CC BY
263
О ПОДХОДАХ К АНАЛИЗУ КУЛЬТУРЫ В СОВЕТСКОЙ ФИЛОСОФИИ 60—80 ГОДОВ ХХ ВЕКА
УДК 008:1-027.21 Е. В. Мареева
Московский государственный университет культуры искусств
В статье показано становление «теории культуры» в советской философии 60—80 годов ХХ века, а также проанализированы дискуссии того периода о сущности культуры, в которых проявилось различие марксистского и немарксистского анализа этой проблемы.
Ключевые слова: теория культуры, советская философия, марксизм, методология, системный подход, диалектика, деятельность, субъект, гуманизм, личность, ценность, субстанция, практика, труд, целостность, универсальность, творчество.
The article traces the genesis of "theory of culture" within the Soviet philosophy of 60—80s of the XXth century, as well as the discussions about the essence of culture, in which the distinction of Marxist and nonMarxist analysis of that problem became apparent.
Keywords: theory of culture, the Soviet philosophy, Marxism, methodology, system approach, dialectics, the activity, the subject, humanism, person, value, substance, practice, labour, integrity, universality, creativity.
Маятник качнулся в противоположную сторону, и неприятие советской философии, как и всей той культуры, сменилось интересом к ней. На смену оппозиции «советская — антисоветская» идет понимание советской философии как явления более сложного, где за монолитным фасадом советского марксизма шла полемика, из которой вырастали разные версии, что неудивительно для марксизма ХХ века.
С определенного момента в понимании советской философии мы выходим на уровень историко-философских исследований. Чем была в советском марксизме «диалектическая логика»? Откуда произошли и как развивались марксистско-ленинская этика и эстетика? Что скрывалось под названием «методология науки»? И чем в позднесовет-ской философии являлась «теория культуры», которая пережила свой расцвет в совет-
ской философии 60—80 годов ХХ века?
«Культурологический бум» 60—80 годов ХХ века принято считать одним из проявлений гуманизации советской философии на фоне «оттепели». Теория культуры, как и методология науки, стала в этот период еще одной областью легального доступа к «западной философии».
«Культурологический бум» — определение не случайное. Помимо ежегодных конференций, этой проблематике посвящались монографии и многочисленные диссертации. Специалистами в этой области в 60—80 годах ХХ века считались А.И. Арнольдов (Москва), Э.А. Баллер (Москва), Л.М. Баткин (Москва), В.С. Библер (Москва), А.Я. Гуревич (Москва), В.Е. Давидович (Ростов-на-Дону), Ю.А. Жданов (Ростов-на-Дону), В.В. Журавлев (Ростов-на-Дону), В.П. Иванов (Киев), Э.В. Ильенков (Москва), Н.С. Злобин (Москва),
52 1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ 3 (53) май-июнь 2013 52-58
Б.С. Ерасов (Москва), С.Н. Иконникова (Ленинград), Г.С. Кнабе (Москва), М.С. Каган (Ленинград), Л.Н. Коган (Свердловск), Ю.М. Лотман (Тарту), Э.С. Маркарян (Ереван),
B.М. Межуев (Москва), М.К. Петров (Ростов-на-Дону), Е.Я. Режабек (Ростов-на-Дону),
C.Н. Плотников (Москва), Э.С. Соколов (Ленинград), В.В. Селиверстов (Москва), В.П. Тугаринов (Москва), М.Б. Туровский (Москва), В.Г. Табачковский (Киев), З.И. Файнбург (Пермь), Н.З. Чавчавадзе (Тбилиси), В.И. Шинкарук (Киев) и другие, среди которых были ученики и аспиранты вышеперечисленных.
Среди тех, кто был перечислен, имеет смысл выделить тех, кого можно определить как «организаторов науки». Так А.И. Арнольдов (1915—2012) интересен, прежде всего, тем, что организовал и стал первым зав. сектором философских проблем культуры в Институте философии АН СССР (1965—1988). Аналогичный сектор, во многом стараниями Э.С. Маркаряна, был организован в 70-е годы ХХ века в Академии наук Армении. Именно А.И. Арнольдов возглавил первую в СССР вузовскую кафедру истории и теории культуры в Московском государственном институте культуры (1962—1982). Под его редакцией вышел знаковый сборник «Коммунизм и культура» (1966) и первый в СССР учебник «Основы марксистско-ленинской теории культуры» (1976). С другой стороны, благодаря организаторским способностям В.Е. Давидовича (1922—2009) при содействии ректора Ю.А. Жданова на базе Ростовского госуниверситета и Северокавказского научного центра высшей школы в 70-е годы ХХ века начали проводить ежегодные совещания и конференции по теории культуры. В 80-е годы ХХ века такие конференции уже проводились в столицах республик Северного Кавказа — в Грозном, Нальчике, Орджоникидзе, а также в Пятигорске и Таганроге (Ростовская область).
Что касается «классификации» позиций по данному вопросу, то она стала следствием самой научной жизни этого периода.
Свидетели тех событий знают, что в указанные времена было принято выделять в области теории культуры «ростовскую» школу во главе с В.Е. Давидовичем и Ю.А. Ждановым, «ленинградскую», связанную с именем М.С. Кагана, «ереванскую» во главе с Э.С. Маркаряном, «тбилисскую», созданную Н.З. Чавчавадзе, «киевскую» во главе с В.И. Шинкаруком и др. Но территориальное деление всегда условно. Соответственно, внутри этих школ существовали свои разночтения. При этом особая ситуация сложилась в Москве, где разнообразие позиций было наиболее явным.
Э.С. Маркаряна (1929—2011) принято считать основателем так называемой «деятель-ностной» концепции культуры. Параллельно шло формирование семиотической концепции культуры, представителями которой были Ю.М. Лотман (Тарту) и М.К. Петров (Ростов-на-Дону). Оригинальную концепцию диалогической природы культуры разрабатывал В.С. Библер (Москва), «мировоззренческо-антропологическую» концепцию культуры отстраивали киевляне во главе с В.И. Шинкаруком, теоретический аспект был представлен в области социологии культуры (Б.С. Ерасов, С.Н. Плотников). Особняком в 60—80 годы ХХ века стоят работы историков культуры (А.Я. Гуревич, С.С. Аверинцев, Л.М. Баткин и др.).
Стоит отметить, что первая попытка проанализировать отечественные концепции культуры была предпринята в книге В.Е. Давидовича и Ю.А. Жданова «Сущность культуры» (1979).
В наши дни подходами к анализу культуры в советской философии 60—80 годов ХХ века занимаются преимущественно в рамках истории культурологии. При этом анализ проводится в свете того, что понимают под культурологией сегодня — как начало и исток современной постановки проблемы. Тем не менее, в целях адекватного анализа это явление важно понять не только как предтечу нынешней ситуации, но как порождение той эпохи — в контексте состояния советской философии 60—80 годов XX века.
Где же проходит граница между философским и собственно культурологическим анализом культуры? Заключено это различие в предмете или в методе исследования? В дискуссиях 90-х годов ХХ века В.М. Межуев (род. 1933) стал определять своеобразие своей позиции именно как «философию культуры», отграничивая ее от культурологического анализа культуры. Но были ли В. Межуев, Э. Маркарян или Э. Ильенков в период 60— 80 годов ХХ века «философами культуры»? И как такого рода знание могло быть вписано в марксистскую философию?
Оценивая ситуацию 60—80 годов ХХ века в таком ключе, иногда делают вывод о возможности если не синтеза, то взаимодополнения взглядов Г.С. Батищева, Н.С. Злобина, Э.С. Маркаряна, В.М. Межуева и В.С. Библера. В ситуации плюрализма мнений, вплоть до выводов науки, такая трактовка споров о культуре в 60—80 годах ХХ века может показаться естественной. «Неестественна» она в том случае, когда анализ той или иной теоретической позиции мы доводим до различий в содержании основных понятий и методологических подходах.
Большинство из тех, о ком идет речь, ориентировались на создание особой теории культуры, которую пытались дистанцировать от культуроведения как специально-научного знания, к которому можно было отнести этнографию и социологию культуры. В связи с этим Давидович и Жданов, в частности, писали: «Несомненно, археология и этнография как области исторического знания, опираясь на марксистскую методологию, создают культуроведческие концепции применительно к особенностям своих объектов исследования. То же можно сказать о прикладной социологии, антропологии и т.д.» [2, с. 20—21].
Соответственно, тех, кто работал над общей теорией культуры, отличали от историков культуры, в связи с чем стоит вспомнить популярные в те годы работы А.Я. Гуревича «Категории средневековой культуры» (1972) и С.С. Аверинцева «Поэтика ранневизантий-ской литературы» (1977).
Решая проблему статуса такой теории культуры, многие, в том числе В.М. Межуев, видели ее место в составе истмата. Но были такие, кто полагал, что в марксизме не может быть особой концепции культуры, а есть лишь особая проблема и понятие культуры в рамках марксистской философии.
Особняком здесь стоит Э.В. Ильенков (1924 —1979), сборник работ которого, изданный в 1991 году, ученики назвали «Философия и культура». И это название верно отражает направленность его работ. Тем не менее, Ильенков не выделял ни особой проблемы, ни особого понятия культуры в творчестве Маркса. Он занимался диалектической логикой, педагогикой, эстетикой, проблемой идеального. И именно из контекста этих работ можно извлечь его понимание культуры, органично связанное с пониманием других сторон марксизма.
Понятно, что ответ на вопрос об отношении теории культуры к марксизму каждый давал в меру своего знания и понимания марксизма. Для кого-то марксизм означал повторение набора ритуальных фраз, другие подробным образом анализировали работы Маркса. К первым принадлежал Э.С. Маркарян, по мнению которого теория культуры, а точнее, наука культурология находится за пределами не только марксистской, но любой философии. Это определялось методологией его исследований — системным анализом.
Объект критики в 60-е годы ХХ века — «суммативное» понимание культуры как совокупности материальных и духовных ценностей, созданных человечеством, с установкой на их перечисление и описание. «Суммативная» точка зрения, в частности, нашла свое отражение в статье «Культура» академика Г. Францева в третьем томе «Философской энциклопедии» (1964). Соответствующее определение тиражировалось советской учебной и пропагандистской литературой.
В обсуждениях тех лет участвовал проф. В.В. Журавлев (Ростов-на-Дону), который вел речь о формировании официального
взгляда на культуру. Чем была культурная революция в истории СССР? Ликвидацией неграмотности, просвещением, образованием. Так понятое «культурное строительство» и стало истоком общепринятого взгляда на культуру. В подборке статей, посвященных проблемам культуры, Журавлев пишет: «Ленинская концепция культурной революции развивает марксистско-ленинскую теорию культуры» [3, с. 16].
Но именно от такой концепции культуры, которая была связана с практикой культурной революции, пытались уйти в 60—80 годах ХХ века. И здесь стоит указать на книгу Д.И. Чеснокова, который в 1964 году заявил об ограниченности «суммативного» рассмотрения культуры. Не соглашаясь с представлением о культуре как духовной составляющей жизни общества, он предлагал видеть в культуре «уровень» и «степень» развития всех сторон общественной жизни. При этом, с одной стороны, она выступает как навыки и знания людей, а с другой — как их материализация. С одной стороны, как нечто индивидуальное, а с другой — как общее [19].
Более решительную новацию, по общему мнению, предложил Э.С. Маркарян, который, начиная с работы 1969 года «Очерки теории культуры», стал рассматривать культуру процессуально, а именно как способ деятельности людей. Но что такое «деятельность» с точки зрения Маркаряна? Парадоксально, но именно в силу внутренних различий «дея-тельностная» трактовка культуры спровоцировала самые острые споры.
Наиболее явным в дискуссиях того времени было противостояние сторонников «технологического» и «ценностного» понимания деятельности, созидающей культуру. Автором первого был Э. Маркарян, который, как уже говорилось, ставил задачу разработки концепции культуры, которая бы соответствовала методам и содержанию современной науки. В такой форме он бросал вызов механицизму от имени структурно-функционального анализа.
Отношение культуры и общества, доказывал Маркарян, следует рассматривать не
как отношение части к целому, а как отношение функции к структуре. «Системный анализ», «системно-структурный анализ», «структурно-функциональный анализ» — за этими терминами скрывалась методология, которая при небольших различиях с 60-х годов ХХ века воспринималась в СССР как последнее слово в методологии науки. В некоторых случаях сторонники такой методологии толковали ее как элемент материалистической диалектики (М.С. Каган, В.Г. Афанасьев, В.Н. Сагатовский, А.И. Уемов). Что касается Маркаряна, то в реализации плана строго научного исследования культуры он исходил из идей не Маркса, а культурного антрополога Л.Э. Уайта.
По прошествии почти сорока лет можно сказать, что «технологическая» версия культуры у Маркаряна была выстроена на почве того, что в наши дни именуется «глобальным эволюционизмом». К поведению любой самовоспроизводящейся системы, включая организм животного и сообщество людей, он прикладывал одну «универсальную» мерку. Это способ самосохранения через адаптацию к изменениям среды. Культура в таком случае оказывалась не чем иным, как «адаптивным механизмом» в жизнедеятельности общества. Характеризуя культуру, Маркарян подчеркивал: «Она представляет собой столь же органическую часть социальных систем, как соответствующие растительные и животные органы — части их носителей» [14, с. 23].
В качестве технологии или способа деятельности культура оказывается у Маркаряна информационно и символически организованной формой выживания. При этом живая система, в отличие от неживой, приспосабливается к среде, усложняя свою организацию и поведение, а не упрощая их, как это следует из второго закона термодинамики.
Оценивая указанную позицию Маркаряна в книге «Идея культуры» (2006), Межуев отмечает, что культура оказывается здесь в прямом смысле средством для сохранения социальной системы. Но и существование
самой социальной системы Маркарян только постулирует. У Межуева мы читаем: «Вопрос о том, откуда берется эта система, где и в чем искать ее исток, что служит причиной ее возникновения, им не ставится» [20, с. 292].
Более язвительные оценки теории Маркаряна дает в публикациях 70—80 годов ХХ века киевлянин В.П. Иванов (1933—1991). «"Размывая" деятельность по всей материи, — пишет он, — Маркарян лишает ее человеческого смысла, превращая в борьбу за что угодно» [6, с. 75].
Будучи непосредственным участником дискуссий тех лет, Межуев указывает на сборник «Коммунизм и культура» (1966) как на первый шаг к тому пониманию культуры, с позиций которого в дальнейшем будут критиковать «технологическую» версию Маркаряна. Если Маркарян видел свою задачу в том, чтобы показать технологию, то есть способ, каким существует культура, то его оппоненты считали невозможным исследовать культуру без ответа на вопрос, почему человек живет в мире культуры и не может жить иначе. У Маркаряна под деятельностью имелось в виду нечто общее для человека и животного. У его оппонентов, среди которых, в первую очередь, следует указать на В.М. Межуева и Н.С. Злобина (1930—1998), деятельность, будучи свободной и созидательной, отличает человека от животного.
В отличие от Маркаряна, у которого культура служит стабильности, у сторонников «ценностной» точки зрения в ней представлено развитие, а точнее, саморазвитие человека. В культуре здесь видели, прежде всего, человеческое измерение истории. Злобин пишет: «В таком свете развитие культуры предстает не как сторона, часть или функция социальной системы, а как личностный аспект истории общества» [4, с. 44].
Эти, в общем-то, не новые идеи стали популярными в период «оттепели» в ходе изучения «Экономическо-философских рукописей 1844 года» Маркса, что во многом преобразило советскую философию, стало почвой для становления в ней так называемого творческого марксизма. Средоточием
указанного нового направления в исследованиях культуры стал сектор философских проблем культуры в Институте философии АН СССР, где работали А.И. Арнольдов, Э.А. Баллер, В.М. Межуев. Но такого рода теоретическая работа была не уникальна, поскольку шла в русле того, что в это время писал Э.В. Ильенков, в частности, в работе «Об идолах и идеалах» (1968), Ю.Н. Давыдов — в работе «Труд и свобода» (1962), а также в русле того, что писал в 60-х годах ХХ века Г.С. Батищев.
В центре такого прочтения Маркса была идея универсальности человека, развитие которого не знает заранее заданных границ и масштабов. Речь шла о том, что в своей предметной деятельности человек превышает пределы, положенные его собственным развитием. Соответственно, мир культуры должен рассматриваться как некое «неорганическое тело», расширяющее возможности и развивающее способности людей.
История, в свою очередь, представала здесь не как история вещей или идей, а как развернутый во времени процесс универсализации человеческих сил и отношений, а общественный прогресс — как становление свободной и творческой индивидуальности. Интересно, что В.М. Межуев, о чем уже шла речь, пытался переосмыслить в указанном ключе содержание истмата, где следовало обсуждать не столько развитие производительных сил общества, сколько воспроизводство и развитие человеком социальных связей, а через них — развитие себя самого и других.
Но в рамках так называемой «ценностной» трактовки культуры были свои расхождения. В том числе они касались таких оппонентов Э. Маркаряна, как Н. Злобин и В. Межуев. Своеобразие позиции Злобина в так понятой теории культуры выразилось в акценте на творческой сути культуры, на становлении в истории человека как субъекта творчества, вплоть до абсолютизации этого момента. Концепция Злобина, как впоследствии отметит Межуев, «носила явно "про-грессистский характер", с особым отноше-
нием к ситуации поворота и слома. Недаром его влекла тема "культурной революции", которой он посвятил ранние работы» [15, с. 289—290]. Соответственно, культуру Зло-бин отождествлял с творческой деятельностью и новаторством, в противовес репродукции, повторению, традиции. Злобин писал: «... творение человеческого мира человеком — и составляет сущность культуры» [4, с. 85].
Но как возможно одно без другого? Продуктивная деятельность без момента репродукции — уже не свобода, а произвол, творчество ради творчества, новация ради самого новаторства. Характеризуя эту перспективу превращения творчества в субстанцию культуры, В.П. Иванов, в частности, предостерегал от такого творческого самовыражения, которое может обернуться лишь курьезом мысли и воображения.
Но более принципиальный вопрос в спорах того периода касался не меры творчества, а меры самой «культурности» в бытии человека. Известно, что Маркарян укорял тех, кто связывал культуру с гуманизмом и развитием личности, за чрезмерную ее «ак-сиологизацию» [14, с. 35]. Относительность и субъективность такого критерия, как «ценность», согласно Маркаряну, делает этот критерий бессмысленным для искомого научного понимания культуры. В свою очередь, Межуев и другие сторонники «ценностного подхода» считали бессмысленным полагать, что все, что сделано человеком, есть произведение культуры.
Является ли достижением культуры гильотина, несмотря на ее технические достоинства? Является ли достижением культуры инквизиция как продукт социального творчества? Отличать культуру от бескультурья, развитие культуры от ее деградации, считали они, можно лишь в свете некоторых объективных критериев, выработанных человечеством.
В классической философии и в классической культуре в целом такие «ценности» именовались идеалами, среди которых Истина, Добро, Красота, а также Свобода, Справедливость, Равенство, Братство и
Святость, потому что страшен человек, у которого нет ничего святого. Но каково происхождение этих идеалов, которые в наши дни принято именовать «общечеловеческими ценностями»? Обсуждению этого вопроса, а по сути, обоснованию «ценностного» понимания культуры и был посвящен раздел в книге Межуева «Культура и история» (1977).
Понятно, что с точки зрения марксизма эти ценности не могут быть даны человеку изначально, ни генетически, ни мистически. Точка отсчета при такой «культурной оценке», отмечает Межуев, формируется исторически, проявляясь по мере развития социальной действительности. Такой точкой отсчета в оценке истории культуры и ее современного состояния является степень превращения человека в субъекта универсальной деятельности. «Та степень универсальности, с какой человек превращает окружающий мир в объект своей деятельности, а самого себя в ее субъект, и образует действительную "меру" его культурного развития, заключает в себе важнейший и существеннейший показатель его общей культуры» [16, с. 100].
Стоит обратить внимание на еще один момент. То, что Межуев называет «принятой системой ценностей» для обнаружения культурного прогресса, не совпадает напрямую с тем, что было принято именовать «идеалами коммунизма». И этот зазор свидетельствует о том, что Межуев, как и другие представители «творческого марксизма», по сути, искали и находили в работах Маркса такую точку отсчета, которая позволяла критически отнестись к официальной идеологии той эпохи.
Характеризуя перспективы преодоления отчуждения, теоретики культуры обращались к идеям Маркса о различии истории и предыстории человечества, о коммунизме как всестороннем развитии каждого при условии всестороннего развития всех. При этом так или иначе, но вполне осознанно, они дистанцировались от обсуждения тех же вопросов в так называемом «научном коммунизме».
В конечном счете в указанном столкновении «технологической» и «ценностной» версий деятельностного подхода выразилось различие между культурологическим и собственно философским пониманием культуры. Первое выросло из попыток разобраться с культурой от имени современного естествознания. Представители второго, наоборот, делали ставку на традиции, идущие от философской
классики. Таким образом, в лице сторонников «технологической» и «ценностной» точек зрения на поле теории культуры столкнулись естествознание и классическая философия. В свою очередь, опубликование в 1956 году «Экономическо-философских рукописей 1844 года» позволило вписать в этот спор марксистскую философию и в целом сделало возможным этот спор.
Примечания
1. Арнольдов, А. И. Культура развитого социализма / А. И. Арнольдов. — Москва : Политиздат, 1975.
2. Давидович, В. Е. Сущность культуры / В. Е. Давидович, Ю. А. Жданов. — Ростов-на-Дону : Изд-во Ростовского университета, 1979.
3. Журавлев, В. В. Ленинская концепция социалистической культурной революции / В. В. Журавлев // Известия Северокавказского Научного Центра Высшей Школы /Общественные науки/. — 1976. — № 3. — С. 16—22.
4. Злобин, Н. С. Культура и общественный прогресс / Н. С. Злобин. — Москва : Наука, 1980.
5. Злобин, Н. С. Человек — субъект культурно-исторического процесса / Н. С. Злобин // Проблемы философии культуры. — Москва : Мысль, 1984. — С. 81—131.
6. Иванов, В. П. Человеческая деятельность — познание — искусство / В. П. Иванов. — Киев : Наукова думка, 1977.
7. Ильенков, Э. В. Диалектика и культура / Э. В. Ильенков. — Москва : Политиздат, 1991.
8. Ильенков, Э. В. Об идолах и идеалах / Э. В. Ильенков. — Москва : Политиздат, 1968.
9. Категориальные структуры познания и практики. — Киев : Наукова думка, 1986.
10. Коммунизм и культура: закономерности формирования и развития новой культуры. — Москва : Наука,1966.
11. Культура // Философская энциклопедия : в 5 т. — Москва : Советская энциклопедия, 1964. — Т. 3. — С. 118—121.
12. Культура и развитие человека (очерк философско-методологических проблем) / В. П. Иванов, В. П. Козловский, Е. К. Быстрицкий и др. ; отв. ред. В. П. Иванов. — Киев : Наукова думка, 1989.
13. Маркарян, Э. С. Очерки теории культуры / Э. С. Маркарян. — Ереван : Изд-во АН Арм. ССР, 1969.
14. Маркарян, Э. С. Теория культуры и современная наука. (Логико-методологический анализ) / Э. С. Маркарян. — Москва : Мысль,1983.
15. Межуев, В. М. Идея культуры. Очерки по философии культуры / В. М. Межуев. — Москва : Прогресс-Традиция, 2006.
16. Межуев, В. М. Культура и история: Проблема культуры в философско-исторической теории марксизма / В. М. Межуев. — Москва : Мысль, 1977.
17. Основы марксистско-ленинской теории культуры / под ред. А. И. Арнольдова. — Москва : Высшая школа,1976.
18. Проблемы философии культуры: опыт историко-материалистического анализа / В. М. Межуев, Н. С. Злобин, В. Ж. Келле и др. ; под ред. В. Ж. Келле. — Москва : Мысль, 1984.
19. Чесноков, Д. И. Исторический материализм / Д. И. Чесноков. — Москва : Мысль, 1964.
