Искра Васильевна ЧУРКИНА
Отношение славянофилов к Священному союзу (Славянофилы о врагах и друзьях России)
В 1815 г., после победы на Наполеоном, Россия, Австрия и Пруссия заключили Священный союз, главной целью которого было сохранение статус кво в Европе. Это привело к сотрудничеству между Россией и двумя немецкими государствами — Австрией и Пруссией. Особо тесные сношения сложились между Россией и Австрией. После революций, произошедших в 1830 г. во Франции и Бельгии, восстаний в Польше и Греции деятельность Священного союза практически прекратилась, однако русское правительство по-прежнему видело в Австрии и Пруссии своих главных союзников в Европе.
Многим представителям российской интеллигенции это не нравилось. Уже с середины XVIII в. — времени правления Анны Иоановны — в русских патриотически настроенных дворянских кругах сформировалось отрицательное отношение к немцам. Оно отчетливо проявилось в царствование Петра III и Павла I. В 1830-х годах некоторые представители российских образованных кругов побывали в славянских землях Габсбургской монархии, где в то время среди славянских просветителей были распространены идеи славянской взаимности, которым ряд русских путешественников стал сочувствовать. Так, историк Михаил Петрович Погодин, несколько раз побывавший в габсбургских владениях, писал об этом докладные записки представителям российских властных структур. В письме на имя наследника Александра Николаевича в 1838 г. он сообщал, что славяне, живущие от Венеции до Константинополя и от Балтийского моря до Мореи, «говорят одним языком и, сле-
довательно, по закону природы, нам сочувствуют ... составляют одно нравственное целое с нами по происхождению и языку»1.
Антинемецкие настроения особенно были характерны для славянофилов. Так, один из их идеологов Константин Сергеевич Аксаков в своей магистерской диссертации «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» (1847) в числе главных заслуг Ломоносова видел его борьбу против деятельности немецких ученых в России. Подчеркнув, что Ломоносов «ревностно принимал плоды просвещения от Запада», К.С. Аксаков одновременно указывал и на отрицательную роль деятельности немецких ученых в России. «Видя как выписывают из-за моря профессоров, — отмечал он, — видя немецких ученых, приехавших за деньги в Россию, не имеющих ни малейшего к ней сочувствия, нисколько не заботящихся о просвещении и вместе с тем забирающих все ее средства, видя, что деятельность их нисколько не переходит в обладание России и остается чуждой для нас, Ломоносов негодовал всею душою. Ломоносов соединял любовь к просвещению с любовью к России и с резкой бранью нападал на немцев в России, противников своих, ведя за Россию и за ее просвещение неутомимую, ожесточенную борьбу»2.
Резко критиковал немецкую политику в Прибалтике и Юрий Федорович Самарин, автор «Писем из Риги», распространявшихся в российских салонах в рукописи. За них по приказу императора Николая I Самарин был заключен в Петропавловскую крепость, где просидел 12 дней. Он принадлежал к знатной семье и являлся крестником Александра I, поэтому его допрашивал сам Николай I. Судя по записям Самарина, сделанным им спустя много лет, царь предъявил ему два главных обвинения. Первое: «Вы поднимали общественное мнение против правительства: это готовилось повторение 14 декабря». Второе обвинение было таким: идеи статьи грозят «подорвать доверие к правительству и связь его с народом, обвиняя правительство в том, что оно национальные интересы русского народа приносит в жертву немцам». Более точно передает слова императора в своем дневнике цензор А.В. Никитенко: «Ты пус-
тил в народ опасную идею, толкуя, что русское правительство со времени Петра Великого действовало только по внушению и под влиянием немцев. Если эта мысль пройдет в народ, она произведет ужасные бедствия!»3.
Указывая, что немецкий вопрос нельзя трогать, поскольку это грозит новым 14 декабря, царь имел в виду немцев, проживавших в России. Однако это распространялось и на немцев, находящихся за рубежом, что очень ясно понимали славянофилы. Спустя 20 лет, в 1869 г., М.П. Погодин, разделявший внешнеполитические концепции славянофилов, прямо писал об этом: «Крымскою войною мы узнали, каковы друзья наши, не только англичане и французы, но даже австрийцы и пруссаки, с которыми мы составляли Священный союз и которых боялись тревожить сочувствием к славянам»4.
Разговор царя с Самариным указывает и на то, что он опасался, что Самарин и его друзья имеют революционные замыслы. Этот страх Николая I, однако, не имел оснований: славянофилы осуждали революцию. Уже в марте 1848 г. К.С. Аксаков писал историку А.Н. Попову: «Запад разрушается, обличается ложь Запада, ясно, к какой болезни приведет его избранная им дорога... Русским надо отделяться от Европы Западной... У нас другой путь, наша Русь — святая Русь». Спустя месяц Аксаков добавлял, что главное для России — спасение души, «поэтому революция чужда совершенно России, и существующий порядок в ней крепок». Аксаков был уверен, что одна из целей революции — создание республики — вредна. «Республика, — писал он, — есть самая вредная правительственная форма. Монархия откровенна, а республика лицемерна»5.
С конца 1830-х годов славянофилы уделяли мало внимания внешней политике России. Их интересовали прежде всего внутренние реформы в стране и главная из них — отмена крепостного права. Однако им с самого начала было присуще убеждение в необходимости для России избавиться от подражания Западной Европе.
Интерес к славянам и их борьбе за свое освобождение встал у славянофилов на повестку дня во время революции 1848—1849 гг. Вместе с тем российские властные структуры
были совершенно убеждены в их антиправительственных взглядах и деятельности. Во всяком случае переписка славянофилов прочитывалась в Третьем отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии (высшем органе политической полиции Российской империи в правление Николая I и Александра II). Иван Сергеевич Аксаков также был арестован, как и Самарин, за то, что в частном письме отозвался положительно о статье последнего. В Третьем отделении И.С. Аксакова заставили ответить письменно на ряд вопросов. Его ответы интересовали не только жандармов, но самого Николая I. Они сохранились, так же как и замечания, сделанные на них царем. Так, на вопрос об отношении Аксакова и его окружения к славянскому движению в Австрии, тот ответил, что славянофилы испытывают к западным славянам только участие, как к братскому народу. Вместе с тем, о хорватском бане Й. Елачиче Аксаков отзывался положительно: «Разве он не был достоин похвалы? Это признал и государь, наградивший его орденом». Что же касается идеи превращения Австрии в славянское государство, выдвигаемой чехами, то он указывал, что ей не сочувствует. «Это было бы, — писал Аксаков, — впрочем, весьма грустно, так как возникновение рядом с Россией самобытной, сильной славянской монархии привлекло бы к ней все те южные славянские племена, которые теперь мы от себя отталкиваем, и лишило бы Россию значения быть единственным сосудом православия и славянских начал на земле»6.
Убеждение, что Австрия не может превратиться в славянское государство, И.С. Аксаков пронес через всю свою жизнь. В газете «Москва» он писал, что русские интересы противоположны австрийским, и решительно выступал против солидарности с Австрией и Пруссией (т. е. членами Священного союза), подчеркивая, что «нам следовало избавиться от этой солидарности». Он сравнивал политику России и Пруссии по отношению к полякам: «Россия призвала к новой жизни 3,5 млн польских крестьян (Аксаков имел в виду крестьянскую реформу в Царстве Польском. — И.Ч.) и придала через то новую силу польской народности». В то же время, продолжал Аксаков, пруссаки стремятся не оживить польскую народность, а онемечить ее.
Относительно Австрии Аксаков выражался еще определеннее: «Насколько мы сблизимся с Австрией, настолько мы отделимся от естественных и существенных наших союзников — славян»7. Эту мысль он повторил в 1867 г., подчеркнув еще более решительно, что у славян не может быть искреннего союза ни с немцами, ни с мадьярами, а мечты о славянской конфедерации на немецкой закваске неисполнимы и грешны8. И спустя много лет, в 1881 г., Аксаков снова повторил в своей последней газете «Русь»: «Никогда славянской империей Австрия не будет, да и быть не может»9. Такова была позиция славянофилов по отношению к немецким государствам.
В начале 1850-х годов Австрия и австрийские славяне отходят на второй план славянской политики России. События на Балканах накануне Крымской войны и ее начало вызвали рост интереса славянофилов к балканским славянам. По словам российского историка С.А. Никитина, они ожидали разрешения Восточного вопроса и освобождения славян от турецкого гнета. Поэты Ф.И. Тютчев и А.С. Хомяков писали стихи, призывающие к победе над турками. К.С. Аксаков подчеркивал в письме от 21 июня 1854 г. к Д.А. Оболенскому: «Повторяю, необходимо объявить независимость всех православных в Турции, и необходимо сказать, что их дело принимаем мы как наше собственное и будем за него сражаться как за самих себя»10. К.С. Аксаков прямо указывал в записке, адресованной наследнику (ее переписанный экземпляр С.А. Никитин нашел в бумагах фрейлины жены наследника Марии Александровны — А.Ф. Тютчевой), на антироссийскую позицию Запада: «Независимость Турции и все другие наружные причины — все это пустые предлоги. Если не одолеть, не уничтожить, то унизить, ослабить нас общими силами мечтает Западная Европа»11. В этой же записке К.С. Аксаков призывал: «Европа встает на нас всем своим миром: пусть будет так! И мы встанем всем миром славянским. Вот прямое и единственное решение задачи»12.
Однако не все славянофилы столь восторженно относились к Крымской войне. Летом 1854 г., когда уже стала ясна позиция Австрии по отношению к России, А.С. Хомяков писал К.С. Аксакову: «Желайте одного — мира, какого бы ни было.
Лучше срам без кровопролития и разорения, чем больший еще срам с разорением и кровопролитием, а это неизбежно. Мы не можем иначе воевать, как с помощью народной войны, т. е. подняв народы в Австрии, и мы лучше согласимся половину своих отдать, чем изменить доброму принципу. При таких правилах нужен мир»13.
Поражение России в Крымской войне и позиция участников Священного союза, прежде всего немецких государств, во время ее окончательно разуверили российское общество в возможности опираться на них во внешней политике. После опубликования условий Парижского мира 1856 г. А.С. Хомяков, фактический лидер и главный идеолог славянофилов, согласно воспоминаниям А.Ф. Тютчевой, высказывался следующим образом: «Если бы нам удалось теперь окончательно отказаться от наших прежних ошибок и всецело соединиться с Францией, бросить Германию, обратить все наши симпатии на славянские народы, не вмешиваться в «полицейские дела» других государств, — мы бы еще все наверстали»14. Несомненно, говоря о вмешательстве в «полицейские дела» других государств, Хомяков имел в виду помощь России Австрии в подавлении венгерского восстания, а под Германией подразумевал прежде всего два главных немецких государства — Австрию и Пруссию.
Это было мнение не только славянофилов, но и многих представителей властных кругов России, в том числе и нового царя Александра II. После смерти Николая I в России стали проводиться реформы. Прежде всего они коснулись министерства иностранных дел. В результате его прежний глава К.В. Нессельроде был отправлен в отставку, а его место занял князь А.М. Горчаков, сторонник разрыва союзнических отношений с немецкими государствами; была ослаблена цензура. Славянофилы, как и другие общественные деятели, получили возможность учредить свои периодические издания. Накануне отмены крепостного права выходили несколько славянофильских журналов и газет: «Русская беседа» (1856—1859), «Молва» (1857), «Парус» (1859). В них славянофилы высказывали свое отношение не только к существующим порядкам в России, но и к ее внешней политике.
К.С. Аксаков редактировал «Молву», много писал в нее. Еще в 1856 г. в «Русской беседе» он выступал против взглядов европейских ученых и журналистов, согласно которым только европейская культура может считаться общечеловеческой. «Отнимать у русского народа право иметь свое русское воззрение — значит лишить его участия в общем деле человечества». Русский народ имеет право на общечеловеческое сам, а не через посредство и позволение Западной Европы15. Эту мысль К.С. Аксаков развил в «Молве». Признавая, что Запад очень много сделал для развития науки, что Россия 150 лет брала у Запада научные идеи, он подчеркивал: «Думаем, что у России есть что сказать человечеству в свой черед, что у нее есть свое слово»16. Он утверждал, что общечеловеческая культура — это не западноевропейская культура, а сумма самобытных культур разных народов17. Указывая, что Европа является «повелительницей человечества», хотя занимает малую часть мира, Аксаков отмечал, что эту силу ей дало христианство. Но «просвещение, распространяемое европейцами в других странах, часто соединялось с истреблением народностей, с дикими бесчеловечными мерами». Целые племена гибли от столкновения с европейскими народами. Он был убежден, что «есть возможность иного просвещения, соединенного с уважением к каждой народности»18.
К европейским державам К.С. Аксаков относился с недоверием, особую неприязнь у него вызывала Австрия. Крымская война показала ложных друзей и истинных, писал он. Казалось, Австрия есть самая давняя союзница России, но это был друг лживый и коварный. «Наши верные друзья, — подчеркивал он, — это народы славянские и вообще народы угнетенные. Они понимают, может быть, неясно, что одно из внутренних коренных убеждений русской земли есть оправдание и признание всякой народности»19.
«Молва» была закрыта из-за статьи К.С. Аксакова «Опыт синонимов. Публика — народ», опубликованной 14 декабря 1857 г. В ней автор, сопоставляя народ (крестьянство) и публику (дворянство), решительно выступал за народ, его обычаи и мировоззрение.
Во второй половине 1850-х годов основным рупором славянофилов становится журнал «Русская беседа». Его редакторами являлись А.И. Кошелев и И.С. Аксаков. Аксаков в это время стал одним из главных идеологов славянофилов, поскольку был редактором большинства славянофильских периодических изданий.
В «Русской беседе» активно сотрудничал князь В.А. Черкасский. После подписания Парижского мирного договора он утверждал в своих статьях, что восточная проблема только временно отодвинута. Черкасский отмечал, что в настоящее время сложился Тройственный союз из Англии, Франции и Австрии и от этого выиграла Австрия20. Солидарен с этой точкой зрения был и М.П. Погодин. В своей записке от 8 мая 1856 г. он утверждал: «Игра не прекратилась, а игроки после партии обменялись между собою местами и расселись иначе, ожидая новой сдачи. Вопрос Восточный не решен: продолжение впереди»21. Однако после Крымской войны Восточный вопрос у славянофилов отошел на второй план, а на первый вышла их деятельность среди австрийских славян.
Хотя славянофильские издания не раз подвергались репрессиям со стороны властей, часть властных структур относилась к взглядам славянофилов сочувственно. Это касалось прежде всего нового министерства иностранных дел и определенных придворных кругов во главе с императором Александром II. Поэтому российские власти утвердили в 1858 г. создание Московского Славянского благотворительного комитета, ставшего центром деятельности славянофилов. Его поддержали министр иностранных дел А.М. Горчаков и министр народного просвещения Д.А. Толстой. С.А. Никитин так оценивает разрешение властей основать Славянский благотворительный комитет: «Правительство рассматривало вновь создающуюся организацию как удобное орудие для проведения русской политики на Балканах». Предполагалось, что Московский комитет
в своей деятельности будет находиться в тесной связи с Азиат-
22
ским департаментом МИД .
Однако и в начале 1860-х годов внешняя политика не занимала главное место в идеологии славянофилов. Об этом прямо
писал И.С. Аксаков графине А.Д. Блудовой, активно участвовавшей в помощи православным славянам. В своем письме он сообщал о направлении газеты «День» (1861—1865), редактором которой являлся: «Пока будет существовать «День», он будет посвящен преимущественно русским нашим вопросам, перед которыми славянские имеют интерес уже второстепенный»23. «День» стал органом Московского Славянского благотворительного комитета. По мнению Н.И. Цимбаева, это издание являлось «инструментом русской внешней политики, проводником русского влияния на славян»24.
Именно на страницах «Дня» И.С. Аксаков четко сформулировал свою славянскую программу. Уже в его первом номере он писал: «Освободить из-под материального и духовного гнета народы славянские и даровать им дар самостоятельного духовного и, пожалуй, политического бытия под сению могущественных крыл русского орла — вот историческое призвание, нравственное право и обязанность России»25. В письме к В.А. Черкасскому И.С. Аксаков высказывался более откровенно: «Русские интересы противоположны интересам австрийским... Австрия есть злейший враг освобождения славян. из-под турецкого ига»26. «Наше значение в Европе, —продолжал он, — должно опираться преимущественно на сочувствие к нам славянских народов, находящихся под властью немцев и турок». Из-за Священного союза русские должны были препятствовать свободе Италии. Из-за него, по утверждению Аксакова, русские забыли, что их интересы противоположны австрийским27.
В «Дне» сотрудничали молодые слависты, служившие в министерстве иностранных дел, — А.Ф. Гильфердинг и В.И. Ла-манский, а также цензор Н.П. Гиляров-Платонов. И.С. Аксаков помещал на страницах «Дня» материалы, которые не всегда нравились российским чиновникам и духовенству. Но когда его подвергали репрессиям цензоры, за него обычно вступалось министерство иностранных дел. Об этом И.С. Аксаков писал Е.И. Елагиной 24 августа 1862 г.: «Наш посланник из Вены (Балабин) и консула* в славянских странах писали самые энергические письма о том, как неприятно подействова-
* т
Так в тексте.
ло на славян прекращение «Дня», в каком невыгодном свете является правительство, какое огромное значение имел этот орган славянофильства в России»28. Благодаря усилиям МИД и великого князя Константина Николаевича в сентябре 1865 г. «День» был освобожден от предварительной цензуры, несмотря на противодействие министра внутренних дел Д.А. Валуева и цензора И.А. Гончарова.
В 1860-е годы славянофилы действовали достаточно согласованно с русскими властями. После поражения в Крымской войне русское правительство стремилось поднять авторитет страны в глазах Европы и своего собственного народа. Для этого было проведено два важных мероприятия: празднование Тысячелетия России (1862) и Этнографическая выставка и Славянский съезд в Москве (1867). В их организации значительную роль сыграли славянофилы. По инициативе императорской семьи был подготовлен список крупнейших культурных и политических деятелей зарубежных славян — для награждения их российскими орденами. Составить этот список было поручено протоиерею русской посольской церкви в Вене М.Ф. Раевскому, который являлся членом Московского Славянского благотворительного комитета, что он и сделал с помощью А.Ф. Гильфердинга. Всего было награждено 30 славян, в том числе 27 австрийских подданных.
Награждение австрийских славян российскими орденами явилось первым открытым выпадом российского правительства против Австрии. Оно произошло в то время, когда в Габсбургской монархии, после ее поражения в войне с Пьемонтом и Францией и потери ею почти всех владений в Италии, началась борьба за ее переустройство. Рассматривалось три варианта этого проекта: усиление централизации, за что боролось венское правительство, введение дуализма, на чем настаивали венгры, и проведение федерализации Австрии. В эту борьбу активно включились славяне, решительно выступавшие за федерализацию. Раздача русских орденов выдающимся славянским политикам и культурным деятелям означала моральную поддержку их со стороны властных российских структур. Так это восприняли сами славяне. Активный корреспондент словенских газет
купец Грегор Блаж писал в 1867 г. М.Ф. Раевскому: «Когда во время празднования Тысячелетия Российской империи Россия наградила орденами выдающихся нерусских славян и такой орден получил мой друг и соотечественник д-р Блейвейс, я почувствовал несказанную радость. С этого момента мне стало легче на душе, так как я преисполнился уверенностью, что Россия включает нас в круг своих интересов, что мы таким образом можем не опасаться быть поглощенными Италией или кем-либо другим»29.
Разочарование в австрославизме постигло многих славянских национальных деятелей уже в середине 1860-х годов. Лидер чехов историк Ф. Палацкий, пользовавшийся авторитетом у австрийских славян, опубликовал серию статей «Идея австрийского государства», в которой прямо писал: «День провозглашения дуализма непреодолимо станет днем рождения панславизма в его наиболее нежелательной форме. Существовали мы до Австрии, будем существовать и после нее»30.
Еще более серьезным выпадом против Австрии и отчасти Пруссии стало проведение в 1867 г. в Москве Всероссийской этнографической выставки и Славянского съезда. В этом мероприятии большую роль сыграли славянофилы: по их предложению на Этнографической выставке был открыт Славянский отдел, для которого собирал экспонаты среди австрийских славян М.Ф. Раевский. Австрийские славяне активно откликнулись на призыв славянофилов, поскольку в начале 1867 г. после поражения в войне с Пруссией в Вене был принят план переустройства Австрии на началах дуализма. Это означало, что чехи и словенцы отойдут под власть Вены, что ускорит их германизацию, а хорваты, сербы и словаки включались в орбиту венгерской государственности, что угрожало им быстрой мадьяризацией. Поэтому многие видные славянские деятели Габсбургской монархии не только помогали собирать предметы этнографии своих народов, но и приняли приглашение организаторов выставки и поехали в Москву.
Австрийское правительство и немецкие националисты восприняли поездку славян в Москву как угрозу существованию Австрии. Немецкая пресса провозглашала встречу славян
в Москве «панславистским сборищем» и подчеркивала: «Побратимство на панславистской почве — это заговор против Австрии, и вопль негодования — вот единственный ответ, который могут дать народы Австрии тем, кто примыкает к преступному покушению на ее существование»31. Мнение немецкой прессы отражало точку зрения венского правительства. В полицейских архивах Габсбургской монархии зафиксировано его отношение к поездке славян в Москву: «Панславистское движение, которое в российских кругах, во всяком случае, петербургским кабинетом, откровенно поощряется и поддерживается, является все более угрожающим для населения Австрии. Этнографическая выставка в Москве самым тесным образом связана с этим движением и одновременно является его выражением»32.
Венское правительство пыталось не допустить поездку славянских деятелей в Москву. Австрийский посланник в Петербурге граф Ревертера говорил об этом с министром иностранных дел России А.М. Горчаковым, но тот занял позицию невмешательства. Тогда Ревертера обратился к министру внутренних дел П.А. Валуеву. Тот в ответ попросил посланника дать ему список лиц, приезд которых в Россию был бы нежелателен для австрийского правительства. Такой список Реверте-ра представить не мог, ибо это поставило бы венские власти в неудобное положение перед национальными деятелями славян. Тогда министр иностранных дел Австро-Венгрии Ф. Бейст послал Ревертере инструкцию для прочтения ее Горчакову. В ней содержалось предупреждение о том, что австрийское правительство останется в стороне, если в Галиции будет проведена антироссийская манифестация с участием подданных России. Бейст намекал на поляков, ибо и галицкие поляки, и польские эмигранты в Париже выступали против Этнографической выставки и Славянского съезда в Москве.
Любопытно, что такой жесткий и умный политик как О. Бисмарк, ознакомившись с положением дел, дал совет австрийским властям обвинить всех, кто поехал на Этнографическую выставку в Москве, в государственной измене и арестовать33.
Несмотря на запугивание властей и немецких националистов, в Россию поехало 65 представителей австрийских славян
(всего приняло участие в мероприятиях 81 чел.). Эта поездка стала для них демонстрацией их негативного отношения к введению в Габсбургской монархии дуализма. Во время проезда от Вены до Петербурга славянских гостей встречали с музыкой, торжественными речами и обедами толпы народа — в Варшаве, в Ченстохове, Гродно, Вильно, Остраве, Пскове. В Петербурге гости пробыли несколько дней, во время которых они не только осмотрели город, но и были приняты высокопоставленными чиновниками России: министром иностранных дел А.М. Горчаковым и министром народного просвещения и обер-прокурором Священного Синода Д.А. Толстым, представителями знати, даже самим Александром II и его дядей, великим князем Константином Николаевичем. 16 мая славянские гости прибыли в Москву. После посещения Этнографической выставки они присутствовали на заседании профессуры Московского университета, на заседании Общества любителей российской словесности, на большом приеме в Сокольниках и др. На всех этих мероприятиях выступали славянофилы. 26 мая у М.П. Погодина состоялась встреча, в которой участвовали Ф. Ригер, Ф. Палацкий, Я. Шафарик, И. Суботич, Л. Гай, В. Ламбл, А. Петрониевич, М. Маяр. Было принято решение о необходимости составления сравнительной грамматики и общего словаря всех славянских наречий, а также о создании всеславянского журнала. Из всех этих планов удалось выполнить только последний: был создан журнал «Славян», который издавал в 1873—1875 гг. в Клагенфур-те (слов. — Целовец) каринтийский словенец Матия Маяр.
Во время пребывания славян в Москве группой славян, совместно со славянофилами, была составлена записка о созыве славянских съездов. В числе ее составителей были: с русской стороны — М.П. Погодин, И.С. Аксаков, М.Н. Катков, Н.А. Попов, П.А. Лавровский, Н.Б. Бугаев (профессор математики Московского университета), со стороны славян — русин Я.Ф. Головацкий, сербы И. Суботич и М. Полит-Десанчич, чехи Ф. Палацкий, Ф. Ригер, Г. Эрбен34. В записке указывалось, что славянские съезды должны собираться не реже, чем один раз в два года, и на них должны обсуждаться вопросы научного, литературного, художественного и нравственного сближения славян35.
И.С. Аксаков высоко оценил значение Этнографической выставки и Славянского съезда в Москве для развития идей славянской взаимности. «Успехи славянского самосознания и подъем славянской мысли и воли, — писал он, — такие духовные деяния Славянского съезда, которые без всякого условленного плана, без всякой предумышленной сделки не замедлят сказаться сами собою живым делом в судьбе славянских народов». В России, подчеркивал далее Аксаков, славянский вопрос перешел в общественное ведение и сознание и из отвлеченного стал действительно реальным, из области книг спустился в жизнь. «Без сознания своего славянского призвания немыслимы, — по его мнению, — ни правильное духовное развитие, ни истинная национальная политика для России»36. И это единение славян с Россией произошло не только на основе славянской солидарности, но и на основе общей неприязни к немцам и западным странам вообще. И.С. Аксаков прямо говорил об этом в газете «День» в статье «Возврат к народной жизни путем самосознания». Он писал, что Россия и все славянские народы подверглись и подвергаются опасности утратить свою народность, многие племена уже погибли. Однако большая их часть возвращается к жизни благодаря деятельности ученых. То же происходит и с Россией37. Опасность утратить свою национальность для русских исходила не от Османской империи, а от Запада, прежде всего от немцев и их влияния на высшие слои российского общества. Именно это подразумевал И.С. Аксаков, когда говорил об опасности для русских утратить свою национальность. Именно этот момент являлся главной причиной отрицательного отношения славянофилов к немецким государствам, главным образом к Австрии и Пруссии, позднее — к Германии.
Примечания
1 Погодин М.П. Историко-политические письма и записки в продолжении Крымской войны. 1853-1856. М., 1877. С. 131.
2 Константин Сергеевич Аксаков. Иван Сергеевич Аксаков. Избранные труды. М., 2010. С. 130, 131.
3 Цит. по: Цимбаев Н.И. Славянофильство (из истории русской общественной мысли XIX века). М., 1986. С. 129, 130.
4 Погодин М.П. Сочинения. Т. III. М., 1872. С. 589.
5 Цит. по: Цимбаев Н.И. Славянофильство. С. 152.
6 Константин Сергеевич Аксаков. Иван Сергеевич Аксаков. Избранные труды. С. 337.
7 Аксаков И.С. Славянский вопрос 1860-1886. Т. 1. М., 1886. С. 22, 44.
8 Москва. 18.02.1867.
9 Русь. 24.10.1881.
10 Никитин С.А. Крымская война // Славяне и Россия. К 110-летию со дня рождения С.А. Никитина. М., 2013. С. 181.
11 Там же. С. 170.
12 Там же. С. 171.
13 Там же. С. 179.
14 Цит. по: Никитин С.А. Славянские комитеты в России в 1858-1876 годах. М., 1960. С. 29, 30.
15 Русская беседа. 1856. № 1.
16 Молва. 14.06.1857.
17 Ширинянц А.А., Мырникова А.В., Фурсова Е.Б. Константин Сергеевич и Иван Сергеевич Аксаковы // Константин Сергеевич Аксаков. Иван Сергеевич Аксаков. Избранные труды. С. 45, 46.
18 Молва. 5.07.1857.
19 Молва. 9.08.1857.
20 Никитин С.А. Шестидесятые годы. Панславистские теории и их критика // Славяне и Россия. С. 217, 218.
21 Никитин С.А. Крымская война. С. 190.
22 Никитин С.А. Славянские комитеты. С. 36, 46.
23 Цимбаев Н.И. Славянофильство. С. 38.
24 Цимбаев Н.И. И.С. Аксаков в общественной жизни пореформенной России. М., 1978. С. 79.
25 День. 15.10.1861.
26 Цит. по: Никитин С.А. Шестидесятые годы. С. 218.
27 Аксаков И.С. Славянский вопрос 1860-1886. Т. 1. М., 1886. С. 28.
28 Цит. по: Цимбаев Н.И. Славянофильство. С. 37.
29 Зарубежные славяне и Россия. Документы архива М.Ф. Раевского. 40-80 годы XIX века. М., 1975. С. 42.
30 Ратнер Н.Д. Программа и тактика чешской буржуазии в 1860-1870 годах // Ученые записки Института славяноведения АН СССР. Т. 14. М., 1956. С. 116, 117.
31 Цит. по: Никитин С.А. Славянские комитеты. С. 171.
32 Главачка М. Еще раз о поездке австрийских славян в Россию в 1867 г. // Славяноведение. 2007. № 1. С. 61.
33 Никитин С.А. Славянские комитеты. С. 171-173.
34 Там же. С. 230, 231.
35 Всероссийская этнографическая выставка и Славянский съезд в мае 1867 г. М., 1867. С. 410.
36 Москва. 1.07.1867.
37 День. 15.10.1861.