CC BY-NC-ND
39
Д.Е. Орлов
НА ПУТИ К ПОНИМАНИЮ СЛОЖНОСТИ ТЕХНОСОЦИАЛЬНЫХ ОБЪЕКТОВ
В статье рассматривается то, как изменяется понятие сложности от детерминистского понимания в классической науке до современной «постсоциальной» его интерпретации (Б. Латур, К. Кнорр-Цетин и др.), когда объект и включенный в его разрастание (усложнение) субъект образуют единую систему, обладающую свойством аутопоэзиса.
Ключевые слова: аутопоэзис, техносоциальные объекты, сложность, комплексность.
I. Явление сложности
Становление и успехи европейской науки Нового времени позволили целостно объяснять полноту явлений природы, доступных наблюдателю той эпохи. Коперником была создана гелиоцентрическая система мира, Галилей и Ньютон сформулировали всеобщие законы движения тел, Лаплас достроил здание классической науки, используя более тонкую формулировку законов небесной механики. Этот успех стал причиной такого понимания феномена сложности, что поведение объектов возможно описать на основе законов динамики. Те, кто стремился высказаться «научно» в то время, не могли высказаться в ином, отличном от детерминистского, ключе. Лаплас писал, что современное состояние Вселенной следует рассматривать как результат ее предшествующего состояния и причину последующего1.
По сей день механическая сложность часто интерпретируется в духе лапласовского высказывания. Хотя, если читать тексты Лапласа последовательно, то перед нами раскрывается несколько иная картина. Как оказалось, детерминизм Лапласа вписан им в доста-
© Орлов Д.Е., 2014
точно сложное мироустройство того времени, которое не следует упрощать на манер подобия простейшему механизму (часам). В это описание мироустройства включаются вопросы о вероятности, о загадке мироздания, о боге (Лаплас на вопрос о месте бога в его системе мира ответил, что не нуждается в этой гипотезе) и др.
До определенного времени детерминизм, очевидно, не требовал специального рассмотрения сложности объектов как отдельной проблемы. Механистическая сложность вполне объяснялась концептуальной схемой того времени: сложное может быть описано как то, что составлено из многих элементов, каждый из которых подчиняется простым или сложным, но всегда всеобщим законам.
Однако детерминистическая картина мира никогда не была общепризнанной концепцией, хотя она и основывалась на достижениях физики и астрономии. Представители баденской школы неокантианства (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) утверждали неприменимость концепции детерминизма к историческому процессу, проводя различение между науками о природе и науками о культуре2.
Лапласовский детерминизм подвергся критике и со стороны естественных наук в конце XIX - начале XX в. Развитие инструментов наблюдения за движением планет и поведением частиц заставило ученых усомниться в абсолютном статусе законов Ньютона. Специальной теорией относительности Эйнштейна была показана ограниченная применимость законов Ньютона, долгое время служивших, казалось бы, надежным обоснованием детерминистского подхода. Теоретический аппарат квантовой механики («принцип неопределенности») показал невозможность точного установления координаты и импульса квантовой частицы. Именно квантовая механика дала первый толчок к преодолению механистического агре-гативного описания сложности.
В XX в. наука столкнулась с необходимостью описания некоторых объектов, с которыми ей не приходилось иметь дело ранее. Оказалось, что можно выделять нечто общее между объектами, относящимися, казалось бы, к разным областям, и применять эту найденную общность для решения практических задач. Это привело к развитию «системной» парадигмы и сопутствующему выделению кибернетики как самостоятельной области научного знания.
Появление системного подхода во многом связано с исследованием биологических и социальных объектов. Их адекватное описание методами классической физики вызывало трудности. Л. фон Берталанфи, пионер системного движения, указывал, что механика может дать точное решение для системы из двух тел (на-
пример, в задаче о притяжении Солнца и планеты), но с включением в систему третьего тела точное решение уже невозможно3. Системы с большим числом тел исследуются статистическими методами, имеющими дело с неорганизованной сложностью и, в конечном счете, основанными на втором начале термодинамики. Однако проблемы биологии, психологии и социальных наук по существу являются проблемами организованной сложности. Это проблемы с большим, но не бесконечным числом переменных, для разрешения которых, как показала практика, недостаточно вероятностных законов поведения большого числа тел. Потребовались новые понятийные средства.
Предлагаемая Берталанфи общая теория систем (далее - ОТС) вводит концепцию открытой системы, т. е. такой системы, которая обменивается с окружающей средой частицами, энергией и информацией - негэнтропией. При таком обмене оказывается возможным увеличение системной дифференциации и рост сложности системы. Концепция открытых систем к середине ХХ в. стала значимым шагом в познании сложных объектов.
Зададимся вопросом: обладает ли сложность некоторым особым статусом, который заставляет искать специальные инструменты взаимодействия с ней? Или сложность есть лишь сумма «большого» числа элементов и отношений?
Ю.А. Урманцев, создатель одного из вариантов общей теории систем, разработанного в 60-80-х гг. XX в., утверждает, что интерес к взаимоотношению систем разной сложности и уровня организации преувеличен. Причиной этого стало рассмотрение систем лишь как «единств»4. Согласно ОТС Урманцева, рассматривая объект-систему, необходимо не только исследовать единство, образуемое композицией первичных элементов по выделенным основаниям (этим и определяется сложность), но и отнести рассматриваемый объект-систему к системе объектов одного и того же рода5. При этом второй аспект рассмотрения объектов-систем не менее важен, чем первый. ОТС Урманцева демонстрирует возможность общесистемного подхода, не предполагающего особенного рассмотрения сложности.
Но, несмотря на успехи отдельных вариантов теории, в настоящее время еще не разработана такая ОТС, которую можно было бы применить для описания и природных, и технических, и социальных, и психических систем. Возможно, ее построение, удовлетворяющее интерес специалистов из различных областей естественнонаучного и социально-гуманитарного знания, - дело будущего.
Что-то похожее на такую теорию стремились построить выдающиеся представители «первой кибернетики» - Н. Винер, К. Шеннон, Д. фон Нейман. Винером и его последователями были предложены математизированные инструменты управления системами различной (но не любой) природы. На базе идей кибернетики в 50-60-х гг. прошлого столетия было сконструировано множество успешно функционирующих технических, организационных, информационных систем. Однако следует поставить вопрос, является ли тезаурус кибернетики, включающий такие понятия, как управляемая / управляющая система, обратная связь, автомат, энтропия и т. п., подходящим для «схватывания» способов взаимодействия со сложными техносоциальными системами (например, с Всемирной паутиной или финансовым рынком), способными провоцировать социальные риски?
Вряд ли стоит утверждать, что кибернетика отступает перед сложными и сверхсложными объектами, к которым относятся приведенные примеры, и ее подходы необходимо отбросить при их описании. Скорее следует говорить о том, что кибернетический способ освоения сложности предполагает наличие некоторого управляющего уровня в исследуемой системе и применимость к ней понятийной конструкции Input / Output (вход-выход). При этом сложность таких техносоциальных объектов, как, например, фондовый рынок, не позволяет опереться в описании ее на инструменты моделирования «первой кибернетики».
На смену «первой кибернетике» пришла синергетическая парадигма, которую еще называют «второй кибернетикой». Синер-гетический подход, появившийся в 60-х гг. ХХ в., предполагает рассмотрение тесной связи между явлениями сложности и самоорганизации физико-химических систем (Г. Хакен, И.Р. Пригожин, В.И. Аршинов, Д.С. Чернавский). Самоорганизация представляет собой переход от менее упорядоченного состояния системы к более ее упорядоченному состоянию, при котором конечная структура системы непосредственно и напрямую не детерминируется предшествующим шагом развития. Эту модель уже можно противопоставить высказыванию Лапласа в том, что текущее состояние мира есть результат его предшествующего состояния и причина последующего. Наглядной демонстрацией пространственной самоорганизации систем являются конвекционные ячейки («ячейки Бена-ра»)6. В целом число структур, в которых проявляется спонтанная самоорганизация, очень велико. Природа, как оказалось, готова раскрыть множество своих тайн исследователю, вооруженному си-нергетическим инструментарием.
Обеспечив прорыв в понимании многих явлений, синергетика тем не менее столкнулась с трудностями при описании техно-социально-гуманитарных систем. К тому же синергетический подход был расхватан специалистами разных профессий с последующими упрощениями «по аналогии». Следует также признать, что работы, опубликованные на протяжении последних двух десятилетий, не демонстрируют поступательного развития идей в этом направлении. Идеи и подходы, выдвигаемые в синергетических изысканиях, хоть и интересны, но, по мере их распространения на техносоци-альные объекты, оказываются в большинстве случаев маловыразительными.
По-видимому, для продуктивного осмысления и исследования техносоциальных объектов необходимо выйти за рамки традиционно практикуемых синергетических подходов. С нашей точки зрения, двигаясь в этом направлении, наряду с практикуемыми подходами (кибернетика Н. Винера, синергетика, общая теория систем) следует использовать теоретические наработки «понимания сложности» из других областей знания - естественнонаучного и социогуманитарного. Речь идет о новых подходах, выработанных в рамках нейробиологии, социологии, коммуникативистики и социальной философии. Это - теория аутопоэзиса живых организмов (У. Матурана, Ф. Варела), системная теория в социологии (Н. Луман), теории коммуникации (Н. Луман, Ю. Хабермас), объ-ект-центричная социология и акторно-сетевая теория (К. Кнорр-Цетин, М. Каллон, Б. Латур) и др. Рассмотрение этих подходов как возможностей для нового «контакта» со сложными объектами представляет большой интерес. «Поскольку мы столкнулись с "ожившими вещами" (высокотехнологическими информационными объектами), - отмечает Е.Н. Ивахненко, - то нелишне было бы поинтересоваться теми актами интеллектуального воображения, которые предложили ученые из других областей знания, столкнувшись с чем-то подобным»7. Кратко рассмотрим обозначенные направления осмысления сложного.
II. Сложность в постсоциальных исследованиях
Кибернетика называет социальные объекты сверхсложными, а задачи их моделирования - трудноформализуемыми. Однако означает ли это, что необходимо отказаться от попыток моделирования и формализации таких систем? Социологическая наука уже полтора столетия работает с этими системами, применяя самые раз-
ные подходы к их описанию. Однако ситуация осложняется тем, что во второй половине XX в. возникла проблема взаимодействия человека со сложными техносоциальными системами, когда как сам человек утрачивает возможность располагать управляющим уровнем (в смысле «первой кибернетики»), который позволил бы ему в полной мере прогнозировать развитие системы и тем самым предотвращать различного рода нежелательные для своего существования последствия8. Иными словами, появился класс систем, которые «вышли из подчинения» своих творцов. Они провоцируют непрогнозируемое со стороны наблюдателя наращение сложности и сопутствующие этому наращению социальные риски. Характерными примерами таких систем могут служить сеть Интернет, товарный и фондовый рынки и др.
В середине 90-х гг. прошлого столетия Б. Латур вместе с М. Кал-лоном предложили научной общественности результаты своих исследований в области социобиологии - социальной кооперации насекомых и приматов для «калибровки моделей в социологии людей». Как оказалось, социальность насекомых убедительно продемонстрировала значимость «сверхорганизмов», что исключило возможность постановки вопросов об индивиде, взаимодействии и переговорах. В свою очередь, в социологии приматов социальную структуру уже нельзя считать «сверхорганизмом». Ее, согласно выводам Б. Латура, следует осмыслять как цепочку взаимодействий.
Общество, - пишет Б. Латур, - не начинается, как у Гоббса, с уже готовых человеческих тел, с расчетливых, способных к калькуляциям, умов, с других индивидов, приходящих к соглашению благодаря мифологии общественного договора. Насколько можно понять при помощи такой «проверки на приматах» историй о нашем происхождении, очеловечивание наших тел и душ, напротив, определялось тонкой тканью комплексных социальных взаимодействий, матрица которых существовала за несколько миллионов лет до нас9.
При этом взаимодействие людей является более дислоцированным, чем взаимодействие приматов: нет ни одновременности, ни непрерывности, ни гомогенности взаимодействия10. Исследования Латура позволили ему сделать радикальный вывод о том, что недостающим звеном, которого не хватает социологической теории для описания социальности через взаимодействия, являются объекты, или вещи. Окошко кассы, стол, дверная ручка могут рассматриваться как самостоятельные социальные акторы. Вещи фрейми-руют взаимодействие, то есть буквально задают его рамки. Латур
указывает: «Не заблуждаются ли социологи, пытаясь сделать социальное из социального, подлатав его символическим, не замечая присутствия объектов в тех ситуациях, в которых они ищут лишь смысл? Почему социология у них остается безобъектной?»11.
Латур описывает понятие сложности, проводя различие между сложными и комплексными взаимодействиями. Взаимодействие приматов - комплексное, взаимодействие людей - сложное. Сложность взаимодействия достигается именно за счет включения в него объектов как самостоятельных социальных акторов. Обезьяны практически не используют вещи в своем взаимодействии и вынуждены поддерживать сложившийся порядок за счет наращивания комплексности. Если любой бабуин может вмешаться в любое взаимодействие, конечно, в пределах имеющейся стаи, то число возможных взаимодействий огромно.
Этому описанию комплексности и сложности можно попытаться найти соответствие в математической теории множеств. Взаимодействия обезьян образуют декартово произведение на множестве приматов. Взаимодействия людей ограничены наличествующими и возможными отношениями (подмножествами декартова произведения) на множестве людей. Эти отношения могут быть самого разного типа: быть членом семьи, играть в покер, быть пассажиром поезда, быть гражданином государства и т. д. Таким образом, комплексность представляется конструкцией «все со всеми», а сложность - «некоторые с некоторыми по определенным правилам». Сложность образуется за счет ограничений, а не «вседозволенности».
Объекты, однако, способны на гораздо большее, чем просто фреймировать взаимодействие. К. Кнорр-Цетин изучает эписте-мические объекты, которые, в отличие от рассматриваемых Лату-ром объектов инструментальных, способны включать людей в собственную динамику. Если у Латура мы находим описание того, как дверному доводчику делегируются отношения, характерные для людей (доводчик мягко захлопнет дверь независимо от настроения проходящего человека), то Кнорр-Цетин именует рассматриваемые системы «объектами привязанности» - настолько глубоко способны они вовлекать людей в собственные процессы.
В качестве примера объекта привязанности рассматривается финансовый рынок. Привлекая обширный эмпирический материал, Кнорр-Цетин показывает, что ни одним участником рынок никогда не может быть понят полностью, он как бы «разворачивает» свою структуру перед участниками12. Торговец, осуществляющий операции на финансовом рынке (трейдер), вынужден
находиться в ситуации «недостаточности», которая формируется его руководством (заработать определенную сумму для банка), личными целями (получить максимальный «бонус») и прошлыми неудачными сделками, последствия которых необходимо устранять. Но не только. Дело в том, что рынок как объект является разворачивающейся структурой, которая коррелирует со структурой желаний субъекта - трейдера. Рост сложности рынка-объекта в определенный момент приводит к самозапуску в нем аутопоэзной динамики. Субъект пропускает желание через объект и возвращает его обратно, попутно «подпитываясь» вновь обретенными возможностями объекта13. Объект и включенный в его разрастание (усложнение) субъект развиваются за счет друг друга спонтанно, причем так, что следующий этап роста (характер его связей и качеств) не может быть определен исчерпывающе. Эта невозможность детерминистски исчерпывающего описания распространяется как на попытку описания субъектом (участником процесса, актором) становящегося будущего объекта, так и на невозможность точного прогноза становящегося будущего себя самого.
Следующими шагами исследования станут взвешивание социальных рисков, провоцируемых техносоциальными объектами, и поиск подходов к моделированию этих объектов, релевантных их саморазрастающейся структуре. Но это уже тема другой статьи.
Примечания
1 Лаплас П. Опыт философии теории вероятностей. М.: Книжный дом «Либроком»,
2011. С. 9.
2 См.: Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. 413 с.
3 См.: Берталанфи Л. Общая теория систем - критический обзор // Исследования
по общей теории систем: Сборник переводов. М.: Прогресс, 1969. С. 25.
4 См.: Урманцев Ю.А. Общая теория систем: состояние, приложения и перспективы
развития [Электронный ресурс] // Political Science. URL: http://www.sci.aha.ru/ ots/OTSU.pdf (дата обращения: 11.07.2013).
5 Там же.
6 См.: Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. Введение. М.: Мир, 1990. С. 16.
7 Ивахненко Е.Н. Аутопойезис информационных объектов // Информационное общество. 2009. № 1. С. 40.
8 См.: Ивахненко Е.Н., Аттаева Л.И. Изменение стратегий осмысления сложного: от метафизики и целерациональности к коммуникативной контингентности // Известия Смоленского государственного университета. 2011. № 4. С. 353-366.
9 Латур Б. Об интеробъективности // Социология вещей. Сб. статей. М.: Территория будущего, 2006. С. 173.
10 Там же. С. 182.
11 Там же. С. 184.
12 Кнорр-Цетин К., Брюггер У. Рынок как объект привязанности: исследование постсоциальных отношений на финансовых рынках // Социология вещей. С. 318.
13 См.: Ивахненко Е.Н. Социология встречается со сложностью // Вестник РГГУ. 2013. № 11. Сер. «Философские науки. Религиоведение». С. 90-101.
