CC BY
29И. В. Чуркина
(Институт славяноведения РАН, Москва)
НЕИЗДАННАЯ КНИГА С. А. НИКИТИНА
В 1947 г. Сергей Александрович Никитин, в то время доцент кафедры истории южных и западных славян исторического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, защитил докторскую диссертацию на тему «Русское общество и вопросы балканской политики России в 1853-1876 гг.». Защита прошла успешно, оппонентами выступили крупные ученые: историк СССР Н. М. Дружинин, историк-славист В. И. Пичета, историк-турколог А. Ф. Миллер. Столь разнообразная специализация оппонентов была вполне оправданна. Диссертация, посвященная развитию славянских идей в русском обществе с начала Крымской войны 1853-1856 гг. и до начала русско-турецкой войны 1877-1878 гг., действительно имела серьезные выходы и на историю балканских народов, и на дипломатическую и военную историю Османской империи.
Высокая оценка диссертации крупными учеными дала С. А. Никитину возможность представить ее в издательство Академии наук СССР, где она должна была выйти отдельной книгой. То, что его труд печатался в издательстве Академии наук, не было случайностью: с 1947 г. Сергей Александрович стал одним из основателей Института славяноведения и балканистики АН СССР и с тех пор вплоть до 1961 г. одновременно заведовал кафедрой истории южных и западных славян истфака в МГУ и сектором истории зарубежных славянских народов периода феодализма и капитализма в Институте.
Книга С. А. Никитина «Русское общество и вопросы балканской политики России. 1853-1876 гг.» была набрана. Выход ее в свет намечался на 1948 г. Однако он так и не состоялся: цензура сочла нецелесообразным напечатание книги, и набор ее был рассыпан. Я пользовалась экземпляром верстки указанной книги, которая хранилась
в архиве С. А. Никитина, а ныне находится у бывшего сотрудника Института славяноведения А. Н. Горяинова. Ссылки в данной работе будут даваться именно по этой верстке.
Говоря о неизданной книге С. А. Никитина, я остановлюсь на двух моментах. Во-первых, необходимо показать, что представляет собой эта книга с научной точки зрения, и, во-вторых, ответить на вопрос - почему она так и не вышла в свет в то время.
Прежде всего, о самой книге. По своим размерам она должна была быть весьма внушительной: при большом формате (приблизительно равном формату «Ученых записок Института славяноведения») она насчитывала 509 страниц. Первое, что бросалось в глаза при ее прочтении, - это обилие фактического материала: С. А. Никитин использовал документы 41 фонда из двенадцати московских и ленинградских архивов, просмотрел практически всю центральную периодическую печать России конца 50-х-70-х гг. XIX в., а также значительную часть провинциальной прессы (Воронежа, Новочеркасска, Казани, Киева, Одессы и др.). Помимо этого ученый широко пользовался многочисленными опубликованными источниками: воспоминаниями, письмами, трактатами, памфлетами, брошюрами публицистов и т.д. Им была изучена литература на русском, английском, французском, сербо-хорватском, болгарском, чешском и польском языках. Мне редко доводилось видеть труды столь фундированные.
Что касается методологии, то автору, несомненно, ближе всего был позитивизм с его обстоятельностью в подборе фактов, со стремлением любой вывод базировать именно на них. Наряду с этим господствовавшая в то время в советской историографии марксистская методология не могла не оказать на С. А. Никитина заметного влияния. И дело здесь не только в цитатах из трудов классиков марксизма-ленинизма - их сравнительно немного, и они, как правило, носят нейтральный характер. Главное заключалось в попытке каждый раз дать классовую характеристику тому или иному лицу, оценить только с классовых позиций многие события и явления, что приводило к известному их упрощению. Однако хочется еще раз подчеркнуть, что очень часто исследование конкретного материала заставляло С. А. Никитина отходить от принятых в советской историографии оценок, приходить к самостоятельным, оригинальным выводам.
Книга С. А. Никитина состояла из семи глав. Первая глава называлась «Крымская война», вторая - «Шестидесятые годы», третья -«Славянские комитеты», четвертая - «Славянские съезды 60-х годов», пятая - «Панславистские теории конца 60-х годов», шестая -«Канун восточного кризиса», седьмая - «Начало восточного кризиса». Наиболее обширная вторая глава, «Шестидесятые годы», в свою очередь делилась на три раздела: первый раздел - «Балканские связи русской печати», второй - «Панславистские теории и их критика», третий - «Конкретные проблемы балканских отношений». Значительное количество этого материала было опубликовано С. А. Никитиным позднее. Так, из главы второй он сделал две статьи. Одна из них под названием «Югославянские связи русской печати 60-х годов XIX в.» (слегка измененный раздел «Балканские связи русской печати») вышла в свет в VI томе «Ученых записок Института славяноведения» (М., 1952). Третий раздел второй главы «Конкретные проблемы балканских отношений» полностью вошел в очерк «Национальное движение на Балканах в 60-е годы XIX в. в освещении современной русской прессы» в книге С. А. Никитина «Очерки по истории южных славян и русско-балканских связей в 50-70-е годы XIX в.» (М., 1970). Здесь же была целиком опубликована глава шестая «Канун восточного кризиса», которая в качестве статьи называлась «Балканские события в русской периодической печати кануна восточного кризиса». Наконец, три главы неизданной книги С. А. Никитина (третья - «Славянские комитеты», четвертая - «Славянские съезды 60-х годов» и седьмая - «Начало восточного кризиса») с небольшими изменениями вошли в его монографию «Славянские комитеты в России в 1858-1876 годах» (М., 1960).
Таким образом, большая часть книги Никитина «Русское общество и вопросы балканской политики России. 1853-1876 гг.», не увидевшей свет в 1948 г., впоследствии была опубликована. Неизданной осталась ее меньшая часть. И хотя от рассыпки набора в 1948 г. до смерти С. А. Никитина в 1979 г. прошло более тридцати лет, он не счел возможным выпустить эти разделы в свет.
Что же это были за разделы? Это первая глава «Крымская война», второй раздел второй главы «Панславистские теории и их критика» и пятая глава «Панславистские теории конца 60-х годов». На них я и остановлюсь подробнее. Во-первых, они еще нигде не публикова-
лись, а в силу своей фундированности могут представлять несомненный интерес для исторической общественности. Во-вторых, по-видимому, именно в содержании этих глав кроется причина того, что набор книги С. А. Никитина был рассыпан.
Все неопубликованные разделы объединяются единой проблематикой - развитие панславистских идей в русской общественной мысли в 40-70-е гг. XIX в. Эта проблема исследовалась и за рубежом, и в России, и частично в Советском Союзе. Я не буду здесь останавливаться на ее трактовке различными учеными, ибо это другая тема. Моя цель показать, как проблема панславизма рассматривалась С. А. Никитиным.
В первой главе «Крымская война» автор очень мало занимался войной: военными действиями, дипломатическими перипетиями накануне и в ходе ее. Основное внимание он уделил отношению к ней русской общественности, прежде всего славянофилов и близких к ним кругов. Центральное место в главе отведено разбору «Записки» Константина Сергеевича Аксакова, написанной им, по-видимому, накануне или в самом начале войны. Этот документ был найден Сергеем Александровичем, а введен в научный оборот лишь спустя сорок лет словацким ученым Татьяной Ивантышиновой (см. ее книгу «Чехи и словаки в идеологии русских славянофилов». Братислава, 1987) . Российской исторической общественности она не известна, поэтому я позволю себе остановиться на ней подробнее.
В своей «Записке» К. С. Аксаков утверждал, что в Европе существует два мира - романо-германский и славянский. При этом Россия и славянство противостоят растленному Западу, или романо-германскому миру. Последнему удалось во многом разложить русское общество, но народ остался нетронутым. Начавшаяся война является новым звеном в вековой борьбе Запада и России, борьбе начал, или принципов, лежащих в основе европейского мира, с одной стороны, и славянского, с другой. Принципы европейского мира -аристократизм и индивидуализм. Запад питает презрение ко всем народам, которые не входят в его орбиту, особенно к славянам. Принципы славянства - кротость, миролюбие, самопожертвование, верность православию. В данный момент речь идет о решительной
* 1уап1у§упоуа Т. Се81 а БЬуасе V 1(!ео^п гшкуИ 81ау1апой1оу. Вга1Мауа, 1987.
схватке между Россией и Западом. Цель последнего если не уничтожить, то хотя бы унизить и ослабить русское государство.
Кроме русских, остальные славяне находятся под чуждым игом, турецким или немецким, однако сознание кровной связи с Россией у них не угасло. «И России предлежит подвиг быть заступницею веры, заступницею православных и единородных братьев. Не расчеты дипломатии, а нравственные вопросы легли в основу войны: единство веры, единство соплеменного братства». Россия, по мнению К. С. Аксакова, должна провозгласить независимость всех славян и всех югославян в Турции и идти освободить их, наконец, от четырехсотлетних страданий. К. С. Аксаков считал, что освобожденные славянские народы создадут свои собственные национальные государства-княжества, которые установят «прочный союз всех славянских народов под верховным покровительством русского государя». При этом, добавлял К. С. Аксаков, Россия не будет вмешиваться «в домашний распорядок покровительствуемых народов». Такое покровительство не затруднит Россию, но, наоборот, только будет способствовать умножению ее сил. К. С. Аксаков полагал, что Молдавия и Валахия также присоединятся к союзу славянских государств. После того, как Австрия показала себя столь неблагодарной по отношению к России, последняя имеет полное право «исполнить свое призвание освободительницы единоплеменных и частично православных народов, присоединив, конечно, при этом к себе свое древнее достояние - Галицию» (С. 12-15). Таким образом, К. С. Аксаков распространял освободительную миссию России и на австрийских славян. В своей записке он четко оговаривал, что непосредственно присоединить она должна только Галицию, остальные же славянские народы должны образовать систему покровительствуемых Россией государств. Сергей Александрович вполне справедливо оценил «Записку» К. С. Аксакова как выражающую концепцию великодержавного панславизма, указав, что на нее несомненно повлияли «Записки» известного русского историка М. П. Погодина, который проповедовал панславистские идеи уже с конца 30-х гг. XIX в. (С. 19).
Далее Никитин подробно останавливался на планах Погодина. Они были разработаны значительно шире и детальнее, чем проекты К. С. Аксакова. Так, в своей «Записке» от 27 мая 1854 г. Погодин рисовал картину создания широкого союза «под председательством
и покровительством России». В этот союз (Дунайский, Славянский, Юговосточный - такие названия на выбор предлагал ему дать Погодин) должны были войти, помимо славянских земель, Греция, Венгрия, Молдавия, Валахия, Трансильвания. Центром союза предполагалось сделать Константинополь, в нем же созывать и общие сеймы -парламенты. Второй блок союзных России государств (Балтийский союз) Погодин полагал возможным установить на севере - из Швеции, Дании, Пруссии. Возглавив эти два союза, Россия может, не опасаясь остальной Европы, направить свои силы на подчинение Китая, Японии, Тибета, Бухары, Хивы, Коканда, Персии. В этом огромном государственном объединении главенствующим должен был стать русский язык. Что касается непосредственно Крымской войны, то Погодин рассматривал ее для России в качестве крестового похода, который должен был привести к следующим целям: 1) возбудить Россию на пути к совершенствованию гражданскому и человеческому; 2) призвать к умственной и духовной жизни «древнейшие многочисленные племена славянские, освободив их сперва от турецкого ига, а потом и всякого другого ига» (т.е. австрийского. - И.Ч.); 3) изгнать турок из Европы; 4) восстановить патриарший престол в Константинополе во всем его величии; 5) обновить обветшалую Европу (С. 17, 18). Как можно видеть, планы Погодина далеко выходили за рамки панславистских грез, распространяясь на северную Европу и практически на всю Азию (за исключением Индии).
С. А. Никитин счел возможным объединить проекты К. С. Аксакова и М. П. Погодина, поскольку оба они исходили из убеждения в высоком предназначении России, в ее решающей роли при освобождении славян. Ученый подчеркивал, что источник их панславизма -вера в мощь николаевской России - был реакционен. В отличие от погодинско-аксаковского панславизма мечтания А. И. Герцена, по мнению Никитина, хотя и были также панславистского толка, носили прогрессивный характер, поскольку Герцен «связывал расцвет славянского мира с распадом романовской империи, а не с укреплением и увековечиванием российского самодержавия» (С. 20).
Оценивая отрицательно панславистские планы К. С. Аксакова и М. П. Погодина, С. А. Никитин отмечал: «... панслависты (славянофилы и Погодин) признавали необходимость освобождения балканских государств, находящихся в тесной связи и под покровитель-
ством России». Не имея возможности сказать более откровенно, Никитин попытался сделать оценку панславистов времен Крымской войны более объемной. Он писал, что в то время они видели ясную конкретную цель - освобождение славянских народов от чужеземного ига, цель, связанную с конкретными политическими событиями - войной России с Оттоманской империей. Поэтому вопрос панславистами ставился решительно: в случае победы над Турцией необходимо полное освобождение от ее господства подвластных ей народов Балкан. Чувствуется, что эта цель панславистов 50-х гг. XIX в. вызывала симпатию Никитина. Недаром в этой же главе как бы мимоходом он замечал, что славянофилы представляли лучшую часть дворянского общества (С. 23).
Возникновение панславистских идей в России Никитин датировал началом Крымской войны. При этом ему удалось показать, что эти идеи появились в самых различных слоях русского общества: в придворных кругах (в частности, у генерала Паскевича, камер-фрейлины императрицы графини А. Д. Блудовой и др.), среди дворянской интеллигенции (славянофилы), демократов (А. И. Герцен, М. А. Бакунин) и т.д.
Следующая часть книги С. А. Никитина, посвященная развитию панславистских идей в России, - это раздел «Панславистские теории и их критика» в главе второй «Шестидесятые годы». В нем автор рассказывал о трех вариантах панславистских теорий, сложившихся в России в 60-е гг. XIX в.
Тот панславизм, который возник в начале Крымской войны и основывался на возможности освобождения славян в ближайшем обозримом будущем, уже к концу 1854 г. сошел на нет. Он не исчез полностью, но принял в 60-е гг., годы мирного развития России, годы проведения буржуазных реформ, новые формы. Это был первый вариант панславизма, вариант славянофильский, наиболее видным представителем которого являлся Иван Сергеевич Аксаков. Панславизм И. С. Аксакова в значительной степени вышел из панславистских теорий его брата Константина. Но в отличие от последнего, И. С. Аксаков отрицал необходимость политического объединения славян, а видел предназначение России в призыве славян «к жизни, самобытности и свободе». По его мнению, балканские славяне должны освободиться от турецкого ига, подняв восстание против
Порты, которое поддержит Россия. И. С. Аксаков выступал за «полное признание самобытности каждого племени, способного к самобытности» (С. 92, 76).
Панславистские идеи И. С. Аксакова, несомненно, вызывали сочувствие С. А. Никитина. И сравнивая их со вторым вариантом панславизма 60-х гг. XIX в., который Сергей Александрович условно называл катковским, он подчеркивал: « ... военно-повстанческий панславизм Аксакова гораздо легче и либеральнее решал вопрос для освобождения славян». И далее: «Концепция Аксакова стремилась к освобождению славян и созданию федерации во главе с Россией, в недрах которой славяне и должны были получить возможность развития, соответствующего славянофильскому идеалу» (С. 92, 112).
Катковский панславизм сформировался в середине 60-х гг. Его наиболее ярким выразителем стал М. Н. Катков, идеолог самодержавных порядков в России. Этот вариант панславизма, по мнению С. А. Никитина, представлял «политическую доктрину, поставленную на службу решения коренного вопроса русской внешней политики в связи с новой ситуацией, сложившейся в Европе к середине 60-х годов». Новая ситуация определялась, с одной стороны, польским восстанием 1863 г. и его подавлением царским правительством, а с другой, началом энергичных действий Пруссии по объединению Германии, в частности, захватом ею у Дании Шлезвига и Голштинии. Панславизм Каткова носил обрусительский характер. Катков выступал за то, чтобы русский язык стал общеславянским, чему он придавал не культурное, а чисто политическое значение. Никитин оценивал катковский панславизм отрицательно.
Сравнивая две видные фигуры русской общественной мысли 60-х гг. - славянофила И. С. Аксакова и М. Н. Каткова, Никитин указывал на принципиальное отличие их взглядов. Если для Каткова главной была полная поддержка правительства, то Аксаков, даже «когда он действовал вместе с правительством, он сохранял независимость, которая лишь сильнее оттеняла его политическую линию» (С. 111).
Близким по своей сути катковскому панславизму, по мнению Сергея Александровича, был панславизм известного русского слависта и славянофила Владимира Ивановича Ламанского. Ламанский полагал, что каждый славянский народ для своих домашних потреб-
ностей может пользоваться своим родным языком, однако научно-дипломатическим языком для всех славян должен стать русский язык. Любопытны доводы, которые приводил Ламанский в обоснование этого положения. Поскольку за тысячелетие своего существования малые славянские народы не смогли создать богатую литературу и прочную государственность, то «нет никакого основания предполагать, чтобы они могли достичь этих условий в настоящее или будущее время». Ламанский опирался в своих утверждениях на теорию Ч. Дарвина, перенося законы биологического развития на законы развития общества, в частности - языка. Он полагал, что так же как среди флоры и фауны, в человеческом обществе существует борьба за существование и естественный отбор. Это лучше всего можно заметить «на наречиях тех всемирно исторических племен, которые достигают общей человеческой образованности и необходимого ей органа общелитературного языка, то есть тогда, когда одно из наречий известного племени после борьбы со своими родичами и после известного подбора, приобретает, наконец, первенство и гегемонию, становясь общим языком целого племени». Только признание единого литературного языка славянами «может положить конец их нынешнему служебному положению и духовному рабству» (С. 89, 90).
Третий вариант панславизма - панславизм демократического лагеря. Его идеологами являлись А. И. Герцен и М. А. Бакунин. С. А. Никитин отходил от тех оценок их взглядов, которые были приняты большинством советских историков. Подчеркивая, что бакунинский вариант панславизма носил антимонархический характер, что он отрицал гегемонию России над славянами, Никитин считал его непригодным для проведения в жизнь, ибо он «отправлялся от сбивчивых социально-экономических рассуждений Бакунина и по сути дела представлял такое же навязывание готовой точки зрения славянам, как это делал панславизм реакционный» (С. 114).
Своеобразным было отношение Никитина к точке зрения Н. Г. Чернышевского и его соратников на славянский вопрос. В 50- 80-е гг. ХХ в. в советской историографии господствовало мнение, что она являлась наиболее правильной в то время. Проанализировав высказывания Чернышевского, Никитин пришел к выводу: «Чернышевский переоценивал, как показали позднейшие события, возможность по-
беды балканских народов и недооценивал захватнические стремления западных держав и тем самым засвидетельствовал недостаточное знакомство с реальным положением дела». И далее: «"Современник" больше вел борьбу с панславизмом и славянофильством, чем намечал что-либо положительное» (С. 104, 107)1.
Пятая глава неизданной книги С. А. Никитина называлась «Панславистские теории конца 60-х годов». В центре ее находился анализ идеологии двух общественных деятелей России, которая, по признанию как советской, так и зарубежной историографии, представляла собой квинтэссенцию русского панславизма. Речь идет о Н. Я. Данилевском и Р. А. Фадееве.
Книга Данилевского «Россия и Европа» вышла в свет в 1871 г. Однако до этого она в 1869 г. печаталась отдельными статьями. Уже в конце XIX - начале XX вв. она вызвала резкую критику со стороны передовых деятелей русской культуры. С. А. Никитин, в частности, приводил высказывания о ней, весьма отрицательные, философа В. С. Соловьева и историка П. Н. Милюкова.
Так же как и Ламанский, Данилевский пытался привлечь для доказательства своих утверждений естественнонаучные теории. Это отметил еще Милюков, указав, что Данилевскому чужд дарвинизм, а близко учение Ламарка. Действительно, Данилевский исходил из положения, что вся история человечества представляет собой смену типов культур (всего он насчитывал их десять, не считая двух американских). Эти культуры не переходят одна в другую, а совершенно самостоятельны. Предыдущие типы культур являются только удобрением для последующих типов. Могут быть влияния одного культурного типа на другой, но это происходит или путем колонизации (например, греческая культура в Италии и в Причерноморье), или путем прививки (как была привита римская культура кельтской). Данилевский, таким образом, полностью отрицал единство мировой культуры.
Данилевский считал, что Россия и славяне представляют собой особый культурно-исторический тип, который должен сменить романо-германский культурно-исторический тип. Как и К. С. Аксаков, Данилевский противопоставлял эти два культурных мира и видел главного врага славян в романо-германском мире. Данилевский считал, что сущность восточного вопроса есть борьба между романо-
германским и славянским культурно-историческими типами, которая началась еще во времена Карла Великого. Сначала в ней одерживал победу романо-германский мир. Только с царствования Екатерины II славянство начало теснить своего соперника. Среди европейских стран Данилевский видел единственного возможного союзника России в Пруссии.
Никитин оценивал программу Данилевского как программу «царского великодержавного панславизма». Одновременно он указывал, что Данилевский сочувствовал буржуазным реформам в России, поскольку основу будущей славянской федерации он видел в свободном крестьянине с наделом, православной вере и славянской идее (С. 328-355).
Р. А. Фадеев издал свою книгу «Мнение о восточном вопросе» в 1870 г. Он не противопоставлял Россию всем европейским романо-германским государствам, как это делали другие российские панслависты. Он подчеркивал, что «главный враг наш никак не Западная Европа, а немецкое племя с его непомерными притязаниями». Единственным спасением от этого племени является объединение славян во главе с Россией. Это в интересах прежде всего самой России, ибо или «Россия распространит свое главенство до Адриатического моря, или вновь отступит до Днепра». Вообще, согласно Фадееву, «вся русская история без всеславянской цели теряет смысл». Планы объединения у него включали те же народы, что и у других панславистов. Главное отличие Фадеева от последних - антинемецкая направленность всех его проектов. По совершенно справедливому утверждению Никитина, панславизм Фадеева явился реакцией на распространение пангерманских идей. Взгляды его Никитин оценивал как националистические под флагом панславизма. В отличие от Данилевского, Фадеев имел сторонников среди военных (Черняев, Барятинский) и дипломатических (Игнатьев) кругов. Его сочинение получило более широкий отклик за рубежом: книгу перевели на немецкий, чешский, польский, сербский языки (С. 358-365, 369).
Помимо трудов указанных двух широко известных русских панславистов Никитин исследовал сочинение еще одного, близкого им, автора, который до сих пор не привлекал к себе внимания. Это некий А. Стронин, издавший в 1869 г. в Петербурге свой труд «История и метод». Стронин так же, как другие панслависты, исходил из
положения об извечной борьбе двух миров - Запада и России. И так же, как они, он видел залог победы России в объединении ею вокруг себя всего греко-славянского мира. Стронин, вслед за Данилевским и Ламанским, активно переносил законы растительного и животного мира на человеческое общество. Так, ссылаясь на Дарвина, он утверждал, что славяне в конце концов ассимилируют («заглушат») венгров (С. 356, 357).
Итак, мы рассмотрели те главы книги С. А. Никитина, которые не были опубликованы и которые, по всей вероятности, и явились причиной того, что книга так и не вышла в свет в 1948 г.
Что же не устраивало цензуру в этих главах? Расхождение взглядов Никитина на развитие славянской идеи в русской общественной мысли, на славянофилов и революционных демократов с имевшими в то время хождение в советской науке концепциями? Возможно.
Но главное, по моему мнению, почему эта книга показалась столь нежелательной властям, заключалось в следующем. Предсказания панславистов, начиная с К. С. Аксакова и М. П. Погодина и кончая Н. Я. Данилевским и Р. А. Фадеевым, были настолько сходны с ситуацией, которая сложилась после победы СССР над Германией в 1945 г., что волей неволей возникали самые малоприятные для советского правительства параллели. Как предсказывал Фадеев, именно между Германией, с одной стороны, и Советским Союзом, являвшимся преемником России, произошло самое жестокое из всех, какие знала история, военное столкновение. И, как писали русские панслависты, Россия, победив Германию, выступила освободительницей славян от страшного чужеземного ига. После победы СССР была создана система государств, зависимых от него. Даже перечень государств, попавших в орбиту влияния советской державы, практически совпадал с тем, который давали русские панслависты. Так, например, Данилевский полагал, что в федерацию под главенством России войдут: Чехо-мораво-словацкое королевство (в середине XX в. -Чехословакия), Сербо-хорвато-словенское королевство (Югославия), Болгарское королевство (Болгария), Румынское королевство (Румыния), Венгерское королевство (Венгрия), Эллинское королевство (Греция), Константинопольский округ с проливами. Из этих государств только Греция и Константинопольский округ оказались вне сферы влияния СССР.
И, конечно, советское правительство никак не могло открыто признать, что оно осуществило планы русских панславистов. Положение было тем более щекотливым, что СССР провозглашал себя самым верным последователем идей Маркса-Энгельса-Ленина, которые в своих трудах клеймили панславизм самым критическим образом.
Примечания
1 Такая точка зрения стала пробивать себе дорогу в советской историографии только с начала 1970-х гг. См.: ХитроваН.И. Русское общество и Черногория 60-е - 70-е годы XIX в. // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1973. С. 171. Более развернутая оценка взглядов Чернышевского и Бакунина на славянский вопрос дается в монографии В. М. Хевролиной «Революционно-демократическая мысль о внешней политике России и международных отношениях. Конец 60-х - начало 80-х годов» (М., 1986).
