CC BY
19
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 6. ЭКОНОМИКА. 2013. № 5
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
А.И. Московский1,
канд. экон. наук, доцент кафедры политической экономии экономического
ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова
НАУЧНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА
ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПАРАДИГМ И ПРОЕКТА Н.А. ЦАГОЛОВА
В статье рассматривается сравнительный анализ основных экономических парадигм, исследовательских программ, концептуальных схем как важный путь для определения и развития множества форм, в которых можно строить новое экономическое мышление.
Ключевые слова: парадигма, сравнительный анализ, теории, системный метод, математика внутри экономики, язык.
The article characterizes a comparative analysis of basic economic paradigms, research programs, frameworks as an important way to formulate and develop the multiple forms for building the new economic thinking.
Key words: paradigm, comparative analysis, theories, system method, mathematics in economics, language.
Данная статья является переработкой, дополнением и развитием тезисов и доклада, представленных на заседании Научного совета МГУ по разработке современной экономической теории и российской модели социально-экономического развития 12 февраля 2013 г.
Присутствие в названии темы доклада слов «сравнительный», «анализ», «парадигма» придает ей оттенок академического формализма и одновременно претенциозности, избыточной демонстративности, что заглушает вполне научный интерес к самой проблеме, делает невидимой ее нынешнюю острую актуальность. Но тему эту можно назвать по-другому, без всех излишеств, например: «Сравнение, или сопоставление, основных теоретических направлений в экономической науке сегодня». Собственно, об этом и пойдет речь.
Автором статьи был подготовлен спецкурс для студентов магистратуры «Сравнительный анализ основных теоретических парадигм», который неоднократно читался на кафедре (последний раз — два года назад), но потом по непонятным причинам был убран из учебного плана.
1 Московский Александр Иванович, тел.: +7 (499) 783-43-59; e-mail: amoskovskij@ yandex.ru
Вместо «направление» употребляется слово «парадигма» потому, что, введенное американским физиком, историком физики и философом Т. Куном2 в философию науки, оно содержит ряд обязательных и вполне определенных моментов, которые существенно конкретизируют, меняют сам взгляд на теоретическое направление и на проблему сопоставления теорий, преобразуют ее формально-академическую внешность в актуальную проблему. Все это не отражается в обыденном и ставшем почти инертным слове «направление» и обесцененном от частого употребления понятии «парадигма»3. Ориентация в данном случае на истолкование парадигмы, данное Т. Куном, объясняется тем, что именно он ввел этот термин в философию науки, открыл парадигму как понятие крупных теоретических направлений в науке и как обозначение объективных вех развития науки. Т. Кун почти 50 лет систематически работал в избранной им области исследований, делая в каждое новое издание своей «Структуры научных революций» важные дополнения. Он участвовал в большом числе конференций, семинаров, симпозиумов, извлекая из них новый материал для развития своих взглядов. Его имя чаще других упоминалось в 1960-80-е гг. во всех работах по философии и истории науки. Перевод его книги на русский язык включает ряд существенных дополнений, сделанных Т. Куном уже к изданию 1969 г., без которых очень непросто понять научную парадигму как структуру, необходимо включающую в себя ряд совершенно обязательных элементов, дающих возможность рассматривать их как набор критериев для продуктивного сопоставления теоретических направлений в науке.
Но необходимо заметить, что автор данной статьи, призывая к бережному отношению к научно-философскому наследию Т. Куна в целом, выступает против одного положения этого философа, так как говорит о необходимости сравнительного анализа теоретических парадигм в экономической науке, саму возможность которой Т. Кун отвергал. Дело в том, что наряду с серьезным вкладом в исследование науки и научных революций Т. Кун утверждал еще нечто труднодоказуемое в общей постановке, а именно что новая парадигма не имеет никаких связей с прежней парадигмой, что вообще разные теоретические парадигмы «несоизмеримы» и что это имеет частичное подтверждение в истории некоторых естественных наук, однако данный факт Т. Куном сильно преувеличен. Термин «несоизмеримость», в английском написании «incommensurability», и диктуемая этой идеей вполне определенная нормативная уста-
2 См.: Кун Т. Структура научных революций / Пер. с англ. М., 1975.
3 «Слова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платье», — писал В. Маяковский.
новка анализа, заключающаяся в том, что каждая парадигма должна рассматриваться отдельно как вполне самодостаточная теоретическая конструкция, с легкой руки Т. Куна получили широкое распространение в интеллектуальном пространстве философских, экономических (особенно!) и социологических дискуссий, демонстрируя и вызывая нечто похожее на «склероз мышления». Решительным противником данной идеи в 1970-е гг. выступил известный философ К. Поппер в статье «Миф концептуального каркаса». Его аргументы вполне основательны, современны и сейчас могут быть многократно дополнены и иллюстрированы. Примечательно, что заголовок этой статьи К. Поппер сделал первой частью названия своей книги, представляющей собрание наиболее важных, с его точки зрения, статей, — «Миф концептуального каркаса: в защиту научности и рациональности» (1994). Следует иметь в виду, что рациональность К. Поппер понимает как разумность, а не по-мейнстримовски как исключительно и только максимизацию полезности. Важно и то, что он выступает в защиту научности в наш век, «посткритичный и пострациональный» (так он его называл), а собственную философию он иногда определял как «рационалистический критицизм».
По мнению автора статьи, сегодня сравнительный анализ основных теоретических парадигм в экономической науке, как существующих, так и имевших место быть ранее, является более актуальной задачей, чем поиск, изобретение, создание совершенно новой парадигмы. Косвенное подтверждение, или, скорее, пересечение и некоторое согласие с этим, присутствует в плане НИР-13 ИЭ РАН по теме «Критика базовых предпосылок экономического анализа и обоснование новых теорий», которую курирует О.И. Ананьин.
Обесцененное слово «парадигма» часто используют для обозначения любого, даже самого малозначительного, но внешне «нового» поворота мысли, хотя по большому счету чаще всего имеет место либо простое повторение давно известных вещей, либо продолжение и развитие уже существующих концептуальных схем. Таких концептуальных схем, или парадигм, в экономической науке, вопреки обычным представлениям, не так много, от силы 5—6, хотя иногда их насчитывают несколько десятков. Чаще же всего и в мировой экономической науке, и у нас говорят всего лишь о четырех крупных теоретических системах — неоклассике, кейнсианстве, марксизме и институционализме. Здесь не назван новый институ-ционализм, хотя за ним сегодня стоит очень большой отряд приверженцев, так как краткое и вполне корректное его определение — «неоклассический институционализм». Он есть просто продолжение неоклассики на основе экономического подхода, сформулирован-
ного отчетливо и категорически Г. Беккером4, в сферах неэкономических, что в западной литературе обозначается как экономический империализм.
В значительном числе работ в 1990-е гг. отношения между теоретическими парадигмами определялись как конкуренция идей. И вполне серьезно ставился вопрос о том, как создать механизм выбора наилучшей парадигмы и как в этот механизм встроить конкуренцию. Эти заботы видятся пустыми хлопотами, хотя они притянули к себе большое количество авторов и на эту тему написаны диссертации. Но представление о науке как о конкуренции идей является, по-видимому, крайней гиперболизацией названия статьи Ф. Хайека конца 1960-х гг., которая была переведена на русский в 1989 г. под названием «Конкуренция как процедура открытия»5. Не столько содержание статьи, сколько ее название в условиях перестройки и в преддверии рыночных реформ принято было «на ура!» и на долгие годы стало едва ли не главным лозунгом и стратегическим принципом осуществления экономических реформ. В горячке тех дней никто не замечал расплывчатости и двусмысленности названия: неясно было, «процедура» утверждается Ф. Хайеком как «причина» или даже «источник» открытия или просто как сопутствующий «конкуренции» особый процесс. Никто не замечал тогда и не замечает сегодня достаточно очевидной печати недоопреде-ленности, лежащей на самом понятии «конкуренция». Первоначально статья Ф. Хайека была опубликована на немецком языке как изложение содержания его лекций, прочитанных в Кильском университете в Германии в 1968 г. под названием «Der Wettbewerb als Entdeckungsverfahren». С формальной стороны названия статьи на русском и на немецком языках имеют сходство. Но в оригинале Ф. Хайек употреблял не слово Konkurrenz, что прямо соответствует понятию «конкуренция» в русском, а слово Wettbewerb, которое означает «соревнование», «состязание», «соперничество» и используется преимущественно в спорте, конкурсах, в борьбе за получение грантов и т.д. И хотя момент синонимичности в этих двух немецких словах присутствует, совершенно очевидно, что русский перевод названия статьи Ф. Хайека некорректен. В 1978 г. в сборнике статей Ф. Хайека на английском языке данная статья появилась под названием «Competition as a Discovery Procedure». В начале 2000-х гг. главный журнал неоавстрийцев предпринял еще одну попытку пе-
4 Г. Беккер писал следующее: «Объединенные вместе предпосылки рационального выбора, рыночного равновесия и неизменности предпочтений, применяемые неколебимо и безжалостно (unflinchingly and relentlessly), образуют сердце экономического подхода». Полезно иметь в виду еще две важные предпосылки этого метода: «принцип методологического индивидуализма» и «ограниченность ресурсов», хотя они внутренне, неявно присутствуют в трех названных Беккером.
5 Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 12.
ревести эту статью на английский язык. Она вышла снова под тем же названием — «Сompetition as a Discovery Procedure»6. Такое название не вполне соответствует русскому переводу 1989 г. «Конкуренция как процедура открытия», но существенно ближе к оригиналу. На русский сочинение, видимо, следовало перевести не так прямолинейно, а, например, «Конкуренция как одна из процедур открытия». Более того, и по тексту статьи 1945 и 1968 гг. ясно, что Ф. Хайек различает открытия, которые делаются в науке, и открытия, которые делают покупатель и продавец в непосредственном процессе конкурентного рыночного обмена.
Маленькая неточность в переводе, осознанная или нет, послужила началом цепной реакции мистификаций понятия конкуренции в российском общественном сознании. Может быть, одним из ярких свидетельств неточности перевода названия статьи Ф. Хайека и мифологизации конкуренции является первая фраза введения в книге хорошо известных и авторитетных российских экономистов В.Л. Макарова и Г.Б. Клейнера «Микрооснования экономики знания». Они начинают свою работу словами: «"Конкуренция есть процедура открытия новых знаний", — писал Хайек еще в 1945 г.». Во-первых, таких слов в его статье просто нет. Во-вторых, авторы решительно заменяют слово «как» в названии более поздней статьи Ф. Хайека, сохраняющее некоторую очевидную проблемность конкуренции как фактора открытия, на слово «есть», которое вообще снимает всякие сомнения по этому поводу, тем самым основательно оглупляя Ф. Хайека. Его можно подозревать в нелюбви к социализму, но уж никак не в глупости.
А. Маршалл в своих «Принципах» отвергал конкуренцию как коренную черту экономики, подчеркивая, что конкуренция может быть созидательна, но может быть и разрушительна. Но это все сегодня забыто. В интереснейшей программе «Тектонический сдвиг», выходящей на радио «Эхо Москвы» уже четвертый год, известный российский экономист Е.Г. Ясин неоднократно и в разных контекстах не просто восхвалял, а буквально возвеличивал конкуренцию как универсальное средство решения экономических, образовательных, научных, технологических, политических проблем. Замысел программы был в том, чтобы обсуждать многообразные обстоятельства перехода экономики на инновационные рельсы как глубокий, мощный, действительно тектонический сдвиг в социальном, экономическом и технологическом строе экономики. Начало программы было очень интересным, но когда прозвучала избитая фраза — «будет конкуренция — будут инновации, не будет конкуренции — не будет инноваций», то закралось подозрение: а знает ли научный руководитель НИУ ВШЭ что-либо конкретное о том,
6 The Quarterly J. of Austrian Economics. 2002. Vol. 5. N 3. P. 9-23.
откуда, из чего конкретно возникали и возникают инновации, новые технологии, изобретения, научные открытия? Конечно, о некоторых из них можно сказать так, как как-то сказала А. Ахматова о появлении стихов: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда! / Как одуванчик у забора, / Как лопухи и лебеда». Но ведь не собирание и распространение сора составляет каждодневное занятие поэта. Хотя, конечно, для изобретателей, ученых, инженеров иногда и конкуренция может оказаться полезной.
Рассуждая о реформе российской науки и РАН, Е.Г. Ясин снова взывал к духу абстрактной конкуренции: «...если вы хотите добиться успеха, у вас должна быть конкуренция и условия для конкуренции. И вы должны заботиться о том, чтобы мы отвечали этим условиям. В частности, почему нужна реорганизация академии? Для того, чтобы организация российской науки соответствовала условиям конкуренции для ученых из других стран мира»7. Между тем проект социальных сетей Билла Гейтса ResearchGate8 для стимулирования открытий и изобретений, исходя более из здравого смысла, а не из научных догм экономистов, полагается не на абстрактную и неопределенную силу конкуренции, а на объединение усилий ученых и изобретателей, работающих в близких областях, но ничего не знающих друг о друге.
Слово «конкуренция», столь модное сегодня, крайне искажает существо взаимоотношений между теоретическими парадигмами. Это происходит, по-видимому, потому, что конкуренция принадлежит длинному ряду, как говорит российский экономист В. Кар-даш, «нечетко определенных, или недоопределенных, понятий», в «щели» которых, по его мнению, «ускользает истина». К сожалению, такие понятия широко используются сегодня в научной литературе9. Отношения между парадигмами, истолкованные как «конкуренция идей», неизбежно выступают как взаимное отталкивание, взаимная борьба парадигм, скрывающая их принадлежность к одному общему дереву познания экономической действительности, которая диктует необходимость если не их объединения, то хотя бы взаимного согласования более, чем разъединения.
Отношения между разными теоретическими парадигмами стоит рассматривать как взаимодополняющие, комплементарные. Но это не следует понимать так, словно их можно соединять друг с другом
7 Тектонический сдвиг // Эхо Москвы. 2013. 1 июля.
8 researchgate. net
9 В. Кардаш, специализировавшийся на применении математики для анализа экономических проблем, называет ряд «нечетко определенных понятий». Это «конкуренция», «конвергенция», «институт», «полезность», «экономический рост», «инфляция-дефляция» и др.» (см.: Кардаш В.А. Что препятствует формированию единой экономической науки как цельной системы знаний? // Экономический вестн. Ростовского государственного ун-та. 2009. Т. 7. № 4).
в том виде, в каком они существуют сегодня, необходим основательный и беспристрастный критический анализ каждой из них, включая марксизм, кейнсианство, институционализм. Но в особенности это относится к неоклассике, занявшей явно не по чину монопольное положение в экономическом образовании, совершенно не соответствующее ее научным достоинствам и действительному теоретическому и практическому потенциалу, являя яркий пример «схоластического тоталитаризма» (М. Алле)10. В данном случае слова М. Алле вернее было бы преобразовать в тоталитаризм схоластики. Этот тоталитаризм и эта схоластика сегодня, к сожалению, становятся основой экономического образования — формирования необходимых компетенций у студентов.
Для понимания действительного места, достоинств, потенциала неоклассической теории следует осознать ряд обстоятельств.
I. Одной из предпосылок неоклассического анализа экономики признается ограниченность ресурсов. Это понятие, являющееся базовой, сильной ее предпосылкой, может быть тем не менее добавлено к ряду недоопределенных понятий В. Кардаша. Ведь ограниченность ресурсов отнюдь не означает бедность или нехватку ресурсов. Строгий в аналитическом плане смысл ограниченности заключается в другой коннотации этого понятия — в неизменности, данности ресурсов. Имплицитно это означает неизменность технологии, отсутствие технологического развития, что истолковывается как экзогенные обстоятельства, которые находятся за пределами экономической реальности. В итоге неизменности, данности ресурсов соответствует падающая отдача факторов производства. Неоклассический анализ не знает и не хочет знать возрастающей отдачи, потому что она сразу же ставит под сомнение другую и самую главную предпосылку анализа — рыночное равновесие. Поэтому сначала Дж. Кейнс, а затем Д. Хикс справедливо заметили, что принятие экономистами «возрастающей отдачи» будет означать уничтожение значительной части корпуса этой теории.
II. Значительная часть современной неоклассической теории представляет не экономическую теорию, а, скорее, теорию математическую, ветвь математики или математическую экономику. Вопрос о том, является ли современная экономика экономической или математической теорией, все чаще звучит в экономической литературе на Западе. Так, в 1990 г. появилась книга А. Розенберга «Экономика: это математические хитрости или теория экономики с падающей отдачей факторов?»11. В начале 2000 г. вышла книга хорошо известного экономиста и математика (хотя лучше сказать
10 См.: Алле М. Экономическая наука и факты // THESIS. 1994. Т. II. Вып. 4.
11 Rosenberg A. Economics — Mathematical Politics or Economics of Diminishing Return? Chicago, 1992.
математика, но все же еще и экономиста) Р. Уайнтрауба «Как экономика стала математической дисциплиной»12, у которого уже нет сомнений, что, по крайней мере, какая-то часть экономической теории мейнстрима стала математикой или ее особой ветвью. Наконец, в журнале «Вопросы экономики» в 2008 г. появилась статья И. Болдырева13, в которой анализируются онтологические основания ортодоксальной экономической теории. Автор приходит к выводу, что онтологией мейнстрима является математика.
III. «Формальная логика и математика — обе есть тавтологии. А теория — это система хранения (filing system) этих тавтологий»14. В статье 1990 г. М. Алле, говоря о той ступени экономического анализа, которая связана с построением и преобразованиями математических моделей, называет ее «чисто тавтологической», интересной только для математиков15.
IV По поводу математической логики, которая якобы неведома всем «вербальным экономистам», а потому они не понимают значение математической составляющей современной микро- и макроэкономики — мейнстрима, нужно сказать, что математическая логика — это исключительно формальная логика, приспособленная для специфических нужд математики, и ничего более. Не следует забывать, что, по Фридману, формальная логика есть тавтология.
V. Полезно иметь в виду и сетования Х. Демсеца на то, что он с какого-то времени почувствовал себя тупым (dull). Сам он объяснял данные чувства тем, что слишком много занимался математическим моделированием социально-экономических процессов, которые чрезвычайно сложны для этого16.
Все перечисленное выше позволяет поставить перед российскими экономистами следующий вопрос: в чем действительный позитивный смысл взаимоотношений экономики и математики внутри экономической науки (в западной науке данный вопрос поставлен давно, хотя непросто определить успех ответа на него)? Недавно один экономист, отвечая на вопрос: «Нужно ли сначала изучить основательно математику, чтобы стать экономистом?» — сказал: «Это — трудный вопрос. Я люблю математику. Я люблю экономику. Я не люблю их вместе». Что-то странное возникает из «брака» экономики с математикой. На Западе эту странность называют «формалистической революцией» в экономической науке или превращением экономической теории в математическую дис-
12 Weintraub E.R. How Economics Became a Mathematical Science? Durham, USA, 2002.
13 См.: Болдырев И. Онтология ортодоксальной экономической науки: построение и интерпретации // Вопросы экономики. 2008. № 7.
14 Friedman M. Essays in Positive Economics. Chicago, 1953. P. 9.
15 См.: Алле М. Указ. соч.
16 Who is Who in Economics / Ed. by M. Blaug. Brighton, 1986.
циплину и соответственно превращением экономистов в математиков, но в странных математиков, рассуждающих об экономике, науке социальной, на тавтологическом языке. До какой степени применим язык тавтологий в анализе экономической реальности? Здесь уместно вспомнить слова известного и, безусловно, авторитетного математика академика С. Никольского: «Из уст представителя моей профессии звучит неожиданно. Но все же скажу: словесность, языкознание — это, если угодно, выше, чем математика. Именно в языке содержится вся логика»17. Надо осознать сказанное С. Никольским, а именно что язык математики (или язык тавтологий) как первая и наиболее мощная форма искусственного языка не содержит в себе всей логики, которая содержится только в языке естественном. Это позволило И. Канту называть язык «универсальным орудием мышления». Однако здесь обозначены лишь контуры серьезнейшей проблемы для экономистов и экономического образования в России.
Объединение разных парадигм возможно только на основе глубокого критического анализа каждой парадигмы и невозможно, и даже бессмысленно, на основе чисто механического их соединения или прямолинейного сталкивания. Собственно, объединять их нет нужды, важно никогда не сбрасывать со счетов утверждения теорий оппонентов, поскольку каждая из них, как говорил К. Эр-роу, «какой-то аспект реальности освещает». Большой и сложный вопрос заключается в том, чтобы понять и конкретно определить данный аспект реальности. Именно в этом пространстве теоретических представлений огромное значение приобретает критика.
Метод критики, явно провозглашенный И. Кантом, основательно развитый в виде диалектической логики Г. Гегелем и продуктивно примененный К. Марксом в создании его экономической теории, — абсолютно необходимое условие в сравнительном анализе теоретических парадигм. В одном из недавних заявлений 20 профессоров экономики, специализирующихся в области экономики, финансов и менеджмента, по поводу кризиса экономической науки есть такая фраза: «Критика есть профессиональная обязанность экономиста».
Что делает этот сравнительный анализ актуальным?
I. Он дает возможность определить действительную силу, научный потенциал и слабости каждой парадигмы в данный исторический момент, поскольку содержание одной парадигмы дает дополнительное освещение другой, которое полностью отсутствует, когда аналитик остается внутри отдельного теоретического направления. Сравнение с другими придает выпуклость, контраст-
17 Аргументы и факты. 2006. № 19.
ность собственным свойствам парадигмы, делает более отчетливыми как ее достоинства, так и слабости. Это имеет отношение ко всем парадигмам, включая марксизм, кейнсианство, институцио-нализм.
II. Он позволяет нащупать границу между познанным и непознанным, путь до которой и долог и труден, но, только став на эту линию, являющуюся, по существу, «передним краем» данной науки, можно хотя бы что-то осмысленно прогнозировать в ее дальнейшем развитии. На сайте INET, по-видимому, неслучайно опубликован давний материал Ф. Найта, подчеркивающий важность оценки соотношения между познанным и непознанным (known/ unknown) в науке. Ю.М. Лотман подчеркивал, что наука как актуальная деятельность существует именно на этом рубеже — перед загадками непознанного. Только став на указанный рубеж, можно получить представление о состоянии науки в целом, ее проблемах и противоречиях, критических пунктах в данный момент и получить нечто вроде «подсказки», в каком направлении ей следует двигаться. Нынешний финансово-экономический кризис, и кризис экономической науки особенно, заостряет необходимость выхода теоретического мышления на эту границу. Найти, увидеть, осознать ее невозможно без тщательного анализа и сопоставления основных теоретических парадигм.
III. И первое и второе являются необходимой основой как для аргументированной организации и планирования научно-исследовательской работы в научных учреждениях, так и для разработки содержания учебных программ по экономической науке в университетах и вузах.
Сопоставление идей, теорий, представлений — совершенно обычная и необходимая часть всякой научной деятельности. И сравнение теоретических парадигм имеет место не только тогда, когда такая тема (проблема) прямо обозначена в названии статьи, книги, учебного курса. В огромном числе теоретических работ сравнение парадигм присутствует имплицитно, неявно, молчаливо, составляя тем не менее важный аспект их содержания. Правда, обычно такое сравнение имеет случайный, частный, точечный характер и проявляется как побочный продукт анализа или даже отклонение от основной темы анализа. Более того, можно утверждать, что сравнение теорий, взглядов, концептуальных схем (framework) является вообще необходимым внутренним моментом развития экономической мысли. Но выражение «сравнение парадигм» появилось относительно недавно, когда слово «парадигма» прочно вошло в дискуссии благодаря Т. Куну. Замена у нас слова «теория» на иностранное «парадигма» придала в общем-то обычной процедуре в работе мышления несколько специфичный и чуть ли не экзотичный вид.
Интереснейший материал для сопоставления теоретических парадигм, исследовательских программ, направлений предложил в 1991 г. The Economic Journal Королевского общества экономистов Великобритании. В преддверии своего столетия (издается с 1891 г.) его редакция обратилась к известным и авторитетным экономистам мира с вопросом: «Как вам представляется экономическая наука в последующие сто лет и каким видится место в ней нашего журнала?» В первом выпуске журнала за 1991 г. был опубликован ответ двух десятков известных экономистов, выражающих представления разных теоретических парадигм и разных ветвей экономического знания. Этот материал все еще ждет своего исследователя.
На кафедре политической экономии экономического факультета МГУ эта тема возникла в результате внешне чисто формального решения изменить учебный план: спецсеминар по «Капиталу», представлявший важную и обязательную часть в программе подготовки экономистов в советское время, был дополнен обсуждением проблем «Принципов экономики» А. Маршалла и «Общей теории» Дж. Кейнса. Для руководителей такого семинара сравнение теоретических систем, заявленных выдающимися экономистами XIX-XX вв., стало внутренней необходимостью, хотя это могло и не осознаваться. Однако существовала сложность и относительно новой структуры спецсеминара, и относительно серьезности сравнения теоретических парадигм К. Маркса, А. Маршалла, Дж. Кейнса. Это было связано с тем, что в 1980—1990-е гг. в так называемой кон-венциальной или ортодоксальной теории, ядром которой стала неоклассика и которая «интервенционистски» (Макашева, «Итоги») насаждалась в экономическом образовании России в период рыночных реформ, имена К. Маркса, А. Маршалла, Дж. Кейнса, каждое по-своему, основательно третировались. С точки зрения неоклассической ортодоксии вокруг данных имен консолидировались самые крупные и авторитетные неортодоксальные течения — решительные оппоненты неоклассики. Поэтому сам этот спецсеминар, а потом и вообще формат специального семинара стали казаться анахронизмом и напрасной потерей времени. Неудивительно, что скоро он просто был исключен из учебного плана подготовки экономистов, хотя именно в то время в мировой экономической мысли идеи А. Смита, К. Маркса, А. Маршалла (экономическая биология, феномен возрастающей отдачи, органический рост), Дж. Кейнса, посткейнсианцев получили новое дыхание.
В мировой экономической мысли сравнение парадигм (как сравнение теорий) существовало, можно сказать, всегда, поскольку в ней никогда не затухали дискуссии по экономическим вопросам, которые содержали в себе взаимную критику теоретических взглядов, что и представляло конкретную, свободную от внешнего акаде-
мизма форму сравнения разных теорий. Появление крупных теоретических работ, синтезирующих или обобщающих совокупность многих идей, преобразовывало сравнительный анализ, не уничтожая его: менялась конфигурация дискуссий, происходил сдвиг представлений о предмете и методе экономической науки, ее философских основаниях и практической значимости. В сравнительном анализе экономических теорий не следует игнорировать и такие специфические ее определения, как «мрачная наука» Карлейля или «шутовская экономика» (Freakonomics) Левита—Дабнера. Последний вариант несет в себе отчетливые признаки вырождения в теоретическом мышлении экономистов. Дж. фон Нейман замечал такое вырождение в математике, когда математики слишком надолго погружаются в манипулирование математическими формулами и перестают обращаться к опыту, эмпирике. Тогда имеет место нечто вроде инбридинга, специфического инцеста, на что с незапамятных времен налагается табу18.
Сравнение теорий под обозначением сравнение парадигм получило распространение с публикации книги Т. Куна «Структура научных революций» в 1962 г. Эта книга в огромной степени стимулировала развитие особой ветви философии — философии науки, и в течение нескольких десятилетий (1960-80-е гг.) она была самой цитируемой работой в данном направлении. Конечно, идеи философии науки существовали давно, задолго до появления книги Т. Куна они присутствовали в работах Ф. Бэкона, Р. Декарта, И. Канта, Г. Гегеля, К. Маркса, Ч. Пирса и многих философов XX в. Среди последних наиболее близок к теме сравнения парадигм с чисто формальной точки зрения оказался венгерский философ И. Лакатос, предложивший использовать вместо слова «парадигма» понятие «исследовательская программа». Возникла дискуссия: «парадигма или исследовательская программа?»19, в которой, так сказать, «по очкам» выиграло последнее понятие. Но это снизило, к сожалению, интерес к толкованию понятия «парадигма», данному Т. Куном, который настойчиво продолжал исследования в избранном направлении и сделал важные дополнения в последующих изданиях книги и в других работах. По мнению автора статьи, идея И. Лака-тоса не заменяет и не вытесняет, а просто дополняет представление о научной парадигме Т. Куна, выделяя в ней два дополнительных элемента — «жесткое ядро» парадигмы и «пояс поддерживающих теорий».
Итоговое понимание парадигмы Т. Куном содержит важные параметры для сравнительного анализа парадигм, теорий, научных концепций. Надо сознавать, что все свои рассуждения — о пара-
18 Нейман Дж. фон. Математик // Природа. 1983. № 2.
19 Method and Appraisals in Economics / Ed. by S. Latsis. Cambridge, 1976.
дигме, научных революциях, нормальной науке, аномалиях и т.д. — он строил на материале истории физики, а более конкретно — небесной механики, что обусловливает известные ограничения его рассуждений для использования их в социальных науках. Для автора статьи Т. Кун был интересен тем, что он, по существу, предложил 7—9 достаточно конкретных позиций для сопоставления теоретических парадигм.
Во-первых, Т. Кун выделил в составе парадигмы 4 обязательных элемента:
1) образец постановки и решения определенного класса задач;
2) формализованное, чаще всего математическое, выражение этого образца;
3) метафизическую (по существу, философскую) компоненту;
4) ценностные свойства парадигмы.
Первые два пункта имеют отношение к определению предмета и метода теории. Тот, кто проигнорировал дополнения к изданиям Т. Куна после 1962 г., знаком только с этими элементами. Экономисты мейнстрима ограничиваются ими потому, что они хорошо согласуются с их манерой рассуждать экономически. Но их внимание исключительно к этим элементам проливает свет на то, как предмет и метод экономической теории понимаются в неоклассической парадигме, а именно: с одной стороны, ее характеризует гипертрофия, если не абсолютизация класса задач, связанных только с рыночным равновесием, а с другой — преувеличение значимости математического выражения постановки и решения экономических (в исходном пункте) задач. О метафизической компоненте и ценностных свойствах научной парадигмы практически не упоминается, поскольку они сразу обнажают крайнюю теоретическую ограниченность, бедность мейнстрима как экономической теории.
Во-вторых, на одной из конференций 1980-х гг. Т. Кун раскрыл смысл четвертого элемента через название «свойства добротной научной теории». Он выделил пять позиций: точность, широту, непротиворечивость, ясность, продуктивность. Упомянутые свойства задают дополнительные критерии для обстоятельного и достаточно дифференцированного сравнения теоретических парадигм. Это почти совершенно готовый инструмент для сравнительного анализа теорий, построения рабочей таблицы-матрицы. Выделенным Т. Куном элементам парадигмы и свойствам добротной теории недостает диалектического истолкования каждой из позиций таблицы-матрицы. Кроме того, совершенно необходимым является добавление более конкретного определения в каждой парадигме ее предмета и ее метода.
Возможно, интерес экономистов к работе Т. Куна был сопряжен не столько с их неожиданным увлечением философией науки (интерес к философии у них всегда был и остается незначительным, за исключением немногих выдающихся представителей), сколько с соблазном поразмышлять о знакомом понятии «научная революция». Ведь экономисты имеют очень «большой опыт» в этой области: маржинальная революция, кейнсианская революция, неоконсервативная контрреволюция, формалистическая революция. Отношение к последней современная ортодоксальная экономическая наука старается особо не афишировать, хотя оно заключает в себе конкретные обстоятельства происхождения и важнейшие свойства современной ортодоксии.
Статья С. Дзарасова «Критический реализм и российская экономическая наука (Russian economics)» в «Кембриджском журнале экономики» в 2010 г. начинается с замечания, что дискуссия относительно критического реализма среди западных экономистов вызывает у него впечатление дежавю: в 1960-е гг. в России велись подобные споры внутри и вокруг проекта Н. Цаголова. У автора данной статьи возникло точно такое же ощущение, и об этом были написаны отдельные статьи20. Но все-таки нынешняя дискуссия на Западе по проблемам предмета и метода экономической науки (хотя множество семинаров и симпозиумов обычно не ставит вопрос о предмете и методе, а обозначает тему обсуждения иначе) сильно не дотягивает до той глубины постановки вопросов теории, которая была на кафедре Н. Цаголова. Здесь более важной представляется другая мысль, высказанная С. Сафарбиевичем, о том, что проект Н. Цаголова не есть феномен только советского социализма и исторических его условий 1960-х гг., он имеет значение и для других стран, не только социалистических, «и для других времен».
Установки Н. Цаголова можно представить в виде ряда положений:
1. Видение предмета экономической науки в процессе его изучения и в способе собственно теоретического его отображения должно базироваться на принципе системности, на системном подходе. Но простого указания на системность совершенно недостаточно. Чаще всего апелляция к системности не означает ничего другого, кроме абстрактного указания на необходимость учета множества обстоятельств, конкретный смысл которых и взаимоотношения между которыми могут совершенно не исследоваться.
Системность, по Н. Цаголову, не есть нечто внешнее относительно предмета, вносимое исследователем в него, а собственное
20 См.: Московский А. Экономическая теория и хозяйственная реальность // Философия хозяйства. 2006. № 6; Он же. Еще раз об экономической науке и экономической реальности // Философия хозяйства. 2007. № 2.
свойство предмета экономической науки, которое необходимо заметить, выявить в нем во множестве конкретных его форм, проанализировать каждую из них и взаимосвязи между ними, соединить их непрерывной логически последовательной линией, которая имела бы при этом достаточную массу эмпирических подтверждений. В этом, собственно, и состоит система категорий и законов политической экономии данного исторически способа производства. Эта задача невероятно трудна.
2. Все экономические формы (категории, институты и пр.) не лежат на одной поверхности, а представляют некоторую иерархию, которая формально и абстрактно может быть представлена как взаимоотношения исходного, основного и производных отношений. К сожалению, эти слова — исходное, основное, производные — быстро превратились в схоластические определения, в своеобразную кальку (Д. Плахотная) для якобы теоретических рассуждений экономистов, которые В. Шкредов часто называл словом «схематизм» (одно из частых выражений в лексике Г. Гегеля). Серьезность проблемы «исходного — основного — производных» не может быть понята без осмысления «экономической клеточки» (В. Ленин, Н. Хессин) каждой исторически определенной экономической системы. Здесь имеется серия проблем, связанная с незавершенностью проекта Н. Цаголова. Но самое главное в проекте Н. Цаголова для сравнительного анализа парадигм заключается в том, что координата «исходного — основного — производных» экономических форм должна и может без особого труда быть выделена в каждой из четырех парадигм, представляя еще несколько очень важных позиций для их сравнительного анализа.
3. Проблема «исходного — основного — производных» отношений почти сразу оказалась сопряжена с гегелевской интерпретацией соотношений «всеобщего» (В), «особенного» (О) и «единичного» (Е), что практически не было осознано сотрудниками кафедры Н. Цаго-лова, за исключением признанных «знатоков гегелевской диалектики» (В. Шкредов и К. Тронев). Сегодня этот аспект метода экономической науки отметил экономист И. Смирнов. Интересную, но незавершенную попытку реализации данного факта сделал Д. Ми-ропольский в ряде статей и в учебнике по теоретической экономии.
По всем упомянутым выше трем моментам (и не только по ним) имеется огромный простор для продолжения проекта Н. Цаголова по вполне конкретным направлениям изучения современной экономической системы. Р. Гринберг недавно предложил интересный ориентир для этого — социальный капитализм. С ним хорошо согласуются идеи украинского экономиста М. Лангштейна, изложенные в книге «Путь к сверхрынку».
Проект Н. Цаголова как программа создания системы законов и категорий социалистической экономики не был завершен. Иногда в качестве причины этой незавершенности называют социально-политические изменения в стране в 1980—1990-е гг.: изменился экономический строй, и задача проекта с формальной стороны как бы потеряла актуальность. Но, по мнению автора статьи, идеи проекта Н. Цаголова совсем не утратили злободневности и сегодня. Достаточно просто вдуматься в определение приоритетного направления работы кафедры — «Методологические принципы и системный анализ экономической теории» или в название нашего научного совета — «Научный совет МГУ по разработке современной экономической теории и российской модели социально-экономического развития». Конечно, названия могли возникнуть по чисто формальным обстоятельствам, но в них слышится призыв к возрождению и продолжению проекта Н. Цаголова, в котором системность понималась как свойство самой экономики.
Однако в незавершенности проекта Н. Цаголова имелся и другой смысл с начала 1960-х гг. Статья Н. Хессина об «экономической клеточке социализма» стимулировала появление ряда базовых определений социалистической экономики, претендовавших на роль исходного отношения. В качестве такого отношения многие известные экономисты пытались утвердить идею общенародной собственности, другие — формулу непосредственно-общественного продукта, третьи — коллективность, социалистическое предприятие. Но все это происходило без заметных успехов движения к логически последовательному раскрытию многообразия свойств реального советского социализма. В поиске исходного отношения социализма кафедру Н. Цаголова отличало невероятно пристальное внимание к опыту создания «Капитала» К. Марксом, дотошное, скрупулезное изучение его истории и стремление повторить, воспроизвести этот опыт в совершенно ином социально-экономическом материале. Другого такого центра и скопления «знатоков Капитала» в стране не было.
Множественность свойств новой системы, их противоречивость, непознанность и непонятость отразились в известной формуле Ю.В. Андропова: «Мы не знаем общества, в котором живем». В это время в школе Н. Цаголова уже прочно утвердились в качестве «экономической клеточки» системы социализма, или исходного отношения, планомерность, или отношение планомерности. Внимание же к остальным вариациям исходного отношения было ослаблено, хотя все они имели значение. Это и некоторые другие причины привели к тому, что из сферы внимания кафедры выпали такие важные в теоретическом и методологическом отношении аспекты экономической реальности, как процесс труда, коллек-
тивность, наука. Конференция 1970-х гг. по НТР, хотя была по-своему интересна и собрала большое число участников, оказалась на удивление бесплодна с точки зрения осуществления проекта Н. Цаголова. Этому, по-видимому, способствовало то, что сама тема науки как предмет анализа перешла к другой кафедре — кафедре «непроизводственной сферы», которая, осуществляя важные исследования по широкому кругу проблем «непроизводства», не была особенно «заточена», как кафедра политической экономии, на «систему законов и категорий» социализма.
Свидетельством незавершенности проекта Н. Цаголова явилось и то, что метод восхождения от абстрактного к конкретному, рассматриваемый как единственно правильное и адекватное определение метода К. Маркса, реализованного в «Капитале», был резко противопоставлен определению данного метода как движения от практики к теории, а затем от теории к практике, на чем настаивал Л. Абалкин, выступая на конференции в середине 1970-х гг. Столкновения на этой почве, доводившие иногда участников до резких выражений, не способствовали осуществлению программы исследования, имплицитно присутствующей в проекте Н. Цаголова. Немало членов кафедры политической экономии сознавали, что сразу начинать с абстрактного невозможно, до него сначала надо добраться, и сделать это можно только в движении от конкретного к абстрактному (в интерпретации Л. Абалкина — «в движении от практики к теории»).
К. Маркс писал: «Исследование должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь. Лишь после того как эта работа закончена, может быть надлежащим образом изображено действительное движение». Только тогда можно реально осуществить восхождение от абстрактного к конкретному. К сожалению, именно первая часть исследований, требовавшая огромных усилий большого числа аналитиков по широкому кругу вопросов, не получила должного осуществления на кафедре политической экономии. Избрав после долгих споров и дискуссий планомерность в качестве исходной клеточки социализма, члены кафедры посчитали главную теоретическую работу выполненной и решили, что дальнейшее представляется уже просто делом техники.
Кроме того, была еще одна непреодоленная проблема. Многие на кафедре оказались во власти иллюзии, что абстрактное, с которого следует начинать восхождение, есть всецело абстрактное, которое ничего конкретного в себе не содержит. На самом деле абстрактное как начало должно содержать конкретное, но это одностороннее, бедное, частное конкретное. Очень немногие усвоили, что существует глубокое различие между абстрактно-всеобщим и конкрет-
но-всеобщим. Из абстрактно-всеобщего по определению ничего конкретного не может возникнуть, как «из ничего не может возникнуть ничего», что знали еще древние греки. А восхождение от абстрактного к конкретному есть в действительности восхождение от одного конкретного, конкретного как одностороннего, частного, отдельного, к конкретному как единству всего многообразия конкретного.
Даже небольшой, весьма неполный экскурс в область сравнительного анализа основных теоретических парадигм экономической науки обнаруживает в ней значительный эвристический потенциал. Продолжение сравнения собственно экономических теорий с анализом сравнений экономики и естественных наук, начатых британским журналом Nature в 2008 г., которым в известной степени соответствует проект межфакультетских курсов в МГУ, обещает широкие перспективы формирования и развития нового экономического мышления, чем серьезно озабочена сегодня мировая экономическая общественность.
Список литературы
Алле М. Экономическая наука и факты // THESIS. 1994. Т. II. Вып. 4.
Аргументы и факты. 2006. № 19.
Болдырев И. Онтология ортодоксальной экономической науки: построение и интерпретации // Вопросы экономики. 2008. № 7.
Кардаш В.А. Что препятствует формированию единой экономической науки как цельной системы знаний? // Экономический вестн. Ростовского государственного ун-та. 2009. Т. 7. № 4.
Кун Т. Структура научных революций / Пер. с англ. М., 1975.
Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 12.
Московский А. Экономическая теория и хозяйственная реальность // Философия хозяйства. 2006. № 6.
Московский А. Еще раз об экономической науке и экономической реальности // Философия хозяйства. 2007. № 2.
Нейман Дж. фон. Математик // Природа. 1983. № 2.
Тектонический сдвиг // Эхо Москвы. 2013. 1 июля.
Friedman M. Essays in Positive Economics. Chicago, 1953.
Method and Appraisals in Economics / Ed. by S. Latsis. Cambridge, 1976.
Rosenberg A. Economics — Mathematical Politics or Economics of Diminishing Return? Chicago, 1992.
The Quarterly J. of Austrian Economics. 2002. Vol. 5. N 3.
Weintraub E.R. How Economics Became a Mathematical Science? Durham, USA, 2002.
Who Is Who in Economics / Ed. by M. Blaug. Brighton, 1986.
