CC BY
312
Е. Р. Сухарева,
кандидат юридических наук, доцент
О СИСТЕМЕ ПРАВ НА ЧУЖУЮ ВЕЩЬ SYSTEM OF RIGHTS ON SOMEONE ELSE THING
Данная статья посвящена проблеме определения сущности права собственности и прав на чужую вещь. В работе анализируется современный аспект данной проблемы. Рассматриваются основные признаки и свойства данных прав. Определены подходы к пониманию системы прав на чужую вещь.
This article is dedicated to problem of the determination to essence of ownership and rights on someone else thing. Modern aspect of this problem is analysed. The main signs and characteristic right data are сonsidered. The сertain approaches to understanding the system of the rights on someone else thing.
Принято считать, что понятие вещных прав пришло из римского частного права, в котором ограниченные по своему содержанию вещные права на чужие вещи (jura in re aliena) якобы противопоставлялись наиболее широкому по содержанию праву собственности. В этом взгляде отразилась давно ставшая в цивилистике традиционной «наклонность освящать идеи и явления современного происхождения покровом векового авторитета римского права» [1. — С.240]. В действительности дошедшие до нас источники римского частного права не содержат и не могли содержать такого обобщенного, абстрактного понятия, как «вещное право» или «ограниченные вещные права», ибо римской юриспруденции было «почти совершенно чуждо распределение материала на основании общих понятий и принципов, составляющее характеристическое свойство догматической классификации» [1. — С.222].
Следует учитывать и то важное обстоятельство, что институты римского права не являются чем-то раз и навсегда данным; они появлялись и развивались на протяжении многих веков, и их понимание самими римскими юристами в разные эпохи римской истории было весьма различным и даже противоречивым. Как отмечал Д.Д. Гримм, древнее римское право вообще «не знало противоположения между правом собственности и ограниченными вещными и личными правами
на чужие вещи. Всякое отношение к вещи мыслилось как разновидность единого права — права собственности» [2].
Так, сервитутное право изначально вовсе не было «правом в чужой вещи» (которым оно стало лишь в императорский период), а считалось «как бы правом на свою вещь, которой пользовались только совместно с собственником служащего имения»; в силу этого юридическое положение (природа) сервитутного права «первоначально во всем сходно с юридическим положением собственности» [3].Точно так же суперфиций (superficies) и эмфитевзис (emphyteusis), также обычно рассматриваемые в качестве классических разновидностей известных римскому праву вещных прав, появились в этом качестве лишь в конце императорского периода на базе долгосрочной аренды земли, т.е. чисто обязательственных отношений.
Хозяйственные потребности привели к выработке сначала сервитутов, а затем и узуфрукта с его известными разновидностями (usus и habitatio); к этой же группе имущественных прав исследователи обычно относят и появившиеся значительно позднее суперфиций и эмфитевзис, а также залоговое право (в формах pignus и hypotheca). Но даже в Дигестах Юстиниана, по сути завершивших развитие римского частного права, все эти конкретные институты не рассматривались в качестве разновидностей некой единой категории «прав на чужие веши», или «ограниченных вещных прав» [4].
В римском праве отсутствовало четкое разделение имущественных прав на вещные и обязательственные, основанное на каких-то определенных, общепризнанных признаках вещного и обязательственного права. Известные (зафиксированные в Дигестах) попытки разграничения вещных и обязательственных отношений, предпринимавшиеся римскими юристами, прежде всего Гаем, а также Павлом, Ульпианом и Папинианом, основывались не на абстрактных общих положениях, а на сугубо конкретных различиях способов защиты соответствующих прав — вещных и личных исков (actiones in rem и actiones in personam) [5, 6, 7].
Содержание римского частного права составляли достаточно казуистичные правила, созданные на основе анализа различных конкретных ситуаций, причем зачастую в разное время разными лицами, и потому нередко противоречившие друг другу, к тому же изложенные в плохо систематизированном и малоудобном для изучения порядке. Их обобщение, как известно, начали лишь глоссаторы и, главным образом, постглоссаторы (комментировавшие данное глоссаторами толкование римских текстов с целью приспособления содержащихся в них правил к потребностям средневековых правопорядков) уже спустя несколько веков после падения Римской империи (практически только с середины XIII в.).
Его завершили германские ученые-цивилисты в конце XVIII — начале XIX в., создав на основе логического (догматического) обобщения и систематизации римских источников пандектное учение (от греч. Pandectae — «все вмещающее», «все охватывающее»), которое с тех пор обычно и рассматривается как «римское частное право» и в этом качестве изучается в юридических вузах. Пандек-тистика составила главную базу для формирования «юриспруденции понятий» (Begriffsjurisprudenz), т.е. рассмотрения гражданского права в качестве продуманной, логически непротиворечивой системы общих категорий и правил, четких юридических конструкций, воплощающихся в конкретных нормах. Тем самым пандектисты впервые поставили гражданское право на научную основу, что составляет важнейшую историческую заслугу германского правоведения.
Категория вещных прав в их современном понимании появилась в континентальном европейском праве в начале ХК в. в рамках созданного германскими юристами пандектного учения. Одним из родоначальников этого учения и, соответственно, теории вещных прав наряду с Ф.К. фон Савиньи стал профессор Гейдельбергского университета А. Тибо.В своих учебниках пандектного и римского права он едва ли не первым подверг убедительной критике распространенное тогда мнение о существовании в римском праве «разделенной собственности», доказав противоречие римским источникам соответствующих положений глосса-
торов. На этой базе А. Тибо обосновал необходимость отказа от основополагающей в феодальном праве идеи «разделенной собственности» и признания наряду с правом собственности (на землю) иных вещных прав на чужую вещь [8. — С.117—119].
Пандектная теория вещных прав имела под собой глубокие социально-экономические корни. Распространенное в феодальных правопорядках деление права собственности на dominium directum («верховную собственность») и dominium utile («подчиненную собственность») заключало в себе осуществленное глоссаторами и постглоссаторами решение важнейшей для средневековых феодальных отношений юридической проблемы: признания возможности одновременного существования права собственности нескольких лиц на одну и ту же вещь. Важность данной проблемы определялась тем, что речь шла прежде всего и главным образом о земле (земельных участках), составлявшей если не единственный, то, бесспорно, главный объект феодального «вещно-правового» регулирования.
Один из основополагающих принципов римского права — недопустимость двух (нескольких) прав собственности на одну и ту же вещь — после «рецепции» римского права в феодальные право-порядки стал резко противоречить сосуществованию «прав собственности» сеньора и вассала на соответствующие участки земли. Строго говоря, феодальное право, подобно древнему римскому праву, не содержало четкого различия между правом собственности и другими правами на веши (сам термин «собственность» появился в Германии лишь в XIII—XIV вв., а в России только в XVIII в.) [8. — С.103—107], что открывало широкую возможность сосуществования нескольких близких по содержанию имущественных прав «собственности» на одну и ту же вещь. Предложенная глоссаторами и комментаторами (постглоссаторами) юридическая конструкция «разделенной собственности», допускавшая и объяснявшая сосуществование двух или нескольких одноименных имущественных прав на одну и ту же вещь — поместье, лен (т.е. в конечном счете — земельный участок)
— снимала эту проблему.
Однако впоследствии новые, буржуазные правопорядку устранив феодальные отношения вассальной зависимости, признали собственность наиболее полным правом и тем самым вновь исключили возможность существования двух прав собственности на одну и ту же вещь, в том числе применительно к земельным участкам. Но при этом возникла новая юридическая проблема: в силу естественной ограниченности земли, требуемой для осуществления различных видов хозяйственной деятельности, появилась экономическая необходимость предоставить юридически наиболее прочную, т.е. вещно-правовую (а не обязательственноправовую) возможность одним лицам пользоваться
землей (земельными участками), принадлежащей другим лицам (собственникам).
Важно подчеркнуть, что данная проблема касалась именно и только земли, а не других (главным образом, движимых) вещей. Поэтому земля и была объявлена главным (а в германском праве — единственным) видом недвижимых вещей. Не случайно все иные, чем право собственности, классические вещные права (кроме залогового права) имеют своим объектом только недвижимые вещи, главным образом — земельные участки.
Результатом решения названной проблемы пандектным правом и стало появление категории ограниченных вещных прав (begrenzte Sachenrechte), противопоставляемых обязательственным правам требования, чаще всего вытекающим из договоров. Данная общая категория заменила собой различные феодальные титулы («права собственности») на землю и наряду с правом собственности составила единое гражданско-правовое понятие вещного права (Sachenrecht, dingliches Recht).
К нему пандектистами были отнесены различные права на земельную недвижимость, осуществляемые управомоченными лицами непосредственно, без каких-либо действий со стороны обязанных лиц: сервитуты, узуфрукт, эмфитевзис и суперфиций (составившие группу вещных «прав пользования» чужими вещами — Nutzungsrechte), а также залог как право при определенных условиях продать чужую, в том числе недвижимую вещь, (отнесенный поэтому к группе «прав реализации» чужой вещи - Verwertungsrechte). Затем к ним добавились «права приобретения» чужой вещи (Erwerbsrechte), например «право присвоения» результатов охоты при осуществлении «охотничьего сервитута» и преимущественное право покупки недвижимости (земельного участка), в том числе при установлении долевой собственности на соответствующий объект.
Таким образом, появление современной юридической категории вещных прав (сначала в германской пандектистике, а затем и в европейском континентальном праве в целом) связано с обеспечением экономически необходимого и юридически прочного участия одного лица в праве собственности другого лица на земельный участок (в правопорядках с более широким пониманием недвижимости — и на иную недвижимую вещь). «Юридическая прочность», исключающая возможность одностороннего прекращения правоотношения, стала главным отличительным признаком вещного права в сравнении с обязательственными правами на чужую вещь.
Названные обстоятельства имеют решающее значение для определения существа и видов вещных прав. Из этого, в частности, следует, что объектами иных («ограниченных») вещных прав по общему правилу могут быть только недвижимые
вещи. Применительно к движимым вещам (и тем более к иным видам имущества) указанное выше обоснование теряет свой смысл, поскольку они не являются естественным образом ограниченными; доступ к ним для осуществления экономической деятельности возможен как путем создания (и приобретения в собственность) новых объектов такого рода, так и в форме договорных (прежде всего арендных) отношений.
Изучение дореволюционных научных и законодательных источников ничем не отличается от исторической тенденции отказа от понимания сути исследуемого нами правового явления. Гражданское право до революции среди разделов Свода законов гражданских не содержало названия «Вещное право», а главным, центральным понятием было право собственности, которое подразделялось на полное и неполное [9. — С.9]. Ни в теории, ни в действующем законодательстве не определялось понятие вещного права (права собственности и иных прав на чужую вещь). В этой связи трудно не согласиться с К.П. Победоносцевым, писавшем в своём «Курсе гражданского права» об отсутствии в русском дореволюционном гражданском праве особой категории — вещного права: «Свод наш страдает ещё и неопре-делённостью терминов... чему нельзя и удивляться по относительной юности нашего законодательства и языка, не успевшего ещё выработать свою терминологию для науки права» [10]. Юность нашего законодательства, по мнению К.П. Победоносцева, и стала причиной отсутствия стройной и глубоко научной концепции вещных прав (права собственности и иных прав на чужую вещь).
Сложившееся положение в науке дореволюционного периода представляется нам достаточно странным, поскольку данный этап развития цивилистики в России был ознаменован появлением множества блистательных исследований, в том числе и по проблемам вещного права.
В СССР земля как основной объект недвижимости была передана в собственность государства, что повлекло за собой исключение института вещных прав из гражданского законодательства и его забвение в цивилистической науке. Данное обстоятельство еще в конце 50-х гг. прошлого века с сожалением отмечал О.А. Красавчиков, объясняя «пренебрежение» традиционным делением правоотношений на вещные и обязательственные тем, что «наука гражданского права не смогла показать полезность указанного разграничения и место, где оно может быть практически использовано» [11]. Даже сам термин «вещные права» уже не встречается в теоретических исследованиях с середины 60х гг. прошлого века (после завершения второй кодификации отечественного гражданского законодательства). В результате этого и в современной литературе до сих пор не только господствует пол-
ный разнобой в принципиальных подходах к определению содержания данного гражданско-
правового института, но и высказываются сомнения в самой его целесообразности [12].
Между тем вещное право (или его исторически сложившиеся аналоги в других правопорядках) представляет собой необходимый элемент правового регулирования экономических отношений собственности, которые в сколько-нибудь развитом хозяйстве не могут юридически оформляться только с помощью института права собственности. По справедливому замечанию И.А. Покровского, «одним правом собственности мог бы удовлетвориться только разве самый примитивный экономический быт»[13].
Возрождение института вещного права в постсоветской России — одна из реалий кардинального обновления нашего гражданского законодательства. Забвение данного института советской цивили-стической доктриной, по сути, отбросило нас к той научной базе, которая была создана целой плеядой замечательных дореволюционных цивилистов. Однако современная цивилистика и законодатель обречены лишь обобщить научный материал, касающийся понимания вещного права и содержащийся в трудах дореволюционных ученых, которые, как уже отмечалось, не сформулировали определение категории «вещное право», хотя и предложили весьма интересное понимание сути данного правового явления. Поэтому справедливо сегодня высказывание Л.В. Щенниковой: «Создаётся впечатление, что законодателя вообще не интересует понятие вещного права» [9. — С. 14].
Вместе с тем вполне очевидно, что законодатель не сможет раскрыть эту категорию до тех пор, пока в науке гражданского права она не станет предметом пристального научного исследования и будет оставаться одной из самых загадочных и непознанных, начиная с самого момента своего возникновения. Поэтому современное развитие концепции вещных прав (права собственности и иных прав на чужую вещь) неизбежно следует начинать с определения понятия вещного права и познания его сущности.
И вот именно здесь мы вынуждены обратиться к определению понятия как формы мышления. Так, Е.К. Войшвилло отмечает, что в логике большое внимание уделялось понятию. Именно учение о понятии составляет один из главных разделов традиционной логики, которая предлагает различные определения понятия. Вот несколько типичных определений. «Понятие есть форма мышления, отражающая и фиксирующая существенные признаки вещей и явлений объективной реальности». «Научное понятие как форма логического мышления является концентрированным отражением внутренних, существенных, определяющих свойств и закономерных связей предметов материального мира»». «Понятие способно отражать глубинные, сущностные
стороны познаваемых явлений. Характерная черта понятия состоит в том, что с его помощью различные предметы, свойства, отношения отражаются в человеческом сознании через их существенные признаки» [14. — С.22].
Как видим, все изложенные определения связывают понятие с существенными признаками того или иного явления, понятие которого нам необходимо сформулировать. Более того, совокупность основных существенных признаков того или иного вида конкретных предметов действительности называется их сущностью [14. — С.16—17]. Поэтому формулировка понятия вещного права неразрывно связана с проникновением в сущность данного правового явления.
Внешне вроде бы простые подходы, предложенные нам логикой, по сути являются очень сложными, т.к. в противном случае дореволюционная цивилистика наверняка бы эту сущность отразила в понятии вещного права (права собственности и иных прав на чужую вещь). Однако этого не произошло и этому есть весьма простое объяснение. По мнению Е.К. Войшвилло, сущность предметов того или иного вида составляют обычно признаки, не доступные наблюдению. Они выявляются теоретическим способом именно в результате построения и обоснования теории, объясняющей известные признаки изучаемых предметов. Именно в процессе построения такой теории прежде всего происходит отделение неслучайных признаков от случайных. Случайные выделяются тем, что не поддаются объяснению и не вписываются в возникающую при построении теории систему [14. — С.19].
Анализ современной концепции вещных прав очень явно подтверждает отсутствие представления о разграничении случайных и неслучайных признаков. Так, антитеза вещных и обязательственных прав состоит в том, что в области вещных прав решающее значение для удовлетворения интересов управомоченного лица имеют его собственные действия, в то время как в области обязательственных прав удовлетворение интересов управомоченного лица происходит в результате действий лица обязанного [15]. Эта общепризнанная сегодня позиция основывается на дореволюционной доктрине, когда уже в XIX столетии сущность вещного права усматривалась в непосредственном отношении лица к вещи, его возможности осуществлять свое право без посредничества третьих лиц [16, 17].
Выделяют и иные свойства вещных прав: наличие вещи в качестве объекта, абсолютный характер права и защиты, право следования, свойство публичности, исключительности, преимущества. Однако одновременно подчеркивается наличие тех же свойств у субъектов обязательственного права [18, 19]. Итогом является противоречащий всем канонам вывод об отсутствии деления прав на вещные и обязательственные [9, 12, 15, 20].
Представляется, что отмеченные свойства вещных прав являют собой сущность иного порядка и относятся к числу случайных (факультативных), но лишь с точки зрения вещных и обязательственных прав. Наличие данных признаков у вещных и обязательственных прав является не более чем объективной необходимостью для обладателей этих прав, но отнюдь не отражает их подлинную сущность.
Не оценивая признаки вещного права с этой позиции, цивилисты тем не менее уже заявляют о невозможности проникновения в сущность явления лишь по тем свойствам, которые будут законодательно закреплены [21]. Действительно, отчасти с этим можно согласиться. Это происходит в случае отсутствия понимания законодателем тех признаков, которые составляют существо явления, что и имеет сегодня место в действующем законодательстве и цивилистике. В случае же открытия сущностных признаков проблема понятия вещного права окажется разрешенной.
Суть вещного права уже определялась в дореволюционной цивилистической литературе. Особо следует, на наш взгляд, обратить внимание на научную позицию Д.И. Мейера, который в этой связи отмечает следующее: «В некоторых случаях пользование чужой вещью столь существенно, что оно как бы необходимо для дополнения права собственности лица, которому предоставляется пользование чужой вещью. Понятно, что в таких случаях является стремление обеспечить право пользования от случайности перехода права собственности по вещи, состоящей в пользовании, придать этому пользованию значение господства над вещью. И вот почему в известных случаях пользование чужой вещью естественно принимает характер права на чужую вещь. Если в иных случаях даже само законодательство находит нужным ограничить собственника вещи в пользу стороннего лица, то, конечно, могут встретиться и другие случаи, в которых независимо от такого ограничения со стороны законодательства, явится стремление обеспечить господство над чужой вещью» [22].
Трудно не заметить сделанный ученым акцент на связь вещного права с господством лица над вещью, будь то собственник или обладатель иного вещного права. Вместе с тем данной позиции придерживались и другие дореволюционные цивилисты, в частности Е.В. Васьковский [23], а также современные авторы — А.И. Масляев и Л.В. Щенникова.
Остается лишь познать, в чем же заключается и чем предопределяется это господство.
Следует отметить, что право собственности и вещные права в целом являются лишь одной из многочисленных юридических (гражданско-правовых) форм экономических отношений собственности. Содержательная же характеристика экономических отношений собственности как
предмета юридического (гражданско-правового) регулирования заключается в их рассмотрении в качестве фактических отношений принадлежности (присвоенности) конкретных объектов (имущества), влекущих отчуждение последних от всех иных лиц и предоставляющих возможность хозяйственного господства над присвоенным имуществом, соединенную с необходимостью несения бремени его содержания [24]. В сравнении с традиционно противопоставляемыми им обязательственными правами режим вещных прав характеризуется «юридической прочностью» (обеспеченностью). «Юридическая прочность» вещного права состоит в том, что, заключая в себе известную власть над вещью, оно обременяет саму вещь (или, если угодно, право собственности на нее), а потому и не зависит от смены ее собственника; следовательно, новый собственник вещи не может в одностороннем порядке прекратить такое право и вынужден мириться с установленным обременением. В обязательственном же отношении по поводу пользования вещью власть кредитора распространяется на поведение обязанного лица, а не на его объект (вещь); поэтому новый собственник вещи, не являвшийся обязанным лицом в прежнем обязательстве, по общему правилу вправе расторгнуть его в одностороннем порядке (под условием возмещения контрагенту всех убытков).
С нашей точки зрения, именно в вещном праве это господство является особо выраженным и почти не имеет места в обязательственных правоотношениях. Оно и является тем существенным признаком, который, в первую очередь, должен быть заложен в основу определения понятия вещного права. Абсолютное большинство иных его признаков, выделяемых учеными, на наш взгляд, относятся к факультативным, так как проявляются и применительно к обязательственным правам.
Обращаясь вновь к Д.И. Мейеру, следует особо подчеркнуть высказывание ученого о том, что если другое лицо и господствует в известной мере над вещью, то его господство представляется именно выделом из права собственности [22. — С.236]. Вероятно, поэтому как раз и не оспаривается в современном научном мире такое свойство вещных прав, как публичность. Лишь прерогативой законодателя должно стать определение соотношения власти собственника и обладателей иных вещных прав (прав на чужую вещь), обеспеченное посредством законодательного определения видов и содержания вещных прав.
Итогом данного небольшого исследования может стать предложенное нами и скорее дискуссионное определение понятия «вещное право». Так, по нашему мнению, вещное право есть мера юридического господства лица над вещью, предусмотренная законом, обеспечивающая его
возможность осуществлять правомочия в случаях и в порядке, предусмотренном законом.
Необходимо подчеркнуть общий характер данного определения вне связи его с категорией ограниченного вещного права (права на чужую вещь), нуждающейся в дальнейшем серьёзном научном исследовании. Отсутствие же в целом понимания сути вещного права (права собственности и иных прав на чужую вещь) в современной науке свидетельствует о её неготовности к познанию иных аспектов столь сложного правового явления, в частности его системы.
Важно также отметить, что господство и власть обладателя вещного права уже в дореволюционной литературе связывались, в частности Ю.С. Гамбаровым, Д.И. Мейером, с правомочием пользования и его защитой [22, 25]. Именно это, наверное, и послужило сегодня основанием для утверждения, что правомочием пользования исчерпывается содержание ограниченных вещных прав [26], с чем не представляется возможным согласиться.
Бесспорно, не следует полностью отрицать данную позицию в части роли и значения правомочия пользования для обладателя вещного права. Вместе с тем власть лица, на наш взгляд, необходимо связывать с известной мерой личной распорядительной свободы и стабильностью правомочия пользования. Причем данные свойства объективно необходимы обладателю вещного права.
Данный подход позволит снять ряд дискуссионных моментов, относящихся к построению системы вещных прав и анализу правовой природы некоторых из них. Это будет касаться и прав законодателя, и доверительного управляющего, прав арендатора и отказополучателя, лица удерживающего вещь, и, как ни странно звучит, даже отдельных сервитутных прав (например, проезда или перехода через участок другого пользователя).
Акцент на распорядительную свободу нетрадиционный. Но именно он, на наш взгляд, и является «более глубокой сущностью», позволяющей провести грань между вещным и обязательственным правом, поскольку правомочие пользования, в том числе характеризующееся стабильностью (например, у арендатора по договору аренды), свойственно и обладателю обязательственного права.
С этих позиций предлагаемый Е.А. Сухановым и Л.В. Щенниковой [9, 18] перечень видов вещных прав следует сократить и относить к числу вещных помимо права собственности право пожизненного наследуемого владения земельным участком, право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, право хозяйственного ведения и оперативного управления, право самостоятельного распоряжения доходами учреждения, отдельные сервитуты, право нанимателя по договору социального найма.
Залог и удержание целесообразно рассматривать в качестве обязательственных, ибо здесь даже
отсутствует цель вещного права — пользование. Относительно права проживания также допустимо говорить об обязательственно-правовой природе отношений с лицом, лишенным распорядительной свободы.
Таким образом, неслучайными признаками вещных прав можно считать распорядительную свободу и стабильность правомочия пользования. Все остальные признаки вещных прав следует относить к числу случайных (второстепенных) с точки зрения разграничения с правами обязательственными. Однако эта случайность никоим образом не влияет на их объективную необходимость и, соответственно, законодательное закрепление.
Подводя итог, можем констатировать наличие большого простора для развития теории вещного права (права собственности и иных прав на чужую вещь) в современной России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Муромцев С.А. Очерки общей теории гражданского права // Избранные труды по римскому и гражданскому праву. — М.: Статут, 2004.
2. Гримм Д. Проблема вещных и личных прав в древнеримском праве // Вестник гражданского права. — 2007. — № 3. — С. 189.
3. Муромцев С.А. Гражданское право Древнего Рима. — М.: Статут, 2003. — С. 149.
4. Вещные права на землю в избранных фрагментах из Дигест Юстиниана / пер. с лат.; отв. ред. Л. Л. Кофанов. — М., 2006. — С. 65, 118, 280.
5. Институции Юстиниана / пер. с лат.; под ред. Л.Л. Кофанова, В.А. Томсинова. — М., 1998.
— С. 319.
6. Дигесты Юстиниана / пер. с лат.; отв. ред. Л.Л. Кофанов.— М., 2005. — Т. VI. Полутом 2.
— С. 535, 547, 549, 555.
7. Новицкий И.Б. Основы римского гражданского права: учебник для вузов. — М., 2000.
— С. 72.
8. Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву: в 2т. — Т. II. — М.: Юрид. лит., 2004. — С. 117—119.
9. Щенникова Л.В. Вещное право: учебное пособие. — М.: Юристъ, 2006.
10. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Вотчинное право. — СПб., 1892. — С.113
— 123.
11. Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве // Категории науки гражданского права: избранные труды: в 2 т. — М.: Статут, 2005. — Т. 2. — С. 234.
12. Гражданское право: учебник / под ред., А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. — 6-е изд. — М.: Проспект, 2002. — Т. 1. — С. 402.
13. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М.: Статут, 1998. — С. 207.
14. Войшвилло Е.К., Дегтярёв М.Г. Логика как часть теории познания и научной методологии: учебное пособие для студентов философских факультетов и преподавателей логики. — М.: Наука, 1994.
15. Баринова Е. Вещные права — самостоятельная категория// Хозяйство и право. — 2002.
— № 7. — С. 40.
16. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М., 1998. — С. 207.
17. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. — М., 1995. — С. 141—142.
18. Суханов Е.А. Ограниченные вещные права // Хозяйство и право. — 2005. — № 1. — С. 5—8.
19. Власова А.В. К дискуссии о вещных и обязательственных правах// Правоведение. — 2002. — №2. — С. 146—150.
20. Райхер В.К. Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ле-
нинградского политехнического института. — Л., 1928. — Вып. 1. — С. 273—306.
21 . Белов В.А. Вступительная статья // Бабаев А.Б. Система вещных прав: монография. — М.: Волтерс Клувер, 2006. — 408 с.
22. Мейер Д.И. Русское гражданское право: в 2ч. — М: Статут, 2000. — С.434.
23. Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. Вып. 2: Вещное право. — СПб., 1896. — С. 57.
24. Гражданское право: учебник: в 4 т. / отв. ред. Е.А. Суханов. — М., 2005. — Т. 2. — С. 18—20.
25. Гамбаров Ю.С. Вещное право: лекции. — СПб., 1908—1909.
26. Баринова Е.А. Вещные права в системе субъективных гражданских прав// Актуальные проблемы гражданского права. Вып 6. — М.: Статут, 2003. — С. 149.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ СТАТЬИ:
Сухарева Елена Ромуловна. Доцент кафедры гражданского, трудового и финансового права. Кандидат юридических наук, доцент.
Воронежский институт МВД России.
E-mail: [email protected]
Россия, 394065, г. Воронеж, проспект Патриотов, 53. Тел. (4732) 312-651.
Sukhareva Elena Romulovna. The docent of the subfaculty civil, labor and financial law. The candidate of the legal sciences, docent.
Voronezh Institute of the Ministry of the Interior of Russia.
Work address: Russia, 394065, Voronezh, Prospect Patriotov, 53. Tel. (4732) 312-651.
Ключевые слова к статье: гражданское право, право собственности, права на чужую вещь, признаки права собственности и прав на чужую вещь, система прав на чужую вещь.
Keywords: civil right, ownership, the rights on someone else thing, the signs of ownership and rights on someone else thing, the system of the rights on someone else thing.
ББК 67.404
