Экономическая наука современной России
№ 2, 2003 г.
О стратегических проблемах долгосрочного развития
© Д.С. Львов, 2003
Рассмотрены две модели оценки нынешнего состояния экономики страны, достигнутого в результате десятилетия реформ. Сопоставляя модели, автор формулирует основные задачи новой политики властей и предлагает новые экономические механизмы, финансовые инструменты и институты решения возникших трансформационных проблем. В связи с юбилеем ЦЭМИ РАН кратко прослеживается роль института в истории российской экономической науки.
ЦЭМИ 40 лет. Это вроде бы и небольшая и тем более, не совсем круглая дата. Но заслуживающая самого пристального внимания научной общественности, да и широкого круга специалистов-хозяйственников и экономистов.
ЦЭМИ - ведущий институт Российской академии наук. Еще со времен косыгинс-кой реформы в Центральном экономико-математическом институте вынашивались и в острых научных спорах выверялись ключевые идеи, с арсеналом которых страна в середине 1980-х годов оказалась на исторической развилке, за которой грянул «революционный» переход от директивной экономики - к рыночной. Речь, прежде всего, идет об известной теории оптимального управления экономикой рыночного типа (ранее называвшейся СОФЭ).
В ней были сформулированы и обоснованы основные положения перехода к системе управляемого рынка. Но тогда эта теория оказалась «преждевременной», она,
так сказать, не подходила власти. Теория оптимального управления подвергалась в ту пору огульной критике, вплоть до идеологического погрома, который был устроен «воинствующими марксистами» ЦЭМИ в середине 1980-х годов, как раз на самом старте горбачевсокй перестройки.
Но, казалось бы, с провозглашением нового курса - перевода страны на рыночные рельсы все должно было измениться, теория должна была пойти в практику. Но не тут-то было. Новые демократы в эйфории рыночных реформ забыли о достижениях собственной академической науки. Отчасти это было связано с тем, что перестройка ослабила, а затем и полностью устранила идеологические тиски. Это, несомненно, позитивное явление имело и побочные негативные последствия: при отсутствии глубоких знаний о рыночной экономике с необычайной скоростью стали распространяться крайне упрощенные представления о возможностях чудесной
рационализации советской экономики на основе максимально быстрой либерализации хозяйственной деятельности. Нашлось немало экономистов, которые радовались разрешению говорить о рынке, еще не понимая, что рыночная система предполагает существование не только рынка товаров и услуг, но и рынка труда и капитала, развитой системы государственного регулирования. Они взахлеб расписывали достоинства рыночного механизма размещения ресурсов, не отдавая себе отчета в том, к каким последствиям приведет его единовременное «включение» в создававшейся на основе принципиально других критериев советской экономике.
Такого рода настроения не могли не сказаться на качестве реформ. Закон о госпредприятии предоставил последним огромные права, не сформировав механизма ответственности директората и трудовых коллективов за эффективное использование оказавшегося в их распоряжении имущества. При развертывании коопера-^ тивного движения не были должным обра-§ зом предотвращены возможности его пара-N зитирования на общественном секторе £ экономики. Фактически экономическая на-♦ ука оказалась не в состоянии в то время | предложить достаточно узкий коридор для | применения в ходе реформ метода «проб и •§ ошибок», в результате чего последний s принял характер шараханий из стороны в а сторону. Один итог: ни план, ни рынок -8 «экономическое зазеркалье». Другой: фор-| мирование мощных интересов, ориентиро-х ванных на закрепление спонтанно возник-I ших условий для растаскивания общест-| венного имущества.
g В конце 1980 - начале 1990-х годов ста-
0
$ ло очевидным, что экономика страны все
глубже и глубже погружается в хаос, причем наряду с политическими факторами немалую роль в таком развитии событий сыграла аморфность реализуемой экономической концепции. В российской экономической науке начинают формироваться два подхода к рыночной трансформации: условно говоря, «шоковый» и «градуалис-тский». Их первое явное столкновение -конкуренция программы «500 дней» Явлинского и Правительственной программы Абалкина. Растет понимание того, что помимо демонтажа институтов плановой экономики необходимо формирование подлинных рыночных субъектов (на основе как разгосударствления, так и приватизации).
После развала СССР в России у власти оказываются сторонники «шоковой терапии». Проводится масштабная либерализация хозяйственной деятельности, открытие экономики по отношению к внешнему рынку, начинается форсированная (массовая) приватизация. Роль государства ограничивается решением задачи финансовой стабилизации.
При формировании экономической политики соображения нравственности, справедливости просто отбрасывались в сторону, в дискуссиях с оппонентами они и сейчас подвергаются жесткому осмеянию как проявления «совкового мышления». Торжествует принцип: цель (создание рыночной экономики) оправдывает средства. Для обеспечения политической поддержки со стороны региональных лидеров и директората предприятий широко используется технология «обмена собственности на власть», открыто обоснованная Е.Гайдаром в книге «Государство и эволюция». Постоянно заявляется, что главная задача «реформаторов» - пройти «точку возврата».
Такая постановка вопроса объясняет их абсолютную нечувствительность к масштабам экономических и социальных издержек, сопровождающих реформы.
Другая достаточно серьезная причина слабости воздействия экономической науки на поступательный ход реформ в России состояла в активном навязывании руководству страны (среди которого оказалось немало представителей экономической элиты) стандартных подходов к реформированию экономики со стороны влиятельных научных и правительственных кругов Запада. Прежде всего, речь идет о разработанной в среде международных финансовых организаций и американского экономического истеблишмента доктрины «Вашингтонского консенсуса». Его политическим оформлением стала идеология радикального либерализма. Эта система взглядов исходит из наличия свободной конкуренции, абсолютной рациональности и полной информированности хозяйствующих субъектов. В сочетании эти элементы образуют механизм установления рыночного равновесия, в котором обеспечивается достижение максимума эффективности производства. Идеология Вашингтонского консенсуса отличается крайним упрощением задач экономической политики и сведением ее к трем постулатам: либерализации, приватизации и стабилизации через жесткое формальное планирование денежной массы. Эта политика была направлена на максимальное ограничение роли государства как активного субъекта экономического влияния и ограничение его функций контролем за динамикой показателей денежной массы.
Изначально принципы «Вашингтонского консенсуса» разрабатывались для уста-
новления элементарного контроля за формированием экономической политики слаборазвитых государств с целью предотвращения разбазаривания предоставляемых им из-за рубежа кредитов. Этим объясняется и ее удивительный примитивизм, сведение всех вопросов макроэкономической политики к либерализации и формальному планированию прироста денежной массы на основе простых регрессионных зависимостей. С точки зрения интересов МВФ смыслом этой политики было не столько ее содержание, сколько реализуемая на ее основе технология контроля за действиями правительств соответствующих стран. Этим объясняется и выбор простых для контроля методик планирования. Задавая жесткий план прироста денежной массы, либерализации цен и внешней торговли, МВФ одновременно блокировал свободу действий во всех других вопросах экономической политики становившегося фактически подконтрольным правительства. Такая политика, хотя и не приводила к экономическому росту, но обеспечивала конт- § ролируемость, прозрачность и предсказуе- § мость экономической политики, что было <§
3 О
важно для международного финансового и |
торгового капитала, заинтересованного в §
установлении контроля над рынками соот- 1
ветствующих стран. §
Мы не стали исключением из этого ря- 1
да зависимых государств - для так называ- |
емых постсоциалистических стран была *
разработана своя модификация доктрины Я
«Вашингтонского консенсуса», получив- §
шая название «шоковой терапии». Под *
давлением иностранных кредиторов рос- 10
сийским руководством была признана ру- "
ководящая роль МВФ в формировании §
экономической политики государства, ос- п
новные параметры которой разрабатываются экспертами МВФ и затем утверждаются Правительством и Центральным банком в форме соответствующего Заявления. Объективных оснований для соблюдения такой логики планирования экономической политики нет - это вопрос компетентности и политического выбора.
Неудивительно, что выстроенная на основе идеологии радикального либерализма политика «шоковой терапии» оказалась совершенно неадекватной запланированным результатам. Ни один из прогнозов авторов этой политики не оправдался - допущенные ошибки не имеют себе равных в практике экономического прогнозирования. В частности, перед либерализацией цен прогнозировалось, что стабилизация будет достигнута при трехкратном повышении общего уровня цен. С тех пор рост цен составил тысячи раз, а стабилизация так и не достигнута. Прогнозировалось, что динамика обменного курса рубля не превысит 250%. За полтора года курс доллара вырос в 250 раз! Перед массовой приватизацией предприятий прогнозировался быстрый рост эффективности производства. В действительности по всем показателям эффективности производства произошел колоссальный спад: по производительности труда - на 37%, по энергоотдаче - около 1/3. По своим масштабам спровоцированной политикой «шоковой терапии» спад производства, падение экономической эффективности, разрушение производственного потенциала страны, не имеют равных в экономической истории мирного времени.
В этих условиях ученые ЦЭМИ РАН особое внимание уделяют разработке долгосрочной стратегии социально-экономического развития экономики России.
Сегодня у нас главное правительства внимание сосредоточено на решении текущих проблем. Основное видится в формировании профицитного бюджета, приватизации остатков государственной собственности, сокращении государственных расходов, удержании низкого уровня инфляции, пополнении золотовалютных резервов ЦБ и, конечно же, в выплате внешних долгов.
Но и к решению многих текущих проблем оно нередко подходит с узко локальной, я бы сказал, бухгалтерской, точки зрения, без учета совокупного влияния принимаемых решений на повышение эффективности экономики в целом.
Отсутствие стратегического видения и узость хозяйственного мышления -два главных порока современного качества управления экономикой.
Для того, чтобы поправить положение, прежде всего важно объективно оценить, что же на самом деле, произошло со всеми нами за годы реформ.
Из анализа потока происшедших событий мы сумеем более отчетливо понять, что заведомо нельзя далее делать и, наоборот, что необходимо предпринять в первую очередь, чтобы российское общество и его экономика нашли бы, наконец, твердые опоры для своего возрождения.
При оценке прошлого следует обратить внимание на глубокие социальные деформации, происшедшие за годы реформ в обществе.
На едином экономическом пространстве у нас как бы образовалось не одна, а две России. И теперь мы имеем два ее образа, удивительно непохожих друг на друга.
Первый образ - это богатая Россия, успешно продвигающаяся по пути выстраи-
вания общества капиталистического благоденствия.
Второй образ - бедная Россия, напрямую замкнутая со множеством своих жгучих социальных и экономических проблем.
На долю первой России, как показывают исследования Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, приходится, примерно, 15% населения. На долю второй - 85%. Первая Россия аккумулирует в своих руках 85% всех сбережений банковской системы, 57% денежных доходов, 92% доходов от собственности и 96% расходов на покупку валюты. Вторая Россия располагает лишь 8% доходов от собственности и 15% всех сбережений.
Уровень и образ жизни этих двух Рос-сий несопоставимо разный. Это не может не порождать глубочайших социальных противоречий и в экономике, и в обществе, усиливать противостояние между бедными и богатыми, разрушать духовный мир человека, подтачивать социальное здоровье нации.
И как мне представляется, вполне закономерно было бы связать процесс социального «разгораживания» России с процессом ускоряющейся смертности населения.
С начала 1990-х годов в России начался, может быть, необратимый процесс депопуляции - своеобразный крест над Россией, когда скорость роста смертности стала существенно опережать скорость роста рождаемости.
Весьма существенное обстоятельство обнаруживается, если приоткрыть «лицо» этой смертности. Оно, в основном, - русское. В исконно российских губерниях -Костромской, Ярославской, Смоленской и др. - смертность превышает среднюю по России.
Вторая отличительная черта - это «молодое лицо» смертности. Наиболее дееспособная часть нашего населения - молодые люди в возрасте от 44 до 46 лет - это цвет нации! - также вымирают с высокой скоростью.
Есть и еще одна ее особенность: вымирание не миновало и относительно благополучную «коммерческую» прослойку нашего общества. Так называемые «новые русские» вымирают с не меньшей скоростью. И «криминалитет» от законопослушных граждан в этом отношении не отстает. Иначе говоря, ускоряющаяся смертность коснулась всех. Поэтому правомерно говорить об эпидемии смертности.
Если проанализировать динамику складывающихся демографических процессов в России, то можно обнаружить, что к середине XXI века в нашей стране будет жить на 40 милл. человек меньше, чем сейчас. К тому времени людей «титульной нации» в России будет всего 38 процентов. Это имеет особое значение, поскольку на-
~ О)
ша страна называется Россиеи, именно по- §
тому, что большинство ее населения в те- %
чение многих столетий составляли рус- »
ские люди. 1
Чего же стоят тогда российские эконо- §
мические реформы, если русскому челове- 1
ку, его здоровью эти реформы несут уско- §
ряющуюся смертность? 1
Столь масштабные проявления эпиде- £
мии смертности связаны со множеством *
причин. Это и наркомания, и пьянство, и 8
возросший уровень травматизма, и низкий 1
уровень жизни людей и т.д. Но, как пока- ф
зывают исследования д. м. н. И. Гундарова, 10
среди них на одно из первых мест все ре- "
шительнее выдвигаются причины, связан- § ные с воздействием на организм человека
сильнейших социально-психологических нагрузок, связанных с шоковым характером экономических реформ в России. Они являются первопричиной психологического стресса, который не может не разрушать психику людей, резко снижает защитную реакцию человека. Появляются такие, ранее мало известные социальные феномены, как социальная агрессия и социальная апатия. Первый выражается в открытой враждебности и гневе по отношению к ближайшему окружению, нередко переплавляющихся в такие противоправные действия, как насилие, разбой, убийства. Второй - в потере смысла жизни, уверенности в завтрашнем дне, возможностей к нормальному существованию для себя и своих детей, когда вопрос ставится не как, а зачем жить? Этот феномен оказывается теснейшим образом связанным с таким извращенным проявлением подсознания, как самоубйство.
Таким образом, рост числа убийств и самоубийств становится достаточно четким индикатором социально-психологического нездоровья нации. А их первопричину следует прежде всего искать в пренебрежении реформаторами внутренним миром человека.
Но ведь хорошо известно, что убийства и самоубийства во всех современных официально признанных религиях мира рассматриваются в качестве тягчайшего греха. Так не в этом ли причина той страшной беды, которая приключилась с нашей страной, со всеми нами в ходе экономических реформ?
И если с этой точки зрения подойти к оценке результатов реформ, то перед нами предстанет страшная картина. Как показывают исследования уже упоминавшегося
нами И. Гундарова, более 70% всех причин общей смертности населения непосредственно связаны с двумя указанными выше феноменами - социальной агрессией и апатией населения.
По-видимому, в ходе экономических реформ мы переступили ту запретную грань, за которой разрушается внутренний мир человека. Но она разрушает и экономику, не позволяет ей развиваться в соответствии с законами свободной рыночной среды.
Вот обнаженный нерв социально-экономического кризиса России. С решения именно этой проблемы нам и надо сегодня начинать.
Но для этого в центр экономических реформ должен быть поставлен человек, с его нуждами и чаяниями. И первое, на что в связи с этим мы должны делать ставку - на капитализацию трудового потенциала России. Если перевести это на обычный макроэкономический язык, то речь идет о существенном (не менее двух раз) повышении доли заработной платы в ВВП.
Сегодня наша доля примерно в 2-2,5 раза ниже, чем в развитых странах мира.
Столь низкую долю заработной платы в ВВП обычно объясняют нашей более низкой, по отношению к странам запада, производительностью труда. Действительно, наша страна традиционно отставала от западных стран по производительности труда в советские годы. Но и теперь, после десяти лет экономических реформ, наше отставание не только не сократилось, но даже усилилось. На самом деле причина нашего отставания не только в низкой производительности труда.
Дело в том, что если по производительности труда мы отстаем от тех же США в
5-6 раз, то по уровню заработной платы в 15 и более раз. И суть проблемы как раз и состоит в том, что доля нашей заработной платы в приросте нашей низкой производительности труда не идет ни в какое сравнение с аналогичной долей в приросте производительности западных стран. Наша заработная плата является низкой не вообще, а недопустимо низкой по отношению к нашей низкой производительности труда. Поэтому постоянными ссылками на нашу низкую производительность труда никак нельзя оправдать столь низкий уровень заработной платы. За этим просматривается сугубо «совковое» мышление. Еще в советское время был выдвинут тезис о том, что мы, дескать, плохо живем потому, что плохо работаем. На самом деле, мы плохо работаем потому, что плохо живем. Об этом красноречиво свидетельствует следующее сравнение.
На один доллар часовой заработной платы среднестатистический российский работник производит сегодня примерно в 3 раза больший ВВП, чем аналогичный американский. О чем говорит это сравнение? Только об одном - такой высокой эксплуатации наемного труда не знает ни одна развитая экономика мира.
В процессе реформ мы осуществили либерализацию всех факторов производства, за исключением одного - определяющего, - труда, а более точно, заработной платы. В результате, наш наемный работник вынужден теперь обменивать свою нищенскую заработную плату, которая в реальном исчислении оказалась намного ниже советской, на продукцию и услуги, цены на которые вплотную приблизились к так называемым мировым, а во многих случаях, их уже перешагнули. Это означа-
ет, что наши провалы в проведении экономических реформ мы так же, как и раньше, еще в советское время, продолжаем покрывать не только за счет нефти и газа, но в определенной мере и за счет снижения жизненного уровня основной массы наших сограждан.
Поэтому первым шагом на пути подлинного экономического реформирования должна стать реформа доходов населения. Капитализация труда есть исходное, а не результирующее условие рыночных реформ в России. И начинать реформу доходов необходимо с приоритетного повышения заработной платы в науке, образовании, здравоохранении и культуре.
Какие же у нас имеются резервы для решения этой проблемы?
Главные наши козыри в этой тяжелейшей борьбе за выживание и развитие - это, во-первых, эффективное использование нашего богатейшего природно-ресурсного потенциала и, во-вторых, эффективное преобразование нынешней денежно-кре-дитной политики.
При оценке возможностей, стоящих на стороне первого фактора, мы должны исходить из того, что доход от природно-сырьевого сектора экономики, т.е. наша природная рента, является сегодня определяющим фактором формирования совокупного чистого дохода России. На его долю приходится не менее 75%. Это, примерно, 60-80 млрд долл. США в год. Но все дело в том, что в государственную казну поступает лишь около половины реально получаемого страной рентного дохода. Другая половина уводится из системы налогообложения недобросовестным бизнесом, различного рода посредниками и кри-
миналом. Вот почему богатая Россия сегодня является столь бедной.
В немалой степени столь вопиющему безобразию с использованием природно-ресурсного потенциала страны способствует нынешняя налоговая система. В этой системе не рента, а труд, а более точно, фонд оплаты труда, выступает в качестве главного источника налоговых изъятий. На долю этого фактора приходится около 70% получаемых казной доходов, и власть до сих пор серьезно не задумывается - как можно формировать определяющую часть бюджетных доходов за счет самого угнетенного и по существу, доходо-несоздающего фактора, как труд? Не парадокс ли это? На самом деле, за этим парадоксом стоит безответственность финансовых властей. Она сквозь пальцы смотрит на приватизацию рентного дохода узкой группой олигархов-расхитителей национального богатства России и одновременно усиливает налоговый пресс на труд и бизнес. Такая экономика не имеет шан-^ сов для развития.
§ Поэтому вторая по значимости стра-од тегическая проблема - коренное измене-^ ние нынешней налоговой системы в ♦ направлении замещения налогов рент-1 ными платежами. Подчеркиваю, не до-£ полнение, а именно замещение налогов ■§ рентой!
£ Для этого должны быть задействованы о. технологически отработанные в мировой
8 практике механизмы изъятия рентного до-| хода и его целевого использования (напри-1 мер, опыт штата Аляски, Норвегии, Арабе-
ее
§ ких Эмиратов и других стран). | Особых сложностей в этом плане нет.
§ Они в значительной мере являются техно-
9
$ логическими.
Вторым по значимости фактором прорыва экономики к росту могла бы стать новая кредитно-денежная политика.
Сегодня в проводимой финансовыми властями политике основная ставка делается на сдерживание денежной массы, на обеспечение так называемой макроэкономической сбалансированности. При этом главный выход в разрешении столь остро стоящих перед страной проблем с инвестициями в реальный сектор экономики правительство видит в использовании в основном внешних источников -кредитные заимствования в зарубежных странах, использование золотовалютных запасов и др.
Такая политика, как справедливо отмечает д.э.н. М. Ершов, во-первых, ставит Россию в зависимость от экономической и политической конъюнктуры Запада, во-вторых, лишает наши денежные власти возможностей проводить свою независимую финансовую политику и, в-третьих, консервирует технологическую специализацию нашего экспорта.
Здесь нелишне обратиться к мировому опыту. Как показывают балансы ЦБ Японии и США, их денежная база на 80% формируется под бюджетные приоритеты. А сам бюджет служит тем механизмом, которые формирует первичную структуру финансовых потоков.
Иначе говоря, определяющим для тех же США являются механизмы приоритетов социальной и научно-технической политики страны, а не бюджетные ограничения. Последние рассматриваются как следствие проведения целенаправленной политики государства на решение стратегических проблем развития науки, образования, здравоохранения, обороны и
т.д. Ни в одной стране мира бюджетная политика денежных властей не является определяющей. Наоборот, она служит мощным инструментом реализации структурной, социальной и другой стратегии, определяемой законодательной властью.
Отсюда вытекает и подчиненная роль курсовой и валютной политики, механизмов формирования и использования золотовалютных резервов ЦБ, и задача долгосрочного социально-экономического и научно-технического развития страны.
У нас же пока все наоборот. Во главу угла поставлены бухгалтерские расчеты Минфина. При таком счетоводческом подходе мы никогда не поднимем экономику страны, будем развиваться черепашьими темпами.
Конечно, для проведения новой политики денежных властей нужны новые механизмы, новые финансовые инструменты и институты. Но эти вопросы наука сегодня умеет успешно решать. Главное препятствие - монетаристские догмы.
Статья поступила в редакцию 5.05.2003 г.