CC BY
126
УДК 80 = 35
ББК 80/84 (2р-6-кб)
Б 66
Битокова С.Х. Национально-культурная специфика эмоциональных концептов
(Рецензирована)
Аннотация:
Статья посвящена анализу образной объективации эмоционального концепта радость в кабардино-черкесском языке с привлечением материала из русского и английского языков. Исследование показало, что структурирование этой эмоции проходит в терминах соматического, цветового и зооморфного кодов культуры. Являясь универсальными, они, тем не менее, отмечены специфическим языковым наполнением, что обусловлено идиоэтническим культурным фоном.
Ключевые слова:
Эмоции, радость, веселье, концептуализация, метафора, культура, коды культуры.
Bitokova S.H. National - cultural specificity of emotional concepts
Abstract:
The paper is devoted to the analysis of figurative objectivity of emotional concept joy in the Kabardian-Circassian language with attraction of a material from the Russian and English languages. Research has shown that structurization of this emotion passes in terms of somatic, colour and zoomorphous codes of culture. Being universal, they, nevertheless, are marked by specific language filling that is caused by an idioethnic cultural background.
Key words:
Emotions, joy, fun, conceptualization, a metaphor, culture, codes of culture.
Общепризнанным фактом является базисный статус языкознания в системе гуманитарных наук. Подобная уникальность науки о языке обусловлена спецификой объекта ее изучения. Являясь средством формирования и выражения человеческой мысли, язык выступает как «орудие анализа мира» [1: 48]. С уверенностью можно
констатировать, что реализация этих двух функций является непреложным условием существования и развития человеческого рода.
Мощный эвристический потенциал лингвистики при толковании вербализованного человеком мира отмечали многие ученые. Так, Л. Ельмслев указывал на необходимость изучения языка как самого продуктивного способа интерпретации человеческой мысли, в целом - культуры. «Язык, рассматриваемый как знаковая система и как устойчивое образование, используется как ключ к системе человеческой мысли, к природе человеческой психики<.. .>. Рассматриваемый как колеблющееся и изменяющееся явление, он может открыть дорогу как к пониманию стиля личности, так и к событиям жизни прошедших поколений» [2: 132]. Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнений, что по глубине и аутентичности языковые данные не уступают данным, полученным в специальных научных экспериментах [3: 32]. Данная мысль звучит особенно актуально относительно эмоциональных концептов, так как, с одной стороны, обращение к непсихологическим наукам обеспечивает более полное познание этой ипостаси человеческого бытия, с другой стороны, этот языковой пласт является идеальным полигоном для разработки методологических установок когнитивной лингвистики.
Эмоция - чрезвычайно сложный феномен, сочетающий нейрофизиологический, нервно-мышечный и феноменологический аспекты. Приведенная в действие нейрофизиологическая составляющая порождает мимическую и соматическую реакцию человека. А уже при осознании и оценке эмоции формируется феноменологический компонент, который проявляется как сильно мотивированное переживание.
Значимость эмоций в жизни человека обусловлена тем, что процесс познания, являющийся содержанием как жизни отдельного человека, так и всего человечества в целом, невозможен без эмоциональной «поддержки». Философы утверждают, что «самый крайний интеллектуализм и рационализм может быть страстной эмоцией» [4: 183]. Даже сама философия трактуется ими как любовь к мудрости, «любовь же эмоциональное и страстное состояние» [4: 184]
Эмоции, будучи связанными с ментальной деятельностью человека, полифункциональны. Они ее сопровождают, провоцируют, могут запускать и блокировать. Разнообразная активность мозга, например, рефлектирование, антипация, воображение, понимание, намерение, воспоминание, интроспектирование осуществляются на базе эмоциональных мотивов Номо sentiens [5: 31]. Они являются врожденными инстинктами, а не рефлексами на мир. Следовательно, эмоции не форма отражения действительности, а мотивационная система сознания/ мышления/ речевого поведения [5: 32].
Сложное, многофакторное и многомерное явление, каковым является эмоция, в результате категоризирующей деятельности сознания человека приобретает языковую «упаковку» в виде самых разнообразных, приемлемых для данного языка форм.
Универсальными видами репрезентации эмоций являются: языковая номинация, экспрессия и дескрипция, в соответствии с которыми выделяются три группы номинативных единиц: лексика обозначающая, выражающая и описывающая эмоции. По мнению Шаховского В.И., выражение эмоций есть «их снятие языком, манифестация в речи, сопровождаемая внутренним переживанием. Выражение эмоций - это непосредственная коммуникация самих эмоций, а не их обозначение, их языковое проявление» [6: 96] (ср. русск.: ой, ай, ах выражают удивление; англ.: wow - удивление, yuk - отвращение; каб.: дыдыд - сожаление, огорчение, 1ейуэ - разочарование). Можно предположить, что подобного рода лексика является отражением довербальных структур сознания. Это первые голосовые реакции человека на испытываемые им эмоции.
Лексика, называющая эмоции (гнев, страх, удивление, радость; anger, fear, love; щынагъуэ, щтагъуэ, ф1ылъагъуныгъэ, хъуэпсэныгъэ и т.д.), является результатом классифицирующей и категоризирующей деятельности сознания человека и призвана реализовывать таксономическую функцию. С точки зрения современного состояния языка, она, как правило, не дает представления о структурировании эмоционального концепта.
Лексика, описывающая эмоции, это результат инстинктивного стремления сознания человека передать с помощью языка столь значимые для него психические переживания. В поисках адекватных средств объективации этих в высшей степени абстрактных концептов, субъект интуитивно обращается к предметному миру, так как «человек всегда стремится абстрактное интерпретировать в терминах чувственного опыта, соотнося трансцендентное со своим опытом посредством аналогии, сопровождая ее. использованием принципа фиктивности [7: 127]. Именно этот пласт номинантов «рисует» и предъявляет результат концептуализации эмоций обыденным сознанием человека (ср.: русск.: лопнуть от злости, душа в пятки ушла, сердце выскочило из груди; англ.: to hit the ceiling, to boil with anger; каб.: гур зэк1уэц1ычын, гур къыдэвеин etc.) в той мере, в какой испытываемое человеком психическое состояние интуитивно увязывается с определенными реалиями конкретного, чувственно воспринимаемого мира. Уподобление абстрактной сущности другой, из сферы конкретного, физического мира, является универсальным свойством человеческого мышления, обеспечивающим процессы
познания. Являясь универсальным, этот процесс приобретает специфические конфигурации, предопределенные логикой ассоциативно-образного мышления этноса.
Настоящая статья посвящена когнитивному анализу базовой эмоции радость/счастье в кабардино-черкесском языке. На материале образных единиц языка предпринимается попытка выявления национально-культурной специфики объективации данного концепта. С учетом того, что идиоэтничность можно выявить только на основании сходства, для рельефного высвечивания результатов анализа привлекается материал русского и английского языков.
Процедура анализа заключается в выявлении кодов культуры, используемых носителями кабардинского языка, для структурирования радости с последующим исследованием их языкового наполнения. Под кодом культуры понимаются фрагменты реального мира, используемые носителями языка для членения, категоризации и структурирования непредметного мира. Коды культуры универсальны, однако их проявление, удельный вес каждого из них в определенной культуре, значимость элементов, образующих их, а также метафоры, в которых они реализуются, всегда национально детерминированы [8: 298].
Базовая эмоция радость, так же как и страх, гнев, генетически детерминирована [9: 168]. Она первична с точки зрения филогенеза и обладает вневременной психологокультурной актуальностью для жизни любого общества. Согласно теории дифференциальных эмоций, радость переживается человеком в силу витальных и психологических причин. Она онтологически связана с познавательной деятельностью человека. Эта эмоция способствует сохранению психического здоровья человека, является формой психической самозащиты и мотивом его деятельности.
Радость стоит в одном ряду с весельем и счастьем. Их дифференциальные признаки не подаются четкой объективации. Радость, например, трудно представить без веселья. Она также индуцирует ощущение большого душевного подъема, удовлетворения, что подводится под содержание счастья. В целом, диапазон ощущений человека в состоянии радости, счастья может варьироваться, по образному выражению В.А. Успенского, от легкой светлой жидкости, которая тихо разливается в человеке, до бурного потока, который может «переполнять» человека, «переплескивать» через край. «По-видимому, она легче воздуха: человек от радости испытывает легкость, идет, не чуя земли под ногами, парит, и, наконец, улетает на седьмое небо» [10: 151]. Такая диффузность границ эмоций радости, счастья и веселья обусловливает целесообразность их рассмотрения в объединенном формате, а для удобства изложения оперировать доминантным элементом этого синонимичного ряда - номинацией радость.
Ведущим кодом культуры, используемым для концептуализации радости, является соматический код. Это вполне естественно, так как человек, в первую очередь, стремится объективировать свое психическое состояние через телесные ощущения. Средоточием радости, как и других эмоций, является гу - сердце. Веселье, доброжелательное настроение концептуализируются через признаковую квалификацию сердца: гурыф1 (букв.: сердце хорошее). Этот же признак ф1ы (хороший) в несколько измененной форме является составным элементом именной номинации гуф1э - радость. Образное переосмысление этой номинации проходит в терминах концептуальной метафоры изменение размера (увеличение): гухэхъуэ и1эн - испытывать радость (букв.: иметь увеличивающееся, растущее сердце); гур хэхъуэн - испытывать душевный подъем, наполниться радостью (букв.: сердце растет, увеличивается). Эти примеры являются иллюстрацией ориентационной метафоры, когда хорошее увязывается с количеством (размером). Эмоция радости объективируется через метафору сердца, с вытекающей жидкостью: гур къыдэжын - иметь хорошее настроение (букв.: сердце вытекает). Радостное, веселое состояние передается персонификацией сердца: гур къигуф1ык1ын -радоваться кому-, чему-либо (букв. сердце радуется). В русском и английском языках хорошее настроение, веселье предается преимущественно через признак легкий, например,
с легким сердцем; with a light heart - беззаботность, веселье (букв.: легкое сердце). Таким образом, акцентируется ощущение легкости, подъема, возникающие у человека, когда он испытывает радость.
Состояние радости концептуализируется через образное переосмысление соматизма нэгу (лицо). Эта номинация не имеет точного эквивалента в русском языке. Русскому лицо соответствуют кабардинские напэ, нак1у, нэгу. В лексикографических источниках нет последовательного разграничения этих синонимичных единиц. Нам представляется, что напэ обозначает переднюю часть лица, в первую очередь, с акцентом на физическую ее составляющую, т.е. то, что лежит на поверхности: кожный покров (ср.: напэ, нак1у плъыжъ, но * нэгу плъыжъ). Нэгу тоже номинирует переднюю часть лица человека, но с акцентом на его выражение, которое формируется глазами, мимикой. Эмоция радость объективируется нэгу (лицо) в составе предикативной структуры: нэгу зегъэужьын -развлечься (букв.: лицу дать развиться). Таким образом, значимость внешних проявлений эмоции радость (в первую очередь, в глазах) предопределяет выбор именно нэгу в качестве внутренней формы сочетания. Но есть и другое объяснение подобного выбора. Глаза, имплицируемые семантикой субстантива нэгу, наряду с формированием компонента выражение лица, являются и органом, с помощью которого мы получаем подавляющую часть информации об окружающем мире. Следовательно, можно заключить, что в кабардинской культуре развлечение, радость, предполагает, в первую очередь, получение зрительной информации. Смысловая доминанта развлечение лица (глаз) образует целую парадигму: нэгузыужъ/ нэгузыужъыгъуэ - развлечение, веселье, забава; нэгузыужъ - веселый, приятный; нэгузыужъып1э - место развлечения, веселья.
Другие образные единицы с компонентом нэгу активируют появление у человека хорошего настроения: нэгур зэлъыухын/ зэлъы1ук1ыжын - прийти в хорошее настроение (букв.: лицо убранное, приведенное в порядок); нэгум зи1этын - прийти в хорошее настроение (букв.: лицо поднялось). Данные сочетания объективирует компонент перехода от подавленного, мрачного состояния в радостное и приятное. Степень интенсивности обозначаемого ими состояния радости меньше, чем в предыдущих сочетаниях. Глагольные компоненты сочетаний выступают своеобразными регулятивами интенсивности. Например, признак зэлъыухын предполагает возвращение в норму, в привычное состояние после приведения чего-либо в порядок. Так и лицо человека, омраченное чем-либо, приобретает выражение, соответствующее хорошему настрою. Глагольный признак объективирует движение от отрицательной коннотации к положительной. Семантика зыужын предполагает компонент развития, совершенствования, что означает превышение нормы, переход в лучшее качество или количество. Экстраполяция данного содержания на эмоции позволяет говорить об интенсивности их проявления.
Радость на телесно-мышечном уровне проявляется в улыбке. Высокая степень интенсивности радостного состояния приводит к непроизвольным мимическим движениям лица, губ и глаз. В кабардинском языке такое проявление эмоционального состояния фиксируется образными сочетаниями дзэлыр т1ын - улыбаться (букв.: выпячивать десны); дзэлыфэ тешын - улыбаться (букв.: смещать кожу десен).
Приведенные сочетания отмечены отрицательной коннотацией, так как согласно кабардинской культуре недопустима широкая улыбка, обнажающая десны. Негативный компонент данных сочетаний выражается в притворности, неискренности улыбки, ее неуместности.
Бодрое, воодушевленное состояние, которым заряжает человека чувство радости, проявляется в языке через квалификацию ног - лъэ признаком жан - расторопный, проворный. Сочетание активирует энергичность, активность, желание сделать больше и лучше.
Естественной составляющей радости и веселья является смех, который можно рассматривать как голосовое выражение этого эмоционального состояния. Смех
определяется как короткие, характерные выдыхательные движения непроизвольного характера, которыми из всех живых существ отмечен только человек. Как показывает материал, образной концептуализации подвергаются такие свойства смеха, как прерывистость и голосовое оформление. Адвербиальные составляющие метафорических образований отличаются детальной квалификацией обозначаемого ими процесса. Например, признак зэтелъэлъын в зэтелъэлъу дыхьэшхын - заразительно смеяться, означает рассыпаться, разваливаться о чем-то сложенном (букв.: рассыпаясь слоями смеяться), что соответствует прерывистости смеха. Другой пример: къызэрылъэлъу дыхьэшхын - звонко смеяться (букв.: рассыпаясь смеяться). Глагольная производящая основа къыэрылъэлъын также имеет сложную семантику. Она предполагает процесс разъединения чего-то связанного, соединенного, сцепленного, что является небольшим по размеру и при рассыпании издает звук. Очевидна высокая степень наглядности называемого процесса при метафорическом использовании этого номинанта. В русском и английском языках аналогичный ряд номинаций подчеркивает такие признаки, как громкость, звонкость смеха, т.е. голосовую составляющую (ср. русск.: звонкий смех; англ.: ringing, resounding laughter; roar with laughter), в кабардинском языке акцент делается на другой компонент смеха - прерывистость.
Интенсивный смех - проявление веселья и радости - сопровождается напряжением мышц живота, что находит последовательное отражение в языке. Этот результирующий эффект радости представлен в кабардинском языке через концептуальную метафору болящего живота. При этом метонимическим репрезентантом мышц живота выступает кожа, покрывающая живот. Например, ныбафэуз хъун - надорвать живот (букв.: приобрести болящую кожу живота); ныбафэ къыхуэмыгъэнэн - хохотать до упаду, вызвать у кого-либо сильный хохот (букв.: кожу живота не оставить). Часто человек прикладывает руку к напряженным мышцам живота, деталь, используемая при концептуализации эмоции радости, веселья: ныбафэ 1эк1э и1ыгъыу къэнэн - сильно смеяться, надрывать живот (букв.: остаться, держа кожу живота руками). Напряженность мышц живота может быть столь интенсивной, что у человека появляются сильные колики. Такие ощущения в кабардинском языке передаются сочетанием зэгуэтхъыу дыхьэшхын -лопнуть от смеха (букв.: разрываясь смеяться). В русском и английском языках эта универсальная телесная симптоматика смеха находит выражение в следующих образных выражениях: хохотать до упаду, до коликов, лопнуть от смеха; надрывать животики; англ.: have smb. in stitches - смеяться до упаду, до коликов (букв.: довести кого-либо до острой боли в боку); hold one’s sides with laughter (букв.: держаться за бок от смеха). split one's sides with laughter (надорвать бока от смеха) - надрывать животики.
Эмоция радости объективируется и через цветовой код. Универсальным является обращение к нэху белому цвету, как символу счастья и благополучия. (ср.: светлая радость, светлое счастье; bright future; lucid head). Ассоциация радости со светлым обусловлено тем, что свет, солнечный свет - в первую очередь, источник жизни на земле. Свет делает мир видимым и доступным, обеспечивает нормальную физическую ориентацию человека в мире предметов, в отличие от темноты, ночи. Это обусловливает универсальность света в концептуализации эмоции радости. Следует отметить, что ассоциативная связь света и положительных, приятных сторон каких-либо предметов и явлений особенно ярко проявляется в русском языке: светлый взгляд, лицо, черты лица, голова, ум, праздник, воспоминания, воскресенье и т. д. В кабардинском и английском языках, как можно предположить, эта универсалия разработана меньше. Так, признак светлый в значении «вызывающий чувство радости, просветленности» в английском языке в целом ряде сочетаний предается другими квалификаторами: inspiring/pure personality (светлая личность), warm/happy memory (светлые воспоминания), clear head (светлая голова), of blessed memory (светлой памяти) и т.д.
Картина радости в контексте цветового кода представлена через метафорическое значение махуэ (день) - добрый, счастливый. В основе этого значения лежит световая
составляющая дня, которая является связующим элементом двух пространств: входного (input) - день (часть суток между утром и вечером) и выходного (output) - эмоции радость, счастье. Данная номинация достаточно продуктивна и преимущественно используется в клишированных фразах различного рода благопожеланий: махуэ хуэхъун/ хуэмэхуэн хъун - оказаться удачным счастливым (букв.: стать днем, дневным); лъапэ махуэ къихъэн - принести счастье, радость в дом (букв.: войти со светлой, дневной ногой); лъапэ махуэ къыухъэаж - будь счастливым и здоровым (букв.: со светлой, дневной ногой начни ходить); уанэ махуэ телъхьэн - стать счастливым, удачливым (оседлать лошадь дневным, светлым седлом). Номинации, непосредственно обозначающие свет, встречаются реже: нурыр къыщхьэхихын - сиять, светиться (букв.: свет излучать).
Как показывает материал, радость интерпретируется и в терминах зооморфного кода. В кабардинском языке он представлен картинкой резвящейся собаки: дунейр к1эк1э зехьэн - очень сильно радоваться (букв.: носить мир хвостом). Сочетание, как нам представляется, передает двигательную активность, которую человек может проявлять в состоянии радости и веселья. Внутренняя форма идиомы сложна. Сочетание не содержит прямой отсылки к данному животному, мы получаем это представление через метонимический репрезентант к1э (хвост). Из совокупности признаков резвящейся собаки в качестве основы внутренней формы вычленяется виляющий хвост. Сочетание объективирует такие признаки, как непосредственное, искреннее проявление радости. Следует отметить, что идиома является яркой иллюстрацией зооморфной модели концептуализации мира, не имеет аналогов в русском и английском языках. Другая идиома дамэр къытек1эн - сильно радоваться чему-либо (букв.: вырасти крылу) - также пример зооморфной модели концептуализации мира, входит в систему ориентационных метафор: счастье соответствует верху [11: 40]. Внутренняя форма мотивирована объективным состоянием подъема и прилива энергии, которым сопровождается эмоциональное состояние радости. Универсальность такого состояния подтверждается примерами из других языков, хотя и с разной номинативной плотностью: русск.: придавать крылья; окрылять; на крыльях; крылья выросли - с общей доминантой воодушевленный, вдохновенный. В меньшей степени в английском языке: lend wings.
Итак, богатейшая палитра ощущений, испытываемых человеком в состоянии радости, объективируемая через образные единицы языка, дает представление о ее концептуальном наполнении. Оно являет собой единство универсального и специфичного. Единая биологическая природа человека предопределяет сходные черты в способах осмысления психофизиологического феномена радости в терминах соматического, цветового и зооморфного кодов культуры. Культурный фон этноса обусловливает специфичность интерпретации радости обыденным сознанием носителей конкретного языка.
Примечания:
1. Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1988. 320 с.
2. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Зарубежная лингвистика. Т. 1. М., 1999.
3. Рябцева Н. К. Язык и естественный интеллект. М., 2005. 640 с.
4. Бердяев Н.А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека. Париж, 1985. 256 с.
5. Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций. М., 2008. 416 с.
6. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж, 1987. 192 с.
7. Жоль К.К. Мысль. Слово. Метафора: проблемы семантики в философском освещении. Киев, 1984. 303 с.
8. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М., 2003. 374 с.
9. Изард К. Психология эмоций. СПб; Харьков; Минск; Питер, 1999.
10. Успенский В.А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 35. Ч. 1. М., 1997.
11. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2004. 253 с.
References:
1. Luria A.R. Language and consciousness. M., 1988. 320 pp.
2. El'mslev L. Prolegomena to the theory of language // Foreign Linguistics. V. 1. M., 1999.
3. Ryabtseva N.K. Language and natural intelligence. M., 2005. 640 pp.
4. Berdyaev N.A. Sense of creativity. Experience in justification of the person. Paris, 1985. 256 pp.
5. Shakhovsky V.I. The linguistic theory of emotions. M., 2008. 416 pp.
6. Shakhovsky V.I. Categorization of emotions in lexical-semantic system of language. Voronezh, 1987. 192 pp.
7. Zhol K.K. Thought. A word. A metaphor: problems of semantics in philosophical comprehension. Kiev, 1984. 303 pp.
8. Krasnykh V.V. “Friend” among “foes” a myth or a reality? M., 2003. 374 pp.
9. Izard K. Psychology of emotions. SPb; Kharkov; Minsk; Peter, 1999.
10. Uspensky V.A. About property connotations of abstract nouns // Semiotics and computer science. Issue 35. Part 1. M., 1997.
11. Lakoff J., Johnson M. Metaphors with which we live. M., 2004. 253 pp.
