CC BY
39
Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 5 (427).
Философские науки. Вып. 52. С. 23—27.
УДК 111 DOI 10.24411/1994-2796-2019-10504
ББК 87.1
НЕЙРОФИЛОСОФИЯ, ЙОГАЧАРЬЯ И «EASY» ОНТОЛОГИЯ. ЭТЮД О КОНТРКЛАССИЧЕСКИХ ПРОЕКТАХ АНАЛИТИЧЕСКОЙ ОНТОЛОГИИ
Л. А. Серединская
Алтайский государственный университет, Барнаул, Россия.
В статье рассматриваются современные онтологические концепции, являющиеся альтернативой классической натуралистической онтологии. Показывается, что современные онтологические дискуссии демонстрируют возрастание интереса к метаонтологии, нейрофилософии и онтологическому минимализму. Предполагается, что данные позиции обладают преимуществом в определении относительной ограниченности различных теорий, а также располагают достаточным существенном эпистемолого-онтологическим потенциалом для исследования сущности явлений современной культуры, традиционно вызывающих трудности с позиций классической реалистической онтологии.
Ключевые слова: метаонтология, нейрофилософия, «easy» онтология, дефляционизм, язык, буддизм, мемы.
Преимущественная часть онтологических исследований ведется в настоящее время в регистре философии языка, поскольку после совершившегося в ХХ в. лингвистического поворота очевидной становится невозможность постановки и решения любой философской проблемы вне исследования языка, оказывающегося одновременно и средством, и полем, и самим условием возможности постановки этих проблем. Чтобы задать любой философский вопрос после Витгенштейна, прежде всего следует осмыслить язык, на котором этот вопрос задаётся, и, кроме этого, — что именно в языке делает возможным возникновение этого вопроса. Из онтогносеологического кредо середины прошлого века, гласящего: «истина имеет логико-языковую природу», вырастает распространенность дефляционистских теорий в наши дни.
Примером одной из таких современных онтологических позиций является проведенная профессором Лоуренсом Дж. Хатабом (университет Олд Доминион, Норфолк, США) критика натуралистического редукционизма. Опираясь на ранний феноменологический проект Хайдеггера, современный американский философ заявляет: то, каким образом мир дается нам через язык, лишает философов возможности «отстаивать его», то есть понимать его вне социального, лингвистического смысла. Это означает, что проект редукционистского натурализма, который пытается объяснить такие понятия, как любовь, благо, справедливость, истина или ответственность, в чисто натуралистических терминах, неизбежно терпит неудачу, поскольку, как объясняет Хатаб, даже
придерживающийся редукционизма натуралист прибегает к концепциям, которые длительное время развивались посредством языка [1].
В концепции Л. Дж. Хатаба язык — это не просто способ ссылаться на вещи в мире или поле для контакта с ними; язык определяет то, как мир представляется нам. Иллюстрацией этого является, например, то, как некто, находящийся в доме, слышит скрип открывающейся двери, а не просто звук, вызванный трением дерева о дерево. Точнее, этот некто слышит, как супруг возвращается домой с работы, или как в дом прокрадывается вор. Это понимание является одновременно социальным и лингвистическим, но оно также является и самой непосредственной, базовой формой, которую вообще может принимать понимание. Опираясь на самые прогрессивные достижения нейрокогнитивистики, Хатаб доказывает, что у нас есть возможность воспринимать весь мир таким осмысленным образом еще до приобретения навыков вербализации. Причиной тому является способность к совместному вниманию, которое, как он указывает, присутствует у человека с младенчества, а также современных нейроби-ологических атрибутов, в частности, зеркальных нейронов, которые присутствуют в нервной системе высших млекопитающих с самого начала жизни. Исследования в области нейронауки и нейрофилософии, на которые ссылается Хатаб, проясняют механизмы эмпатии, понимания действий других людей, построения моделей фиксируемых событий, овладения новыми навыками, в том числе навыком речи [2]. Таким образом, даже будучи довербальными существами, мы начинаем
принимать мир смыслов, которым делимся с другими.
Современные онтологические дискуссии демонстрируют возрождение интереса к метаон-тологии. В настоящее время, особенно в метаон-тологии, возрождается интерес к исследованиям Карнапа. Данный факт связан с тем, что точка зрения Карнапа была сформирована как реакция на ситуацию, очень похожую на сложившуюся на данный момент, поскольку в современной онтологии мы можем констатировать наличие множества фундаментальных, но явно противоречивых проблем, предлагаемых без особой надежды на разрешение. В теории Карнапа, вопреки сложившемуся в отечественной историко-философской мысли стереотипу антиметафизического пафоса, на самом деле содержится замысел радикальной трансформации метафизики. Подход Карнапа состоял в том, чтобы рассеять конфликт между противоположными метафизическими позициями путем преобразования теоретического тупика в более конструктивное обсуждение альтернативных языков, рассматриваемых в качестве практических инструментов. Однако первоначальный проект Карнапа была отвергнут в связи с выходом на первый план философских дискуссий рожденных на той же почве программ верификации и антиреализма. Впоследствии он был отложен и забыт в связи с поражением Карнапа в его дебатах с Карнапом. С тех пор метаонтологические споры были в основном сфокусированы на дисперсии кванторов. Вследствие этого первоначальная и наиболее перспективная дефляционная позиция была в значительной степени упущена из виду на долгие годы и реанимирована только во втором десятилетии XXI в. в программе плеонастической (или минималистской) онтологии.
Онтологический минимализм («easy» онтология) сочетает в себе реализм в вопросах существования первого порядка с дефляционным пониманием таких утверждений о существовании: понятия обсуждаемых сущностей в дебатах первого порядка включают в себя условия применения, и, если они выполняются, это тривиально правда, что сущности такого рода существуют.
Предполагается, что минималистская, или «плеонастическая», онтология обеспечивает «экономную онтологию» созданных языком сущностей, чтобы служить относительно безобидными ссылками на единичные термины для таких сущностей, как свойства, предложения, события, значения и вымышленные персонажи. Онтологический минимализм имеет несколько важных применений: например, он может помочь в определении относительной ограниченности различ-
ных теорий и тем самым продемонстрировать, почему определенные формы элиминативизма в отношении «обычных объектов», вымышленных персонажей и т. д. вводят нас в заблуждение.
Такие объекты, как свойства, суждения, значения и вымышленные персонажи, уже давно представляют трудности для натуралистической онтологии. Единичные термины, такие как «свойство быть кем-то», по-видимому, относятся к этим сущностям, но часто считается, что принятие таких терминов относится к области ненатуральных сущностей, которые являются таинственными как онтологически, так и эпистемологически. Плеонастические сущности, которые (в некотором смысле) созданы разумом или языком, в силу этого не воспринимаются настолько онтологически серьезно, как скалы, деревья или идеальные сущности в онтологии Платона. С другой стороны, обращение с соответствующими единичными терминами как с терминами с отсутствующей подлинной референтной функции или попыткой и невозможностью ссылаться имеет неприятные последствия. Интересный ответ на эту дилемму состоит в том, чтобы признать, что рассматриваемые единичные термины имеют релевантность, и принять «онтологически минимальную» или «плеонастическую» онтологическую позицию, которая приписывает этим сущностям «дефлиро-ванный» метафизический статус, позволяющий ссылаться на них, избегая при этом онтологических и эпистемологических затруднений. Соответственно такому взгляду, такие сущности, как значения, вымышленные персонажи, свойства и суждения, события и состояния — считаются «минимальными».
Согласно позиции «easy» онтологии, сущности, определяемые как «минимальные» или «плеонастические», отличаются от более онтологически устойчивых объектов следующими особенностями:
1. Они созданы языком.
2. Термины, на которые они ссылаются, являются гарантированно содержащими отношения.
3. Чтобы узнать об их существовании и о том, каким образом они существуют, достаточно принять соответствующую языковую игру.
Первая особенность дает ключ к утверждению онтологического минимализма о возможности «легкой» или «поверхностной» онтологии, которая должна быть приемлемой для онтологии натурализма, не отрицая при этом отношения соответствующих терминов. Но в каком смысле мы должны думать о таких сущностях, как свойства, суждения, состояния или события, как о сущностях, созданных языком? Смысл, в котором они
созданы языком, состоит в том, что минимальные или плеонастические сущности вводятся в нашу онтологию в результате общения или языковых игр, которые мы берем из предложения, не связанного с явным обязательством отношения к таким сущностям (представители «онтологического минимализма» называют это «основным» предложением), и сводим к единственному термину, отсылающему к таковому содержанию. Приме -ром этого является тривиальное минималисти-ческое преобразование предложения, в котором нет ссылки на свойство, на предложение, которое, очевидно, содержит единственный термин, референт которого является свойством. Так, например, из предложения «роза — красная», в котором сингулярным термином является только термин «роза», мы можем сделать вывод о его плеонастическом эквиваленте: «роза обладает свойством быть красной», где сингулярный термин «свойство быть красной» с очевидностью относится к соответствующему свойству.
В логике онтологического минимализма, языковые игры, которые лицензируют определенные лингвосемантические трансформации, также ведут нас к очевидной приверженности вымышленным персонажам, состояниям и событиям. В случае с вымышленными персонажами мы можем проиллюстрировать это предложением «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», вошедшим в дискурс из художественного произведения («Игра престолов» по книге «Песнь Льда и Пламени» Дж. Мартина) и, следовательно, лишенным онтологического содержания. Но наши языковые игры, в которых участвуют вымышленные персонажи, затем дают нам право вводить в дискурс сингулярный термин «вымышленный персонаж Джон Сноу», который, судя по всему, можно серьезно использовать для обозначения определенного вымышленного персонажа. Более того, трансформация данного предложения в меметическое с очевидностью упрочивает его статус реального. В свете этого всё большую перспективность приобретают онтологические исследования мемов современной культуры.
Вторая интересная особенность минимальных или плеонастических сущностей, делающая их онтологически подозрительными и характеризующих их как лингвистические конструкты, заключается в том, что введенные для них термины, по-видимому, гарантированно относятся к их новым онтологическим статусам. Предложение «Цой — жив», независимо от того, истинно оно или нет, и того, какой контекст делает его истинным, также относится к сингулярному термину «свойство быть живым», которое с очевидностью относится к реальным свойствам живого.
Третья особенность плеонастических сущностей показывает их существование как лингвистических положений что также подтверждается нашим особым эпистемологическим отношением к ним. Изучение существования физических объектов, таких как, например, бозоны, требует, как минимум, научного открытия их существования, эмпирического подтверждения этого существования и различных его характеристик. В отличие от этого, например, чтобы узнать о существовании пропозиций, необходимо и достаточно просто принять соответствующую языковую игру, из которой мы получаем, например, что предложение «Роза красная» означает «То, что роза красная, — истинно» («Если роза красная, то пропозиция, что роза красная, существует и является истинной»). Чтобы узнать что-либо о бозонах или деревьях, нужно провести предметные исследования самих этих объектов. Чтобы узнать все, что нужно знать о природе высказываний, свойств или других плеонастических сущностей, нужно изучить языковые игры, с помощью которых они «хранятся» в нашей онтологии. Таким образом, плеонастические сущности создаются языковыми играми, которые включают их в нашу онтологию, и все, что мы знаем и должны знать о них, определяется этими языковыми играми. Предполагается, что это обеспечит их онтологически дефляционный статус, что позволит нам ссылаться на них, избегая при этом сложностей и затруднений классического онтологического реализма.
Ещё одним представляющим интерес примером онтологического минимализма является исследование онтологической концепции буддизма йогачарья, проведенное канадским буддологом Рохитом Далви [3, с. 43—47].
Буддийские философы отвергают реализм здравого смысла, поддерживаемый, например, философами школы Ньяя, утверждающими, что опыт дает нам прямой доступ к реальности, то есть миру как он есть. Реальность, в логике буддизма, постигается через чистое восприятие, что исключает любые концептуальные рамки, которые сознание накладывает на данные чистого восприятия. Буддийская оппозиция реализму заключается в утверждении, что большая часть того, что с позиции наивного реализма считается внешним миром — это только концептуальная конструкция. С этой позиции любое желание, направленное на любую вещь мира, являющегося концептуальной конструкцией, является источником страданий, поскольку глупо желать того, у чего нет реального бытийного содержания. С реалистической точки зрения, если познание частных вещей — это действительно познание реальности, лежащей
за пределами реальности разума, то реальны и независимы от разума не только частные объекты, но и отношения между ними. Учитывая предпосылку, что восприятие дает нам прямой доступ к реальности, наивный реализм Ньяя не может последовательно отрицать реальность отношений. Напротив, позиция антиреализма, которой придерживаются буддисты, с их скептическим отношением к концептуальному багажу, навязанному восприятию, отрицает внепсихическую реальность отношений. Буддийская критика отношений направлена против реалистического понимания отношений в философии Ньяи.
Эпистемология Ньяи предполагает, что, если у нас есть знания объекта, этот объект имеет онтологическую плотность существующей сущности; то есть, словами, не может быть такого объекта, чтобы он был объектом познания и не обладал реальным существованием. С точки зрения ньяи-ков, отношения не являются ни вымышленными, ни концептуальными объектами, такими как рог зайца или цветок, расцветающий в небе. Вымышленные сущности не могут вызывать их познания и, следовательно, не могут быть объектами истинного знания. Буддистский ответ на эту позицию таков: если отношения могли бы быть восприняты как отдельные объекты, они должны были бы иметь форму представления их в сознании. Однако отношение не имеет формы, которая может быть представлена в сознании и, следовательно, не может быть объективно реальным. Буддисты полагают, что в отличие от камней, стульев или деревьев, которые имеют определенные формы, представляющиеся в сознании, отношения не имеют форм и, следовательно, не могут быть отдельными сущностями. Согласно буддизму, отношения — это не что иное, как концептуальные конструкции, от отпечатков (васан), и именно характер концептуальных конструкций даёт нам иллюзию, что они обладают объективностью [4].
Рохит Далви анализирует трактат «Самбанд-хапарикса» буддийского философа направления йогачарья Дхармакирти и выявляет онтологиче-
ски минималистическую аргументацию его критики реализма ньяиков. Дхармакирти понимает отношения или как тип зависимости одной сущности от другой, или как «слияние форм» (ру-палея). Критикуя отношение как «объединение форм», Дхармакирти вводит свое определение отношения, согласно которому отношение всегда предполагается между двумя разными вещами. Тогда в случае объединения форм, есть только один объект, следовательно, не может быть никакого отношения, так как по определению оно возможно только между двумя различными вещами. Так, например, на классическом для логики ньяя примере «ткань имеет красный цвет», Дхар-макирти утверждает, что ни ткань, ни цвет недоступны нашему восприятию отдельно друг от друга, следовательно, реально существует только одна сущность, что делает бессмысленными любые разговоры об отношениях. Из позиции Дхармакирти по поводу онтологического статуса отношений становится очевидным, что для обоснования недвойственной онтологии буддистская аргументация использует типично онтологически минималистический подход, заключающийся в отказе от отношений как реальных онтологических объектов.
Как нам представляется, возрастающий интерес современных онтологических исследований к ресурсам онтологического минимализма в исследовании объектов, традиционно вызывающих трудности с позиций классической реалистической онтологии, свидетельствует о существенном эпистемолого-онтологическом потенциале данной онтологической позиции. Онтологический минимализм действительно является важным инструментом для исследования возможности сведения предложений, имеющих доказанный статус реальности к объектам определенного вида. Хотя принятие единичных терминов как относительно минимальных лингвосемантических конструкций в качестве онтологических объектов действительно имеет онтологические затраты, в некоторых случаях эти затраты уже оплачены.
Список литературы
1. Lawrence, J. H. Proto-Phenomenology and the Nature of Language: Dwelling in Speech I / J. H. Lawrence .— Lanham : Rowman and Littlefield, 2017. — 260 p.
2. Бауэр, И. Почему я чувствую, что чувствуешь ты. Интуитивная коммуникация и секрет зеркальных нейронов / И. П. Бауэр. — СПб. : Изд-во Вернера Регена, 2009. — 212 с.
3. Dalvi, R. S. Ontological Minimalism: Dharmakirti's Buddhist Critique of Relations / R. S. Dalvi // Canadian Journal of Buddhist Studies. — 2008. — № 4. — URL: http://journals.sfu.ca/cjbs/index.php/cjbs/ article/view/67 (дата обращения: 01.04.2019).
4. Dunne, J. W. Foundations of Dharmakrti's Philosophy / J. W. Dunne. — Somerville : Wisdom Publications, 2004. — 125 p.
Сведения об авторе
Серединская Лилия Алексеевна — кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии, онтологии и теории познания Алтайского государственного университета. Барнаул, Россия. kshattra@gmail.com
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2019. No. 5 (427). Philosophy Sciences. Iss. 52. Pp. 23—27.
NEUROPHILOSOPHY, YOGACHARYA AND "EASY" ONTOLOGY. ETUDE ON CONTR-CLASSICAL PROJECTS OF ANALYTICAL ONTOLOGY
L.A. Seredinskaya
Altay State University. Barnaul, Russia. kshattra@gmail. com
This article discusses the modern ontological concepts that are an alternative to classical naturalistic ontology. It is shown that modern ontological discussions demonstrate an increasing interest in metaontology, neurophiloso-phy and ontological minimalism. It is assumed that these positions have the advantage in determining the relative limitations of various theories and have enough substantial epistemological and ontological potential for studying the essence of the phenomena of modern culture, traditionally causing difficulties from the standpoint of classical realistic ontology.
Keywords: metaontology, neurophilosophy, "easy" ontology, deflationism, language, Buddhism, memes.
References
1. Hatab L. J. Proto-Phenomenology and the Nature of Language: Dwelling in Speech. Lanham, Rowman and Littlefield Publ., 2017. 260 p.
2. Bauer I. Pochemu ya chuvstvuyu, chto chuvstvuyesh ' ty. Intuitivnaya kommunikatsiya i sekret zerkal'nykh neyronov [Why I feel that you feel. Intuitive communication and the secret of mirror neurons]. St-Petersburg, Werner Regen Publ., 2009. 212 p. (In Russ.).
3. Dalvi R. S. Ontological Minimalism: Dharmakirti's Buddhist Critique of Relations. Canadian Journal of Buddhist Studies, 2008, no. 4. Available at: http://journals.sfu.ca/cjbs/index.php/cjbs/article/view/67, accessed 01.04.2019.
4. Dunne J.W. Foundations of Dharmakrti's Philosophy. Somerville, Wisdom Publications, 2004. 125 p.
