На рубеже ХХ-ХХ1 веков господствующее положение на иерархической лестнице стратегического оперирования в мировой системе заняло геоэкономическое пространство, которое вступило в сложные взаимоотношения и взаимодействия с другими пространствами, прежде всего с геополитическим и военно-стратегическим. При этом геоэкономическое пространство развивается согласно логике «цивилизационных координат», в которую оно попадает и принимает тот или иной вид под воздействием законов мирового цивилизационного развития.
На настоящем этапе развития комплекса социальных наук геополитическая доктрина вошла не только в каркас теории региональной экономики, решающей вопросы управления экономическими процессами, прогнозирования экономических систем, но и стала методологическим основанием философии хозяйства. Геополитика как метод философского познания сущности хозяйства основана на пространственном подходе, в рамках которого стратегия развития народов и государств определяется спецификой ландшафта, точнее «месторазвитием», по образному выражению русского географа-евразийца Петра Савицкого.
В геополитическом проекте хозяйствования А.Г. Дугина «месторазвитие» означает «то конкретное пространство, - включая всю его структуру, и ландшафт, и особенности ведения хозяйства, и символические особенности, -где зародилась государственность или культура того или иного народа, и те области, где эта государственность и эта культура развивались в дальнейшем, переосмысляя это же изначальное пространство, вступая в диалог с окружающими пространствами или меняя изначальное местонахождение» [1, с. 5-6]. Все это, по мнению исследователя, представляет некий постоянный фон, на котором развертывается история народов и государств, и этот фон с точки зрения геополитики задает логику изменений, происходящих с народами, с их политикой, экономикой, международными отношениями, с системами ценностей и верований.
Критикуя экономический редукционизм в понимании пространственных характеристик развития социальных систем, А.Г. Дугин отводит первостепенную роль «географическому рельефу», детерминирующему настоящее и будущее государств, народов, наций. По его мнению, география и пространство являются основополагающими аспектами человеческого существования, они служат базовым методом интерпретации прошлого, они выступают как главные факторы человеческого бытия, организующие вокруг себя все остальные стороны существования.
В принципе, геополитический редукционизм, идущий на смену экономическому, нивелирует модель «человека экономического» (homo economicus), заменяя ее концептом «человек пространственный». Как пишет А.Г. Дугин, «зависимость человека от пространства - основной тезис геополитики» [2, с. 13], и эта обусловленность специфическим качеством рельефа, ландшафта особенно наглядна в масштабных социальных проявлениях человека - в государствах, этносах, культурах, цивилизациях и т.д.
В эпоху постмодерна геополитика, по мнению А.Г. Дугина, неизбежно становится альтернативой и вызовом такому тенденциозному проекту, как глобализация, понимаемая им в качестве политики принуждения, в ходе которой национальные государства утрачивают суверенитет под давлением транснациональных институтов, стремящихся к установлению мирового господства и созданию мирового правительства. Экономическими признаками такой модели глобализации становятся: повсеместное утверждение
либеральной модели экономики, радикального монетаризма, «финансизма» (развитие фондовых рынков, венчурных фирм и т.д.). В политической сфере утверждается светское либерал-демократическое устройство при доминировании идеологии «прав человека», «открытого общества»,
«гражданского общества», а государственность, административные системы разных держав постепенно упраздняются. В стратегическом плане это означает установление прямого контроля ВС США и их партнеров (сателлитов) по глобализации (Англия) над всем пространством планеты. Это вариант так называемой «однополярной», «американоцентрической» глобализации, при включении в которую Россия прекратит существование как великая страна и ядро православной цивилизации.
«В средней перспективе, - пишет А.Г. Дугин, - часть российской элиты сможет интегрироваться в глобальную элиту и стать инструментом “внешнего управления” в отношении российского пространства на переходном этапе постепенной ликвидации государственности. Это касается в первую очередь экономических элит. Будучи объектом глобализации, Россия сможет выполнять технические задания регионального масштаба - подтягивать к глобализму слабо развитые традиционные общества внутри России и в рамках СНГ, а также выполнять стратегические задачи регионального масштаба в интересах США (например, противодействие консолидации исламизма, возникновению национальных движений и т.д.)» [1, с. 117-118]. В настоящее время, благодаря относительно медленным темпам интеграции в глобальную экономику, Россия сохраняет остатки суверенитета, но это продлится до тех пор, пока она останется вне состава таких транснациональных институтов, как ВТО и МВФ.
Наиболее предпочтительной для России, по мнению А.Г. Дугина, должна быть стратегия антиглобализма в его однополярном измерении, которая отвергает:
- диктатуру либеральной экономики (рассматривая многообразные социалистические альтернативы);
- неоколониальную политику Запада (США) в отношении стран «бедного Юга»;
- доминацию «либеральной демократии», считая, что другие политические системы (например, социал-демократические или консервативнореспубликанские) имеют полное право на существование;
- тезисы о превосходстве западной (американской) ценностной системы над всеми остальными;
- постановку техники над нравственностью, индивидуума над обществом, «богатства» над «бедностью»;
- безразличное отношение к окружающей среде со стороны «технологического прогресса».
Антиглобализм такого типа направлен против господства одного над многими, однако он может иметь совершенно иные цели, если речь идет о консолидации позиций, несогласных с установлением режима «американоцентризма». В этом случае, считает А.Г. Дугин, он вполне совместим со «вторым типом глобализма» - «потенциальным»,
«гуманитарным» или «многополярным». Именно такая геополитическая стратегия, подразумевающая «интенсивное экономическое, политическое и социальное сближение стран с единым цивилизационным кодом», выгодна для России. При этом партнерские отношения России целесообразно развивать в трех направлениях - это Европа, Китай и исламский мир, что закрепит за ней имидж антиамериканской державы, имеющей отличную от европейской, исламской и китайской национальную идентичность.
Учитывая факторы многонационального состава и поликонфессиональной культуры, Россия должна избрать евразийскую идею «континентализма» как особой цивилизации, сочетающей западные и восточные черты, для выражения своей геополитической миссии. «Евразийство для России, - убежден А.Г. Дугин, - есть сочетание сильной национальной идентичности с
демократическим принципом “прав народов”, терпимостью, религиозной и культурной гармонией. И во внешней политике в таком случае евразийская Россия выступает как носительница сбалансированной позиции, примиряющей и развивающей иные “большие проекты”, как “промоутер” истинной демократии во внешней политике» [1, с. 145-146].
В развитии экономики, по мнению А.Г. Дугина, следует придерживаться «третьего пути», который выступает альтернативой и для бывшей социалистической системы государственного контроля экономики, и для нынешнего либерально-демократического порядка рыночной экономики. Сущностью экономики «третьего пути» является теоретический посыл Ф. Листа, выраженный в принципе «экономической автаркии больших пространств», который обусловливает защиту национальных интересов в условиях рыночной экономики. По логике «третьего пути» хозяйство делится на секторы в зависимости от форм собственности: частной, коллективной и государственной, что, в целом, приводит к автаркии, самодостаточности всей системы и при необходимости образует механизм взаимной компенсации хозяйств. А.Г. Дугин переносит модель Ф. Листа в реальные экономические условия, но при этом делает поправку в распределении капиталов: если современный рынок подчиняет производственный капитал финансовому посредством автономизации денег как процентно-кредитной фикции, то «третий путь» строго связывает ценности и труд по принципу «довольствования разумным минимумом», что не противоречит сохранению национального суверенитета и обеспечивает защиту национальных интересов в
среде «богатых соседей». Однако такая модель экономики России нуждается в серьезном идеологическом обрамлении, причем имеющем доктринальный государственный статус и партийную институционализацию.
Экономика «третьего пути» в геополитической концепции А.Г. Дугина [2] является моделью большого интегрированного пространства, имеющего ярко выраженные имперские черты. В более же реалистическом сценарии «третий путь» может служить образцом построения региональных хозяйств внутри экономической системы России, где меняются ценностные координаты действия центра и провинции. Центр должен, по мнению А.Г. Дугина, выполнять исключительно политические, но не экономические функции, предоставив регионам экономическую автономию вплоть до самостоятельного выбора хозяйственного уклада и регионализации финансов.
Обрушившийся на российскую экономику кризис 2008 г. отчасти изменил и усилил некоторые позиции евразийской модели хозяйствования. Так, в одной из недавних работ А.Г. Дугин анализирует признаки «конца экономики», обозначившие себя в тотальной виртуализации труда, ценностей, капитала и человека, что убеждает его перевести актуальность философского дискурса с альтернативной экономики к антропологии, в которой речь идет «о мобилизации людей против экономического дисконта, в движении освобождения реальности от виртуальности, культуры от техники, истории от рынка» [3, с. 16]. Глобализм и виртуализация большинства социальных связей и отношений сформировали тип человека, который утратил национальную и даже гражданскую идентичность; он легко меняет среду обитания, профессии и даже пол. А.Г. Дугин называет этот феномен «деривативом человека».
Итак, перспективы развития российского цивилизационного, национального типа хозяйства определяются увеличением дистанции с глобальным пространством экономических отношений не просто в силу отсталости, традиционности и несовременности производительных сил, но в результате несовместимости антропологических идеалов. Именно цивилизационный, ментальный разрыв между «homo economicus» и «человеком хозяйствующим» оставил Россию вне территории «конца экономики», а значит и в мире, где продолжает существовать человек, нуждающийся в личностной, национальной и профессиональной идентичности. Именно традиционализм русского человека, пусть и существующий на уровне рудимента в неоэкономике, оставил его незатронутым различного рода «деривативами».
Российский тип хозяйства, в котором доминируют национальные традиции государственнообразующего этноса, вряд ли может быть успешно и полностью интегрирован в пространство инновационной сферы экономики, политики, культуры и образования. Для решения антропологических задач российская экономика как и прежде использует резервы национальной самобытности, принципиально не подлежащие каким-либо обновлениям, даже на уровне политической директивы власти. В общем, создание инновационной экономики в России, интегрированной в мировое хозяйство и глобальную экономику, угрожает не просто разрушением национального хозяйства, но влечет за собой
растворение русской цивилизации в «мировом котле», поскольку обусловливает возникновение человека «без рода и племени».
Опасность растворения национальной культуры в безбрежном пространстве глобализации отражается и на уровне философской рефлексии русского цивилизационного самоопределения, испытывающего потребность в духовной антропологии как национальной доктрине поиска идеала. Один из ведущих исследователей в этой области, А. Корольков точно определяет приоритетную проблему современной России, которая заключается в сбережении культурных традиций нации, стоящей на грани забвения своей истории, духовных корней, нравственности, исчезающих под напором «цивилизационных соблазнов». По мнению А. Королькова, далеко не праздным является вопрос о том, «останется ли Россия народом собственной культуры, “симфонической личностью”, или растворится в безликости...», поскольку не только народ в целом, но и «личность интересна другим людям своей неповторимостью, своим лицом, характером, талантом, симфоническая личность, т.е. народ, тоже имеет значение для других народов своим, а не заемным обликом, своей культурой» [4, с. 43]. Для русской культуры духовным идеалом всегда была и остается религиозная нравственность, укорененная в лучших образцах повседневной жизни подвижников, монахов, чья земная жизнь проходила в трудах и заботах, благодаря которым оформился особый тип русского монашеского хозяйства как уникальное явление национальной экономики без глобализма.
Итак, русский тип национальной экономики оказывается трудно совместим с глобализационными тенденциями в мировой экономической системе прежде всего потому, что он тяготеет к традиционализму, в силу чего российская экономика в целом не способна пережить до конца ни одной реформы, подвергнув коренной ломке характер трудовых и производственных отношений. Слабость же инновационного сектора экономики, как ведущей силы глобализации национальных хозяйств, является не столько следствием объективных причин, сколько итогом существования традиционных стереотипов экономического сознания. В общем, вступлению России в глобальное экономическое пространство «мешает» национальное сознание. Не только общественное большинство, но и властное меньшинство пребывают в состоянии сомнения о необходимости столь существенных изменений, которые влечет за собой общемировое пространство не только в экономическом, но и в политическом, а также в культурном плане.
Вероятно, осознавая эту ментальную особенность, действующая власть в лице Д. Медведева и В. Путина крайне осторожно ведет экономическую политику, связанную с интеграцией в мировое хозяйство, учитывая при этом и возможность утраты Россией суверенизации под давлением транснациональных структур, регулирующих мировые финансовые потоки и сосредоточивающих, таким образом, властные ресурсы в своих руках. Кроме того, в характере политики государственного строительства последнего десятилетия четко прослеживается тенденция к укреплению национальных основ в социально-экономической и политической сферах, а также к поиску
духовных традиций толерантного существования народов, образующих многонациональный состав Российского государства. В общем, экономические интересы нации в настоящее время определяются государственной политикой национальной безопасности и целостности России, что и выступает в качестве стратегического приоритета. Что же касается глобализационной динамики, то интернационализация российского хозяйства отодвигается на второй план.