CC BY
166
И. М. Кобозева
МГУ имени М. В. Ломоносова, Москва
О ПОСЕССИВНОСТИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ: ПОСЕССИВНЫЕ ПРЕДИКАТЫ VS. ГЕНИТИВ
1. Введение
Понятийная категория посессивности не обойдена вниманием ни со стороны типологии, ни со стороны теории функциональной грамматики (см., например, [Seiler 1983; Бондарко 1996; Чинчлей 1996]). Вместе с тем, далеко не на все вопросы, связанные с объемом этой категории в конкретных языках, получены однозначные ответы.
Существует узкое и широкое понимание посессивности (см. [Плунгян 2011]). Узкое понимание исходит из семантики: семантическая категория посессивности при этом трактуется как «особый тип имущественного отношения... связанный с общественной регламентацией права... обладателя, или посессора, свободно распоряжаться обладаемым» [Там же: 236]. Широкое понимание базируется на грамматической форме, в которую облекается в естественном языке данное семантическое отношение: под грамматическую категорию посессивности при этом подводится не только отношение обладания, но и все другие отношения, которые кодируются при помощи того же (тех же) грамматических показателей. Данные типологии свидетельствуют, что, как правило, это бывают отношения родства и другие социальные отношения, мереологические отношения (отношения «часть — целое»1) и актантные отношения, причем предполагается, что семантическое расширение зоны посессивности идет именно в такой последовательности [Там же: 237-238]. Если посмотреть на одно из главных грамматических средств кодирования
1 В известной классификации мереологических отношений [Winston, Chaffin, Herrmann 1987] выделяется шесть типов таких отношений: компонент — интегральный объект, член — коллекция, порция — масса, материал — объект, фаза — деятельность, место — местность.
функционально-семантической категории (ФСК) посессивности в русском и многих других языках — приименной генитив, — то в [Бор-щев, Кнорина 1990] показано, какое многообразие семантических отношений, выходящее за рамки вышеуказанных четырех групп, он способен выражать в русском языке. Очевидно, что семантическая основа грамматической категории при этом размывается до максимально общего значения «отношения одного объекта к другому» [Seiler 1983], или «когнитивной сопряженности» [Кибрик 2008]. Такая степень общности семантики грамматического показателя ставит под сомнение его функционально-семантическую природу2.
Теория функциональной грамматики дает более адекватное представление о соотношении универсальных понятийных категорий и того формального выражения, которое они получают в конкретных языках. Как и другие ФСК, посессивность формально выражается не только грамматическими, но также лексическими и конструкционными средствами. Определение границ функционально-семантического поля (ФСП) посессивности в конкретных языках без учета двух последних может исказить картину. Мы покажем, что обращение к лексическим и конструкционным средствам кодирования посессивности в русском языке в их сопоставлении с грамматическими ставит под сомнение включение в ФСП посессивности некоторых из значений приименного генитива, которые при ориентации исключительно на грамматику подводятся под эту категорию.
Мы решили сопоставить зоны значений, выражаемых русским генитивом, с основными предикативными средствами кодирования посессивности с целью выяснить, совпадают ли эти зоны. За основу для сопоставления был взят достаточно детализированный набор из 10 типов «посессивных» (в широком смысле) семантических отношений (СО), выражаемых в составе именной группы притяжательным модификатором или генитивным комплементом [Кибрик 2003: 311312]: 1) 'обладатель — часть тела' (его рука); 2) 'целое — часть' (ручка двери); 3) 'родство' (его сын); 4) 'обладатель — обладаемое' (дом Ивана); 5) 'социальные отношения' (подруга Маши, начальник Ивана); 6) 'отношения членства' (житель деревни); 7) 'общеопределительное отношение' (портрет Пушкина, теорияХомского, слово пастыря, группа Апресяна, дым костра, пятно крови, краюха хлеба, мешок сахара,
2 Не случайно в общей лингвистике генитив считается синтаксическим падежом (см. [Бенвенист 1974; Бэбби 1994]).
стадо коров); 8) 'субъект — качество/состояние' (холод осени, красота поступка); 9) 'субъект — процесс/ действие' (отступление противника); 10) 'объект — действие' (избиение невинных, проводы зимы).
Языковые средства предикативного кодирования посессивности многочисленны, и каждое из них не только выражает определенный набор СО, но и имеет специфическую лексическую сочетаемость. Поэтому мы выбрали только те из них, которые кодируют достаточно широкий спектр СО и имеют широкую сочетаемость. Для русского языка это прежде всего конструкции у X-аестьY (посессивно-бытийная), у X-а Y (посессивно-связочная), а также глагол иметь. Назовем СО быть/иметь-выразимым, если оно может быть выражено хотя бы одним из указанных средств.
Пилотный анализ данных НКРЯ показал, что семантические зоны предикативной посессивности и генитива, как и следовало ожидать, имеют общую часть, в которую целиком входят СО 'обладатель — обладаемое', 'родство' и 'социальные отношения'. Ср. (1а) и (1б):
(1а) его дача (дочь, друг, начальник)
(1б) У него есть дача (дочь, друг, начальник) / Он имеет дачу (дочь,
друга, начальника).
Но во множестве других СО обнаруживаются более или менее существенные различия, которые мы рассмотрим в следующих разделах.
2. Предикативное посессивное кодирование мереологических
отношений
В наборе СО, который мы взяли за основу, к мереологиче-ским относятся СО 'обладатель — часть тела', 'целое — часть' и 'отношения членства'. Заметим, что в этот набор не попали такие мереологические СО из известной классификации [Winston, Chaffin, Herrmann 1987], как 'порция — масса', 'материал — объект', 'фаза — деятельность', 'место — местность'. При этом некоторые из них в указанном наборе попали в семантически размытый класс «общеопределительных», о котором пойдет речь в разделе 4, а другие в русском языке в норме не выражаются при помощи генитива, и поэтому далее не будут рассматриваться. Генитивное кодирование СО 'обладатель —
часть тела' ничем не ограничено3. Ограничения на генитивное кодирование СО 'целое — часть', когда обе составляющих конструкции принадлежат к классу «части тела», описаны в [Рахилина 2000]. Как бы то ни было, предикативное посессивное кодирование первых двух мереологических СО подлежит дополнительным ограничениям. Так, при абсолютной нормальности генитивных групп в (2а) предикативные конструкции типа (2б) семантически дефектны.
(2 а) плечи бурлака; стена дома
(2б) ?У бурлака (есть) плечи. / ?Бурлак имеет плечи; ?Удома (есть)
стена. / ?Дом имеет стену.
Предикативное посессивное кодирование СО 'обладатель — часть тела' и 'целое — часть' встречается только в контексте снятой ассертивности (напр., Имеющий уши да слышит), в сопоставительном контексте (напр.,... оказывается, она такая же, как и все прочие люди, у неё есть голова, две руки, две ноги... (И. А. Архипова)4), при описании частей малоизвестных объектов (напр., Лианы имеют присоски), а также при наличии в составе ИГ ограничительного атрибута (напр., У него были широкие плечи) или количественной группы, содержащей числительное, нестандартное для частей данного типа (напр., У ребенка было шесть пальцев на правой руке5). Данное различие в приемлемости между генитивным и предикативным способами выражения двух указанных мереологических СО обусловлено сочетанием когнитивного и коммуникативного факторов: в составе генитивной конструкции факт принадлежности части некоторому целому входит в пресуппозицию, а в коммуникативном фокусе оказывается
3 Разумеется, речь идет не об экстралингвистических ограничениях, нарушенных в сочетаниях типа *жабры комара или *жало лошади, а о языковых семантических ограничениях. Подчеркнем, что СО 'обладатель — часть тела' предполагает в позиции «обладателя» имя живого существа (Маша, комар, чудовище и т. п.), а не части тела живого существа (сердце, рука, клюв и т. п.). Сочетания типа средний палец правой руки относятся к СО 'часть — целое'.
4 Здесь и далее за редкими очевидными исключениями даются примеры из НКРЯ, которые иногда приводятся в сокращенном за счет несущественных деталей варианте.
5 Примеры типа У кошки четыре ноги могут встретиться разве что в детской песенке. А фразы типа Паукообразные имеют восемь ног — в учебнике или специальной литературе.
идентификация либо части, либо целого; в предикативной конструкции информация о наличии частей у целого попадает в ассерцию. В норме утверждение о наличии у посессора-целого тех или иных частей в стандартном количестве коммуникативно избыточно в силу включенности этой информации в обыденное знание о посессоре. Так что можно считать, что указанные СО быть/иметь-выразимы, когда контекст удовлетворяет вышеуказанным коммуникативным и когнитивным условиям.
'Отношения членства' почти без ограничений выразимы при помощи генитивной конструкции (см. (3а)), но далеко не все такие СО быть / иметь-выразимы (ср. (3б-е)):
(за) игрок / капитан команды; житель / староста деревни, корабль / флагман Северного флота, ученик третьего класса, ?бандит (этой) банды, ?карта колоды, ?ученик класса
(зб) У команды есть капитан / Команда имеет капитана; У Северного флота есть флагман / Северный флот имеет флагман.
(зв) ?У команды есть игрок(и) / Команда имеет игрока(-ов); ?У Северного флота есть корабль(-и) / ?Северный флот имеет корабль(-и); ? У третьего класса есть ученик(и) / ?Третий класс имеет ученика(-ов).
(зг) У команды есть выдающийся игрок / игроки, которые могут дать достойный ответ «Боруссии»; У российского флота есть атомные надводные корабли. По данным 1859 года владельческая деревня Горка Ширятская имеет 22 двора и 123 жителя.
(зд) У «Спартака» сейчас есть игроки, но нет команды.
(зе) ?У деревни есть староста / 123 жителя. ?У третьего «Б» есть староста / есть ученик, который побеждает на всех олимпиадах.
(зж) В деревне есть староста / было 123 жителя. В третьем «Б» есть староста / есть ученик, который побеждает на всех олимпиадах.
Примеры в (3в-г) показывают, что 'отношение членства' быть/иметь-выразимо, если 'член' множества выделен в нем. Так
выделен в группе лидер, во флоте флагман и т. п., и поэтому имена лиц, служащие обозначением таких 'членов', легко занимают позицию 'обладаемого' в предикативной посессивной конструкции (ср. лексическую функцию CAP в модели «Смысл ^ Текст» [Мельчук 1974: 99]). Членство же однородных элементов в образуемом ими множестве подразумевается семантикой имен множеств, что делает утверждение о принадлежности таких элементов множеству тавтологичным. Это и объясняет семантическую дефектность (3в) как при единственном, так и при множественном числе ИГ, обозначающей элемент(ы) множества. Как только элемент или подмножество элементов множества становится выделенным в нем благодаря тому или иному свойству (таким свойством может быть и количество элементов в множестве), отношение членства становится быть/иметь-выразимым, как показывают примеры (3г). Еще один способ выделения стандартных элементов множества, лицензирующий предикативную посессивную конструкцию — это контрастив-ное выделение при противопоставлении, как в (3д). Однако не все дефектные конструкции типа У X-а есть Y из (3в) удается «исправить» тем или иным способом выделения элементов в множестве, что показано в (3ж). Так, «исправлению» не поддаются конструкции, в которых имя множества-«обладателя» в позиции X метонимически связано с именем места (класс, деревня, страна и т. п.). Дело в том, что при таких именах для выражения отношения членства используется локативно-бытийная конструкции В X-е есть Y, которая не соотносится напрямую с семантической зоной посессивности.
К мереологическим СО, не нашедшим отражения в нашем исходном списке, относится СО 'фаза — деятельность' [Winston, Chaffin, Herrmann 1987], выразимое как генитивом (ср. начало строительства, этап процесса и т. п.), так и при помощи быть у и иметь (ср. Есть у революции начало, нет у революции конца; Бизнес ведь это не какая-то однородная деятельность, он имеет массу этапов).
Итак, мы установили, что все рассмотренные выше мереоло-гические отношения, кодируемые генитивной конструкцией, при соблюдении определенных коммуникативных и когнитивных условий оказываются быть/иметь-выразимыми, что подтверждает правомерность их включения в семантическую зону посессивности. Ниже, в разделе 4, мы увидим, что не все мереологические отношения таковы, и сделаем выводы о соотношении ФСК посессивности и ФСК партитивности (= мереологии).
3. Предикативное посессивное кодирование актантных
отношений
В наборе из «посессивных» СО, который мы взяли за основу, к актантным относятся СО 'субъект — качество / состояние', 'субъект — процесс / действие', 'объект — действие'. По причинам, которые станут ясны из дальнейшего, мы будем различать СО 'субъект — состояние' и СО 'субъект — качество / свойство', а также вводить новые СО, если потребуется.
3.1. СО 'субъект — действие / процесс'vs СО 'участник — мероприятие'
Генитивная конструкция без ограничений способна выражать отношение субъекта к действию, процессу или происшествию, обозначаемому предикатным именем, при условии, что ее вершина не имеет другого комплемента в генитиве с ролью объекта (см. (4а)). Как показывают примеры в (4б), далеко не всегда данное СО выразимо при помощи посессивной предикативной конструкции.
(4а) отказ Ивана от исповеди; падение малыша с горки; колыхание листьев на ветру;
(4б) ? У Ивана (есть) / ?Иван имел отказ от исповеди; ? У малыша (есть) / ? Малыш имел падение с горки; ?У листьев (есть) / ? Листья имели колыхание на ветру.
Вместе с тем многие имена ситуаций способны к образованию посессивно-связочной конструкции УX-а Y, в которой роль имени в позиции посессора может интерпретироваться как субъектная, как показывают примеры в (5):
(5а) Мы как раз оказались в Питере, но на бал не попали — в тот вечер у Володи был концерт.
(5б) В Токио у команды были товарищеские матчи с разными клубами.
(5в) У меня сейчас экскурсия, — не останавливаясь, сказала она.
(5г) Мужики... молят: «Отпустите вы нас только поскорее, потому что у нас покос, уборка хлеба».
Ситуации, обозначаемые предикатными ИГ в (5), отличаются от тех, которые такие ИГ обозначают в (4), тем, что первым соответствует особый тип ситуаций, наиболее подходящее название для которого — «мероприятие». Каковы свойства ситуаций-мероприятий? Во-первых, это обязательно контролируемые положения дел, в том самом смысле, в каком эта скрытая категория предикатов понимается в семантике (см. [Булыгина 1982: 68-83]). Это исключает из класса мероприятий ситуации типа падение с горки или колыхание листьев. Во-вторых, это ситуации длительные, не сводимые к точке на временной оси. Это исключает из данного класса все моментальные ситуации (удар, прыжок, кивок, отказ, приход и т. п.). В-третьих, это наблюдаемые ситуации, представляющие собой сложные последовательности более элементарных действий. В этом отношении имена мероприятий соотносительны с классом «деятельностей» в фундаментальной классификации предикатов Ю. Д. Апресяна — глаголов, обозначающих «совокупность разнородных и разновременных действий, имеющих одну конечную цель, причем время существования ситуации, называемой данным глаголом, растягивается на несколько раундов наблюдения» [Апресян 2009:40]. В-четвертых, это ситуации, наступление которых планируется их партиципантами. Так, одна и та же деятельность — уборка квартиры, будет мероприятием только в случае, если она сознательно намечена, не вызвана случайно возникшей необходимостью, например, тем, что дети в отсутствие родителей позвали гостей и в доме все перевернуто вверх дном. И только намеченная уборка (уборка-мероприятие) имеется в виду, если ситуация выражается посессивной конструкцией У нас (была / будет) уборка.
Последнее положение подтверждается интерпретацией многозначных предикатных имен в рамках посессивной конструкции. Рассмотрим имя встреча. В одном из своих значений оно соотносится с неконтролируемым моментальным глаголом происшествия встретить / встречать: По дороге домой он встретил своего школьного учителя, которого не видел больше десяти лет. Эта встреча (встреча¡) оказалась судьбоносной. В другом значении оно соотносится с контролируемым глаголом деятельности встречаться: Завтра депутат встречается со своими избирателями. Встреча (встреча2) пройдет в заводском клубе. Встреча1 обозначает происшествие, встреча2 — мероприятие. Теперь посмотрим на предложение (6):
(6) У Феди в парке встреча с каким-то приятелем.
Никакой неоднозначности в (6) не ощущается. Оно понимается только как сообщающее о намеченном Федей заранее мероприятии, в котором он будет партиципантом (контрагентом, коагенсом встречи). (6) не может быть сообщением о случайном событии (происшествии).
Семантическая роль актанта Х при посессивном кодировании актантных отношений часто остается недоопределенной. Так, в предложении (5в) «она» может быть как экскурсоводом (субъектом), так и экскурсантом (объектом и/или адресатом). Иногда уточнению семантической роли способствует форма кодирования других актантов или сирконстантов предикатного имени. Так, в примере (7) из НКРЯ:
(7) Завтра у меня экскурсия в доме-музее В. И. Ленина, «Боевое крещение» —
оформление сирконстанта как локатива склоняет чашу весов в пользу того, что «я» — субъект, экскурсовод. Если бы вместо в доме... было в дом..., интерпретация роли «я» была бы скорее объектной, т. е. как экскурсанта. Это объясняется тем, что локатив концептуализирует музей как «местонахождение», каковым он является скорее для постоянно работающего в нем экскурсовода, а директив концептуализирует тот же музей как цель перемещения, каковой он является прежде всего для экскурсанта.
Подчеркнем, что только связочная посессивная конструкция способна выступать как выразитель актантного отношения участника к мероприятию. Это очевидно в примерах (5в-г), которые станут неграмматичными (в случае интересующей нас предикатной семантики имен), если вместо нулевой формы, обязательной для связки в настоящем времени, мы вставим бытийный предикат есть: У меня сейчас есть экскурсия не может значить ни то, что я сейчас веду экскурсию, ни то, что я сейчас являюсь экскурсантом; У нас есть покос, уборка хлеба не может значить, что нам предстоит косить и убирать хлеб. Если же мы встречаем слова покос или экскурсия в бытийно-посессивной конструкции с есть, как в (8):
(8а) У нас есть обзорные экскурсии по Берлину.
(8б) У соседа есть покос на том берегу,
то вне всякого сомнения данные имена выступают в предметном, а не предикатном значении, а конструкция кодирует не актант-ное отношение, а отношение обладания в узком смысле: в (8а) тур-агентство («мы») обладает товаром-услугой типа «экскурсия по Берлину», в (8б) сосед является хозяином участка земли.
Заметим, что если сказуемое посессивной конструкции относится к настоящему времени, то само участие Х-а в мероприятии, которое обозначает У, может относиться как к настоящему моменту, так и к будущему. Так, в (5в) даже наличие наречия сейчас без обращения к контексту не позволяет однозначно интерпретировать предложение как произносимое в ходе экскурсии. Оно может означать и то, что экскурсия намечена на ближайшее будущее. В (5г) только контекст позволяет понять, что мужики не заняты покосом и уборкой хлеба в момент речи, но займутся этим, как только представится возможность.
Что касается глагола иметь, то он гораздо реже, чем посессивно-связочная конструкция, используется для выражения СО 'участник — мероприятие' и стилистически маркирован в этой своей функции. При этом референция производится не к к текущему событию, а, как правило, к событию в прошлом, что отражается формой прошедшего времени глагола. В НКРЯ на 15 случаев использования иметь в данной функции в сочетании с «мероприятием» встреча 13 имеют форму прошедшего времени, как в (9а), а 2 формы настоящего времени имеют хабитуальное значение, как в (9б):
(9а) А на обратном пути Косыгин остановился в Пекине, имел встречи с Мао Цзэдуном и другими руководителями КНР.
(9б) Они смотрят ТВ, получают письма, ежедневно общаются со специалистами, знают все новости, имеют встречи с родными, друзьями.
Итак, мы установили, что, предикативные посессивные конструкции (в отличие от генитива) не могут свободно использоваться для выражения актантного отношения 'субъект — процесс / действие'. Как «посессор» при посессивных предикатах, кодирующих актантное отношение, может выступать только лицо (с естественным расширением на группу лиц и управляемый человеком механизм), а
как «обладаемое» — только ситуации типа «мероприятий» — контролируемые, длительные, приуроченные к определенному, обычно заранее известному периоду времени. Иными словами, не все, что мы делаем, делали или будем делать, лексически концептуализируется как то, чем мы обладаем, а только то, что нами было запланировано и/или входит в круг наших обязанностей.
3.2. СО 'субъект — состояние'
Генитивная конструкция оформляет данное СО, не налагая ограничений на семантический класс субъекта или состояния (мы опять-таки не говорим об экстралингвистически мотивированных запретах или отсутствии субстантивного деривата у предиката состояния), ср. благоухание роз, сияние звезд, молчание ягнят, болезнь артиста, радость матери, желание клиента и т. п. Предикатные посессивные конструкции гораздо более избирательны в этой своей функции. Во-первых, они, за редким исключением, требуют одушевленности субъекта, во-вторых, каждая из двух посессивных конструкций обслуживает только одну семантическую категорию состояний. Поэтому далее рассмотрение будет вестись по этим категориям.
3.2.1. СО 'субъект — его физиологическое или психосоматическое состояние' (жажда, роды, озноб, жар, кровотечение, хорошее настроение и т. п.). Предикатную выразимость данного СО иллюстрируют следующие примеры:
(10а) У меня были роды на 34 неделе.
(10б) У Жени был шок, он подавился омаром.
(10в) Но потом открыли и джин, потому что у Кретинина была
жажда и он все равно уже открыл тоник.
(10г) Ночью у него был жар и озноб.
Все примеры в (10) реализуют семантическую структуру «актуальное пребывание Х-а в состоянии У в момент референции», эксплицируя отношение субъекта к состоянию при помощи посессивно-связочной конструкции. Ни посессивно-бытийная конструкция, ни глагол иметь в этой функции не используются. Ср. неграмматич-ность примеров типа: *Уменя есть роды; *Унего есть жажда / озноб / жар; ?Она имела шок / обморок и т. п.
Заметим, что у синонима жара — имени температура, в полемическом контексте при фокусе на верификативном компоненте смысла возможно появление экзистенциального быть:
(11) Унегоесть1 температура.
Это связано, по-видимому, с тем, что если жар в наивной картине мира предстает как самостоятельное патологическое состояние, своего рода болезнь, то температура мыслится, прежде всего, как симптом болезни, равно как пульс можно рассматривать как симптом состояния 'жив'. Не удивительно, что наличие температуры, как и пульса, одинаково может кодироваться бытийно-посессивной конструкцией (ср. У него есть1 пульс). Но если пульс — только симптом, то температура (как синоним жара) — это и ощущаемое субъектом аномальное состояние. Поэтому нормальная пульсация крови, нормальное дыхание и прочие состояния организма, которые можно назвать фоновыми, в обычной ситуации не выражаются предикатными посессивными конструкциями (ср. ?У него (есть) пульс / дыхание). Здесь действует та же комуникативно-прагматическая закономерность, что и в области мереологических отношений. Вспомним: для обязательных частей объекта в нормативном количестве посессивное предикатное кодирование аномально (ср. *УМаши (есть) глаза). То же относится и к нормативным состояниям. Только при наличии определений при нормативных состояниях или частях объекта конструкция становится нормальной: У него ровный / прерывистый пульс; У Маши карие / красивые глаза.
Все физические и психосоматические состояния, встретившиеся в нашей выборке, — это «выделенные», не фоновые состояния живого организма: ощущения острой физиологической потребности (жажда и т. п.) или боли (колики и т. п.); физиологически нормальные, но относительно редкие состояния (месячные, роды и т. п.); патологические состояния (болезни и т. п.), отклонения от «усредненного» психосоматического состояния в положительную или отрицательную сторону (плохое самочувствие, хорошее настроение). Поскольку нахождение в том или ином физиологическом или психосоматическом состоянии входит в пресуппозицию сообщений о состоянии живого организма, а утверждаются в них только характер состояния, то естественно, что используется именно связочная, а не бытийная посессивная конструкция.
Не любое имя физиологического или психосоматического состояния может выступать в данной конструкции, однако ограничения носят не семантический, а лексический характер, ср. УКрети-нина была жажда и ?УКретинина был голод.
Следует заметить, что имя роды и глагол рожать (в отличие от озноб и знобить) обозначает ситуацию, которая обладает как свойствами состояния, так и отдельными свойствами деятельности (это ситуация, длящаяся определенный период времени, в течение которого с субъектом происходят изменения, скорость которых он может отчасти контролировать, ср. Она родила очень быстро), и даже мероприятия: наступление этой ситуации планируется субъектом в том смысле, что срок его наступления ему приблизительно известен; в ситуации обычно сознательно участвует не только субъект, но и «помощник», принимающий роды. Поэтому вне контекста предложение типа У нее были трудные роды неоднозначно. В отличие от (10а) оно может быть проинтерпретировано и как обозначающее не состояние субъекта, а актуальное или предстоящее участие другого партиципанта (в первую очередь «помощника») в данной ситуации-мероприятии.
3.2.2. СО 'субъект — его интенциональное состояние' (мысль, убеждение, сомнение, желание, надежда, опасение и т. п.). Быть/иметь-выразимость данного СО иллюстрируют следующие примеры из НКРЯ:
(12а) У биологов есть / Биологи имеют своё мнение по поводу данной фразы: кропинный — это крапивный.
(12б) У Ирины было / ?Ирина имела чувство, что она голая стоит посреди учительской.
(12в) У русских есть / Русские имеют национальное самосознание, сознание культурной и национальной общности.
(12г) И всё же у Печорина была надежда. / И всё же Печорин имел надежду.
В отличие от физических состояний, рассмотренных в п. 3.2.1, нахождение субъекта в том или ином интенциональном состоянии (ментальном, волитивном, эмоциональном) оформляется посессивно-бытийной конструкцией. Это вполне соответствует
указанному выше семантическому отличию этой конструкции от посессивно-связочной. Нахождение в том или ином физическом состоянии всегда пресуппонируется, а утверждается, какое именно это состояние. В случае интенционального состояния или отношения утверждается сам факт его наличия, часто одновременно с утверждением о его пропозициональном содержании.
Ограничения на использование конструкции УХ-а есть У для выражения интенциональных состояний субъекта X существуют, как показывают примеры (12б) и (13):
(13а) ?У него есть / ?Он имеет знание, что эта вещь стоит очень дорого.
(13б) * У меня есть / *Я имею радость / благодарность, что меня вовремя предупредили.
Можно было бы подумать, что аномальность примеров в (13) как-то связана с фактивностью конструкции, которая в свою очередь коррелирует с фактивностью предиката, от которого образовано имя состояния, но не предопределяется ею. Действительно, все конструкции в (12) нефактивны. Имя сознание в (12в) соотносительно с фактивным предикатом сознавать (что Р), но в контексте абстрактного имени национальная общность оно не создает фактив-ной конструкции: если бы это было не так, то из предложения У русских нет сознания национальной общности следовало бы что национальная общность у русских есть, но только они этого не сознают. На самом же деле в данном случае отсутствие сознания общности тождественно отсутствию самой общности. Но гипотеза о фактивности как причине аномальности (13) не подтверждается. Как показывают примеры в (14), посессивная конструкция с именем интенционального состояния в позиции У может быть и фактивной:
(14) У руководства есть / Руководство имеет четкое понимание, что электорат изменился.
Как кажется, есть одно семантическое ограничение: с именами, соотносительными с фактивными предикатами эмоционального состояния (сожаление, разочарование, радость, удивление и т. д.), конструкция УХ-а есть У не употребляется. Все такие имена выступают в составе описательных предикатов с лексико-функциональными
глаголами чувствовать и/или испытывать. Так что узус в данном случае отдал предпочтение семантической избыточности (сема 'чувствовать' в таких ОП дублируется). Для прочих подклассов имен интенциональных состояний приходится признать лексический характер ограничений.
Заметим, что в предложениях вида У Х-а радость / горе: Р (напр.: У меня радость: меня приняли во ВГИК, или У них горе: сын погиб в автокатастрофе) представлена не собственно посессивно-связочная конструкция, которая должна была бы иметь вид У Х-а радость / горе, что Р, и сообщается в них не об эмоциональном состоянии Х-а в описываемый момент, а о событии Р, затрагивающем интересы Х-а, которому говорящий дает эмоциональную оценку, ставя себя на место Х-а. Тоже самое можно сказать и о конструкциях вида Х имел радость / удовольствие / несчастье и т. п. (с)делать Р, которые также описывают не эмоциональное состояние Х-а в момент референции, а событие Р, в котором Х участвовал, плюс эмоциональную оценку этого события говорящим, мысленно ставящим себя на место Х-а.
3.2.3. Обладают ли физические состояния неодушевленных объектов и веществ быть /иметь-выразимостью? В нашей выборке из НКРЯ встретился лишь один пример интересующего нас предикативного посессивного оформления физического состояния объекта, не относящегося к категории живого:
(15) Если обычная жидкость может просто течь или замерзнуть, то у транспортного потока есть третье, «полузастывшее», состояние / ... транспортный поток имеет...
Здесь Х — движущиеся транспортные средства, метафорически представленные как движущаяся жидкость (транспортный поток). При этом речь в (15) идет не о локализованном во времени состоянии Х-а, а об одном из трех присущих Х-у как объекту данного вида физических состояний (покоя, нормального движения и ненормально медленного, прерывистого движения, которое в ходе развертывания метафоры представлено по аналогии с жидкостью как «полузастывшее»). Здесь состояние объекта мыслится как один из его параметров, а пребывание объекта в одном из трех возможных для него состояний как его имманентное свойство. Как мы увидим ниже, наличие у объекта того или иного свойства (при соблюдении определенного ограничения на форму выражения свойства)
быть/иметь-выразимо. Таким образом, здесь эта конструкция эксплицирует отношение характеризации между носителем свойства и свойством, которое будет рассмотрено в следующем разделе. Что же касается актантного отношения между неодушевленным объектом и его физическим состоянием, то нам не удалось ни найти, ни сконструировать примера, в котором оно выражалось бы при помощи конструкции быть у или глагола иметь.
Итак, лексическое выражение при помощи посессивных предикатов и конструкций получает актантное отношение одушевленного субъекта к его физиологическому и психосоматическому состоянию (связочная конструкция УХ-а У) и к его интенциональному состоянию (бытийная конструкция У Х-а есть У и глагол иметь). Отношение неодушевленного объекта к его состоянию, или одушевленного объекта к иным состояниям, кроме названных, не кодируются основными лексическими средствами выражения посессивных отношений. Иными словами, как «посессор» при предикативном кодировании отношений данного типа выступает только живое существо (чаще человек), а как «обладаемое» — только физиологическое, психосоматическое или интенциональное состояние, но не положение, или позиция (ср. *Упапы (есть) / *Папа имеет сидение в кресле); не поведение (ср. *Уних было / *Они имели молчание), не местонахождение (ср. *Унего (есть) / *Он имеет проживание в Киеве).
3.3. СО 'субъект — качество / свойство'
Как и в рамках генитивной конструкции, при посессивно-предикатном кодировании данного СО нет ограничений на семантический класс субъекта или его свойства, но далеко не любое имя свойства может занять позицию «обладаемого» в предикативной посессивной конструкции, ср. белизна снега и ?У снега (есть) / ?Снег имеет белизну; неповоротливость Пети и ?Унего была / ?Он имел неповоротливость и т. п. Данное СО быть/иметь-выразимо при условии, что свойство обозначается сложной ИГ, в вершине которой — имя атрибута или параметра6 (свойство, преимущество, амплуа, срок годности, история, репутация и т. д.), подчиняющего выражение, задающее значение этого атрибута или параметра:
6 Мы различаем свойства-параметры (они соотносятся со шкалой и допускают абсолютную или относительную количественную оценку) и свойства-атрибуты (они имеют набор значений, не соотносящихся со шкалой, и не оцениваются количественно), ср. категории SCALAR-ATTRIBUTE и LITERAL-ATTRIBUTE в онтологической семантике [Nirenburg, Raskin 2004].
(16а) У всех тайфунов есть общая черта: в Северном полушарии они закручены против часовой стрелки, а в Южном — наоборот, по часовой. / Тайфуны имеют общую черту...
(16б) У кругов есть объем? / Круги имеют объем?
(16в) В древности у русских была традиция в отдельных семьях давать имена детям по названиям деревьев, кустарников, трав. / ... русские имели традицию...
В (16а) субъект — природное явление, свойство представлено родовым именем атрибута с очень широкой областью определения — черта (черты, свойства, характеристики и т. п. есть у любых сущностей и явлений) вкупе со значением этого атрибута, раскрываемом в изъяснительной аппозитивной клаузе. В (16б) субъект относится к классу геометрических фигур и ставится вопрос о наличии у объектов этого класса определенного параметра, что исключает указание на конкретное значение последнего. В (16в) субъект относится к социальным объектам (русские), атрибут представлен именем традиция, а значение этого атрибута, присущего только социальным группам, указано в инфинитивной клаузе. В (15) атрибут явления транспортный поток выражен именем состояние, а его значение выражено согласованным прилагательным полузамороженное.
Заметим, что для конкретных параметров и атрибутов, характерных для объектов определенных типов и в общем случае не требующих развернутой дескрипции для номинации своих значений (напр., вес, размер, объем, цена, цвет, жанр), нормой является связочная, а не бытийная конструкция, ср.:
(17а) У таких контейнеров (*есть) объем три кубических метра.
(17б) У их знамени Сесть) красный цвет.
Это объясняется тем, что наличие у соответствующих объектов подобных параметров составляет пресуппозицию, а к утверждению относится только значение параметра. И только когда обсуждается само наличие у объектов определенного вида некоторого параметра и оно, соответственно, находится в ассертивной части смысла предложения, употребляется бытийная конструкция (см. пример (16б)).
3.4. СО 'субъект — положение дел в возможном мире' Генитивное выражение этого отношения представлено в примерах (18а), а предикативное — в (18б-д):
(18а) право надзорной инстанции на исправление ошибки, шансы фильма взять приз, будущее фантастики;
(18б) Однако у надзорной инстанции есть право на исправление собственной ошибки. / Надзорная инстанция имеет право...
(18в) У фильма будет / фильм имеет шанс взять дополнительные призы в конце марта.
(18г) А у фантастики есть будущее? / А фантастика имеет будущее?
(18д) Боевая организация имеет / у боевой организации есть обязанность сообразовываться с общими указаниями центрального комитета.
Как видно из (18б-д), возможный мир (путь развития событий) легко концептуализируется как принадлежащий субъекту возможного или должного положения дел. То, что в (18) представлено именно актантное отношение субъекта к положению дел в сфере действия модального оператора, вводящего возможные миры, становится очевидным при синонимическом перифразировании:
(19а) Однако надзорная инстанция вправе исправить собственную ошибку. ~ (18б)
(19б) Фильм может взять дополнительные призы в конце марта. ~ (18в)
(19в) Может ли фантастика существовать в будущем? ~ (18г)
(19г) Боевая организация обязана сообразовываться с общими указаниями центрального комитета. ~ (18д)
3.5. СО 'объект — действие'
Генитивная конструкция без ограничений способна выражать данное СО, при условии, что ее вершина не имеет другого комплемента в генитиве с ролью субъекта (см. (20а)). Как показывают примеры в (20б), данное СО в большинстве случаев не обладает быть/иметь-выразимостью.
(20а) избиение арестованного (полицейским), наполнение ведра (водой), отмена спектакля;
(20б) *У арестованного было / *Арестованный имел избиение полицейским; *У ведра есть / *Ведро имеет наполнение водой; *У спектакля была отмена / *Спектакль имел отмену.
Предикативное посессивное кодирование объектного СО встретилось нам только у субстантивных дериватов глаголов, обозначающих положительную оценку объекта или положительное отношение к нему:
(21а) ИЛУОПЫЕ ХЬС имеет одобрение практически всех мировых фирм, выпускающих двигатели.
(21б) Я была знаменитостью, у меня было признание коллег и зрителей.
Итак, наше исследование показало, что в зоне актантных отношений в русском языке основные предикативные средства с посессивной семантикой (быть у, иметь), в отличие от генитива, накладывают ограничения на семантический тип и класс смыслового девербатива. Последний может обозначать в случае субъектного СО: «мероприятие», физиологическое, психосоматическое или интен-циональное состояние (ментальное, волитивное или эмоциональное), модальность возможности, свойство; в случае объектного СО — положительную оценку или отношение. Иначе говоря, только такие классы ситуаций встречаются в пропозициях, предицирующих им «принадлежность» их субъектному или объектному актанту. Что касается «посессивности» прочих актантных СО, то единственным основанием быть включенными в ФСП посессивности для них остается их выразимость при помощи притяжательных местоимений и прилагательных.
4. Предикативное посессивное кодирование «общеопределительных» отношений
В нашем исходном списке из десяти СО фигурируют также «общеопределительные» отношения, которые по смысловому содержанию отнюдь не однородны, что очевидно по иллюстрирующим данную группу СО примерам. Далее мы проанализируем их все, выявляя представленный в них гомогенный тип СО.
4.1. В примере портрет Пушкина (см. также фотография нашего класса, описание усадьбы, план местности, модель парусника и т. п.) представлено СО 'объект-оригинал — репрезентационный объект'. Данное СО не обладает быть/иметь-выразимостью. Предложения типа (22а) интерпретируются как предложения обладания, но в интересующем нас репрезентационном значении в лучшем случае сомнительны, а в НКРЯ не представлены вовсе. Правильные выражения «репрезентационного» смысла (из ряда в принципе возможных способов) приведены в (22б):
(22а) У Пушкина есть / Пушкин имеет портрет, написанный Тропи-ниным. (= 'П. — владелец портрета, написанного Т.' Ф 'Есть портрет кисти Т., на котором изображен П.',)
(22б) Есть портрет Пушкина, написанный Тропининым = Пушкин запечатлен на портрете Тропинина.
4.2. В примерах теория Хомского, слово пастыря представлен ядерный для ФСП посессивности тип СО 'обладатель — обладаемое' в одном из его подтипов: 'автор — продукт его ментальной деятельности (произведение)'. Обладаемое здесь не физический, а ментальный объект, отношение которого к «посессору» также отчасти подлежит «общественной регламентации». Как и следовало ожидать, данный подтип наследует общую для всего типа быть/иметь-выразимость (с явным предпочтением посессивно-бытийной конструкции), но с существенным ограничением: ментальный объект должен относиться к классу значимых объектов, несущих отпечаток авторской индивидуальности. Такие ментальные объекты обычно фиксируются на материальных носителях или сохраняют свое тождество благодаря устной традиции ср. У Хомского есть теория; У Вани есть интересные рисунки; ?УМаши есть слова, но У Маши есть любимые словечки. Это...
4.3. Примеры типа группа Апресяна (бригада Иванова, труппа Алисии Алонсо и т. п.) должны быть отнесены к иллюстрирующим 'социальные отоношения', а точнее СО 'руководитель — руководимый им коллектив'. Как все 'социальные отношения', эта их разновидность свободно кодируется при помощи быть у и иметь, ср. У Апресяна есть / Апресян имеет группу и т. д.
4.4. В сочетаниях типа дым костра (тень дерева и т. п.) представлено отношение, которое можно отнести к группе каузальных: 'объект 1 — объект 2, возникший в результате ситуации, субъектом которой является объект 1'. Так, дым возникает благодаря тому, что горит костер, тень — результат того, что дерево расположено определенным образом по отношению к солнцу. В русском языке это отношение выражается также предлогом от (ср. дым от костра, тень от дерева). Данное СО не является быть/иметь-выразимым, но оно может кодироваться при помощи притяжательных адъекти-вов (ср. его дым, его тень), что и сохраняет его связь с посессивной семантикой.
4.5. Отношения в примерах краюха хлеба, мешок сахара, стадо коров следует отнести к мереологическим. В [Борщев, Кнорина 1990] подобные отношения названы отношениями квантования7: 1) СО 'целое — его денотативно неопределенная часть' (кусок пирога); 2) 'целое — его квант-оформитель' (стог сена); 3) 'субстанция — мера' (килограмм сыра, мешок муки); 4) 'совокупность — ее эле-мент(ы)'(стадо коров). Первые три СО в классификации [Winston, Chaffin, Herrmann 1987] объединены в СО 'масса — порция'. Четвертое СО по сути следовало бы отнести к представленным в нашем исходном списке 'отношениям членства'. В разделе 1 мы уже рассмотрели одно из таких отношений — СО 'коллекция — член' (член партии, житель деревни и т. п.). Пример стадо коров, следуя нашему правилу указывать квази-посессора, кодируемого генитивом, в качестве первого члена отношения, следовало бы представлять в виде 'элементы — их совокупность'.
Посессивное предикативное выражение для всех указанных СО абсолютно исключено, как показывают сконструированные примеры в (23).
(23а) *У краюхи (есть) хлеб. / * Краюха имеет хлеб. (23б) *Умуки (есть) мешок. / *Мука имеет мешок. (23в) * Коровы имеют стадо. / *У коров (есть) стадо.
7 При этом из их числа надо исключить те СО, в которых оба члена отношения денотативно определены, а именно СО 'объект — его функционально специализированная часть' (соответствует СО 1 и 2 из нашего исходного набора).
Невозможно и кодирование их при помощи притяжательных местоимений, ср. (24):
(24а) Петя купил хлеб. * Я съел его краюху.
(24б) У нас есть мука? *Для зимовки нужен ее мешок.
(24в) На лугу паслись коровы. *Их стадо пас Вася.
При этом данные отношения вполне выразимы при помощи непосессивных предикатов ср. Муки было (один) мешок; Коровы образуют стадо / Стадо состоит из коров.
5. Заключение
Проведенное сопоставление семантики генитива в русском языке с семантикой конструкции и лексемы, служащих ядерными средствами кодирования СО 'обладатель — обладаемое' в русском языке, показало, что ФСП посессивности в русском языке не следует отождествлять со всеми возможными смысловыми отношениями, выразимыми при помощи генитивной конструкции. Данное ФСП, как и во многих других языках, помимо отношений собственно обладания в узком смысле охватывает мереологические и актантные отношения, но не полностью и не в одинаковой степени. C ФСП партитивности (= мереологии) оно пересекается только в зоне отношений целого к его денотативно определенной и функционально-специфицированной части, а также отношения деятельности к ее фазе. Формальное совпадение единственного показателя — генитива — не дает оснований для включения всего ФСП партитивности в ФСП посессивности даже при широком понимании последней. У ФСК партитивности в русском языке есть свой набор разноуровневых средств, начиная от родительного партитивного и кончая глаголами партитивной семантики: состоять, включать и т. п. ФСП актантно-ролевых отношений пересекается с ФСП посессивности в зоне субъектно-объектных отношений. Из последних непосредственная лексическая (предикатная) посессивная концептуализации возможна для СО 'партиципант — мероприятие', 'субъект — его физиологическое, психосоматическое или интенциональное состояние', 'субъект — его свойство', 'субъект — положение дел в возможном мире', 'объект — его положительная оценка или положительное отношение к нему'.
Литература
Апресян 2009 — Ю. Д. Апресян. Исследования по семантике и лексикографии. Т. 1. М.: Языки славянских культур, 2009.
Бенвенист 1974 — Э. Бенвенист. К анализу падежных функций: Латинский генитив // Э. Бенвенист. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. С. 156-164.
Бондарко 1996 — А. В. Бондарко. Посессивность (Вступительные замечания)//А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996. С. 99.
Борщев, Кнорина 1990 — В. Б. Борщев, Л. В. Кнорина. Типы реалий и их языковое восприятие//Вяч. Вс. Иванов (ред.). Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. М.: Изд-во АН СССР, 1990. С. 106-134.
Булыгина 1982 — Т. В. Булыгина. К построению типологии предикатов в русском языке // О. Н. Селиверстова (ред.). Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. С. 7-85.
Бэбби 1994 — Л. Х. Бэбби. Нестандартные стратегии выбора падежа, задаваемого синтаксическим контекстом//Вопросы языкознания 2, 1994. С. 43-74.
Кибрик 2003 — А. Е. Кибрик. Внешний посессор в русском языке // А. Е. Кибрик. Константы и переменные языка. СПб.: Алетейя, 2003. С. 307-319.
Кибрик 2008 — А. Е. Кибрик. Лингвистическая реконструкция когнитивной структуры//Вопросы языкознания 4, 2008. С. 51-77.
Мельчук 1974 — И. А. Мельчук. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл ^ Текст»: Семантика, синтаксис. М.: Наука, 1974.
Плунгян 2011 — В. А. Плунгян. Введение в грамматическую семантику: Грамматические значения и грамматические системы языков мира. М.:РГГУ, 2011.
Рахилина 2000 — Е. В. Рахилина. Когнитивный анализ предметных имен. Семантика и сочетаемость. М.: Русские словари, 2000.
Чинчлей 1996 — К. Г. Чинчлей. Поле посессивности и посессивные ситуации //А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996. С. 100-117.
Nirenburg, Raskin 2004 — S. Nirenburg, V. Raskin. Ontological Semantics. Cambridge, MA: The MIT press, 2004.
Seiler 1983 — H. Seiler. Possession as an Operational Dimension of Language. Tübingen: G.Narr, 1983.
Winston, Chaffin, Herrmann 1987 — M. Winston, R. Chaffin, D. Herrmann. A taxonomy of part-whole relations // Cognitive Science 11, 1987. P. 417-444.
