CC BY
7
КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ - НЕТ! ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ -
ДА!
Валерий Дубовцев, кандидат политических наук НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ РОССИИ: ИТОГИ ДЕСЯТИ ЛЕТ ДИСКУССИЙ
Поворот политической публицистики и аналитики к проблеме национальных интересов России отнюдь не случаен. Тому есть и объективные, и субъективные причины.
К объективным причинам относится провал стремления России ранних 90-х войти в сообщество развитых стран «на равных». Несмотря на членство в «восьмерке» (которое уже регулярно ставится под сомнение западными политиками) Россия так и не стала «своей» в этом элитном «клубе». Экономическое «процветание», обусловленное выгодной конъюнктурой, энергетическое могущество также требуют осознания стратегических национальных целей и интересов. Наконец, военные акции США и НАТО на Балканах и в Ираке, совершенные без согласия России, ряд «цветных революций», нескрываемая поддержка их западными державами, политика которых воспринимается в России как однозначно антироссийская, полностью развеивают надежды на всеобщую приверженность «общечеловеческим ценностям» и идеалам «нового мышления». Субъективные факторы, такие как антизападничество, разочарование большинства в либеральных ценностях, сами в большой мере являются естественной реакцией на вышеупомянутые объективные. Кроме них следует указать на новый поворот общественного сознания к великодержавию, имперскости, ностальгии по величию СССР.
Итак, на повестку дня встает вполне политреалистская идея: каждая страна в этом жестком мире заботится и должна заботиться
прежде всего о себе. Любопытно, что распространенное в массах и правящих элитах антизападничество (среди последних, скорее, демонстративное) ведет не к формуле «их политика плоха, мы будем делать другую политику», а, скорее, к формуле «их политика плоха, заботятся они только о себе, и мы также будем заботиться только о себе». Так или иначе, многие авторы за идеологией глобализации видят достаточно отчетливо упорное следование правительствами развитых западных стран именно собственным национальным интересам. П. Кандель справедливо указывает, что в России изначально весьма прагматическое понятие национальных интересов приобрело выраженную идеалистическую и идеологическую направленность. «Понятие, обычно предназначенное для ориентации страны во внешнем мире, в российском случае стало орудием жесткой внутриполитической поляризации».
Рассмотрим теперь важнейшую проблему различения/неразличения национальных и государственных интересов. Здесь позиции оказываются достаточно предсказуемыми. Либералы-западники обычно резко отделяют государство от общества, никогда не отождествляют всю страну с государством, соответственно разделяют национальные и государственные интересы. Напротив, идеологи державно-патриотического фланга стремятся обосновать тождество государственного и национального. Б.В. Межуев назвал государственническую интерпретацию национального интереса «национал-консервативной», а утверждающую приоритет интересов нарождающегося в России гражданского общества - «национал-либеральной». Национал-консервативную позицию отождествления государственных и национальных интересов представляет Н. Слонов: «Государство и нация - это не два социальных субъекта, а один. Современное государство не существует без нации, нет и современной нации без государства. Современное государство есть лишь организационное оформление бытия нации. Современная нация - социальная общность, в основании которой лежит принадлежность к единому государству. Нация и государство являются парными категориями, относящимися друг к другу как содержание и форма. Есть один социальный субъект -государство-нация, в зависимости от того, какой аспект, внутренний или внешний, мы хотим подчеркнуть. Противопоставлять государственные и национальные интересы в нормальной ситуации можно лишь в пределах, в которых содержательные моменты могут быть противоположны формальным. Во всех других отно-
шениях - это игра слов». В.Б. Пастухов не против соединения государственных и национальных интересов, но относит такую возможность к будущему. По его мнению, ни современное государство, ни современная нация в России еще не сформировались. М.Г. Делягин указывает в качестве образцового на принятый в США способ эффективного соединения государственных интересов и интересов крупного бизнеса. «США при помощи аналитического сообщества с самого начала вырабатывают систему национальных интересов как целое, объединяющее интересы бизнеса и государства. Это смягчает противоречия и повышает осознанность развития, а с ним и конкурентоспособность общества». Итак, Делягин считает, что если не общенациональные интересы, то интересы крупного бизнеса вполне могут и даже должны органично соединяться с государственными; поэтому «широкомасштабное гибкое применение» американского опыта в России категорически необходимо для ее модернизации. При этом Пастухов предостерегает против жульничества, когда слова «национальное» и «государственное» используются для прикрытия вполне корыстных корпоративных и клановых интересов. «Так игра слов превращается в игру в слова. Мы говорим “государственное”, подразумеваем - “бюрократическое”, говорим “национальное” - подразумеваем “общественное”. Нам кажется, что бюрократические и государственные, национальные и общественные интересы - это близнецы-братья». П. Кандель объясняет отечественную привычку отождествлять национальные и государственные интересы следующим образом: «...В качестве национальных интересов выступают интересы государственные, которые иногда сводятся к потребностям группировки, контролирующей вершину исполнительной власти». С.С. Митрохин придает весьма высокий статус национальным интересам, считая, что они «несравненно глубже и значительнее, чем любая национальная стратегия». При всем этом многие авторы отмечают, что высокий ценностный статус национальных интересов вполне может служить и уже реально служит демагогическим прикрытием для совсем других интересов. Про такую опасность маскирования реальных клановых и государственно-бюрократических интересов национальными и общественными четко пишет В.В. Лапкин: «“Национальный интерес” как понятие вновь будет превращен в простой инструмент государственной политики, подчиняющей общество интересам государства; а вместе с тем - имитирующий современный характер и общества, и государства в це-
лях создания более благоприятного имиджа России на внешнеполитической сцене».
Так одно и то же национальные и государственные интересы или нет? В данном случае вполне актуальными являются слова отечественного классика политической мысли В.И. Ленина: истина конкретна. Все зависит от того, насколько само государство, прежде всего в лице правящих элит, реально озабочено общенациональными интересами или более узкими административногосударственными (в предельном случае - клановыми). Иными словами, уровень общенациональной ответственности элит является переменной. Только на одном из полюсов этой шкалы (позитивном) можно утверждать, что национальные интересы совпадают с государственными. В общем же случае их необходимо различать. Более того, нужно также отличать государственные интересы от интересов правящей группы, которая опять же редко бывает однородной. Все это ведет к необходимости более детального рассмотрения проблемы интересов в отношении к государству и власти. Пастухов проводит различие между интересами государственной бюрократии и интересами общества в России следующим образом. «Так называемый государственный интерес сводится по преимуществу к тому, чтобы в процессе изменений постоянно сохранять “преемственность курса”, т.е. оставлять для государственной бюрократии возможность держать руку на общественном пульсе». Ю.Е. Федоров считает, что интересы правящих групп состоят не только в удержании контроля над ресурсами и изменениями, но также в определенной степени внешней изоляции.
Нет сомнений в стремлении современной российской бюрократии сохранить контроль над социальной жизнью (по крайней мере над всем, что так или иначе связано с финансовыми, силовыми, административными и материальными ресурсами). Отнюдь не исключено, что для такого контроля более удобна значительная степень отчуждения от внешнего мира, особенно Запада, что позволяет обвинять любые протестные группы в предательстве. Что касается общества, то здесь складывается впечатление, что Пастухов выдает желаемое за действительное, точнее, отождествляет свое (вполне здравое) понимание важного и нужного для России с интересами общества, которые обычно выявляются посредством социологических опросов. Данные наиболее респектабельного, явно не ангажированного властью Левада-Центра, в частности, известный проект «Советский простой человек», вносят существен-
ные коррективы. Никакого ускорения социальных преобразований люди не хотят, в большинстве они хотят стабильности, восстановления великой державы, возврата к определенным реалиям идеализированной советской жизни, что во многом объясняет также беспрецедентно высокий и устойчивый рейтинг В.В. Путина. Можно ли считать эти выявляемые социологическими опросами умонастроения больших масс населения действительными национальными интересами? Многие считают, что последние еще не сложились, более того, даже не могут сложиться при существующей социально-политической системе. Так, И.Г. Яковенко пишет: «Концепция национальных интересов предполагает сложившуюся традицию обсуждения на довольно высоком уровне, а также вовлеченность в эту дискуссию социально активных слоев общества. Сегодня ни одного из перечисленных признаков зрелой концепции национальных интересов в России нет». Схожей точки зрения придерживается И.А. Климов: «Если отождествлять столь глобальную категорию, как “национальные интересы”, с интересами всего общества, то о применении этого понятия к России можно будет говорить только в тот момент, когда начнут работать - и без контроля сверху - механизмы согласования интересов и позиций отдельных групп».
Допустим, действительные национальные интересы в России еще не сложились. Какой же тогда статус (а также роль, происхождение) имеют массовые представления людей о желаемом будущем для своей страны? Г.И. Мусихин проводит следующую интересную и нетривиальную мысль: «По сути дела национальный интерес превращается в инструмент господства исполнительной властной вертикали, которая не позволяет артикулировать, агрегировать и провести многие интересы гражданского общества через систему государственных институтов. В таком случае национальная идея выступает как механизм манипуляции массовым сознанием, препятствующий формированию реального общенационального интереса». Итак, фиксируемые социологическими опросами массовые установки имеют статус не действительных национальных интересов, а квазиинтересов, своего рода симулякров продуктов целенаправленной манипуляции со стороны «властной вертикали». Не меньшим симулякром является и так называемый «интерес военнопромышленного комплекса». «Если бы таковой действительно наличествовал, мыслимы ли были бы почти ежегодные реорганизации компаний по экспорту вооружений, их нелояльная конкурен-
ция друг с другом на внешних рынках, отсутствие координации и распыление сил в отечественном авиастроении? Следовательно, неоформленность и неконсолидированность внутренних экономических и социальных интересов препятствуют их упорядоченной экстраполяции вовне». Даже про государственный интерес можно сказать примерно то же самое, поскольку, как хорошо известно, разные государственные органы (МИД, Генштаб, Совет безопасности, Правительство, Администрация Президента, Генпрокуратура, ФСБ и др.) нередко «тянут в разные стороны». Проверку на прочность, видимо, проходят только прагматические интересы правящей группировки.
Чтобы разобраться в сложном узле противоречивых воззрений на национальные интересы, нам понадобится более или менее простая общая схема. И. Яковенко дает следующее понимание общей логики формирования национальных интересов. «Сложившаяся концепция интересов - элемент довольно устойчивой системы представлений о направлении и перспективах развития, целях и смысле существования человека, месте данного общества в универсуме. Понимание национальной перспективы опирается на осознание своего цивилизационного, геополитического, экономического статуса. Из этого мировоззренческого блока вырастает конкретика политических ориентиров и целеполагания: складывается парадигма национальных перспектив, задач и интересов, формируются представления о том, кто партнеры и союзники, а кто -конкуренты и потенциальные или актуальные противники». Несколько видоизменив эту схему, получаем следующий принцип. При определении национальных интересов необходимыми являются: а) определение постоянных, долговременных интересов, общих перспектив развития страны; б) осознание собственного положения, основных внешних и внутренних угроз, препятствий развития; в) выражение конкретной системы интересов в приоритетах, целях, задачах, представлениях о союзниках и противниках, которые соответствовали бы продвижению к целям (а) в условиях (б).
Весьма прозрачны взгляды полярных идеологий на общие цели и перспективы национального развития: либерально-
западнической и державно-патриотической. Для первых Россия -неотъемлемая часть Европы, она должна прекратить досадные «отпадения» от Европы, «возвратиться в Европу» и т.д. Для вторых Россия - самостоятельная неевропейская (евразийская, русская, православная) цивилизация, и если даже европейская, то все равно
особая (византийская), соответственно, она должна идти своим путем, отличным от западного (зачастую проповедуется антизападный путь). Наряду с этими понятными, весьма односторонними, взглядами есть более интересные, претендующие на комплексность и синтез. Так, даже в духовно-религиозном дискурсе российское православное христианство может не противопоставляться европейскому «нигилизму и безверию», но получать роль «спасения» европейских христианских ценностей и даже исконной европейской цивилизации. М.В. Демурин пишет: «Допусти мы разрушение или размывание нашей национально-государственной самобытности (или, как сейчас говорят, идентичности), кто станет субъектом осуществления Божьего промысла о России?». По-видимому, во вполне вменяемой статье на страницах уважаемого политологического журнала слова о «Божьем промысле» появляются неслучайно. В.Б. Пастухов считает, что тяга русского сознания к абстрактным надмирным идеям имеет свои глубокие основания. «Происходит раздвоение национального сознания, связанное с наличием в нем двух основополагающих, но несовместимых идей (целей)... Устремленность русских в будущее, к абстрактным, отвлеченным целям, потустороннему миру абсолютных ценностей проистекает из их стремления убежать от необходимости решать неразрешимую задачу совмещения исключающих друг друга целей в повседневной, практической, посюсторонней и относительной жизни. Если бы “русская душа” не искала убежища от действительности в отвлеченной идее, то русская идеология пошла бы “вразнос” - как аварийный двигатель. Только в такой экзотической форме русская идеология обретает реальную возможность развития». Поскольку суждения о «Божьем промысле» находятся вне пространства рационально-научного дискурса, ссылки на него в научном журнале носят идеологический характер, выражая не только духовную самоидентификацию автора, но и намеренный уход от необходимости представить теоретическое или эмпирическое основание своих взглядов. Что касается самой структуры аргумента М.В. Демурина, то она может быть выражена примерно так: Европа идет по неверному пути, но мы пойдем по своему - верному и спасем тем самым все лучшее, что было в Европе. Мысль отнюдь не новая. Вспомним концепцию «Москва - Третий Рим» или хрестоматийный ответ Пушкина Чаадаеву с указанием на роль России в спасении Европы от монгольских орд. Теперь, согласно Демурину, миссия и высший
интерес России должны состоять в спасении европейских христианских ценностей, которых испорченная Европа уже недостойна.
Можно указать и на следующую возможность реализации той же логической структуры, которая витает в воздухе, но до сих пор так и не была четко артикулирована. США, вне всякого сомнения, нарушили нормы международного права и закрепившийся после учреждения ООН порядок решения острых международных споров, когда стали бомбить Югославию и вторглись в Ирак. При том, что Франция и Германия протестовали против иракской кампании (достаточно вяло), практически вся Европа оппортунистически поддерживала натовские бомбежки сербов. Вот в этих ситуациях Россия и должна была отстаивать именно международное право, одновременно отмежевываясь от западной агрессивной политики и спасая нормы и ценности международного сотрудничества, источником которых в свое время был преимущественно тот же Запад. Этот шанс не был реализован, но история не кончилась, и он может снова появиться. Отсутствие зрелых реальных национальных интересов в России не означает невозможности попыток их формулировать. Что же предлагают современные политические аналитики и публицисты? Развитие демократии в России теперь рассматривается уже не как близкая политическая, а как достаточно отдаленная и в большой мере культурная задача. В. Б. Пастухов считает, что «единственно возможный путь к индивидуальной свободе лежит через преодоление этой пресловутой культурной самобытности России. Мужество реального консерватизма состоит именно в признании необходимости культурной революции как условия спасения России».
О необходимости модернизации и перехода к интенсивной стратегии пишет Игорь Яковенко. «Первая из этих задач вполне очевидна, вторая возбуждает споры - как относительно содержания изменений, так и способов их реализации. Речь идет о необходимости перейти от экстенсивной к интенсивной стратегии исторического развития России (похоже, что неспособность преодолеть этот рубеж и привела к краху социализма)». Содержание задач демократизации и модернизации только на первый взгляд кажется очевидным и общеизвестным. Дискурс о демократии чрезвычайно идеологически нагружен, кроме того, в глазах не только основной массы населения России, но и правящих элит сама ценность демократии существенно дискредитирована. В отношении модернизации, казалось бы, наблюдается более широкий консенсус, но что именно
считать модернизацией в социально-политическом и социальноэкономическом смысле, на самом деле далеко не ясно. Весьма четкую и вразумительную современную трактовку требований к современному («модерному») государству дает В.Л. Иноземцев. «Если принять, что “естественным желанием” человека выступают повышение своей защищенности и рост материального благосостояния, то оказывается, что успешность государства правильнее всего определять по тому, насколько хорошо оно обеспечивает безопасность граждан и насколько достойную и богатую жизнь оно им гарантирует. Между тем подобная задача выглядит вполне “экономической”: необходимо при ограниченных ресурсах обеспечить такое их распределение, которое позволило бы противостоять внешним опасностям, гарантировать минимальный нормальный уровень жизни и максимально раскрепостить те возможности народа, которые позволят устойчиво повышать его благосостояние в дальнейшем. Эта задача имеет свое вполне определенное название - задача “эффективности”». Я.А. Пляйс критически проанализировал освещение национально-государственных интересов в нескольких президентских посланиях и в двух вариантах «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» и выдвинул свой вариант постоянных (долгосрочных), среднесрочных и краткосрочных национальных и государственных интересов. Отметим, что весьма различные по идейным истокам подходы Иноземцева и Пляйса оказываются вполне совместимыми. Защита территории и населения от внешних посягательств есть в обеих формулировках и, вообще говоря, воспроизводит классические политреалистские концепции (Розенау и даже ранее). Обеспечение «достойной и богатой жизни гражданам» (Иноземцев) предполагает «развитие экономики, науки, культуры, образования, т. е. всего того, что обеспечивает социальный прогресс» (Пляйс). Если же речь вести не только о ныне живущих, но и о будущих поколениях (о чем Иноземцев прямо не говорит), то необходимым становится «рациональное, бережное использование и развитие потенциала страны, включая ее природные и человеческие ресурсы» (Пляйс). При этом заметим, что формулировка Иноземцева имеет преимущественно либеральный характер (главная ориентация - на интересы граждан), тогда как Пляйс дает более размытую трактовку обязанностей государства, которая вполне может получить дирижистский крен. Действительно, если государство обязано «рационально использовать» потенциал страны, то оно должно иметь и полномочия
контролировать этот потенциал. Отсюда остается только шаг до утверждения необходимости огосударствления всех наиболее значимых ресурсов и функций. С этой точки зрения, более «бедная» формулировка В. Л. Иноземцева является более предпочтительной. В ней индивидуалистический либерализм может предполагаться, но отнюдь не обязателен. На самом деле пути, способы, институты, с помощью которых государство позволяет людям вести достойную и богатую жизнь, реализовывать свои возможности, не предопределены однозначно. Они и должны стать предметом широкой общественной дискуссии и конкуренции политических программ.
Я.А. Пляйс приводит также свою формулировку среднесрочных интересов. «К такого рода интересам относятся, к примеру, индустриализация или решение другой крупномасштабной задачи подобного рода (в современной России - это возрождение промышленности, сельского хозяйства, сохранение и эволюция науки, образования, культуры и пр.)». Возразить здесь по существу нечего, но это и подозрительно. Вместо России здесь можно подставить любую другую постсоциалистическую страну, и ее среднесрочные интересы, по Пляйсу, будут примерно такими же. Категория национальных интересов характеризуется именно спецификой задач и потребностей каждой страны. Кроме того, в содержании среднесрочных интересов должны учитываться в гораздо большей степени, чем в случае долгосрочных (постоянных) интересов, особенности конкретного исторического времени. Действительно, развитие промышленности, сельского хозяйства, науки, образования и культуры было и остается актуальным для России еще с XVIII в. В чем же специфика российской ситуации и российских интересов начала XXI в.?
В последнее десятилетие в России резко активизировался проимперский дискурс. Так, один из известных проповедников им-перства А. Дугин пишет: «Русские готовы идти на немыслимые жертвы и лишения, лишь бы реализовывалась и развивалась национальная идея, великая русская мечта. А границы этой мечты нация видит, по меньшей мере, в Империи». А.Г. Арбатов весьма критически относится к ходовым обоснованиям прежних и постсоветских имперских амбиций: «Это в основе своей идея власти России над другими славянскими и неславянскими этносами, в той или иной мере входившими в “естественные” границы поздней Российской империи и Советского Союза, а также ее политического доминирования над “внешней оболочкой” этого ядра - непосредст-
венно прилегающими зонами Восточной и Центральной Европы, Малой и Южной Азии, Монголии и Дальнего Востока. Ключевой момент в том, что прямое правление и геополитическое доминирование не обосновываются привлекательностью примера экономического процветания или политической свободы российского народа. Они скорее объясняются метафизическими достоинствами -русским духовным превосходством и универсальностью, которые должны априори приниматься как дар Божий всеми народами, оказавшимися в этих владениях». Далее А.Г. Арбатов дает глубокое и нелицеприятное историко-социологическое объяснение так называемого «российского имперства» и так называемой «русской идеи»: «Такое психологическое оправдание трудностей, порожденных централизованной милитаризованной экономикой и неэффективной бюрократией, требовалось более всего для того, чтобы примирить в сознании русских людей их страдания и вечные лишения с огромными пространствами, колоссальными природными ресурсами страны и талантами ее великого народа». В.Л. Иноземцев еще более жестко отвергает имперские амбиции и приводит следующие аргументы. «В ближайшие 10-15 лет несостоятельность претензий Российской Федерации на возрождение геополитических позиций, которые занимал Советский Союз, станет очевидной. Во-первых, влияние СССР обеспечивалось коммунистической идеологией, распространенной повсюду в мире; нынешний же российский режим не имеет идеологии, разделяемой даже его адептами. Во-вторых, у Советского Союза были союзники в различных регионах мира, каковых нет у России. В-третьих, военная мощь СССР была несоизмерима с российской и применялась для достижения целей, потерявших смысл в настоящее время. В начале XXI в. Россия связана с миром преимущественно экономически, а не военно-политически, и смешивать одно с другим - самая большая из возможных ошибок». Л. Шевцова указывает, что по опросам «Левада-Центра» 63% населения «хотели бы жить не в империи, не в великой сверхдержаве, а в нормальной стране, которая необязательно должна быть одной из великих держав, и только от 24 до 30% хотят жить в империи. То есть Россия на уровне населения в значительной степени перестала себя ощущать империей».
Если не империя, то каково содержание специфических среднесрочных интересов России в начале XXI в.?
Возьмем за отправную точку фундаментальные критерии эффективности государственного управления по В.Л. Иноземцеву:
обеспечение безопасности гражданам и создание условий для роста их благосостояния. Принципиальным источником среднесрочных задач в таком случае будет ответ на следующие вопросы: какие факторы в России начала XXI в. в наибольшей степени представляют опасности и препятствия для достижения этих важнейших долгосрочных целей? Какие возможности, какой потенциал имеется на протяжении ближайших десятилетий для преодоления этих опасностей и препятствий? Ответы на оба вопроса требуют больших развернутых исследовательских программ, должны служить основой для широких экспертных, политических и публичных дискуссий. Здесь мы можем выделить только наиболее очевидные обстоятельства. Внешнеполитические опасности касаются, прежде всего, азиатской части России в связи с общей тенденцией депопуляции, ускоренным вымыванием населения из регионов Дальнего Востока и Сибири при мощном демографическом, экономическом и военно-политическом росте Китая, при нерешенности вопроса о Курильских островах и отсутствии мирного договора с Японией. Ухудшение отношений со многими странами ближнего зарубежья (Грузией, Украиной, Эстонией, Белоруссией, Молдавией), хоть и не создает прямых военных опасностей, но крайне неблагоприятно сказывается как на внешнеполитическом положении, так и на внутренней политике России. Соответственно, среднесрочные интересы России состоят в скорейшем и эффективном оборачивании вспять неблагоприятных демографических тенденций в азиатской части страны. Вероятно, это может быть достигнуто только комплексными мерами: новой политикой привлечения иммигран-тов-соотечественников из-за рубежа, крупными бизнес-проектами по подъему транспортных и коммуникационных сетей, жилищного строительства, промышленности, газификации и электрификации регионов Сибири и Дальнего Востока, более разумной, рассчитанной на перспективу политикой ассимиляции этнических китайцев, корейцев, вьетнамцев, желающих остаться в России, и т.д.
В состав среднесрочных интересов входит также важнейшая задача восстановления благоприятных отношений со странами ближнего зарубежья, восстановления авторитета и влияния России на постсоветском пространстве. Недавние конфликты с Украиной, Грузией, Молдавией, Белоруссией, Эстонией показали, что ни манипулирование нефтегазовыми кранами, ни грозные заявления, ни свертывание торговли и обрыв транспортных путей, ни, тем более, уничижительный тон и издевательства по поводу слабости и неса-
мостоятельности «противников» никак не способствуют, а скорее вредят выполнению обозначенного среднесрочного интереса России. Наиболее контрпродуктивной и опасной представляется четко обозначившаяся тенденция: Кремль поддерживает «лояльных» к России (обычно ненадолго и только на словах) авторитарных лидеров и авторитарные режимы в соседних странах, тогда как Запад, как правило (если это не расходится с его внешнеполитическими амбициями), поддерживает там более демократическую оппозицию. С учетом совокупной экономической, политической и военной мощи Запада (вместе с сателлитами) при все еще экономически слабой России, с учетом общемирового тренда (пусть и с зигзагами) к современной демократической, хотя бы декоративнодемократической, государственности такой путь к восстановлению позиций России на постсоветском пространстве представляется совершенно бесперспективным. Нужна принципиально иная стратегия - какая? Прежде всего следует разделить интересы Объединенной Европы и США на постсоветском пространстве. США в большей мере заинтересованы в доступе к стратегическим ресурсам, в геополитическом закреплении на новых рубежах, в препятствовании восстановлению политического влияния России на постсоветском пространстве, что воспринимается американцами (не без основания) как имперский реваншизм, причем - и это главное -реваншизм, противоречащий их собственным геостратегическим интересам. «Экспорт демократии» в постсоветскую республику нередко для США служит прикрытием установления в ней проамериканской политики (пусть и с весьма авторитарным режимом). Как видим, здесь интересы России и США почти противоположны, речь может идти только о минимизации ущерба их отношениям вследствие имеющихся противоречий. Европа не столь напориста в борьбе за мировое лидерство, больше обеспокоена растущей иммиграцией, спокойствием в Евразии, цивилизованным, мирным и действительно демократическим развитием в странах постсоветского пространства (включая Россию). Здесь найти соприкосновение интересов гораздо легче. Не противопоставляя себя Объединенной Европе, а, напротив, вместе с ней Россия могла бы способствовать экономической, социально-политической и культурной модернизации стран ближнего зарубежья, а в перспективе и всей Азии. Вот как о такой масштабной внешнеполитической стратегии пишет новосибирский философ Н.С. Розов: «Главный и наиболее перспективный альянс для России практически по всем направле-
ниям - это союз с Европой, объективно конкурирующей с США в мире, но лучшие шансы имеющей именно в Северной и Центральной Азии. Российская территория при таком взгляде становится главным плацдармом для европейско-российской цивилизаторской роли. Очевидно, что сам плацдарм должен получить более высокое развитие (плотность дорог и коммуникаций, производственные цепочки, сеть научно-технологических центров, налаженные рыночные и финансовые институты) для последующей экспансии вовне. Урал, Сибирь и Дальний Восток должны стать первым центром внимания для цивилизаторской европейско-российской активности».
Рассмотрим теперь среднесрочные интересы России с точки зрения необходимости преодоления современных внутренних угроз. В социально-экономической сфере неблагоприятными факторами являются ограниченность возможностей экспорта нефти, тенденции к деиндустриализации, изношенность основных производственных мощностей, межотраслевые дисбалансы, деградация социального и человеческого капитала. В этом контексте социально-экономическое содержание среднесрочных национальных интересов уточняется следующим образом. В течение ближайших десятилетий необходимо резко изменить одностороннюю экспортносырьевую направленность российской экономики, воспользоваться накопленными финансовыми ресурсами для массированного восстановления и развития промышленной инфраструктуры (дороги, порты, внутренние терминалы, линии связи, энергетика), но посредством не затратных и малоэффективных государственных программ, а институциональной поддержки соответствующего конкурентного бизнеса. В политической сфере совмещение роста иммиграции из Кавказа, Средней, Центральной и Юго-Восточной Азии с вероятным ростом социального напряжения вследствие увеличивающегося разрыва в доходах чревато взрывами ксенофобии, усиления шовинистических и фашистских движений. Очевидный среднесрочный интерес: каким-то образом устранить условия роста этих опаснейших тенденций. Ситуацию могли бы исправить: а) активизация гражданской самоорганизации, рост массового опыта «наведения порядка» не «сильной рукой», а работой гражданских институтов; б) просветительская и пропагандистская работа по повышению толерантности к иммигрантам; в) социально-экономическая политика, направленная на рост качества жизни основной массы населения и соответствующее сниже-
ние социальной напряженности; г) упорядочение, легализация контролируемой иммиграции, эффективная социализация и аккультурация приезжих.
Сопоставление этих достаточно очевидных императивов с реальной политикой неутешительно. Относительно национального интереса России в более широком контексте современной глобальной экономики В.Б. Пастухов пишет следующее: «Общий интерес России состоит в том, чтобы вписаться в новое мировое разделение труда в качестве не донора, а спонсора (с учетом того различия, что последний добровольно отдает излишки, а у донора зачастую отбирают необходимое, не спрашивая)». Л. Шевцова общим контекстом международных интересов России считает общий глобальный тренд расширения пространства западноориентированных демократий. «Прибалтика, Украина, Белоруссия, Молдова через десять лет будут жить в другом мире, - это неизбежно, так развивается история. А нам придется выбирать между этим миром и озлобленным миром, который будет находиться в какой-то сырьевой подсистеме. Мы вряд ли захотим быть там». Как видим, спектр взглядов на внешнеполитические интересы России достаточно широк, даже включает взаимоисключающие позиции. Совершенно очевидно, что определение среднесрочных внешнеполитических интересов России напрямую зависит от общего образа складывающегося мира, будет ли он иметь однополярную, многополярную или какую-то иную структуру. Связка США-Канада-Объединенная Европа-Япония - это отнюдь не отдельные противоборствующие полюса, но единый плотный конгломерат с доминированием США и НАТО. Рост могущества и влияния Китая, в меньшей степени - Индии, России, Бразилии, арабо-исламского мира не позволяет говорить о равенстве полюсов, но явно усложняет картину. Теперь вышеуказанному конгломерату противостоит не единый блок «второго мира», как во времена «холодной войны», не слабая колониальная или полуколониальная периферия традиционных обществ, как при глобальном доминировании Европы в XIX в., а сложная, разнородная и весьма динамичная конфигурация с открытыми возможностями альянсов (например: Индия-Россия, Ки-тай-Россия, Китай-Пакистан, Китай-Иран и т.д.).
С учетом этого сложного и неоднозначного образа, что можно сказать о национальных интересах современной России на международной арене? Как уже говорилось в начале статьи, надежды на вхождение «демократической России» в цивилизованный (за-
падный) мир никак не оправдались. В настоящее время в массовых настроениях и кремлевской политике доминирует реакция на этот отказ: антиамериканизм, имперская и великодержавная риторика, ностальгия по могуществу СССР и пр. Это, по-видимому, естественная реакция, что не означает ее рациональности, эффективности с точки зрения долговременных интересов России - укрепления ее международного статуса, авторитета и влияния. Необходима радикальная смена глубинной схемы взаимодействия. Вместо «игры с нулевой суммой» - «перетягивания каната» (чем хуже для Америки и Запада, тем лучше для нас, и наоборот) нужна принципиально иная модель. Требуется сосредоточение на весьма широком круге международных проблем, где интересы России, западных стран, возможно иных поднимающихся центров вполне совместимы или даже сходятся. С учетом того, что нынешний потенциал России не оставляет места для глобальных амбиций, речь должна идти, прежде всего, о Евразии, особенно о поясе прилегающих к России территорий и государств (страны ближнего зарубежья, Корейский полуостров, северные провинции Китая, проблемные Афганистан, Пакистан и Иран, перманентно конфликтный Ближний Восток, Турция и Греция с их взаимными обидами и претензиями, незами-ренные Балканы, весьма недружелюбные к России страны Центральной Европы и Прибалтики). Как западные страны, так и Россия заинтересованы в мирном, стабильном и демократическом развитии всей этой широкой полосы (Лимитрофа), поскольку авторитарные режимы неустойчивы, чреваты кризисами при передаче власти, агрессией в отношении к мятежным провинциям и слабым соседям. Замирение, включение в цивилизованные международные процессы и структуры, демократизация внутренней политики, налаживание плотных экономических и культурных связей - во всех этих вопросах Россия могла бы успешно сотрудничать с Объединенной Европой. Действительно, кооперация с США гораздо более проблематична, как по причине весьма эгоистических геополитических интересов этой сверхдержавы в Евразии, так и по причине накопления взаимных подозрений и отчужденности, значительной реанимации настроений «холодной войны». Сказанное не означает, однако, что осталась единственная возможность - возобновлять «холодную войну» и «игру с нулевой суммой». Даже в сложившейся сложной ситуации можно и нужно находить более полезные для обеих сторон способы взаимодействия.
Подведем итоги.
1. Тема национальных интересов России вполне закономерно заместила прежние представления о «новом мышлении» и «общечеловеческих ценностях», однако до сих пор не достигнуто приемлемого согласия ни по сути этого понятия, ни тем более по содержанию национальных интересов.
2. Несмотря на отождествление некоторыми авторами национальных и государственных интересов, их в общем случае следует различать, признавая, что в определенных условиях возможно их сближение и отождествление.
3. При определении национальных интересов необходимым является: а) определение постоянных, долговременных интересов, общих перспектив развития страны; б) осознание собственного положения, основных внешних и внутренних угроз, препятствий развития; в) выражение конкретной системы интересов в приоритетах, целях, задачах, представлениях о союзниках и противниках, которые соответствовали бы продвижению к целям (а) в условиях (б).
4. Восстановление и расширение «империи», выполнение какой-либо надмирной «русской идеи» или «русской миссии», хоть и являются популярными элементами нынешнего политического дискурса, но не отвечают требованиям реалистичности и опера-циональности, поэтому должны трактоваться как риторические фигуры, а не как реальные интересы. К неоспоримым долговременным (постоянным) национальным интересам относится сохранение целостности страны и суверенности государства, ответственного за обеспечение условий достойной и богатой жизни граждан, тогда как пути достижения этих целей могут и должны быть предметом общественной полемики и конкуренции политических сил.
5. Если учесть основные внешние и внутренние угрозы, сравнительные преимущества и потенциал России в начале XXI в., то в состав главных среднесрочных интересов входят: а) слом и оборачивание вспять неблагоприятных демографических тенденций в азиатской части страны; б) нейтрализация условий роста усиления шовинистических и фашистских движений; в) восстановление дружественных отношений со странами ближнего зарубежья, восстановление авторитета и влияния России на постсоветском пространстве; г) уменьшение экспортно-сырьевого флюса российской экономики, использование накопленных финансовых ресурсов для массированного восстановления и развития промышленной
инфраструктуры; д) сотрудничество с западными странами (прежде всего, Объединенной Европой) в целях экономической, социальнополитической и культурной модернизации стран ближнего зарубежья, мирного, стабильного и демократического развития всей широкой полосы Лимитрофа, в перспективе - всей Евразии.
«Современный мир и Россия», М., 2008 г., № 2, с. 28-44.
Михаил Коломенский,
политолог
К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОГО ИМИДЖА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Построение благоприятного международного имиджа является актуальной и новой задачей для современного российского государства. Как отмечают российские специалисты, сейчас мировое сообщество воспринимает Россию как незначительный субъект мирового процесса, что не соответствует ощущениям отечественной элиты. Негативный имидж России на Западе сложился в тяжелые для страны 90-е годы. С тех пор Россия стала восприниматься как экономически слабая страна, с коррумпированным правительством и нищим населением, которая надолго покинула ряды влиятельных на международной арене держав. Этот имидж стойко прижился в сознании западного сообщества, и для его изменения требовались значительные усилия. В целом среднестатистическому западному гражданину Россия представлялась как «страна вечного холода и тьмы, где все хлещут водку и властвует КГБ». В единый образ России в глазах западной публики сплавились золотые унитазы новых русских, их яхты и виллы, нищета в провинции, заказные убийства, махровая коррупция, жестокость военных в Чечне. Что одновременно являлось и правдой, и неправдой. Как отмечает
Э. Галумов, на смену антисоветизму пришла так называемая русофобия. Как это ни парадоксально, но в зарубежных СМИ и общественном мнении образ России даже в критических ситуациях «холодной войны» был менее негативным, нежели тогда, когда Россия официально признала главную ценность Запада - рыночную экономику.
Изменения экономической и политической ситуации в стране в 2000-е годы с приходом к власти В. Путина стали основанием для
