CC BY
54
мало что меняет. Однако наличие пассионариев в среде исполнителей в период создания компании скорее желательно, чем обязательно. А вот энтузиасты, готовые претворить в жизнь сумасшедшую идею, в инерционной фазе компании остро необходимы.
И в заключение хотелось бы отметить, что пассионарные менеджеры способны принести и реально приносят много пользы современным фирмам. Их креативность мышления, способность претворять в жизнь на первый взгляд сумасшедшие идеи нередко становятся одним из факторов обеспечения экономической безопасности фирмы. Однако нередко стремление пассионарных менеджеров добиться цели любой ценой, когда стремление пересиливает инстинкт самосохранения, может обернуться для фирмы существенными финансовыми потерями и даже привести к потере бизнеса.
Список литературы
1. Бизнес-словарь [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://argentina.allbusiness.ru (дата обращения 15.11.2013).
2. Гумилёв, Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. - М.: Эксмо, 2007.
3. Райзберг, Б. А., Лозовский, Л. Ш., Стародубцева, Е. Б. Современный экономический словарь. - М.: Инфра-М, 2006.
4. Медведев, Р. К суду истории: О Сталине и сталинизме. - М.: Время, 2011.
Literature
1. Biznes-slovar [Elektronnyiy resurs]. Rezhim dostupa: http://argentina.allbusiness.ru (data obrascheniya 15.11.2013).
2. Gumilyov, L. N. Etnogenez i biosfera Zemli. - M.: Eksmo, 2007.
3. Rayzberg, B. A., Lozovskiy, L. Sh., Starodubtseva, E. B. Sovremennyiy ekonomicheskiy slovar. -M.: Infra-M, 2006.
4. Medvedev, R. K sudu istorii: O Staline i stalinizme. - M.: Vremya, 2011.
УДК 159.9.072.43
В.М. Статный*, Ю.А. Шаранов**
Новая структурная целостность правоохранительной деятельности на основе дискурса субъектов права и общества
Рассмотрена правоохранительная деятельность как явление интерсубъективное, как результат непрерывной самоорганизации человека и его психологического пространства в контексте различных дискурсов, ограниченных социальной действительностью. Обосновывается методология дискурсивного анализа параметров общественного порядка, при этом язык, ментальность общества артикулируют параметры социального порядка, способствуют институционализации образцов поведения, фиксации нового типа дискурсов, основанных на интерпретативном понимании, координации и объединении действий правоохранительных органов.
Ключевые слова: дискурс, дискурсивный ресурс, дискурсивные технологии, институциональный дискурс, дискурсивная природа правоохранительной деятельности, социально-правовые дискурсы, дискурс власти, синергетика дискурсов, дискурсивное пространство правоохранительной деятельности, образовательный дискурс, психологический дискурс, языково-правовой дискурс, динамический порядок, диалог, языковая реальность, языковой концепт, ментальность, ментальный концепт правоохранительной системы, социально-правовое взаимодействие, психологическое пространство, интерсубъективность права, интерсубъективность правоохранительной деятельности, язык социального действия.
V.M. Statny*, Y.A. Sharanov**. New structural integrity of law enforcement activities on the basis of the discourse of the subjects of the law and society. The law enforcement as inter-subjective phenomenon and as a result of continuous self-organization of a man and his psychological space in the context of different discourses, which are limited by social reality is examined. Methodology of discursive analysis of the parameters of public order is grounded, the language and mentality of society articulating
* Статный, Владлен Михайлович, начальник кафедры юридической психологии, Санкт-Петербургский университет МВД России, кандидат педагогических наук, доцент. Адрес: Россия, 198206, Санкт-Петербург, ул. Л. Пилютова, д. 1. 8(921)-922-78-50. E-mail: [email protected].
** Шаранов, Юрий Александрович, профессор кафедры юридической психологии, Санкт-Петербургский университет МВД России, доктор психологических наук, профессор, Заслуженный работник высшей школы Российской Федерации. Адрес: Россия, 198206, Санкт-Петербург, ул. Л. Пилютова, д.1. 8(92l)-986-75-67. E-mail: [email protected].
* Statny, Vladlen Mikhailovich, Head of the Department of legal psychology, Saint-Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, the candidate of pedagogical sciences, associate professor. Russia, 198206, Saint-Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1. 8(921)-922-78-50. E-mail: [email protected].
** Sharanov, Yury Alexandrovich, Professor of the Department of legal psychology, Saint-Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, the doctor of psychological sciences, professor, Honored worker of the higher school of the Russian Federation, 198206, Saint-Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1. 8(921)-986-75-67. E-mail: [email protected].
© Статный В.М., Шаранов Ю.А., 2013
the parameters of the social order. All these contribute to the institutionalization of patterns of behavior, and fixation of a new type of discourse based on the interpretive understanding, coordination and unification of action of the law enforcement agencies.
Keywords: discourse, discursive resource discursive technology, institutional discourse, discursive nature of law enforcement, social and legal discourse, the discourse of power, synergy discourses discursive space law enforcement, educational discourse, psychological discourse, linguistic and legal discourse, the dynamic order, dialogue, linguistic reality, the concept of language, mentality, the mental concept of law enforcement, legal and social interaction, psychological space, intersubjectivity rights intersubjectivity law enforcement, the language of social actionProfessional improvisation, the level of personality professional improvisation, collective and individual subject, subjectivity employee, potential subjectivity employee, types of improvisation, criteria subjectivity, randomness and uncertainty management profession, situational approach, model of law enforcement officer, unconscious competence, creative self, teaching improvisation.
Развитие правоохранительной деятельности как одной из социальных подсистем общества, выражается в скачкообразном усложнении и усилении неравновесности ее структуры. Появление новых функций правоохранительных органов неизбежно вызывают к жизни конфликты со старыми, традиционными представлениями о том, каким должен быть правопорядок в современном обществе. Так, безусловно, новым для правоохранительных органов является усиление функций сервисно-правовой помощи в защите прав и свобод граждан, а также поддержки институтов общественной самоорганизации, что неизбежно приводит к увеличению объема персонифицированных связей и отношений с населением, ставит вопрос об условиях эффективного диалога с различными системами общества. Вместе с тем сила инерции функционирования государства по-прежнему направлена в сторону обезличивания и отчуждения власти, т.е. в противоположную сторону от доверия общества к властным структурам. Это является дополнительным фактором продуцирования неопределенности, сложности и неравновесности как в самой правоохранительной деятельности, так и в тех саморегулирующихся системах общества, в которых наиболее интенсивно происходит спонтанное вырабатывание нового социального порядка. При этом сама неустойчивость правоохранительной деятельности как системы является не столько результатом внешних возмущений, сколько ее внутренним свойством. Все это заставляет обратить самое пристальное внимание на новые представления о закономерных связях систем общества, правоохранительной деятельности и правопорядка, на внутренние импульсы поведения систем, непредсказуемость и скачкообразность их развития, возрастание ответственности каждого субъекта за последствия своего поведения.
Новые представления связаны с необходимостью принятия и включения в картину мира субъектов правоохранительной деятельности феноменов самоорганизации и нелинейности, с позиции взаимной дополнительности устойчивого и событийного как атрибутов не только социальных систем и институтов, но и отдельных индивидов и групп. Отсюда закономерное появление нового ментального концепта правоохранительной системы - нелинейное (сетевое) мышление и смыслообразование как психологический механизм ментально-культурной трансформации ее субъектов [15]. Только при условии глубокой рефлексии и принятия данного концепта появляется возможность работать с саморегулирующимися системами общества, контролировать преступность, в полной мере осознавать новое понимание «обратной связи» и использовать эффекты акмесинергетики - акме и катаболе, творческого хаоса и порядка, вероятности и скачков, неожиданных и целенаправленных логических переходов на «другую траекторию» развития, «ветвление развития по спектру аттракторов» и др. По сути дела, предлагается понимать правоохранительную деятельность в контексте неравновесной теории развития, где предельно общие законы социальной синергетики позиционируются в пространстве акмеологии профессиональной деятельности субъектов органов государственной власти, правоохранительных органов и общественных объединений. Именно в контексте теории самоорганизации правоохранительной деятельности по-новому позиционируются дискурсивные технологии, опирающиеся на диалоговые процедуры, взаимность и доверие в обществе, использующие структурные пустоты рыночных сетей посредством синергии индивидуальной и коллективной рациональности акторов (субъектов), предупреждающие обезличивание и отчуждение власти.
Необходимость обращения к феноменам дискурса объясняется нами с точки зрения акмесинергетических особенностей детерминации развития правоохранительной деятельности как целостной ментально-культурной или особого ментально-культурного пространства общества. Другими словами, правоохранительная система как особая часть системы общества [35] является сложнейшей, открытой, неравновесной системой, в которой действуют процессы самоорганизации: самоструктурирования, саморегуляции, самовоспроизведения систем различной природы [23]. К ней нельзя подходить с позиции полностью детерминистской теории, где каждое событие является однозначным следствием определенной причины и само служит причиной последующего события. Более того, каждому следствию может предшествовать неограниченное количество причин, так же как и за каждой причиной может возникать «огромное количество следствий» [27]. Этой системе невозможно навязать пути развития. В ее основе сознательные (и неосознаваемые), самоорганизованные действия свободных субъектов, аккумулирующих индивидуальные и групповые действия в коллективные, с более сложным уровнем самоорганизации, с последующим формированием и развитием структур с инновационными, обновляющимися функциями и признанием неодетерминистских принципов организации современного социума [24].
Как правило, в основе социальной динамики функционирования правоохранительной системы находится социально-правовое взаимодействие как процесс воспроизводства правовой нормативности и правового регулирования, имеющее социально-интерактивную, интерсубъектную или дискурсивную природу [36]. В зависимости от характера правового регулирования, социально-правовой дискурс может принимать конфликтный, сотрудничающий, консенсусный, доверительный тип коммуникации. Процессы модернизации и глобализации правовой системы заставляют также выделять социально-правовые дискурсы по результатам экономического, политического и нравственного развития общества - дискурсы постмодерна, демократии, гражданственности, справедливости, прав человека, политической манипуляции, социальной дискриминации, региональной и локальной идентичности, а также глобальные дискурсы. Ключевым методом исследования разнообразных дискурсов выступает мультидисциплинарный подход [34]. Естественно, существует и научный дискурс, связанный с научными и другими способами познания права и правоохранительной деятельности.
Каждый тип дискурса предполагает существование интересов конкретных субъектов, их территориальных, виртуальных и иных объединений, где происходит своего рода локальное производство социального порядка на основе повседневной рациональности и информационно-смыслового контекста, их ментальности, характерных для данного объединения индивидов. На внутренние дискурсы все большее влияние оказывает глобальный дискурс, придавая проблеме сохранения культурной идентичности все большее значение [37]. В этой связи юридическая психология вынуждена обращаться к самосознанию общества и человека, ментально-культурным концептам, делая это через анализ отношений человека, социальных (и социетальных) институтов и права, осуществляя мониторинг факторов правовой среды, специфики социальных контекстов и восприятия субъектами формальных и неформальных событий, связанных с правом.
В то же время субъект, как правило, в ходе социально-правового дискурса осознанно и неосознанно выходит за рамки правовой среды, вступает в необходимые и значимые отношения с природной, экономической, виртуальной, интимной и другими видами сред. Характер и факторы взаимодействия субъекта с различными средами (или пространствами) во многом определяют особенности его психологического пространства, выбор значимых для него элементов (объектов) среды, создают неповторимость ценностно-смысловой и мотивационно-потребностной сфер индивидуального или группового субъекта. По мнению А.Л. Журавлева, психологическое пространство - «это "субъективизированная" среда, то есть среда, избирательно воспринятая и оцененная, представленная в сознании и освоенная субъектом, дополненная и преобразованная, а точнее сказать - "порожденная", созданная, сформированная и поддерживаемая самим субъектом в соответствии с его жизненными принципами и смыслами, ценностями и целями и т.д.» [16, с. 305], т.е. психологическое пространство формируется субъектом по собственному усмотрению и произволу как результат проявления его системы взглядов, оценок, норм, умонастроений, рефлексии имеющихся в данном обществе знаний и верований, обеспечивающих принадлежность индивида к определенному социальному контексту. Именно в этом пространстве «снимаются как объективная логика среды, так и субъективная логика человека, подчиняясь одной логике - логике самоорганизации человека как открытой системы» [21, с. 34]. В этом смысле и право, и правоохранительная деятельность - явления интерсубъективные, они - результаты непрерывной самоорганизации человека и его психологического пространства в контексте различных дискурсов и потому вполне обоснованно относятся к психосоциокультурным подсистем общества.
Очевидно, что функционирование правоохранительной деятельности становится более успешным благодаря синергетическому эффекту - эффекту умножения положительных результатов различных типов дискурса, который оказывается больше суммы эффектов отдельных элементов.
В настоящее время наиболее пристальный интерес исследователей привлекают конкретные группы дискурсов:
- институциональные дискурсы (педагогический, медицинский, научный, дипломатический, административный, военный, юридический, спортивный, религиозный, семейный, деловой, рекламный, сценический, массово-информационный и др.);
- дискурсы идентичности (национальный, наднациональный, региональный, профессиональный и др.);
- политические дискурсы (дискурсы демократии, авторитаризма, популизма, гражданственности, парламентаризма, расизма и др.);
- медиадискурсы (PR-дискурс, ТВ-дискурс, дискурс рекламы и др.);
- бизнес-дискурсы (дискурсы делового общения, маркетинга, корпоративной культуры и др.);
- арт-дискурсы (дискурсы театра, литературы, изобразительного искусства, архитектуры, киноискусства, моды и др.);
- дискурсы субкультур (дискурсы молодежных культур, криминальный дискурс и др.);
- дискурсы среды обитания (дискурс дома, интерьера, города, ландшафта и др.);
- дискурс тела (сексуальный дискурс, дискурс телодвижений, дискурс бодибилдинга и др.) и др.
Объектом нашего исследования выступает институциональный тип дискурса - психолого-
юридический дискурс, который реализуется в заданных рамках статусно-ролевых отношений, имеющего регулятивную направленность, регламентированного как по содержанию, так и по форме, определяемый сложившимся институтом права, юридической практикой и культурной ментальностью членов общества. Его субъектам присущи представления о социальной миссии (обеспечение правопорядка); особый язык, включая профессиональный; нормативная модель типично-событийной статусно-ролевой коммуникации (типичное событие, типичные участники, хронотоп, статусы и
ролевые отношения типичных участников коммуникации, ситуативные контексты коммуникации, официально принятые нормы коммуникации, традиционные формы общения); система базовых ценностей, транслируемых и внушаемых посредством институциональных коммуникаций; жанры институционального дискурса (побуждения, просьбы, приказы, распоряжения, указания, инструкции, запреты, разрешения, обещания, угрозы, объявления и т.д.); прецедентные тексты (нормативные документы, регламентирующие юридическую практику, присяга, кодекс и др.); типичные дискурсные формулы (фразеологизмы, профессиональные клише, сленг и др.) [33]. В качестве письменного дискурса, например, выступает Уголовный кодекс Российской Федерации, с помощью которого «конструируется» преступность, а дискурс правоприменения ее материализует, превращая граждан в подозреваемых, подследственных, подсудимых и осужденных.
Что такое дискурс? В чем состоят особенности юридического и психолого-юридического дискурса? Как ментально-культурные дискурсы влияют на самоорганизацию правоохранительной деятельности? Какие механизмы лежат в основе воздействия дискурса на систему правоохранительной деятельности?
Как самостоятельный научный термин «дискурс» появился в 70-е гг. XX в. в западноевропейской философии, социологии и лингвистике. Следовательно, это понятие достаточно новое для отечественной науки. В психологических исследованиях термин «дискурс» пока используется крайне редко. Понятийный диапазон термина «дискурс» столь же широк, сколь неопределен. Существует множество его трактовок и вариантов применения [44]. Это и сложное коммуникативное явление, и сложная система иерархии знаний, включающая, кроме текста, ещё и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, ценности, смыслы, цели адресата и др.) [31]; это вид институционального общения в заданных рамках статусно-ролевых отношений, имеющего регулятивную направленность, регламентированного как по содержанию, так и по форме; дискурс как текст, актуализируемый в определенных условиях (в лингвистике); дискурс как общение, реализуемое в ходе определенных дискурсивных практик (в социологии, социальной семиотике и политологии); дискурс как вид речевой коммуникации (в логике, философии, социологии, теории коммуникации) [18]; дискурс как контекст психолого-педагогической коммуникации со специфическим профессиональным «наполнением»; термин «дискурс» употребляется также для обозначения системы ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной или идеологической позиции, и т.д. Разнообразие трактовок обнаруживает многогранность явления. Дискурс преимущественно раскрывается как важный и неотъемлемый агент коммуникации, выступает носителем и ретранслятором смыслов, ценностей, идей, образов, мнений, интерпретаций и прочих ментальных и виртуальных образований [22].
В то же время дискурс часто трактуют как мощный властный ресурс, посредством которого социальные институты и индивиды осуществляют свою саморепрезентацию, легитимацию, конструирование и продвижение тех или иных образов реальности, производят позиционирование в социокультурном и политическом пространстве. За право контролировать содержание дискурсов и каналы дискурсных коммуникаций между субъектами социально-политической и культурной жизни ведется напряженная конкурентная борьба. Властная сила дискурсов, как отмечают многие авторы [34], заключается в их способности производить социальные, культурные, политические и прочие идентичности. Дискурсы рассматриваются как пароли идентификации: вы таковы, каков ваш дискурс.
С развитием масс-медийных технологий и массовых коммуникаций дискурсы становятся все более медиатизированными, все чаще становится атрибутом не только массовой культуры, но и политики. В медиатизированной культуре в полной мере подтверждается известный в гештальпсихологии факт - феномен сознания коррелирует лишь с представлением объекта, а не с его реальным бытием. Другими словами, отражаемый сознанием эмпирический объект теряет привилегированный статус и подменяется различными модальностями присутствия «нереального» свойства: сюжетами, образами, фантазиями, иллюзиями.
С помощью управляемых дискурсов в обществе можно сделать многое, например, возбудить недовольство и подтолкнуть людей на уличные беспорядки, а можно установить такой режим общения, в ходе которого между всеми его участниками достигается состояние доверия, понимания, согласия, солидарности. Естественно, что такой режим общения не может быть постоянным. Границы дискурса неустойчивы, интерпретация смыслов происходит в процессе постоянных «переговоров», коммуникативной «работы» для их воспроизводства и поддержания, гибкой диалектики коллективного осмысления социальной действительности как условия достижения интерсубъективности, как особого психологического (или феноменологического) переживания общности интересов, действий, опыта, смыслов, когниций и аффектов взаимодействующих субъектов.
Дискурсивные явления имеют место именно в социально-психологической среде, продуцируются и конституируются субъектами в процессе ролевого взаимодействия. При этом в интеракции посредством дискурсивных действий опыт субъекта наполняется значением и смыслом, приобретает структуру, связность и цельность, одновременно с этим производятся и воспроизводятся социальные институты и культурные схемы, системы ментальных ценностей, осуществляется смыслообразование коллективной деятельности. В нашей трактовке коммуникативное взаимодействие субъектов социально-правового общения - «это не сложение... параллельно развивающихся (симметричных) деятельностей, а именно взаимодействие субъектов» [25, с. 252] по поводу придания смысла, т.е. самоорганизации субъектов правоохранительной деятельности.
Дискурсивное пространство правоохранительной деятельности является междисциплинарной областью исследований, систематизирующей достижения педагогики, психосемантики, психолингвистики,
конфликтологии, дипломатии, риторики, деловой коммуникации, социальной работы, политического маркетинга, PR, имиджелогии, коучинга, шоу-политики, медиа-рилейшнз и др. [28]. Систематизирующим для нас в данном случае выступает феномен коммуникативно-языковой реальности как особой формы бытия и как объекта исследования, построенного с использованием общей теории права, отдельных аспектов языковой синергетики, концепции ментальности, постулатов юридической психологии и языково-правового дискурса в зависимости от сфер правоохранительной деятельности. Имеется в виду наличие локальных институциональных дискурсов суда, прокуратуры, отдельных служб и подразделений органов внутренних дел. В структуре коммуникативно-языковой реальности выделяются такие компоненты, как информационный, когнитивный, психологический, сознательный, бессознательный, чувственно-эмоциональный, перцептивный, мнемический, культурологический, аксиологический, деятельностный, поведенческий и др. Эти компоненты находятся в постоянном контакте, взаимосвязаны.
Как представители органов государственной власти, индивидуальные и коллективные субъекты правоохранительной деятельности формируются и развиваются, опираясь на определенный дискурс - вербальный и невербальный, рационально-понятийный и символически-образный, открытый и закрытый, насильственный и демократический, «высокий» и «низкий». Власть, право, порядок не могут существовать без своего дискурса, не могут не опираться на определенные социотехнологии. Однако связь власти и правопорядка с дискурсом пока еще недостаточно выявлена и изучена.
Наше представление о сущности социально-правового дискурса в основном сформировано на основе идей Ю. Хабермаса, М. Фуко, П. Бергера, Н. Лумана, Т. Лукмана, Н. Роуза, К. Леви-Строса, Ж. Дерриды, П. Рикёра, Ж. Лакана, Р. Барта, Ж. Лиотара, У. Эко и некоторых отечественных исследований, авторы которых в той или мере испытали влияние последних. Мы придерживаемся трактовки дискурса, содержащейся в работах М. Фуко, как сложноструктурированной коммуникативно-знаковой системы, обладающей шестью основными атрибутами: интенциональностью (властные интенции, стратегии, замыслы), актуальностью (воплощение властных интенций в реальной деятельности, имеющей знаково-символический характер), виртуальностью (распознавание и понимание смыслов, ценностей, идентичностей), контекстуальностью (расширение смыслового поля на основе социокультурных, исторических и иных контекстов), психологичностью (эмоциональный, энергетический заряд, содержащийся в дискурсе и придающий ему суггестивную силу) и «осадочным» (запечатление всех перечисленных выше планов в общественном сознании и опыте, в той конструируемой и материализуемой обществом среде, формы которой являются отражением культуры). Отсюда, дискурс - это то, что произведено реально и имеет, таким образом, статус существования, отличный от идеального статуса языковой системы.
Именно М.П. Фуко сформулировал один из основных постулатов своей теории, в котором личностное и социальное сообщаются в символической интеракции, в мире «культурных смыслов» [20]. При этом во многом эти смыслы определяются политикой и структурой власти, идеологией подчинения, существующим социальным порядком и ментально-культурной структурой интеракций, т.е. теми стереотипами, ценностями и сверхценностями самосознания, которые выработались у народа за весь период его существования. Как правило, сообщения, передаваемые представителями властных структур, имеют особую структуру, помечаются семиотическим кодом как особо значимые, они перенасыщены значениями и потому определяют направленность повседневной жизнедеятельности членов общества. В глубинной структуре практически любого высказывания субъекта власти или его письменного текста находится перформативный глагол, который отличается эквиакциональностью высказывания: типа «хорошо», «я одобряю то, что ты сделал», «предупреждаю», «запрещаю», «угрожаю санкциями» и т.д. При этом практически все типы высказываний могут и должны быть выражены посредством эксплицитного перформатива, т.е. без сокрытия своего коммуникативного намерения, открыто, в полном соответствии с законом и компетенцией субъекта власти.
М.Фуко, сравнивая психологию с другими инструментами контроля и управления, отмечает, что, основанный на самоконтроле или саморегуляции, инструмент этот более либеральный, чем прямое административное воздействие. Но его действие не менее реально и в западном обществе подчас даже более эффективно, чем административно-принудительный контроль. Другими словами, если раньше стать объектом чьего-то управления значило оказаться под наблюдением полиции, быть погребенным под кучей законов, доктрин и проповедей; подчиняться контролю, оценке, цензуре, налогообложению, следовать распоряжениям, рекомендациям, регистрациям, лицензиям и патентам, терпеть наказание за каждое действие, каждый поступок [20], то в настоящее время люди являются не подданными, а гражданами государства, власть в котором действует другими путями, изнутри, через сознание самих людей. При этом люди вполне убеждены в том, что интересы власти и их собственные совпадают, и что подчиняться государственным установлениям - в их собственных интересах. В свою очередь, власть перестает пользоваться насилием и приходит к выводу, что лучший способ управления -внушить людям, что их личное счастье возможно только при соблюдении общественных правил и государственных установлений. Так, действуя якобы добровольно - для достижения лучшей жизни, благосостояния, самосовершенствования - люди поддерживают и возобновляют отношения власти. Одновременно с этим в обществе формируется соответствующая ментальность. Ее содержание отражает внешние и внутренние условия идентичности, совокупность представлений о сущности человека, его картине мира, интересах, путях и способах его развития и самореализации. В современных исследованиях юридических акмеологов на первый план выступает именно внутренняя, духовная активность человека, которая во многом определяет индивидуальную траекторию развития субъекта.
Один из последователей М.Фуко, английский исследователь Н. Роуз, показывает, как, в результате необходимости классифицировать и управлять людскими массами, появился дискурс об индивидуальных способностях и различиях. Его создание во многом было делом психологии. Создавая новый объект управления - индивидуальные способности, психология заявила о себе как науке о поведении индивида в обществе. При этом дискурс индивидуальных способностей стал одновременно и способом определения индивидуальности, или идентичности, и тем фокусом, или точкой, к которой прилагаются практики управления.
Н. Роуз довел до логического завершения тезис Фуко о том, что связь власти и индивида нельзя трактовать как грубое внешнее давление. Эта связь - внутренняя, интимная, поскольку целью и результатом техник управления и контроля и является конституирование «свободных» индивидов. Роуз доказывает, что свобода - идеал общественных реформаторов прошлого - возможна только как интернализованный контроль. «Свобода - это обязанность быть самостоятельным и независимым, создавать свою идентичность, выбирать». Роуз утверждает, что иметь идентичность, или личность - значит, что органы власти с легкостью могут эту «личность установить» [45, р. 99]. Другими словами, если исследователи конца XX в. были критически настроены по отношению к психологическому дискурсу, к психологизации социального контроля и порядка, видя в нем инструмент политического давления, то современные социальные теоретики вроде Роуза считают «психологическое общество» не только неизбежностью, но и прямым благом. Следует подчеркнуть, что «психологическое общество», как и любое другое социальное образование, также не может быть универсальной формой контроля и управления. Оно исторически преходяще и может быть со временем заменено на какую-нибудь «метасамоорганизующуюся систему». Главное - за этим процессом увидеть контуры будущего, нового социального порядка.
Контроль и порядок в нашем и западном обществе, как правило, достигается посредством образовательного дискурса, т.е. в ходе обучения граждан профессиональным ролям, языку, на котором они интерпретируют свои переживания, нормам, с которыми эти переживания соотносятся, и способам, с помощью которых люди могут себя совершенствовать. При этом социальный контроль, человеческая идентичность и смысл жизни задаются преимущественно с помощью языка психологии -психологических категорий и понятий, психологических концептов. Это заставляет обратить внимание на скрытые взаимосвязи социального познания, языка и социального порядка [39].
Прежде всего подразумевается способность «социального порядка» (власти) благодаря «языку» себя описывать и понимать, т.е. осуществлять рефлексию своего состояния. Другими словами, будучи аутопоейтической системой, «социальный порядок» является системой самореферентной, т.е. «умной» системой, где существует неразрывная взаимосвязь языка и мира, в рамках которой «лингвистическое поле становится частью окружающей среды» (У. Матурана, Ф. Варела), обусловливается механизмами самоорганизации сложных систем. Именно самореферентные системы могут себя наблюдать, настраивать свои собственные операции на свою собственную тождественность на основании различия, с помощью которого можно отличить свою идентичность от иного. Это может совершаться и по тем или иным поводам с использованием самых разных различений. Здесь же кроется и очевидная опасность, сущность которой заключается в возможности застревания, неадекватного самоописания, самонимания и репрезентации, расходящимися с реальным положением системы порядка.
Таким образом, самореферентные системы типа правоохранительных органов используют различные практики дискурса в качестве способов, подходов к изложению и выражению знаний о самих себе, о характере тех ценностей, которые воплощаются в их собственной деятельности. В этой связи М.Фуко совершенно справедливо утверждает, что каждый объект и субъект познания зависит от дискурса и практики дискурса, а через посредство этого - и от социальной действительности с её потоком властных отношений, ограничивающих и обуславливающих ход дискурса.
С позиций акмесинергетики в реальности нет и не может быть раз и навсегда синхронизированного соответствия между тем, как порядок (власть) «себя» относит к окружающему миру, и теми концептами коммуникативно-языковой реальности [8], с помощью которых «он себя» (порядок) институализирует, т.е. коммуникация и язык описания могут не совпадать. Более того, может возникать определенная форма коммуникативно-языкового отчуждения как отчуждение от языка и отчуждение в языке. Последнее находит отражение в «тирании слов», в непонимании и конфликте между субъектами, в возможности манипуляции и сознанием и поведением граждан. По мнению Н. Лумана, в конце концов устарелость самоописаний и неправильная ориентация самонаблюдений станет явной, значительная степень рассогласования окажется невыносимой и это даст повод для корректировок [27]. Как представляется, в данном случае власть может прибегнуть к силе юридического дискурса и с его помощью может попытаться зафиксировать новый, уточненный «всеобщий социальный нормативный интерес», новые параметры социально-правового порядка. Институциональный дискурс, к которому периодически прибегает власть, приводит к унификации форм поведения, к «снятию» уникальности участников дискурса и созданию архитектуры универсального порядка с усредненными стандартами. Отсюда вопросы порядка и развития правоохранительной деятельности неизбежно актуализируют постановку проблемы человека с его индивидуальностью, сознанием, личностным присутствием в мире, языком как фундаментальным способом его существования и коммуникацией как основополагающей социальной категорией, а также поиск новых путей и способов коммуникации, установления взаимопонимания, толерантности и безопасности в обществе.
Языково-правовой дискурс (в нашей трактовке основной элемент социально-правового дискурса) выполняет многие важные для развития правоохранительной деятельности функции, в
т.ч.: трансляцию социального и профессионального опыта, культуросозидательную, ценностно-ориентировочную, информативную, познавательную, креативную, коммуникативную и др.
Синергетический эффект языково-правового дискурса представляется в виде совокупности концептов «иконического пространства языка» [14]. Концепт трактуется как эмерджентное образование в форме индивидуально-личностных смысловых образований, объективно закрепленных в коллективном языковом сознании и зафиксированных в толковых и энциклопедических словарях [9; 26]. С.Х. Ляпин предлагает интегративное понимание концепта, понимая под концептом многомерное культурно-значимое социопсихическое образование в коллективном сознании, опредмеченное в какой-либо языковой форме [26]. Интеграция структуры концепта вызывает синергетический эффект, т.е. концепты интегрируются в целостные пропозиции. Так, например, знание о преступлении, опасности, вреде, власти, наказании трансформируются в интегративное знание или интегративный концепт - «общественная опасность» (или «социальная вредность деяния»), как субъективное представление и оценочное предположение органов государственной власти, отдельного индивида или коллективного субъекта о степени социальной вредности конкретного явления. Как представляется, индивидуальные и коллективные концепты подчиняются механизмам внутренней самоорганизации, их смысловое разнообразие сопровождается процессом структурализации по принципу от низшего уровня смысла к высшему, доминантному смыслу, к устойчивому смысловому порядку. В результате структурализации (развития) возникает синергетическое движение (эффект) - устойчивый смысловой порядок начинает спонтанное самопорождение интегративных концептов, продуцирование смысловых единиц и без вмешательства извне выравнивает и синхронизирует не гармонизированные до этого структуры и процессы. При этом многомерность и дискретность смысла концепта, существующего в условиях динамической, многоцелевой и неравновесной ментально-культурной среды, позволяет ему транслироваться, т.е. перемещаться из одной идеальной или реальной, предметной области в другую. Это, так сказать, общий механизм функционирования и развития правового дискурса в рамках синергетической парадигмы.
Важно подчеркнуть, что в стране уже существуют дискурсивные практики, наработан значительный опыт по применению эффективных технологий в продвижении фирм, товаров, брендов, трендов и политиков. Однако этот опыт медленно продвигается в правоохранительную систему. Более того, существующие коммуникации применяются далеко не всегда используются для укрепления доверия к власти и уважения к закону и правоохранительным органам. Власть, общество и правоохранительные органы по-прежнему находятся в поиске адекватного сегодняшним вызовам времени социально-правового дискурса.
Выводы.
1. Правоохранительная деятельность существуют одновременно и как разновидность социальных практик, как реальность, данная через нормативное регулирование, через распределение власти; и как реальность, существующая в символах, образах, представлениях, в схемах мышления и поведения, в высказываниях, в языке, в ментальности общества. Различные формы «физической» и «символической» реальности пространства правоохранительной деятельности накладываются друг на друга, взаимопересекаются и видоизменяются. Так, усиление в настоящее время государственного регулирования, управления и контроля, «ручное управление», по сути дела, иррациональными процессами в обществе приводит к «кризису рациональности», росту конфликтности частных интересов субъектов рынка, снижению авторитета государства и правоохранительных органов, не способных разрешить легитимно системные противоречия социального развития. Наблюдается конфликт рациональностей - между ценностями и целями, созерцательностью и деятельной активностью. Тем самым правовой порядок, опирающийся преимущественно на структурно-нормативное регулирование, на универсальные нормативные действия и стандарты, «культурные матрицы», на избыточное административное управление, не успевает за тенденцией «пробуждения общественной рефлексии» и активности людей как субъектов, что отличает современное модернистское общество. Органы полиции все чаще становятся заложниками неконтролируемого роста потенциала насилия среди населения, потери уважения к властным структурам общества и объектом критики в средствах массовой информации.
2. В правоохранительной деятельности альтернативой структуре нормативного действия, осуществляемого посредством подчинения своего поведения разделяемым ценностям и канонам, в настоящее время выступает структура социально-правового дискурса - язык социального действия власти, серия высказываний как способ языковой фиксации социального порядка и отношений власти. В отличие от норм и средств права, высказывания не обладают статусом однозначности, поэтому порядок, создаваемый дискурсом, отличается подвижностью, неравновесностью и динамизмом. Развитие правоохранительной деятельности - это изменение языковых процедур, режима функционирования речи власти, механизмов социально-правового дискурса субъектов правовых отношений и появление новой языковой реальности в сфере общественного порядка.
3. Современный дискурсивный порядок является продуктом коммуникации субъектов в социально-психологическом пространстве, структурируемым нормами и ценностями, фиксированными языковыми единицами и концептами, ментальной культурой этноса. Изменение смыслов языка в сфере социального порядка и идентичности личности выступает критерием оценки направленности развития системы правоохранительной деятельности, способом выявления и прогнозирования скрытых угроз безопасности общества.
4. Основным потенциалом, ресурсом дискурсивной поддержки развития правоохранительной деятельности выступает ментальный опыт, весь предшествующий языковой запас общества, с
помощью которого определяется и понимается масштаб задач в правоохранительной сфере, создается механизм соединения, взаимопроникновения формально-правовой и личностной, субъектной сторон функционирования общественного порядка.
5. Язык социально-правового дискурса посредством универсальных референций обладает способностью объединять, сплачивать людей вокруг переживаний и ценностей свободы, демократии, смысла существования, способов идентификации и самореализации, обучения профессиональным ролям, языку и технике самопонимания и саморегуляции. Однако правоохранительная деятельность приобретает признаки оптимальности и стабильности только при соблюдении некоторых условий: во-первых, если язык принуждения и угроз, к которому вынуждена прибегать власть, носит преимущественно имплицитный характер, а ответственность за неправильные действия неотвратима и открыта; во-вторых, если дискурс носит адресный характер, т.е. установлен диалог с представителями различных социальных групп, в т.ч. маргинальной и радикальной направленности, ограниченный рамками государственных интересов и закона; в-третьих, если используются наиболее современные каналы коммуникации и психологического влияния «сетевого общества», которые повышают роль визуальности, зрительных образцов правильного поведения, способствуют замене последних на знаки и символы, повышающие силу и плотность информационного потока; в-четвертых, если внутри самих правоохранительных органов функционирует дискурсивный центр власти в полном соответствии с особенностями национальной культуры и трансцендентными ценностями. В этом случае можно ожидать, что связь субъекта с правом будет референтной, внутренней, интимной и носить свободный характер.
6. Потребность в более рефлексивных подходах к решению практических проблем развития правоохранительной деятельности неизбежно вызывает необходимость обращения к методологии дискурса, к исследованию возможностей трансформации авторитарных способов коммуникации власти в демократические формы дискурсивной поддержки общественного порядка. Институциональный дискурс в этом смысле обладает определенным потенциалом, т.к. социальное действие подкрепляет практическим знанием, содержит признаки императивности, повелительности некоего образца поведения, ролевых стандартов, закрепленных и воспроизводимых в обыденной и специализированной речи, ритуалах, обычаях, привычках, в стиле жизни людей. Это позволяет снимать конкурентность «образцов поведения», нормы общественного порядка посредством традиций более плавно передаются от одного поколения к другому, а правопослушное поведение граждан становится конкурентным преимуществом в сфере экономики и предпринимательства.
7. Методология дискурсивного анализа позволяет ответить на вопрос, почему в результате реформы органов внутренних дел связи и отношения внутри различных частей системы изменились, оставив при этом сами части относительно неизменными. Очевидно, что административная реформа имеет дело только с одним уровнем реальности - ее функциональной составляющей, тогда как дискурсивные методы позволяют выйти на новый уровень метаязыка и смоделировать новый методологический аппарат, применимый в условиях усиления неравновесности систем, гражданской активности и рефлексивности членов общества.
Список литературы
1. Федеральный закон РФ от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ (в редакции от 21 ноября 2011 г.) «О полиции» // Российская газета - Федеральный выпуск. - 2011. - № 5401. - 8 февраля.
2. Федеральный закон РФ от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» // Российская газета - Федеральный выпуск. - 2006. - № 4014. - 10 марта.
3. Федеральный закон РФ от 30 ноября 2011 г. № 342-ФЗ «О службе в органах внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // Российская газета - Федеральный выпуск. - 2011. - № 5651. -7 декабря.
4. Постановление Правительства Российской Федерации от 6 декабря 2012 г. № 1259 «Об утверждении Правил профессионального психологического отбора на службу в органы внутренних дел Российской Федерации» // Российская газета - Федеральный выпуск. - 2012. - № 5959. - 12 декабря.
5. Приказ МВД России от 2 сентября 2013 г. № 660 «Об утверждении Положения об основах организации психологической работы в органах внутренних дел Российской Федерации».
6. Приказ МВД России от 11 февраля 2010 г. № 80 «О морально-психологическом обеспечении оперативно-служебной деятельности органов внутренних дел Российской Федерации» // Российская газета - Федеральный выпуск. - 2010. - № 5110. - 15 февраля.
7. Приказ МВД России от 10 августа 2012 г. № 777 «Об организации морально-психологической подготовки в органах внутренних дел Российской Федерации».
8. Азнабаева, Е. Г. Теоретико-методологические основания онтологического и гносеологического исследования коммуникативно-языковой реальности : дис. ... канд. философ. наук. - Уфа, 2011. - 152 с.
9. Арутюнова, Н. Д. Дискурс // Большой энциклопедический словарь. Языкознание. - М., 1998.
10. Бляхер, Л. Е. Нестабильные социальные состояния. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. - 208 с.
11. Бляхер, Л. Е., Пегин, Н. А. коррупция как политическая проблема: кто, как и зачем сражается с коррупцией в России // Полития. - 2012. - № 4 (67).
12. Гегель, Г. В. Ф. Наука логики. - Т. 1. - М., 1970.
13. Гогин, А. А. Общая концепция правонарушений: проблемы методологии, теории и практики : дис. ... докт. юрид. наук. - Казань, 2011. - 532 с.
14. Дрожащих, Н. В. Синергетическая модель иконического пространства языка : автореф. ... дис. докт. филолог. наук. - Барнаул, 2006.
15. Елфимова, М. М. Психологический анализ проблемы ментально-культурного взаимодействия // Credo new. - 2011. - № 2.
16. Журавлев, А. Л. Актуальные проблемы социально ориентированных отраслей психологии.
- М., 2011.
17. Иванцов, С. В. Обеспечение органами внутренних дел системного подхода в изучении и предупреждении организованной преступности : монография. М.: Юнити-Дана: Закон и право, 2009.
18. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград: Перемена, 2002.
- 477 с.
19. Кириллов, П. Е. Социокультурный дискурс Мишеля Фуко // Труды университета «Дубна»: Гуманитарные и общественные науки: Сб. статей. Вып. 1 / под ред. О.Л. Кузнецова. - Дубна, 2000. - С. 44-49.
20. Кириллов, П. Е. Дискурс М. Фуко как методология анализа современных социальных институтов и процессов : дис. ... канд. филос. наук. - М., 2006. - 139 с.
21. Клочко, В. Е. Коммуникативная среда как фактор становления ментального пространства человека // Менталитет и коммуникативная среда в транзитивном обществе. - Томск, 2004.
22. Костомарова, Е. В. О различиях в понимании термина «дискурс». [Электронный ресурс].
- Режим доступа: http://sibac.info/index.php/2009-07-01-10-21-16/508------lr.
23. Кочарян, Б. Г. Концепт самоорганизации в современной социологической теории: на примере социологических исследований предпринимательства : дис. ... канд. социолог. наук. - М., 2010.
24. Кравченко, С. А. Социологический постмодернизм: теоретические источники, концепции, словарь терминов. - М.: МГИМО-Университет, 2010.
25. Ломов, Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. - М., 1984.
26. Ляпин, С. Х. Параметры комплексного анализа семантической категории : дис. ... канд. филолог. наук. - 2004. - 211 с.
27. Луман, Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социо-логос. Вып. 1. - М.: Прогресс, 1991.
28. Макаров, М. Л. Основы теории дискурса. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 280 с.
29. Меняйло, Д. В. Правовой менталитет : автореф. ... дис. канд. юрид. наук. - Ростов-н/Д., 2003. - 21 с.
30.Монсон, П. Юрген Хабермас и современность // Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. - СПб: Нотабене, 1992. - С. 307-345.
31. Олешков, М. Ю. Основы функциональной лингвистики: дискурсивный аспект. II. - Нижний Тагил, 2006. - 146 с.
32. Посконина, О. В. Никлас Луман о политической и юридической подсистемах общества : монография. - Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1997. - 124 с.
33. Русакова, О. Ф. PR-Дискурс: теоретико-методологический анализ / О. Ф. Русакова, В. М. Русаков. - Екатеринбург: Институт философии и права УрО РАН - Институт международных связей, 2008. - 282 с.
34. Современные теории дискурса: мультидисциплинарный анализ (Серия «Дискурсология»).
- Екатеринбург: Издательский Дом «Дискурс-Пи», 2006. - 177 с.
35. Сурмин, Ю. П. Теория систем и системный анализ : учеб. пособие. - К.: МАУП, 2003. - 368 с.
36. Трофимов, В. В. Правообразование в современном обществе: теоретико-методологический аспект : автореф. дис. докт. юрид. наук. - СПб., 2011.
37. Федотова, В. Г. Хорошее общество. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. - 541 с.
38. Фливберг, Б. Хабермас и Фуко - теоретики гражданского общества // Социологические исследования. - 2000. - № 2. - С. 57-72.
39. Фуко, М. Порядок дискурса // Воля к истине: по ту сторону власти, знания и сексуальности. Работы разных лет. - М.: Касталь, 1996. - С. 47-97.
40. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. - М.: Прогресс, 1977. - 405 с.
41. Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет. - М.: Гнозис, 1993. - 324 с.
42. Цепцов, В. А. «Образ врага» в сознании россиян: дискурсивно-когнитивная модель // Ситуационная и личностная детерминация дискурса / под ред. Н.Д. Павловой, И.А. Зачесовой. - М.: Институт психологии РАН, 2007.
43. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. - СПб.: ТОО ТК Петрополис, 1998. - 308 с.
44. Язык. Текст. Дискурс : научный альманах ставропольского отделения РАЛК / под ред. Г.Н. Манаенко. - Вып. 6. - Краснодар, 2008.
45. Rose, N. Powers of Freedom: Reframing Political Thought. - Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
Literature
1. Federalnyiy zakon RF ot 7 fevralya 2011 g. № 3-FZ (v redaktsii ot 21 noyabrya 2011 g.) «O politsii» // Rossiyskaya gazeta - Federalnyiy vyipusk. - 2011. - № 5401. - 8 fevralya.
2. Federalnyiy zakon RF ot 6 marta 2006 g. № 35-FZ «O protivodeystvii terrorizmu» // Rossiyskaya gazeta - Federalnyiy vyipusk. - 2006. - № 4014. - 10 marta.
3. Federalnyiy zakon RF ot 30 noyabrya 2011 g. № 342-FZ «O sluzhbe v organah vnutrennih del Rossiyskoy Federatsii i vnesenii izmeneniy v otdelnyie zakonodatelnyie aktyi Rossiyskoy Federatsii» // Rossiyskaya gazeta - Federalnyiy vyipusk. - 2011. - № 5651. -7 dekabrya.
4. Postanovlenie Pravitelstva Rossiyskoy Federatsii ot 6 dekabrya 2012 g. № 1259 «Ob utverzhdenii Pravil professionalnogo psihologicheskogo otbora na sluzhbu v organyi vnutrennih del Rossiyskoy Federatsii» // Rossiyskaya gazeta - Federalnyiy vyipusk. - 2012. - № 5959. - 12 dekabrya.
5. Prikaz MVD Rossii ot 2 sentyabrya 2013 g. № 660 «Ob utverzhdenii Polozheniya ob osnovah organizatsii psihologicheskoy rabotyi v organah vnutrennih del Rossiyskoy Federatsii».
6. Prikaz MVD Rossii ot 11 fevralya 2010 g. № 80 «O moralno-psihologicheskom obespechenii operativno-sluzhebnoy deyatelnosti organov vnutrennih del Rossiyskoy Federatsii» // Rossiyskaya gazeta
- Federalnyiy vyipusk. - 2010. - № 5110. - 15 fevralya.
7. Prikaz MVD Rossii ot 10 avgusta 2012 g. № 777 «Ob organizatsii moralno-psihologicheskoy podgotovki v organah vnutrennih del Rossiyskoy Federatsii».
8. Aznabaeva, E. G. Teoretiko-metodologicheskie osnovaniya ontologicheskogo i gnoseologicheskogo issledovaniya kommunikativno-yazyikovoy realnosti : dis. ... kand. filosof. nauk. - Ufa, 2011. - 152 s.
9. Arutyunova, N. D. Diskurs // Bolshoy entsiklopedicheskiy slovar. Yazyikoznanie. - M., 1998.
10. Blyaher, L. E. Nestabilnyie sotsialnyie sostoyaniya. — M.: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN), 2005. - 208 s.
11. Blyaher, L. E., Pegin, N. A. Korruptsiya kak politicheskaya problema: kto, kak i zachem srazhaetsya s korruptsiey v Rossii // Politiya. - 2012. - № 4 (67).
12. Gegel, G. V. F. Nauka logiki. - T. 1. - M., 1970.
13. Gogin, A. A. Obschaya kontseptsiya pravonarusheniy: problemyi metodologii, teorii i praktiki : dis. ... dokt. yurid. nauk. - Kazan, 2011. - 532 s.
14. Drozhaschih, N. V. Sinergeticheskaya model ikonicheskogo prostranstva yazyika : avtoref. ... dis. dokt. filolog. nauk. - Barnaul, 2006.
15. Elfimova, M. M. Psihologicheskiy analiz problemyi mentalno-kulturnogo vzaimodeystviya // Sredo new. - 2011. - № 2.
16. Zhuravlev, A. L. Aktualnyie problemyi sotsialno orientirovannyih otrasley psihologii. - M., 2011.
17. Ivantsov, S. V. Obespechenie organami vnutrennih del sistemnogo podhoda v izuchenii i preduprezhdenii organizovannoy prestupnosti : monografiya. M.: Yuniti-Dana: Zakon i pravo, 2009.
18. Karasik, V. I. Yazyikovoy krug: lichnost, kontseptyi, diskurs. - Volgograd: Peremena, 2002. - 477 s.
19. Kirillov, P. E. Sotsiokulturnyiy diskurs Mishelya Fuko // Trudyi universiteta «Dubna»: Gumanitarnyie i obschestvennyie nauki: Sb. statey. Vyip. 1 / pod red. O.L. Kuznetsova. - Dubna, 2000. - S. 44-49.
20. Kirillov, P. E. Diskurs M. Fuko kak metodologiya analiza sovremennyih sotsialnyih institutov i protsessov : dis. ... kand. filos. nauk. - M., 2006. - 139 s.
21. Klochko, V. E. Kommunikativnaya sreda kak faktor stanovleniya mentalnogo prostranstva cheloveka // Mentalitet i kommunikativnaya sreda v tranzitivnom obschestve. - Tomsk, 2004.
22. Kostomarova, E. V. O razlichiyah v ponimanii termina «diskurs». [Elektronnyiy resurs]. - Rezhim dostupa: http://sibac.info/index.php/2009-07-01-10-21-16/508------lr.
23. Kocharyan, B. G. Kontsept samoorganizatsii v sovremennoy sotsiologicheskoy teorii: na primere sotsiologicheskih issledovaniy predprinimatelstva : dis. ... kand. sotsiolog. nauk. - M., 2010.
24. Kravchenko, S. A. Sotsiologicheskiy postmodernizm: teoreticheskie istochniki, kontseptsii, slovar terminov. - M.: MGIMO-Universitet, 2010.
25. Lomov, B. F. Metodologicheskie i teoreticheskie problemyi psihologii. - M., 1984.
26. Lyapin, S. H. Parametryi kompleksnogo analiza semanticheskoy kategorii : dis. ... kand. filolog. nauk. - 2004. - 211 s.
27. Luman, N. Tavtologiya i paradoks v samoopisaniyah sovremennogo obschestva // Sotsio-logos. Vyip. 1. - M.: Progress, 1991.
28. Makarov, M. L. Osnovyi teorii diskursa. - M.: ITDGK «Gnozis», 2003. - 280 s.
29.Menyaylo, D. V. Pravovoy mentalitet : avtoref. ... dis. kand. yurid. nauk. - Rostov-n/D., 2003. - 21 s.
30. Monson, P. Yurgen Habermas i sovremennost // Sovremennaya zapadnaya sotsiologiya: teorii, traditsii, perspektivyi. - SPb: Notabene, 1992. - S. 307-345.
31. Oleshkov, M. Y. Osnovyi funktsionalnoy lingvistiki: diskursivnyiy aspekt. II. - Nizhniy Tagil, 2006. - 146 s.
32. Poskonina, O. V. Niklas Luman o politicheskoy i yuridicheskoy podsistemah obschestva : monografiya. - Izhevsk: Izd-vo Udmurtskogo un-ta, 1997. - 124 s.
33. Rusakova, O. F. PR-Diskurs: teoretiko-metodologicheskiy analiz / O. F. Rusakova, V. M. Rusakov.
- Ekaterinburg: Institut filosofii i prava UrO RAN - Institut mezhdunarodnyih svyazey, 2008. - 282 s.
34. Sovremennyie teorii diskursa: multidistsiplinarnyiy analiz (Seriya «Diskursologiya»). -Ekaterinburg: Izdatelskiy Dom «Diskurs-Pi», 2006. - 177 s.
35. Surmin, Y. P. Teoriya sistem i sistemnyiy analiz : ucheb. posobie. - K.: MAUP, 2003. - 368 s.
36. Trofimov, V. V. Pravoobrazovanie v sovremennom obschestve: teoretiko-metodologicheskiy aspekt : avtoref. dis. ... dokt. yurid. nauk. - SPb., 2011.
37. Fedotova, V. G. Horoshee obschestvo. - M.: Progress-Traditsiya, 2005. - 541 s.
38. Flivberg, B. Habermas i Fuko - teoretiki grazhdanskogo obschestva // Sotsiologicheskie issledovaniya. - 2000. - № 2. - S. 57-72.
39. Fuko, M. Poryadok diskursa // Volya k istine: po tu storonu vlasti, znaniya i seksualnosti. Rabotyi raznyih let. - M.: Kastal, 1996. - S. 47-97.
40. Fuko, M. Slova i veschi. Arheologiya gumanitarnyih nauk. - M.: Progress, 1977. - 405 s.
41. Haydegger, M. Rabotyi i razmyishleniya raznyih let. - M.: Gnozis, 1993. - 324 s.
42. Tseptsov, V. A. «Obraz vraga» v soznanii rossiyan: diskursivno-kognitivnaya model // Situatsionnaya i lichnostnaya determinatsiya diskursa / pod red. N.D. Pavlovoy, I.A. Zachesovoy. - M.: Institut psihologii RAN, 2007.
43. Eko, U. Otsutstvuyuschaya struktura. Vvedenie v semiologiyu. - SPb.: TOO TK Petropolis, 1998. - 308 s.
44. Yazyik. Tekst. Diskurs : nauchnyiy almanah stavropolskogo otdeleniya RALK / pod red. G.N. Manaenko. - Vyip. 6. - Krasnodar, 2008.
45. Rose, N. Powers of Freedom: Reframing Political Thought. - Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
УДК 159.9: 355 Ю.Ю. Стрельникова*
Изменения личности в условиях боевых действий с точки зрения психической нормы
Представлены результаты исследований психологических и соматических последствий боевого стресса у 108 комбатантов в сравнении с контрольной группой не воевавших сотрудников органов внутренних дел. Проанализированы позитивные, адаптационные и негативные изменения личности у участников военных действий с точки зрения психической нормы.
Ключевые слова: личность, комбатант, боевые действия, пессимистичность, импульсивность, ригидность, тревожность, возбудимость, заболеваемость.
J. Y. Strelnikova*. The changes of the personality in the military conditions in the term of psychic norms. The researches of psychological and somatic consequences of a 108 combatants' fighting stress were presented in comparison with control group of not being at war police officers. The positive, adaptive and negative personality changes of the combatants were analyzed in the term of psychic norms.
Keywords: personality, combatant, war actions, pessimism, impulsiveness, rigidity, uneasiness, excitability, disease.
В последние десятилетия боевые действия в жизни многих стран, в т.ч. и России, носят преимущественно характер «горячих точек» или имеют вид контртеррористических операций, в которые вовлечены не только армейские, но и другие силовые структуры, в частности, сотрудники органов внутренних дел (ОВД). Совокупность длительно действующих психотравмирующих факторов боевого стресса приводит к их суммации и взаимному потенцированию, расходует адаптационный потенциал личности, снижает устойчивость иммунной системы, приводя к увеличению показателей соматической и психоневрологической заболеваемости. Поэтому долгое время основное внимание зарубежных и отечественных исследователей было сосредоточено на изучении негативного влияния военных действий на психологическое и соматическое здоровье вовлеченных в них контингентов [1, 2, 5]. В литературе встречаются лишь единичные работы, в которых упоминается о частично позитивном влиянии боевого стресса на отдельных участников вооруженных конфликтов [3, 4].
С точки зрения психической нормы, изменения функционирования личности в условиях боевых действий могут носить как позитивный, компенсирующе-защитный (адаптационный), так и непатологический негативный характер, включая пограничные реакции и состояния. Поскольку боевой стресс у подготовленного профессионального контингента должен приводить к формированию позитивных и адаптивных стрессовых реакций, была выдвинута гипотеза настоящего исследования: участие в боевых действиях является фактором, существенно влияющим на соматическое здоровье и психическое благополучие сотрудников ОВД, а последствия носят не только негативный, компенсирующе-защитный, но и частично позитивный характер. Предмет исследования: психологические особенности личности и соматического статуса сотрудников ОВД (участников боевых действий и не воевавших лиц).
* Стрельникова, Юлия Юрьевна, докторант Санкт-Петербургского университета Государственной противопожарной службы МЧС России, кандидат психологических наук, доцент. Россия, 196105, Санкт-Петербург, Московский проспект, д. 149. Тел.: 8 (812) 645-20-25. E-mail: [email protected].
* Strelnikova, Juliya Yurievna, the Ph.D. candidate of Saint-Petersburg University of State fire services of EMERCOM of Russia, the candidate of psychological science, the associate professor. Russia, 196105, St.-Petersburg, Moscovskiy prospect, 149. Ph.: 8 (812) 645-20-25. E-mail: [email protected].
© Стрельникова Ю.Ю., 2013
