CC BY
45
EPISTEMOLOGY & PHILOSOPHY OF SCIENCE • 2015 • T.XLV • №3
СПЕЦИФИКЕ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ
Александр Леонидович Никифоров - доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии РАН. E-mail: [email protected]
Alexander Nikiforov - doctor of philosophy, leading researcher of the sector of social epistemology of the Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences.
N THE SPECIFIC CHARACTER OF HUMANITARIAN KNOWLEDGE
Мне чрезвычайно понравилась статья Карена Хачнковнча. Действительно, уже немного надоело обсуждать проблемы квантовой механики или синергетики, черные дыры или Большой взрыв, тем более что все это страшно далеко от проблем, каждый день встающих перед нами в повседневной жизни. Сейчас выясняется, что мы гораздо больше знаем о звездах и галактиках, чем о человеке и человеческих сообществах. В современную эпоху жизненную актуальность приобретает разработка наук о человеке, и обращение проф. Момджяна к анализу природы гуманитарного знания вызывает особый интерес.
Мне близок основной пафос статьи Карена Хачиковича: гуманитарные науки ничем не хуже и не ниже, чем естествознание, просто они обладают своей спецификой, задаваемой объектом их изучения - человеком, обладающим сознанием и свободой воли. Профессор Момджян отталкивается от известного разделения наук на номотетические, ориентирующиеся на изучение общего и открывающие причинно-следственные законы, и идеографические, исследующие и описывающие уникальные объекты и события. Насколько я понял, он стремится показать, что общественные и гуманитарные науки, в частности история, также являются номотетическими и здесь также возможно открытие причинных законов. Об этом свидетельствуют и название его статьи, и выражения типа «универсальные законы человеческого поведения» и «универсальные законы общественной жизни».
Возможность существования и открытия законов в области обществозна-ния проф. Момджян обосновывает указанием на то, что хотя человек и обладает свободой воли, сфера этой свободы невелика. Свободу человека, говорит Карен Хачикович, существенно ограничивают по крайней мере четыре группы факторов: 1) инстинкты, в частности инстинкт самосохранения; 2) потребности; 3) интересы; 4) усвоенные индивидом стандарты и стереотипы культуры. Учитывая влияние этих факторов, можно предсказать, как поведет себя человек в той или иной ситуации, т.е. можно говорить о законах, регулирующих его поведение, тем более когда речь идет о поведении групп людей - социальных слоев, сообществ, о крупных социальных сдвигах и т.п.
Здесь я с удовольствием согласился бы с проф. Момджяном, но с одной оговоркой: все законы, относящиеся к поведению отдельного человека или
Panel Discussion 29
А.Л. НИКИФОРОВ
групп людей, могут носить лишь вероятностный, статистическии, приблизительный характер; это скорее закономерности, тенденции, а не строгие законы. Возможно, именно это и имеет в виду сам Карен Хачикович, говоря о «номотетическом познании» в общественных науках. Разница между строгими законами и приблизительными тенденциями наиболее очевидным образом проявляется в возможностях предсказания. Детерминистический закон позволяет нам с полной уверенностью предсказывать наступление событий при соответствующих условиях: вода в лужах замерзнет, если температура воздуха опустится до 0 °С; стрелка компаса отклонится, если по находящемуся рядом с ней проводнику пропустить электрический ток; тяжелый камень, брошенный в пруд, утонет и т.п. Но имея дело с людьми, мы никогда с полной уверенностью не можем предсказать, как поведет себя человек или даже группа людей в той или иной ситуации. Следовательно - пока по крайней мере - в науках о человеке можно говорить только о вероятностных закономерностях.
Но, увы, есть еще одно обстоятельство, на которое я хотел бы обратить внимание проф. Момджяна и которое, как мне представляется, существенно осложняет установление каких-либо связей в общественных науках, - это разница между описаниями и фактами в естествознании и, скажем, в истории. Вот, например, как И. Ньютон описывает один из своих знаменитых опытов по разложению света:
«Опыт 12. В середине черной бумаги я сделал круглое отверстие около одной пятой или шестой части дюйма в диаметре. Я заставил падать на эту бумагу спектр однорядного света... таким образом, что некоторая часть света проходила через отверстие в бумаге. Эту пропущенную часть света я преломлял призмой, помещенной за бумагой, заставляя падать перпендикулярно на белую бумагу на расстоянии двух или трех футов от призмы; я нашел, что спектр, образованный на белой бумаге этим светом, не был удлиненным, как при преломлении сложного солнечного света (в опыте третьем), он был совершенно круглым.» [Ньютон, 1954: 59].
В своем описании Ньютон использует обыденный язык, дополненный научными терминами (спектр, переломление и т.п.). В естественных науках есть парадигма (в самом широком смысле этого слова), есть общепризнанный словарь научных терминов, и любой ученый, повторивший опыт Ньютона, даст приблизительно такое же описание и установит тот факт, который установил Ньютон.
Щ Теперь посмотрим на описание историком событий, предшество-
3 вавших Куликовской битве:
Ф «К лету 1380 г. Мамай основательно подготовился к решающей
2 схватке с Москвой. Не надеясь после Вожи только на собственные силы, он заключил союз с новым великим князем литовским Ягайлой
ф
д Ольгердовичем. Власть Мамая признал Олег Иванович Рязанский,
Я видимо, желая избежать нового разгрома своего княжества.» [Гор-^ ский, 2003: 96].
О СПЕЦИФИКЕ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ
В этом описании появляются слова, совершенно чуждые естествознанию: «не надеясь», «желая» и т.п. Здесь проявляется принципиальная разница в предмете исследования естественных и общественных наук: естественные науки описывают поведение лишенных сознания объектов, а общественные науки описывают поведение людей, руководствующихся своими целями, желаниями, страстями, короче говоря, ин-тенциональное поведение.
Но интенции действующих людей ненаблюдаемы в отличие от наблюдаемых явлений, описываемых естествоиспытателем. Поэтому историк должен сначала понять их, чтобы включить в свое описание. Понимание предполагает интерпретацию, т.е. приписывание интенций наблюдаемому поведению. Следовательно, описание историка всегда включает в себя интерпретацию и устанавливаемый им факт - это всегда интерпретированное поведение, событие, процесс. Разные историки могут по-разному интерпретировать одни и те же действия или события, а значит, получат разные факты. Поэтому историки так часто дают весьма отличные друг от друга описания одних и тех же исторических событий. Для того чтобы увидеть это, вовсе не обязательно сравнивать сочинения историков разных стран или эпох. Вот два известных отечественных историка - Е.В. Тарле и А.З. Манфред, два специалиста по истории Франции, работавшие в одно время и в одном институте, описывают то, как Наполеон в 1799 г. покинул Египет и возвратился во Францию. Тарле говорит о том, что Наполеон, узнав из газет, подброшенных англичанами, об итальянском походе А.В. Суворова, о разложении Директории, бросился во Францию спасать ее от очередного нашествия. Манфред же пишет о том, что Наполеон убедился в безнадежности своего египетского похода и просто сбежал, бросив армию в Египте. Что же здесь было «фактом»?
Когда мы говорим о законе, то имеем в виду некоторую причинно-следственную связь между фактами, событиями, явлениями. Но если далеко не всегда ясно, имело ли место какое-то событие и можно ли нечто считать фактом, то как можно говорить о причинно-следственных связях между ними? Что произошло 25 октября 1917 г. в Петрограде? Какое событие? Одни говорят: это была Великая Октябрьская социалистическая революция; другие: Октябрьский переворот; третьи: захват власти кучкой заговорщиков; и т.д. Что произошло в прошлом году в Киеве - народная революция? Фашистский переворот? Насильственное свержение легитимного правительства группой экстремистов, поддерживаемых зарубежными спецслужбами? Если неясны сами факты, то тем более неясны связи между ними.
Правда, в изложениях историков можно выделить жесткие элементы, которые историк черпает у археологов, астрономов, географов и представителей других наук. Так сказать, «физическая» сторона событий будет приблизительно одинакова у всех историков. Но это не
(О (А 3 О (А
а
А.Л. НИКИФОРОВ
история: «Скажем, вряд ли нас волнует тот факт, что однажды, около 227 000 средних солнечных суток назад, приблизительно на пересечении 54 градуса с.ш. и 38 градуса в.д., на сравнительно небольшом участке земли (ок. 9,5 кв. км), ограниченном с двух сторон реками, собралось несколько тысяч представителей биологического вида Homo sapiens, которые в течение нескольких часов при помощи различных приспособлений уничтожали друг друга. Затем оставшиеся в живых разошлись: одна группа отправилась на юг, другая на север... Между тем именно это и происходило, по большому счету, "на самом деле", объективно на Куликовом поле» [Данилевский, 2001: 5-6]. Конечно, не это волнует историка, его интересуют мотивы, цели, стремления людей, собравшихся на поле брани, значение этого события для дальнейшего развития Руси. А реконструкция всех этих вещей неизбежно вносит субъективный элемент в историческое описание.
Может быть, обсуждение возможности номотетического познания в общественных и гуманитарных науках следует конкретизировать и ограничиваться рассмотрением отдельных наук или совокупностей близких наук? Скажем, в языкознании, лингвистике кажется вполне возможным устанавливать достаточно определенные закономерности. Посмотрим, например, как звучит одно и то же древнееврейское имя в разных языках: Иоаннес (по-греко-византийски), Иоганн (по-немецки), Хуан (по-испански), Джон (по-английски), Иван (по-русски), Ян (по-польски), Жан (по-французски) и т.д. Филолог скажет нам, что, переходя из одного языка в другой, слова изменяются согласно определенному закону. Опираясь на этот закон, вы почти с полной уверенностью можете сказать, как некоторое слово будет звучать в том или ином языке. По-видимому, есть и другие науки о человеке и его деятельности, в которых можно говорить о закономерных связях.
И последнее соображение. Я побаиваюсь разговоров о законах в области общественных наук. Вдруг действительно психологам, социологам, экономистам однажды удастся найти законы, достаточно жестко управляющие поведением людей, позволяющие почти с естественно-научной точностью предвидеть, как они будут реагировать в той или иной ситуации? В современном либерально-капиталистическом мире, в эпоху почти полного нравственного разложения они тотчас будут использованы во зло - для манипуляции людьми, полного их порабощения. К сожалению, сейчас это - почти закон.
О
"35 Библиографический список
3
о
(А Горский, 2003 - Горский A.A. Москва - Орда. М., 2003.
q Данилевский, 2001 - Данилевский И.Н. Русские земли глазами современ-
_ ников и потомков (XII-XIV вв.). М., 2001.
® Ньютон, 1954 - Ньютон И. Оптика. М., 1954.
