CC BY
41
Библиографический список
1. Трофимова Е.И. Терминологические вопросы гендерных исследований в филологических науках. Тезисы докладов Второй международной конференции «Гендер: язык, культура, коммуникация», 22 - 23 ноября, Москва: МГЛУ, 2001: 15 - 16.
2. Воронина О.А. Теоретико-методологические основы гендерных исследований. Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций. Под общей редакцией О.А. Ворониной. Москва: МЦГИ - МВШСЭН - МФФ, 2001: 13 - 106.
3. Пищулина О.Н. Использование гендерной парадигмы в современной социологической теории. Методолог'я, теор1я та практика соц^олог'много анал1зу сучасного суспльства: Зб1рник наукових праць. Харюв: Видавничий центр Харювського нацюнального ушверситету iм. В.Н. Каразша, 1999: 34 - 38.
4. Рябов О.В. Матушка-Русь. Опыт гендерного анализа поисков национальной идентичности России в отечественной и западной историософии. Москва: Ладомир, 2001.
5. Воронина О.А. Введение в гендерные исследования. Материалы первой Российской школы по женским и гендерным исследованиям "Валдай-97". - Москва, 1997: 29 - 34.
6. Sunderland J. Language and Gender: An advanced resource book. London and New York: Routledge, 2008.
7. Кирилина А.В., Томская М.В. Лингвистические гендерные исследования. Отечественные записки. Москва, 2005; № 2 (23): 112 - 132.
8. Адонина И.В. Концепт успех в современной американской речевой культуре. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Хабаровск, 2005.
9. Эренбург Н.Р. Концепт успех и его репрезентация в русском языке новейшего периода. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Воронеж, 2006.
10. Kimmel M.S. Manhood in America: A Cultural History. USA: Free Press, 1996.
11. Coontz S. The Way We Never Were: American Families and the Nostalgia Trap. New York: Basic Books, 1992.
12. Boesenberg E. Money and Gender in the American Novel, 1850 - 2000. Heidelberg: Winter, 2010.
13. Курганов И.А. Женщины и коммунизм. Нью-Йорк, 1968.
14. Success Story. Merriam-Webster Online Dictionary. Available at: http://www.merriam-webster.com/dictionary/success%20story
15. Новиков В.Я. Улыбка Стаханова. Казахстан. История. Люди. Available at: http://novikovv.ru/pervoprochodtsi/ulibka-stachanova
References
1. Trofimova E.I. Terminologicheskie voprosy gendernyh issledovanij v filologicheskih naukah. Tezisy dokladov Vtoroj mezhdunarodnoj konferencii «Gender: yazyk, kul'tura, kommunikaciya», 22 - 23 noyabrya, Moskva: MGLU, 2001: 15 - 16.
2. Voronina O.A. Teoretiko-metodologicheskie osnovy gendernyh issledovanij. Teoriya i metodologiya gendernyh issledovanij. Kurs lekcij. Pod obschej redakciej O.A. Voroninoj. Moskva: MCGI - MVShS'EN - MFF, 2001: 13 - 106.
3. Pischulina O.N. Ispol'zovanie gendernoj paradigmy v sovremennoj sociologicheskoj teorii. Metodologiya, teoriya ta praktika sociologichnogo analizu suchasnogo suspil'stva: Zbirnik naukovih prac'. Harkiv: Vidavnichij centr Harkivs'kogo nacional'nogo universitetu im. V.N. Karazina, 1999: 34 - 38.
4. Ryabov O.V. Matushka-Rus'. Opyt gendernogo analiza poiskov nacional'noj identichnosti Rossii v otechestvennoj i zapadnoj istoriosofii. Moskva: Ladomir, 2001.
5. Voronina O.A. Vvedenie v gendernye issledovaniya. Materialy pervoj Rossijskoj shkoly po zhenskim i gendernym issledovaniyam "Valdaj-97". - Moskva, 1997: 29 - 34.
6. Sunderland J. Language and Gender: An advanced resource book. London and New York: Routledge, 2008.
7. Kirilina A.V., Tomskaya M.V. Lingvisticheskie gendernye issledovaniya. Otechestvennye zapiski. Moskva, 2005; № 2 (23): 112 - 132.
8. Adonina I.V. Koncept uspeh v sovremennoj amerikanskoj rechevoj kul'ture. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Habarovsk, 2005.
9. 'Erenburg N.R. Koncept uspeh i ego reprezentaciya v russkom yazyke novejshego perioda. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Voronezh, 2006.
10. Kimmel M.S. Manhood in America: A Cultural History. USA: Free Press, 1996.
11. Coontz S. The Way We Never Were: American Families and the Nostalgia Trap. New York: Basic Books, 1992.
12. Boesenberg E. Money and Gender in the American Novel, 1850 - 2000. Heidelberg: Winter, 2010.
13. Kurganov I.A. Zhenschiny ikommunizm. N'yu-Jork, 1968.
14. Success Story. Merriam-Webster Online Dictionary. Available at: http://www.merriam-webster.com/dictionary/success%20story
15. Novikov V.Ya. Ulybka Stahanova. Kazahstan. Istoriya. Lyudi. Available at: http://novikovv.ru/pervoprochodtsi/ulibka-stachanova
Статья поступила в редакцию 28.10.16
УДК 811.512.141
Khabibullina Z.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, M. Akmullah Bashkir State Pedagogical University
(Ufa, Russia), E-mail: zuleyha0701@mail.ru
Khalilova A.D., postgraduate, M. Akmullah Bashkir State Pedagogical University (Ufa, Russia), E-mail: khalilova.alina87@mail.ru
NATIONAL ORNAMENT AS REFLECTION OF SPIRITUAL CULTURE OF THE BASHKIRS (LINGUISTIC ASPECT). The article presents a comparative historical analysis, comparative studying and identification of genetic layers of spiritual culture of the Bashkirs (based on folk ornaments). The authors consider the issues connected with decorative (mostly ornamental) art of the Bashkirs. The authors reveal, analyze and systematize names of this branch. The scientific value of the analysis of the names of patterns is undeniable, although it is necessary to be careful in definition of an origin of ornamental motives. Considering specifics and complexity of ornament studying, it is necessary to apply an integrated approach to its consideration, including the data of ethnographies, history, archeology, linguistics. In this regard, this study would be a component for further complete work on the Bashkir ornamentation. The authors conclude that the national memory hasn't preserved all meanings of national ornaments and their original names. Many terms appeared in rather recent time as a result of casual associations, and only some of the names have an ancient origin. Nevertheless, most of the terms have the Bashkir origin.
Key words: lexis, common Turkic names, Bashkir names.
З.А. Хабибуллина, канд. филол. наук, доц. Башкирского государственного педагогического университета
им. М. Акмуллы, г. Уфа, E-mail: zuleyha0701@mail.ru
А.Д. Халилова, аспирант Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы, г. Уфа,
E-mail: khalilova.alina87@mail.ru
НАРОДНЫЙ ОРНАМЕНТ КАК ОТРАЖЕНИЕ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ БАШКИР (ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)
Статья посвящена сравнительно-историческому анализу, сопоставительному изучению и выявлению генетических пластов лексики духовной культуры башкир (на материале народных орнаментов). В работе автором рассмотрен круг вопросов, связанных с декоративным (в первую очередь орнаментальным) искусством башкир, предпринята попытка выявить, проа-
нализировать и систематизировать названия данной отрасли. Научная ценность анализа названий узоров бесспорна, хотя к нему следует подходить с крайней осторожностью и не делать поспешных выводов о происхождении самих орнаментальных мотивов. Учитывая специфику и сложность изучения орнамента, необходимо применять комплексный подход к его рассмотрению, включая данные этнографии, истории, археологии, лингвистики. В этом плане исследование явилось бы одним из составных элементов для дальнейшего полного, обобщающего труда по башкирскому орнаменту. Автор делает вывод о том, что народная память сохранила далеко не все значения народных орнаментов и их первоначальные названия. Многие термины возникли в относительно недавнее время в результате каких-либо случайных ассоциаций, и лишь некоторые очень древнего происхождения. Тем не менее, подавляющее большинство терминов - собственно башкирского происхождения.
Ключевые слова: лексика, общетюркские слова, собственно башкирские названия.
Башкирское народное искусство имеет многовековую историю и составляет обширную область духовной культуры. На протяжении всей своей истории кочевники направляли творческую энергию главным образом на создание произведений бытового искусства. Занимаясь преимущественно скотоводством, башкиры довели до совершенства выделку различных овчин, кожи, изготовление кошмы, ремней, шитье обуви и одежды. Широкое развитие получили кузнечное ремесло, резьба по дереву, изготовление украшений из цветных металлов и многое другое. Изучению народного искусства башкир и тюркских народов посвящено немало статей, монографий, но все они, как правило, выполнены под историко-этнографическим углом [1]. Основная цель нашего исследования состоит в том, чтобы с позиций лингвистической науки рассмотреть круг вопросов, связанных с декоративным (в первую очередь орнаментальным) искусством башкир. Значение орнаментального материала как одного из источников, помогающих выяснению исторических судеб народа, его происхождения и культурных связей, признавалось многими учеными. Ведь орнамент - довольно устойчивый элемент художественной культуры, сохраняющийся на протяжении многих столетий и даже тысячелетий и таящий в себе генетический код национального мышления. В этом плане исследование народного орнамента башкир представляет несомненный интерес. Но в отношении методики изучения орнамента существует еще много неясностей. Данной проблеме посвящена статья С.В. Иванова «Народный орнамент как исторический источник» [2, с. 3 - 23], где одним из приемов исследования орнамента считается анализ названий отдельных узоров. В 1925 г. в монографии «Башкиры» С.И. Руден-ко впервые дал описание башкирского орнамента. В орнаменте им были определены наиболее распространенные мотивы, варианты орнамента представлены в графических таблицах [3]. В башкирском декоративно-прикладном искусстве Н.В. Бикбула-тов и Р.Г. Кузеев выделили 6 основных орнаментальных комплексов, каждый из которых представляет совокупность родственных по происхождению однотипных орнаментальных мотивов и связан с определенными приемами исполнения, с тем или иным кругом бытовых предметов [4]. К проблемам происхождения мотивов башкирского орнамента обращались и археологи. Первый опыт соотнесения археологических и этнографических материалов по орнаменту башкир принадлежит С.И. Руденко, который, благодаря находкам на Алтае, относил происхождение некоторых мотивов и техники тамбурной вышивки к I тыс. до н.э. [5]. Р.Б. Ахмеров истоки многих башкирских мотивов связывает с сарматскими традициями [6]. Н.А. Мажитов соотносит с археологическими материалами V-IX вв. мотивы кускарной вышивки башкир [7].
Названия узоров говорили о том, что за простейшими геометрическими формами - треугольниками, ромбами, волнистой линией и т.п. - скрывалось весьма богатое содержание, целый мир ярких образов, преимущественно зооморфного характера» [2, с. 10]. Но чем глубже вдумывались исследователи в названия геометрических узоров, тем яснее становилась весьма далекая связь этих названий с орнаментальной формой, а подчас и полное несоответствие ей. Внимание было обращено и на то, что один и тот же узор нередко называли по-разному, а к разным узорам применяли одинаковое название. Научная ценность анализа названий узоров бесспорна, хотя к нему следует подходить с крайней осторожностью и не делать поспешных выводов о происхождении самих орнаментальных мотивов. Учитывая специфику и сложность изучения орнамента, необходимо применять комплексный подход к его рассмотрению, включая данные этнографии, истории, археологии, лингвистики. В этом плане наше исследование явилось бы одним из составных элементов для дальнейшего полного, обобщающего труда по башкирскому орнаменту. Начнём с рассмотрения общего названия орнамента в башкирском языке бидэк, тамга. Бидэк - один из главных используемых материалов в декоративно-прикладном искусстве. Данное слово функционирует во многих современных тюркских
языках, в частности: в азербайджанском бэзэк "узор, изделия для украшения", в алтайском диалекте бизек "узор" [8, с. 142], в башкирском языке бидэк "узор, ткань с узором", в караимском бёзёв "узор", в крымском диалекте бэзэв "узор, изделия для украшения, одежда; красота", в турецком bezek, в узбекском, уйгурском языках безак "узор".
В старотюркском языке слово bediz представлено в значении "1) рисунок; 2) памятное здание; 3) красивый, прямой". С помощью этого слова образованные слова функционирует в следующих значениях: bediz bediz- "строить здание", bediz beza-"отделывать узорами". В древнетюркских языках слово begiz "узор" параллельно используется со словом bezaк "узор; нарисовать узор, украсить с рисунком" [9, с. 90, 97]. В древних письменных памятниках слово бediз "строить красиво, украсить, вышивка, узор" с помощью суффикса -сы (а) представлено в значении бediзсi "мастер, строитель, художник" [10, с. 86, 357].
В современном башкирском языке слово би?эк встречается в нескольких вариантах: бидэкле, би$эклэY, бидэксе, бидэксэ, би$энеY, би^энеY-тв^энеY, би^энеY-яhaныу, би^, би^ле; бидэк твшврвY.
Башкиры, как и все полукочевники, согласно своему мировоззрению к вещам относились весьма щепетильно, передавая их из поколения в поколение. На них, как и на скот, ставился семейно-родовой знак (тамга), который также передавался по наследству, являясь дражайшей реликвией, способствуя распространению не только материальных ценностей, но и ценностей духовных, связанных с поколением предкам - зачинателям рода. Тамга - один из самых древних и содержательных источников зарождения и развития башкирского национального орнамента.
Слово «тамга» монгольского происхождения, оно имело несколько значений: «тавро», «клеймо», «печать». В период Золотой Орды данный термин получил распространение в странах Средней Азии, Восточной Европы, Ближнего и Среднего Востока, Кавказа и Закавказья, где, помимо прежних, приобрел новые значения - «документ с ханской печатью», «(денежный) налог». Слово таможня также происходит от слова тамга. Очевидная популярность данного термина в тюркских языках, откуда он и был заимствован в другие языки (в том числе и в русский), все же не может считаться доказательством именно тюрко-монгольского происхождения тамг как принципиально новой знаковой системы, отличной, например, от письменности. Между тем тамги, вследствие специфики своего основного использования (как знаки родовой или племенной принадлежности), несомненно, относятся к разряду важнейших исторических источников. Научное изучение тамг и тамгообразных знаков ведется уже более двух веков, и хотя достигнутые успехи несомненны, данная тема и многие связанные с ней проблемы все ещё далеки от разрешения.
Слово tam-Ya или tamYa зафиксировано в орхонском tamYa, в древнеуйгурском tamYa, в караханидско-уйгурском tamYa, в средне-уйгурском tamYa, в средне-кыпчакском tamYa, в языке ар-мяно-кыпчакских памятников tamYa, в средне-огузском tamYa, в чагатайском tamYa письменных памятниках [9, с. 330]. В настоящее время встречается во многих современных тюркских языках: в турецком, гагаузском, азербайджанском damYa, в туркменском taYma, в галицком диалекте караимского языка tYmYa, в балкарском tamYa, в кумыкском damYa, в татарском, башкирском tamYa, в ногайском tamYa, в каракалпакском, казахском taцba, в киргизском taYma, в алтайском taцma, в узбекском, уйгурском tamYa, в узбекском taYma, в сорыг-югурском tamYa, в хакасском taцma, в тувинском taцma, в тофаларском daцma, в чувашском ^тха, tamxa [11, с. 275].
В старотюркском языке слово встречается в нескольких вариантах: а) тамга - знак собственности рода [жженое тавро на ляжке лошади - в киргизском; клеймо, накладываемое на скот - в гагаузском; знак, налагаемый накаленным железом на лошадей и других животных - в чагатайском, метка на овцах - в башкирском], тавро, клеймо - в караханидско-уйгурском, сред-
не-уйгурсом, средне-кыпчакском, в языке армяно-кыпчакских памятников, чагатайском, турецком, гагаузском, азербайджанском, туркменском, балкарском, кумыкском, татарском, башкирском, ногайском, каракалпакском, казахском, киргизском, алтайском, узбекском, уйгурском, хакасском, тувинском, чувашском; б) знак - в древне-уйгурском, азербайджанском, туркменском, кумыкском, ногайском, каракалпакском, киргизском, алтайском, узбекском, уйгурском; метка - в азербайджанском, туркменском (+"пометка, примета"), кумыкском, татарском (+"засечка, зарубка"), башкирском, казахском ("пометка"), узбекском (+"примета, пометка"); проба на серебре, золоте - в турецком, отпечаток - в галицком диалекте караимского языка; метка на загоне - чувашском (итха); в) печать - в древне-уйгурском, караханидско-уй-гурском, средне-уйгурском, средне-кыпчакском, армяно-кып-чакском, башкирском, узбекском (+"герб"), сорыг-югурском, тувинском, тофаларском; г) пошлина - в галицком диалекте караимского языка (+"пломба"); д) пятно, пятнышко, клякса - в кумыкском; пятно - в гагаузском, чувашском диалекте ^атха); е) буква - в киргизском, алтайском; наскальные рисунки, надписи - в тофаларском языке [11].
Переходя непосредственно к рассмотрению названий узоров, необходимо отметить, что в башкирском декоративно-прикладном искусстве выделяются 6 основных орнаментальных комплексов, связанных с приемами исполнения [12]. Узоры первого комплекса состояли из прямых линий и простейших геометрических фигур: треугольников, ромбов, квадратов, прямоугольников, кругов, полукружий, зигзагов, «елочек», шевронов, вихревых розеток. Второй орнаментальный комплекс состоит из криволинейных узоров, представляющий различные спирали, рогообразные и сердцевидные фигуры, бегущие волны, пальметки, стилизованные растительные композиции. Третий орнаментальный комплекс составляли стилизованные цветочно-растительные мотивы. Четвертый орнаментальный комплекс включал фигуры типа медальонов: шестиугольники, восьмиугольники, угловатые ромбы и звезды. Пятый орнаментальный комплекс объединял композиции из простейших элементов: треугольников, квадратов, ромбов, трапеций, «елочек», крестов, дополнительных окантовкой и завитками. Шестой орнаментальный комплекс состоит из основных узоров браного ткачества. Наиболее распространенными элементами здесь являлись различные квадраты и ромбы - простые, уступчатые, с продолженными сторонами, с парными рогообразными завитками на вершинах, пересеченные крест - накрест восьмиконечные розетки, х-образные и другие фигуры.
Из вышеизложенного можно сказать, что каждый орнаментальный комплекс сопряжен с определенным этапом истории. Первый и второй комплексы отражаются в древнетюркском искусстве юга Сибири и Центральной Азии. Второй комплекс - у тюркоязычных кочевников. На третий и четвертый комплексы повлияли среднеазиатский и переднеазиатский культур средневековья. Пятый и шестой комплексы близки с народами Урало-По-волжья. В пятом комплексе видны древние индо-иранские связи.
Одним из самых древнейших и распространенных среди тюркских народов является роговидный узор. В этом орнаменте многие поколения монгольских скотоводов видели символ благополучия и процветания, с ним связывали стремления к увеличению поголовья скота. Этот орнамент имеет следующие названия: в турецком, гагаузском bojnuz, в азербайджанском, туркменском
Библиографический список
bujnuz, в саларском moцus; в диалекте караимского языка muцuz, в татарском тйд]1, в башкирском mйgйz, в ногайском, каракалпакском mujuz, в казахском mujiz; в киргизском mujuz, в алтайском ти^; в узбекском muguz; в уйгурском muцguz; в сорыг-ю-гурском тов хакасском ти^, в тувинском myjys, в якутском тио^ в чувашском mаjraga [9, с. 148].
В башкирской степи орнаменты совершенствовались в различных направлениях. Разные регионы нашей страны отличались особенными, только им присущими орнаментами, своеобразием их стилей. Несмотря на это, основным элементом, первоосновой всех орнаментов, считается орнамент «рог» (меге?), в котором преобладают роговидные, дуговидные линии. В традиционных изделиях башкирского народа: в оружейном искусстве, в убранстве юрт, в ювелирных изделиях, в ковроткачестве, в плетении алаша - паласов, в изделиях из войлока, в посуде, в одежде, изготавливаемых методом плетения, шитья, сшивания лоскутков, плавления, резки, широко использовалось украшение орнаментами. В настоящее время учеными обнаружено около 230 видов орнаментов. Самый распространенный вид - «меге?» - роговидный орнамент.
«Меге?» можно назвать истоком, первоэлементом башкирского орнамента, так как другие виды орнаментов создавались на его основе. Менялись только названия, например, «тэкэ мегеде» - бараньи рога; «кырагай тэкэ мегеде» - рога архара; «болан мегеде» - рога оленя; «кырк мегед» - сорок рогов; «икешэр мегед» - двойные рога; «hыh|ар мегед» - однорогий; «hынык мегед» - сломанный рог; а также орнаменты, обозначающие отдельные части тела животных, птиц: «дейэ муйыны» -верблюжья шея; «эт койрого» - собачий хвост; «бесэй табаны»
- кошачья лапа; «бYре табаны» - волчья лапа; «дейэ табаны»
- верблюжья ступня; «бердэн-бер Yксэ» - единственная пятка; «кош канаты» - птичьи крылья; «кад табаны» - гусиные лапки. Мастера прикладного искусства делают различные композиции из этих элементов и эффектно используют их в украшении изделий. Содержание башкирских орнаментов связано с животноводством, с охотой, с отображением природы, картин кочевий, внешнего вида предметов домашнего обихода, но всех их объединяет один элемент - «меге?» - рог. Каждый мастер-творец оригинального вида орнамента, называл его по-своему, в зависимости от назначения и использования в быту.
Таким образом, анализ названий башкирских народных орнаментов позволил сделать следующие основные выводы:
Во-первых, нужно отметить, что народная память сохранила далеко не все значения народных орнаментов и их первоначальные названия. Вероятно, многие термины возникли в относительно недавнее время в результате каких-либо случайных ассоциаций, и лишь некоторые очень древнего происхождения. Тем не менее подавляющее большинство терминов - собственно башкирского происхождения.
Во-вторых, башкирское орнаментальное искусство возникло и развивалось не изолированно, а впитало в себя многие черты культуры древних народов.
Названия самых древних и очень популярных среди народа орнаментов носят общетюркский характер. Вероятно, на ранней ступени развития орнамент тюркоязычных народов был общим для многих народов, хотя впоследствии исторические судьбы этих народов разошлись, и их орнамент видоизменился и пополнился новыми привнесенными элементами.
1. Авижанская С.А., Бикбулатов Н.В., Кузеев РГ. Декоративно-прикладное искусство башкир. Уфа, 1964.
2. Иванов С.В. Народный орнамент как исторический источник (к методике изучения). Советская этнография. 1958; 2.
3. Руденко С.И. Башкиры. Опыт этнологической монографии. Ленинград, 1925.
4. Кузеев Р.Г., Бикбулатов Н.В., Шитова С.Н. Декоративное творчество башкирского народа. Уфа, 1979.
5. Руденко С.И. Башкиры: Историко-этнографические очерки. Москва-Ленинград, 1955.
6. Ахмеров Р.Б. Об истоках декоративно-прикладного искусства башкирского народа. Уфа, 1996.
7. Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана. Древность. Средневековье. Уфа: Китап, 2009.
8. Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских языков. Москва: Высшая школа, 1969.
9. Древнетюркский словарь. Ленинград: Наука, 1969.
10. Айдаров Г. Язык орхонских памятников древнетюркской письменности VIII века. Алма-Ата: Наука, 1971.
11. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Лексика. Москва: Наука, 1997, 2001.
12. Хисаметдинов Ф.Г. История и культура Башкортостана: учебное пособие. 2-е изд. и доп. Уфа: Галем, 2003.
13. Академический словарь башкирского языка. В десяти томах: Т. VI: (Буквы Л, М, Н, О, ©); под. ред. Ф.Г. Хисамитдиновой. Уфа: Китап, 2014.
14. Лукманова А.Д., Хабибуллина З.А. Структурно-семантические особенности названий орудий труда в башкирском языке (на материале лесоразработки). Мир науки, культуры, образования. Горно-Алтайск, 2016; 2(57): 378 - 381.
15. Хабибуллина З.А. Лексика современного башкирского языка в сравнении с языком древнетюркских письменных памятников (на материале названий, относящихся к животному миру). Диссертация кандидата филологических наук. Уфа, 2004.
16. Халилова А.Д. Общетюркские слова, относящиеся к изобразительному искусству башкирского языка. Наука XXI века: проблемы филологии и искусствоведения. Материалы Международной ежегодной научно-практической конференции молодых учёных и аспирантов. Казань, 2013: 125 - 127.
References
1. Avizhanskaya S.A., Bikbulatov N.V., Kuzeev R.G. Dekorativno-prikladnoe iskusstvo bashkir. Ufa, 1964.
2. Ivanov S.V. Narodnyj ornament kak istoricheskij istochnik (k metodike izucheniya). Sovetskaya 'etnografiya. 1958; 2.
3. Rudenko S.I. Bashkiry. Opyt 'etnologicheskojmonografii. Leningrad, 1925.
4. Kuzeev R.G., Bikbulatov N.V., Shitova S.N. Dekorativnoe tvorchestvo bashkirskogo naroda. Ufa, 1979.
5. Rudenko S.I. Bashkiry: Istoriko-'etnograficheskie ocherki. Moskva-Leningrad, 1955.
6. Ahmerov R.B. Ob istokah dekorativno-prikladnogo iskusstva bashkirskogo naroda. Ufa, 1996.
7. Mazhitov N.A., Sultanova A.N. Istoriya Bashkortostana. Drevnost'. Srednevekov'e. Ufa: Kitap, 2009.
8. Baskakov N.A. Vvedenie vizuchenie tyurkskih yazykov. Moskva: Vysshaya shkola, 1969.
9. Drevnetyurkskijslovar'. Leningrad: Nauka, 1969.
10. Ajdarov G. Yazyk orhonskih pamyatnikov drevnetyurkskojpis'mennosti VIII veka. Alma-Ata: Nauka, 1971.
11. Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskih yazykov: Leksika. Moskva: Nauka, 1997, 2001.
12. Hisametdinov F.G. Istoriya ikul'tura Bashkortostana: uchebnoe posobie. 2-e izd. i dop. Ufa: Galem, 2003.
13. Akademicheskij slovar'bashkirskogo yazyka. V desyati tomah: T. VI: (Bukvy L, M, N, O, ©); pod. red. F.G. Hisamitdinovoj. Ufa: Kitap, 2014.
14. Lukmanova A.D., Habibullina Z.A. Strukturno-semanticheskie osobennosti nazvanij orudij truda v bashkirskom yazyke (na materiale lesorazrabotki). Mirnauki, kul'tury, obrazovaniya. Gorno-Altajsk, 2016; 2(57): 378 - 381.
15. Habibullina Z.A. Leksika sovremennogo bashkirskogo yazyka v sravnenii s yazykom drevnetyurkskih pis'mennyh pamyatnikov (na materiale nazvanij, otnosyaschihsya k zhivotnomu miru). Dissertaciya kandidata filologicheskih nauk. Ufa, 2004.
16. Halilova A.D. Obschetyurkskie slova, otnosyaschiesya k izobrazitel'nomu iskusstvu bashkirskogo yazyka. Nauka XXI veka: problemy filologii i iskusstvovedeniya. Materialy Mezhdunarodnoj ezhegodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii molodyh uchenyh i aspirantov. Kazan', 2013: 125 - 127.
Статья поступила в редакцию 25.10.16
УДК 398.1; 398.2; 398.6; 398.9
Tsybikova B-Kh.B., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Institute for Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies,
Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences (Ulan-Ude, Russia), E-mail: bch58@yandex.ru
NARRATIVE FOLKLORE PROSE OF THE BURYATS IN INNER MONGOLIA. The article summarizes some new field materials, collected from an ethnic group of the Buryats, who live in Hulun Buir Aimag of Inner Mongolia (the People's Republic of China). The choice of residence places of the Shanahan Buryats of Hulun Buir Aimag for the study during the first (2010) and following expeditions (2011, 2012, 2014) is due to the necessity to research the transformation of traditional archetypes and modern realities of the Mongolian peoples in the folklore-ethnographic aspect. The collected field materials on traditional Buryat folklore are unique, for they including prose genres, indicate a high degree of integrity and typological depths of the folklore tradition of the Buryats, living in the foreign environment. A special emphasis in the article is done on the discovered genetically related plot-lines in the Mongolian folklore tradition and typologically similar parallels in the folklore of other peoples.
Key words: Buryats of Inner Mongolia, traditional folklore, oral tradition, epic work, tales, non-fairy prose, small genres, modern lifestyles.
Б-Х.Б. Цыбикова, канд. филол. наук, доц., ФГБУН Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского
отделения Российской академии наук, г. Улан-Удэ, E-mail: bch58@yandex.ru
ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ ФОЛЬКЛОРНАЯ ПРОЗА БУРЯТ ВНУТРЕННЕЙ МОНГОЛИИ
В статье обобщен новый полевой материал, собранный у этнической группы бурят, компактно проживающих в Хулун-Бу-ирском аймаке Автономного района Внутренняя Монголия КНР Выбор именно места расселения и проживания шэнэхэнских бурят Хулун-Буирского аймака для первой (2010 год) и последующих экспедиций (2011, 2012, 2014 годов) был обусловлен необходимостью исследования трансформации традиционных архетипов и современных реалий монголоязычных народов в фольклорно-этнографическом аспекте. Собранный уникальный полевой материал по бурятскому традиционному фольклору, в том числе по прозаическим жанрам, свидетельствует о высокой степени сохранности и типологической глубине фольклорной традиции бурят, проживающих в иноязычной среде. В статье сделан акцент на обнаруженные генетически родственные сюжеты в монгольской фольклорной традиции и типологически сходные параллели в фольклоре других народов.
Ключевые слова: буряты Внутренней Монголии, традиционный фольклор, устная традиция, эпическое произведение, сказки, несказочная проза, малые жанры, современное бытование.
Записанные фольклористами ИМБТ СО РАН жанры традиционного фольклора бурят, проживающих в Автономном районе Внутренняя Монголия КНР, ярко иллюстрируют живое бытование устной народной традиции на современном этапе. «Устная традиция выработала ряд специфических механизмов, основой которых является так называемая контактная коммуникация -непосредственная передача сообщения от говорящего к слушающему, от исполнителя к аудитории» [1, с. 5]. Глубину устной традиции бурят можно в полной мере оценить на богатейшем фольклорном материале, записанном за последние несколько лет у «шэнэхэнских» бурят - бурят, условно названных по наименованию местности Шэнэхэн, где они компактно проживают в Хулун-Буирском аймаке Автономного района Внутренняя Монголия Китая, предки которых в основном являлись выходцами из Приононья, Аги Забайкальского края, отдельных местностей Бурятии (Хори, Селенги, Баргузина). Полевые записи, произведенные у бурят Внутренней Монголии, иллюстрируют живую традицию бытования на современном этапе произведений устной словесности бурят, ядром которой являются тексты,
передающиеся устно и хранящиеся исключительно в памяти ее носителей.
Несомненной удачей полевых исследований в Хулун-Буире является запись крупного фольклорного жанра - героического эпоса «Гэсэр». Улигер зафиксирован в двух текстах - это пролог к «Гэсэру» (в 2012 году) [2, с. 20 - 22] и прозаический вариант «Гэсэра» (в 2014 году) [2, с. 32 - 41] от талантливой исполнительницы Жалсанай Сэбээн-Долгор, 1939 года рождения, род боохой хуасай. Эти прозаические тексты являются бесценным материалом в плане того, что повествования о Гэсэре имели повсеместное распространение у разных этнических групп бурят. По жанровым особенностям улигер о Гэсэр Мэргэн хане в ее исполнении тяготеет к богатырской героической сказке. Имена персонажей повествования о Гэсэре перекликаются с персонажами пекинской книжной версии монгольской Гэсэриады, содержание отличается оригинальной трактовкой эпического сюжета, пронизанного сказочными мотивами и несущей следы буддийского влияния. Следовательно, можно говорить о бытовании в устной бурятской традиции еще одной версии эпоса «Гэсэр», имеющей
