по поводу события. В пропозиции заключено толкование концептуализации - мыслительного аналога ситуации, ее ментальной репрезентации, имеющейся в сознании говорящего в момент «сказывания» [Гак 1998: 243263; 409-452].
Структура концептуализации определенно -го положения дел - ситуации - в определенном смысле изоморфна реальному событию. В.Г. Гак о ментальном отображении события пишет как о семантической ситуации, которая включает «объекты, их действия и качества, равно как и отно-
шения между ними» [Гак 1998: 411] и задает способ семантической интерпретации и средства своей вербализации. Это происходит благодаря тому, что структура реального события отражена в концептуализации о нем такой, какой интерпретатор ее себе представляет - в том или ином аспекте, с полным или неполным набором участников и т.п. Отобранные для языкового выражения знания о событии создают смысл, формулируемый пропо-зиционально и понимаемый как прагматически ориентированное понятие, как знание способов осмысления действительности в идеально-предметной форме, средство категоризации фрагментов действительности в формах сознания [Михайлов 1992: 115-133]. Смысл, как отмечает В.А. Михайлов, есть «идеальный предмет как мера вещей в их предметной сущности, как единица человеческого измерения действительности» [Михайлов 1992: 114].
Понятие «концептуализация референтной ситуации» (КРС) используется нами для установления соотнесенности между пропозицией - того, что высказывается в предложении о ситуации в мире - и тем референтом, с которым данный языковой знак семиотически связан. Планом содержания предложения является пропозиция, в которой реализовано определенное видение референтной ситуации, понимаемой как избирательно составленный образ того, о чем «сказывается». Данный образ в статье назван концептуализацией референтной ситуации. Сама же ситуация, на которую предложение указывает, т.е. которая названа в предложении, имеет свою специфическую конфигурацию, участников, направление развития и другие признаки, образ которых на основа-
нии знания о мире складывается в определенную ментальную структуру - ментальную репрезентацию. Иначе говоря, типичное в ситуациях определенного рода отражает ментальная репрезентация как фрагмент фонда знаний. Она является знанием о различных, но подобных ситуациях, например о покупках на рынке, отдыхе за границей, школьном уроке, передвижении в автомобиле и т.д. Пропозиция - это ориентированное на выражение в форме предложения содержание мышления об одной актуальной конкретной ситуации, воспринимаемой говорящим в момент речи либо имеющейся в его воображении.
Оставляя за пределами статьи аргументы по логическим и семантическим проблемам референции, полагаем, что необходимо сделать одно замечание в русле обозначенной проблемы. Традиционно референция именных групп в составе предложения рассматривалась как соотнесение в момент речи с некоторым положением дел, ситуацией в реальном мире. Однако в знаковое отношение предметы мира не включаются, на них знаки указывают, будучи символьными репрезентантами образов предметов и ситуаций реального мира, полученных человеком в процессе познания им данного фрагмента реальности. Такое уточнение было предложено Т. Виноградом при рассмотрении референции к несуществующим объектам: референт является не объектом реального мира, а образом объекта в сознании коммуникантов [Виноград
1983], или системой предметных фреймов, связанных с данным объектом. Из такой посылки исходят современные модели анафоры [Ого82 1981; ЮЬпк 1996 и др.].
Отраженная в пропозиции ментальная репрезентация называется нами концептуализацией ситуации в виду того, что поверхностная (синтаксическая) структура предложения соотнесена знаковым образом не со знанием о типичном событии в полном его объеме (где уже не является существенным фактор восприятия и осознания события) и не с самим событием в мире, а с отдельной версией познания лишь одного из таких событий, что составляет сущность концептуализации референта в сознании говорящего. В данном утверждении учитывается концепция Е. Бейтс, в которой пропозиция как единица репрезентации отделяется от символизации, на основе того, что репрезентация создает ментальные целостности при отсутствии перцептивного подкрепления, а символизация отбирает какие-то части, которые должны представлять это единое целое [Бейтс
1984]. Таким образом, в сентенциональном семи-
озисе в качестве референта предложения должна рассматриваться символизация, называемая в данной работе концептуализацией референта (ситуации), в качестве плана содержания выступает пропозиция, а планом выражения является поверхностная структура предложения.
Ментальные репрезентации как фрагменты знания имеют свои формы - ментальные модели, получившие психологическое и психолингвистическое толкование как способы хранения результатов познания [Johnson-Laird 1989]. Поскольку понятие ментальных репрезентаций еще не достаточно четко определено, его используют как гипероним по отношению к таким гипонимическим понятиям, как фреймы, схемы, гештальты, образы, представления, понятия и т.п. Как единицы концептуальной природы ментальные репрезентации (в различных своих проявлениях) считаются разными концептами [Болдырев 2000] или разными частями одного концепта, компонентами в его содержательной структуре [Никитин 2004]. И в том и в другом подходе можно выделить общее свойство ментальных репрезентаций, состоящее в том, что они являются аналогами идеализированных диаграмм состояний дел. Они экономичны как ресурс фонда знаний и исчислимы в том смысле, что есть лишь некоторое ограниченное число альтернативных ментальных репрезентаций (тогда как концептуализаций реальных событий (ситуаций) может быть столько, сколько может быть образовано пропозиций и построено на их основе предложений об одной ситуации реального (возможного) мира). Внутренняя организация ментальных репрезентаций изоморфна представляемой в пропозиции (типичной) ситуации в том, что элементы последней являются познанными сознанием людей в той или иной мере, в определенной степени точности (granularity).
Например, в описании того, как перед взором наблюдателя появляется некоторый объект, в КРС как концептуальное содержание пропозиции могут быть включены такие фрагменты реального события, которые оказываются существенными в презентации данного события другому сознанию (коммуниканту). В следующих высказываниях значимыми для концептуализации ситуации оказываются пространственное расположение воспринимаемых объектов среди других в едином ландшафте, их контраст с фоном или другими объектами, их принадлежность другим объектам как их части, их внешний вид. Не включаются в концептуализацию способ восприятия, продолжительность, границы поля зрения и другие элемен-
ты ментальной репрезентации о восприятии чего-либо зрением. Блокирующим фактором выступает сам воспринимаемый объект, причем, именно те его характеристики, которые связаны с его формой, внешним видом (каким объект видится наблюдателю - как взмывающий ввысь, возвышающийся над другими или выделяющийся на фоне неба и т.п.), положением в поле зрения по отношению к другим элементам ландшафтной сцены:
As Citroen accelerated southward across the city, the illuminated profile of the Eiffel Tower appeared, shooting skyward in the distance to the right. <...> Glancing left, he could make out the top of the ultramodern Pompidou Centre. <... > Langdon knew the ancient obelisk of Ramses rose above the trees, marking the Musee du Jeu de Paume. <... > Across a staggeringly expansive plaza, the imposing _facade of the Louvre rose like a citadel against the Paris sky. <...> The Louvre's main entrance was visible now, rising boldly in the distance, encircled by seven triangular pools ... (Brown D.).
Данная позиция отражает одну из центральных проблем современной лингвистической теории, рассматривающей «роль языка как «упаковки» знания, но не в дескрипциях мира, а в наречении его отдельных фрагментов, а также в последствиях этого наречения - фиксации, хранении, дальнейшей передаче знаний об отдельных «составляющих» мира, а главное, его категоризации» [Кубрякова 2004: 44].
Сказанное выше позволяет предположить, что ментальные репрезентации как способ фиксации знания о различных явлениях в мире сами по себе не определяют путей языкового воплощения знания, поскольку в коммуникации ментальные репрезентации подвергаются воздействию разнообразных факторов и в первую очередь факторов прагматических, интенциональных [Серль 1987]. При языковом выражении ментальные репрезентации являются в виде концептуализаций референтов как средств познания положений дел в мире, которые семантизируются и «переносятся» в план семантики языковых выражений при помощи пропозиций (т.е. воплощаясь в них), составляющих план содержания предложения. Значение высказывания связано с реальной ситуацией опосредованно, их соединяет (связывает) знакообра-зующая деятельность мысли-языка. Как замечает М.В. Никитин, «языковое значение - это понятие, связанное знаком» [Никитин 1996: 335; 416], значения «имеют структуру, системную организацию, навязываемую в конечном итоге структурой
отражаемого мира и глубиной его проработанности в опыте» [Никитин 1996: 205]. Если языком мир представлен как разделенный на объекты, признаки, явления и процессы, как отмечает Е.С. Кубрякова, уже одним этим утверждается экзистенция отдельных тел, лиц, их атрибутов и т.п.: «Язык членит действительность, поскольку ее членит наше сознание, и делит ее на такие составляющие, которые оно выделило и «признало»» [Кубрякова 2004: 44].
Данное понимание связи между пропозицией и ментальной репрезентацией как знанием о типичных, уже познанных событиях выразим в схеме:
Ментальная репрезентация > КРС > пропозиция
Ментальные репрезентации как знания вместе с другими формами хранения информации, полученной в процессе познания мира, являются частью картины мира, общего фонда знаний. Учитывая, что в акте семиозиса знак языка складывается как целостное образование, как особый гештальт, являющийся представителем и заместителем сложнейших структур знания, опыта, осмысления и оценки мира [Кубрякова 2000: 27], форма представления знания в виде пропозиции соотносится и с картиной мира:
Картина мира (отдельный фрагмент) > ментальная репрезентация > КРС > пропозиция
Факторы, модифицирующие ментальную модель в КРС на основе отбора говорящим релевантных компонентов ментальной репрезентации, разнородны. Они включают психологические, например, стратегии, демонстрируемые людьми различных когнитивных типов, в обработке, в частности, пространственных ситуаций: participants in experiments may be shown to be field dépendent or field independent, assimilators or explorers, adaptors or innovators, visualizers or verbalizers, holists or serialists, or convergent or divergent thinkers [Roberts, Newton 2001: 142]. С точки зрения выхода в речь, т.е. для вербализации содержания мышления, на пропозицию оказывают влияние «интересы говорящего и его аудитории, уровень понимания ими сущности событий» [Кацнельсон 2002: 142], что относится к когнитивным факторам отбора элементов ментальных репрезентаций для пропозиции, а значит, учитывается при формировании референтных ситуаций. Наконец, действуют лингвистические и прагматические факторы, «внешняя ситуация, внутренний контекст речи <.. .> степень развития языка и его ресурсов и т.д.» [Кацнельсон 2002: 142].
Лингвистические стратегии репрезентации говорящими того, как события познаются ими и
изображаются в тексте и дискурсе, различны в зависимости от регистра. Они представлены таким образом, что на выбор языковых средств оказывает влияние коммуникативная ситуация в широком прагматическом аспекте как совокупность интенций, иллокутивных целей, локуций, взаимодействия коммуникантов на различных уровнях, регистр и жанр речи (см. [Грайс 2004; Золотова и др. 2004; Серль 1987; Halliday 2004]).
При обращении к пропозиции как способу вербального означивания некоторого события давно было отмечено, что имеются концептуальные различия между тем, как оно выражено в речи различными людьми: различаются отдельные концептуализации данного события у разных людей (а также у одного индивида, но в разных условиях и времени коммуникации). Кроме того, всякое событие отражено в предложении с известным приближением, и выражаемая в предложении пропозиция может в своем отношении к событию быть верной, неточной или вовсе ложной, чему посвящено немало работ по логической семантике и лингвистической философии.
Референция языкового выражения как его соотнесение не с реальными объектами-референтами, а с их концептуализациями, репрезентациями в сознании в актуальный момент коммуникации рассматривается в рамках концептуального реализма в работах Р. Джекендоффа и других лингвистов [Jackendoff 1990; 1998: 211-212, 217; см. также Bach 1986; Verkuyl 1989; Zwarts, Verkuyl 1994]. Референтами данного вида выступает концептуальная, когнитивная основа семантики языковых единиц. Разделяя взгляд на соотношение знания и языкового значения, при котором языковые значения рассматриваются как служащие целям фиксации и передачи знания, следует разграничивать знания как стабильное образование, сложившееся в концептуальную систему - картину мира (данного народа, в данной культуре и т.д.) и репрезентацию знания в акте называния, вербального описания отдельного положения дел в мире. Речь о чем-либо должна опираться на представление о данном предмете или событии как результат осознания, познания, концептуализации предмета сообщения.
Анализируя особенности базисного мира сознания в соотнесении с миром онтологическим, М.В. Никитин предложил дихотомию понятий топохроноса как образа «некоего фрагмента единого пространства-времени, наполненного и меняющегося в соответствии с законами реального мира», и хронотопа (восходящего к концепции
М. Бахтина) как формы «подачи (репрезентации, изображения) пространственно-временных отношений, обусловленных спецификой протекания мыслительных процессов, обстоятельствами и условиями коммуникации, прагматическими задачами общения, исторически сложившимися моделями вербальной, устной и письменной, коммуникации (системы жанров, стилей и т.п.)» (курсив мой. - И.К.) [Никитин 2005: 53]. Целостность то-похроноса, его содержание не меняется от того, как оно вербализуется в хронотопе, более того «реальный топохронос как реконструкция пространственно-временной стороны сообщений о мире может разительно отличаться от того, как он подан хронотопом, т. е. от буквально выраженных содержания и структуры вербальных форм» [Никитин 2005: 53]. Главное же заключается не в том, что содержание реального топохроноса неизбежно редуцируется при его вербализации, а в том, что «хронотоп по-своему структурирует, но отнюдь не пространство и время как таковые, а их речемыслительную репрезентацию, т.е. структурирует ментальный процесс речевого отображения топохроноса в каком-то конкретном случае (курсив мой. - И.К.) [Никитин 2005: 53].
Аналогичная редукция содержания обнаруживается в лексической номинации в сфере отношений между значением слова, его ментальным репрезентантом - концептом, понятием - и предметом называния, денотатом. Согласно точке зрения Е.Г. Беляевской в отношении проблемы полисемии в лексике, семантическая общность значений многозначного слова объясняется тем, что в их основе лежит одна и та же когнитивная модель, обеспечивающая единство субъективного «видения» разных референтных областей, и, таким образом, единство лексемы как функциональной единицы [Беляевская 1992: 16 и след.]. При речевой актуализации определенного мыслительного представления («картинки»), мнения, суждения или реакции на поступившее сообщение происходит активация блока памяти языковой компетенции и выделяется тот участок тезауруса, к которому относится референт (скорее всего, имеется в виду не сам предмет, о котором идет речь, а его ментальная репрезентация, концептуализация или понятие о предмете как классе). Тем самым отбираются лексические единицы, которые по своим «внешним», референциальным характеристикам могут быть очень близки, но различаются по когнитивным моделям, т.е. по структурам микрофреймов: «Если какое-либо обозначение признается более соответствующим замыс-
лу, это означает, что его когнитивная модель в большей степени соответствует авторскому замыслу, чем когнитивные модели других лексических единиц» [Беляевская 1992: 31]. Означает ли это, что в процессе соотнесения языковых единиц с внеязыковым миром они должны быть в первую очередь соотнесены с элементами мира ментального - концептуальной системой, фондом знаний, ментальным лексиконом - а уж впоследствии в реальной речи сопоставлены объектам действительности, как их символические репрезентанты? Ответом может служить теория того же ученого, изложенная в другой ее работе [Беляевская 2005]. Автор исходит из положения когнитивной лингвистики о том, что для превращения ментальных сущностей, какими являются представления, понятия, блоки знаний, в факты языка требуется сообщить им (или наложить на них) структурные формы, характерные для данной языковой системы, т.е. определенным образом их «переструктурировать». Сущность своей идеи Е.Г. Беляевская выразила следующим образом: «В качестве такой структурирующей сущности, связывающей ментальные образования с языковой системой, выступает концептуальная внутренняя форма (КВФ), схематизированное представление или схематизированная «картинка», которая выделяет наиболее важные признаки обозначаемого на фоне других его менее важных для данного обозначения признаков. Концептуальная внутренняя форма формирует своеобразный концептуальный «скелет» обозначаемого фрагмента действительности, превращая его в лексико-семантический вариант многозначного слова или в отдельное однозначное слово. Именно поэтому один и тот же фрагмент действительности может получить разные наименования: разные КВФ закрепляют разные ракурсы «видения» одного и того же обозначенного объекта» [Беляевская 2005: 59].
Идея Е. Г. Беляевской, несомненно, применимая к решению на концептуальных основаниях проблем полисемии, объясняет когнитивные особенности номинации, в цитируемой работе применяется к описанию коннотации. Как представляется, значимость этой концепции может распространяться не только на лексику, она применима к описанию отношений между пропозицией и КРС, которая за ней стоит.
Продолжая линию рассуждений, которую мы отобразили в схеме
Картина мира (отдельный фрагмент) > ментальная репрезентация > КРС > пропозиция,
отметим, что в ней понятие КВФ, проецируемое на лексическую номинацию, соответствует КРС как той модели, «скелету», который формируется в сознании говорящего не в акте наречения предмета, а в пропозициональном акте сообщения о нем. Пропозиция создает хронотоп как «пространство языка» и может соответствовать лекси-ко-семантическому варианту (ЛСВ) слова как разновидность семантизации определенного мыслительного содержания (концептуализации) языковыми средствами. Поэтому схема репрезентации знания применительно к номинативному процессу в лексике и в сопоставлении со схемой, ориентированной на пропозицию, может принять следующий вид:
КАРТИНА МИРА
(фрагмент) >
КОНЦЕПТ >
ЛСВ (полисемия) КВФ > значение слова (моносемия)
КАРТИНА МИРА
(фрагмент) >
МЕНТАЛЬНАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ >
КРС > ПРОПОЗИЦИЯ
Сопоставляя понятия КВФ и КРС, мы исходим из того, что КВФ в отношении лексических единиц соответствует более широкому понятию «когнитивная модель», которое распространяется не только на лексику. В предложении как языковом - пропозициональном - способе фиксации знания о событии когнитивная модель может быть выделена из КРС как схематизированного способа задания отношений, имеющихся в ментальной репрезентации события. При этом когнитивная модель фиксирует определенный вектор «видения» некоторого события. Заметим, что это возможно только в случае, если говорящий имеет определенные знания о подобных ситуациях в форме ментальных репрезентаций. Ментальные репрезентации могут быть структурированы в виде фрейма, а когнитивные модели фиксируют варианты построения фрейма (с тем или иным набором слотов и отношений между слотами). В концепции Е.Г. Беляевской фрейм лексического значения - лексический микрофрейм - строится как двухуровневая структура, ориентированная как на общий фонд знаний («внешний», референ-циальный уровень микрофрейма), так и на определенное «видение», профилирование части имеющихся идентифицирующих, второстепенных, потенциальных и ассоциативных и др. признаков в фокусе лексического микрофрейма (глубинный уровень). Глубинный уровень обозначен термином «когнитивная модель», отражая идею о
том, что когнитивная структура значения моделирует и весьма достоверно прогнозирует возможности различного употребления слова [Беляевская 1992: 13-15]. Таким образом, можно полагать, что КВФ «извлекается» из концепта на основании анализа лексикографической информации и контекстов употребления лексемы. В исследовании Е.Г. Беляевской отмечается, что однозначное и полное «прочтение» когнитивной модели в словарных дефинициях невозможно, поэтому необходимо учитывать смыслы, вкладываемые говорящим в различные употребления слова, а также уточнять когнитивную модель, сопоставляя ее с когнитивными моделями слов близкой семантики, выявляя точки расхождений [Беляевская 1992: 13-15]. Дело в том, что различные употребления слова даже при однотипной референции могут профилировать такие участки (терминалы) микрофрейма, которые не содержатся ни в одном толковании. Приведем для примера английские атрибутивные словосочетания heavy book, long book, boring book, в которых концепт 'book' репрезентирован в двух разных моделях и в трех вариантах структуры этих моделей. Модель «чтение книги» реализуется в сочетаниях book с атрибутами long и boring, тогда как в heavy book актуализирована модель «вес книжного тома», с имплицитным признаком «большой объем».
Фрейм модели «чтение книги» имеет терминалы «субъект», «книга», «читать/чтение», последний расщепляется на два слота: «содержание (boring book)» и «затрачиваемое время (long book)», которые представлены в данных словосочетаниях альтернативно.
Таким образом, как при использовании лексемы с однотипной референцией (в ее непереносном употреблении), так и при концептуализации референтной ситуации в различных пропозициях, можно наблюдать варьирование концептуальной организации того мыслительного содержания, которое подлежит выражению.
Обратимся к примерам того, как отдельная область знания представлена в языке, например, как репрезентируется знание о зрительном восприятии. В исследовании репрезентации визуального/зрительного восприятия в языке мы выявили схему ментальной репрезентации знания о восприятии, структурированную в виде фрейма и включающую прототипического субъекта-наблюдателя, процесс восприятия и объект восприятия. Фрейм знания о визуальной перцепции имеет два уровня. Первый, вышележащий уровень представлен слотами «субъект», «объект» и «событие», каждый из которых имеет слоты нижележащего уровня, содержащие признаки субъекта, воспринимаемого объекта и самого события восприятия (см. [Колесов 2004а; Колесов 2004б]).
Субъект-перцептор
Событие восприятия
Объект
р
е
ц
н
е
ь и
л р
е е
т п
я с
е к
д- э-
-ь -ь
л л
е е
т т
а а
д д
ю ю
л л
б б
а а
н н
ь т с о н ч и т с и л
хол
ь т с о н в и т и
т арт
п
Рис. Фрейм «Восприятие зрением»
Слот «субъект» содержит информацию о степени активности наблюдателя. Его вариантами являются «наблюдатель-деятель» (активный субъект восприятия) и «наблюдатель-экспериен-цер» (пассивный, случайный, невольный свидетель событий). Слот «событие восприятия» разграничивает различные признаки акта зрительного восприятия, например, такие как «ориентация», «фокус», «граница», «кратность», «проявление эмоциональности». В слоте «объект восприятия» содержится информация о топологии объекта. Здесь альтернативно профилируются такие выделенные языками топологические признаки объекта, как «партитивность» (объект как часть большего или как отдельный объект, точечность объекта или совокупная множественность отдельных объектов, вместилище как внутренняя часть какого-либо объекта), «холистичность» (объект - неделимое пространство, в котором нет актуального объекта восприятия, так называемый «ландшафтный» объект, или событие вместе с участниками, либо поведение или характеристики лиц и предметов, которые не отделены от своих носителей).
Фрейм полной структуры отражает идеализированный вид ментальной репрезентации, тогда как различные КРС, выявляемые в анализе перцептивных высказываний и опирающиеся на фрейм, варьируются в зависимости от того, какая когнитивная модель структурирует данную ментальную репрезентацию. Это зависит от выбора ракурса презентации положения дел в мире самим говорящим, а также от арсенала средств, которые предоставлены языком в распоряжение говорящего.
Покажем на материале английского и русского языков, какими способами данная ментальная репрезентация (фрейм «восприятие зрением») представлена в пропозициях перцептивных предложений в виде той или иной КРС. Перцептивными по своей семантической квалификации будем считать любые высказывания, пропозитив-ный смысл которых будет соответствовать ментальной репрезентации «Восприятие зрением», иначе говоря, это предложения, в которых реализуются две когнитивные модели: «кто видит что (кого)» и «кто смотрит куда/на что (кого)».
В пропозициях, использующих предикаты направленного действия look, scan, observe, give/have/take a look/glance, fix/focus one's eyes, профилируются слоты «наблюдатель-деятель», «фокус», «ориентация» при альтернативном выборе слотов «партитивность»/«холистичность», например:
His eyes were _ fixed upon Ducane's face (Murdoch I.).
She gave me a slanting look through the cigarette smoke (Fowles J.).
В результате перекатегоризации предиката открываются слоты «наблюдатель-деятель», «кратность и ориентация» при использовании предикатов мгновенного действия, не характерные для фреймов, которые связаны с ними:
I tried to discover in the crowded room one of the two girls I had seen before (Fitzgerald S.).
Перекатегоризация неперцептивного предиката для использования его в перцептивном по смыслу выражении сопровождается перегруппировкой слотов, например, в результате смены таксономического класса предиката из акционально-го в статальный в КРС включается слот «наблю-датель-экспериенцер», вынесенный «за кадр» се-мантико-синтаксической структуры предложения: К берегу сбегала узкая тропинка.
Закадровый экспериенцер обнаруживается в предложениях с английскими и русскими глаголами, выражающими так называемое синтезирующее восприятие [Ильчук 2001], например look (He looks upset), seem, appear, казаться, которые ярко проявляют свойство концептуальной дивер-гентности [Березина 2001], присущее всем глаголам восприятия - в их семантике соединились концепты 'восприятие ', 'полагание ', 'мнение ', 'оценка ', 'познание ', 'знание ':
He seemed exhausted. They looked as if they had been run over by a truck. Сад казался пустым и заброшенным.
Известно, что одно высказывание может синтаксически реализоваться в нескольких предложениях, например, сообщение о восприятии распределяется в двух предложениях:
Jazz started in the back room and I went to the doorway to watch. Outside the window, past the dark dancers, were dusk trees, a pale amber sky (Fowles J.).
Второе предложение содержит лишь информацию о целостном объекте, поэтому оно оформлено экзистенциальной синтаксической моделью, которая соответствует в референциаль-ной ситуации слоту «объект (холистичный)».
Как в русском, так и в английском языке экзистенциальная модель синтаксического оформления референтной ситуации перцептивности используется довольно продуктивно, благодаря презумпции существования: если что-либо воспринимается чувственно, следовательно, оно существует. В английском вынесение наблюдателя-экспериенцера «за кадр» высказывания граммати-
кализовалось в одной разновидности экзистенциальных предложениях с вводящим подлежащим there, где в качестве предиката используются глаголы движения, появления и т.п. как сигналы появления объекта в поле зрения или изменения воспринимаемого объекта в какой-то его части: Below them there appeared a large hollow in the earth shaped like the interior of a bowl (Fitzgerald S.).
В русском языке таким универсальным средством фиктивного отстранения наблюдателя и, следовательно, акцентированием его как неактивного участника события является использование глагола показаться: Вдалеке показались верхушки гор.
Спецификация языковых средств в кодировании отдельных элементов ментальной репрезентации проявляется на синтаксическом уровне в ряде устойчивых словосочетаний. Например, слот «граница» связан с понятием поля зрения как онтологически обусловленной сферы, в которой осуществимо восприятие. Он репрезентируется такими словосочетаниями, как: иметь/держать в поле зрения, to come into view, to be in sight, have smth. in sight, to lose sight of smth.
Граница предполагает также ограниченность поля зрения при фокусировке взгляда, что актуализирует одновременно и слот «фокус»: Мой взгляд упал на стол. Ее глаза, наконец-то остановились на мне. Он уже различал вдали очертания гор.
В сфере отдельных лексем также наблюдается концептуализация с профилированием отдельных слотов фрейма «восприятие зрением»: angle 'угол зрения' (слот «ориентация»), bird's-eye view ~ '(с высоты) птичьего полета' (слоты «ориентация», «объект (холистичный)»); слот «граница» представлен в выражениях blind spot 'участок плохой обзорности', visibility 'видимость' (хорошая, ограниченная и т.д.), field of vision 'поле зрения'.
Активация слота «эмоциональность» имеет место в пропозициях, указывающих на эмоциональное состояние субъекта, сопровождающее его перцептивные действия, что чаще наблюдается со стороны, поэтому одновременно происходит активация слота «наблюдатель-экспериенцер»: От удивления он широко раскрыл глаза. Выпялив на меня глаза, он какое-то время молчал.
Непроизвольность таких событий воспринимается наблюдателем «за кадром» (это может быть автор или персонаж, от лица которого идет повествование). В языковых значениях концепт 'эмоциональность' вербализуется при помощи
адвербиальных глаголов, инкорпорирующих в своих семантических структурах указание на характер протекания события: glare, stare, eye, gawk, gawp, выпялить (глаза), пялиться, уставиться и т.п., не употребляемые с субъектами первого лица, что является косвенным свидетельством наблюдаемости этих событий говорящим либо третьим лицом. Так, выражения *Я выпялился на него или *I stared at him являются допустимыми в тех случаях, когда говорящий, отстраняясь, описывает событие как будто от имени другого лица, со стороны.
Можно полагать, что в разных языках обнаруживаются такие средства, которые регулярно актуализируют тот или иной элемент фрейма, однако совершенство языка заключается в том, что он предоставляет говорящим апеллировать к своим фондам знания всякий раз определенным и неповторимым сочетанием отсылок к компонентам ментальных репрезентаций, комбинируя эти компоненты в различные версии активации фреймовой структуры. Результатом воплощения данных структур знания в пропозицию как смысл высказываний является познание отображаемой в высказывании ситуации: «Словарный состав языка показывает, о чем думает народ, а синтаксис -как думает. [...] Сознание движется по миру на повозке языка и возвращается обогащенным к себе самому» [КФЭ 1994: 556].
Сопоставление ментальных репрезентаций, соответствующих им КРС и пропозиций как семантической формы последних также свидетельствует о том, что ментальные репрезентации отличаются от пропозиций своей целостностью, заключающейся в наличии полного набора элементов фрейма, соответствующих совокупности элементов различных ситуаций. Но даже будучи схематизированным аналогом реального события, ментальные репрезентации не несут в себе ярко выраженных отношений между выделенными в схеме элементами. Еще менее структурированы образные, «импрессионистические» репрезентации («гештальты»). Н.А. Абиева сводит свойства пропозициональных репрезентаций в отличие от ментальных образов к наличию следующего: 1) функции или отношения; 2) по крайней мере, одного аргумента; 3) правил образования (синтаксис); 4) оценки истинности пропозиции [Абиева 2005]. Присоединяясь к данной точке зрения, мы также полагаем, что образные представления отличает от вербально-пропозициональных то, что ментальные образные схемы спонтанны, порождаются в потоке чувственных впечатлений и нуж-
даются в потоке перцептивной информации для своей поддержки. Вербально-пропозициональные модели репрезентации информации описывают событие, моделируя различные версии субъективного представления о нем. Если говорить о схемах самих перцептивных событий, то они появляются не в первую очередь, поскольку основаны они на осознании субъектом своей роли пер-цептора в ситуации восприятия. Очевидно, их формирование как ментальных репрезентаций основано не только на потоке перцептивных впечатлений, но имеет место в результате метакогни-тивных актов субъекта, например, осознания себя как наблюдателя. Объекты же восприятия и их свойства осознаются как элемент схемы значительно раньше, при формировании представлений-образов о самих объектах.
Ментальные репрезентации как идеализированные схематические сущности концептуального уровня сознания, присущие большим коллективам людей в силу общности их языка, культуры, мыслительных стереотипов, и пропозиции как концептуализации, которые детерминированы субъективно для отдельного сообщения, имеют общую концептуальную природу - и те и другие являются концептами, но они различны по своему статусу в языковом сознании. В сознании выделяют допредикативный и предикативно-рациональный уровни, различающиеся временем своего становления в филогенезе и онтогенезе. На первом уровне знаками для сознания выступали чувственные качества вещей, на следующем появляются многочисленные знаковые системы, операциона-лизированные и рефлексированные в неодинаковой степени; соответственно у сознания появляется способность к дифференциации в когнитивно-коммуникативных актах [Портнов 2004: 25].
Таким образом, предложенная в данной статье схема перехода от уровня ментальных репрезентаций к уровню пропозиций отражает дифференциацию и спецификацию концептуальных структур при актуализации в высказывании знания о некоторой ситуации как фрагмента картины мира:
Картина мира (фрагмент) > ментальная репрезентация > КРС > пропозиция
Роль КРС ситуации как уровня репрезентации знания заключается в профилировании определенного вектора концепта (ментальной репрезентации). На уровне пропозиции данный вектор получает семантизацию в виде направленности смысла на выражение в форме определенной синтаксической структуры, с выбором соответствующих лексических единиц, как выбор из номи-
нативного и коммуникативно-предикативного ресурса языка. Иначе говоря, пропозиция как совокупность, «аккорд» различных категориальных значений (термин В.Г. Адмони [Адмони 1961]) представляет собой языковую содержательную форму, способ семантизации определенного мыслительного содержания, а также конфигурацию языковых отношений для того смыслового вектора, определенной заданности ментальной репрезентации, которая была сформирована на этапе КРС.
Список литературы
Абиева Н.А. Значение образных ментальных репрезентаций для эволюции сознания // Когнитивная лингвистика: Ментальные основы и языковая реализация. Ч.1. СПб.: Тригон, 2005.
Адмони В.Г. Партитурное строение речевой цепи и система грамматических значений в предложении // Филологические науки. 1961. №3.
Бейтс Е. Интенции, конвенции и символы // Психолингвистика. М.: Прогресс, 1984.
Беляевская Е.Г. Понятие коннотации с когнитивной точки зрения // Концептуальное пространство языка: Сб. науч. тр., посвященный юбилею проф. Н.Н. Болдырева / Под ред. Е.С. Кубряковой. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2005.
Беляевская Е.Г. Семантическая структура слова в номинативном и коммуникативном аспектах (Когнитивные основания формирования и функционирования семантической структуры слова): Авто-реф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1992.
Березина О.А. Концептуально-дивергентные глаголы в современном английском языке: Авто-реф. дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2001.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2000.
Виноград Т. К процессуальному пониманию семантики // Новое в зарубежной лингвистике. Прикладная лингвистика. М.: Радуга, 1983. Вып.ХП.
Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.
Грайс Г.П. Значение говорящего, значение предложения и значение слова // Философия языка / Ред.-сост. Дж. Серл: Пер. с англ. М.: Едитори-ал УРСС, 2004.
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004.
Ильчук Е.В. Некоторые типы восприятия в английской языковой картине мира // Лингвистика на рубеже эпох. Идеи и топосы: Сб. ст. М.: РГГУ, 2001.
Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. М.: Едиториал УРСС, 2002.
Колесов И.Ю. Зрительное восприятие: семантические предпочтения в английском и русском языках // Вестник Новосиб. гос. ун-та. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Т.2. 2004а. Вып.1.
Колесов И.Ю. О системном характере языковой репрезентации концептов «vision» и «зрительное восприятие» // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. М., 2004б. Вып.7.
КФЭ - Краткая философская энциклопедия. М.: Изд. группа «Прогресс»-«Энциклопедия», 1994.
Кубрякова Е.С. О формировании значения в актах семиозиса // Когнитивные аспекты языковой категоризации. Рязань: Рязанск. гос. пед. ун-т, 2000.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Михайлов В.А. Смысл и значение в системе речемыслительной деятельности. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1992.
Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. СПб.: Научный центр проблем диалога, 1996.
Никитин М. В. Пространство и время в ментальных мирах // Когнитивная лингвистика: Ментальные основы и языковая реализация: Сб. ст. к юбилею проф. Н.А. Кобриной: В 2 ч. Ч.1. Лексикология и грамматика с когнитивной точки зрения / Отв. ред. Н.А. Абиева, Е.А. Беличенко. СПб.: Тригон, 2005.
Никитин М.В. Развернутые тезисы о концептах // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. №1 (001).
Портнов А.Н. Структура языкового сознания: феноменологический и антропологический аспекты проблемы // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты: Сб. ст. / Под общ. ред. Н.В. Уфимцевой. М.; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004.
Серль Дж. Природа интенциональных состояний // Философия, логика, язык. М.: Прогресс, 1987.
Bach E. Natural language metaphysics // Bar-can-Marcus R., Dorn G., Weingartner P. (eds.) Logic, Methodology, and Philosopy of Science. Amsterdam: North Holland, 1986.
Grosz B.J. Focusing and Description in Natural-Language Dialogs // Elements of Discourse Understanding. Cambridge, 1981.
Halliday M.A.K. An introduction to functional grammar. 3rd ed. Revised by Christian M.I.M. Matthiessen. London: Arnold; New York: Oxford University Press, 2004.
Jackendoff R. Semantic Structures. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990.
Jackendoff R. Why a conceptualist view of reference? A reply to Abbot // Linguistics and Philosophy. 1998. Vol.21.
Johnson-Laird P.N. Mental Models // Posner M. (ed.) Foundations of Cognitive Science. Cambridge M.A.: MIT Press, 1989.
KibrikA.A. Anaphora in Russian narrative prose: a cognitive account // Fox B. (ed.) Studies in Anaphora. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 1996.
Roberts M.J., Newton E.J. Understanding Strategy Selection // International Journal of HumanComputer Studies. 2001. Vol.54.
Verkuyl H. Aspectual classes and aspectual and aspectual composition // Linguistics and Philosophy. 1989. Vol.12.
Zwarts J., Verkuyl H. An algebra of conceptual structure: An investigation in Jackendoff s Conceptual semantics // Linguistics and Philosophy. 1994. Vol.17.
I.Yu. Kolesov
MENTAL REPRESENTATION, CONCEPTUALIZATION OF THE REFERENT SCENE AND PROPOSITION AS COORDINATED FORMS OF KNOWLEDGE REPRESENTATION
The transition from mental representation of an event as a frame-organized knowledge structure towards a proposition as the semantic structure of the utterance involves the level of conceptualization of the referent scene. Transition from the world view towards the concept underlying a separate utterance reflects differentiation and specification of conceptual structures in representing knowledge. Mental representations comprise schematic knowledge of typical events; conceptualizations of referent scenes set the angles of cognitive modeling of relevant (actual for the speaker) events and provide higher granularity of the concept. Propositions reduce the schematic knowledge but add to conceptualizations the knowledge of language resources as well as truth and modality values.
