Можно ли излечить кризис марксизмом? Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

А.С. Смирнов

МОЖНО ЛИ ИЗЛЕЧИТЬ КРИЗИС МАРКСИЗМОМ?

Мистика и фундаментальные ошибки политэкономии К. Маркса

В связи с потрясшим глобальную экономику финансово-экономическим кризисом и депрессией немало экономистов и обществоведов обратились к работам Карла Маркса для объяснения случившегося в 20082012 гг. В Германии или в России, где сформировалась постсоветская школа критического марксизма.

Несомненно, К. Маркс - один из крупнейших экономистов, но его теория имеет неисправимые дефекты, что доказано крушением реального социализма более 20 лет назад. Задолго до этого «Капитал» был подвергнут жесткой критике, например, из-за противоречий в теории стоимости (I и III том). Этому же были посвящены, например, исследования Бем-Беверка1. Позднее появилось множество работ, направленных против политэкономии марксизма.

Однако новый интерес к политэкономии Маркса свидетельствует, что эта критика была недостаточно убедительной. К тому же фундаментальные вопросы, поднятые Марксом, остаются актуальным как для экономической теории, так и для понимания капиталистической реальности, например теория трудовой стоимости или теория прибавочной стоимости, которым Маркс уделял огромное внимание. Тем более что он здесь продолжал классические традиции А. Смита и Д. Рикардо. Но проблема политэкономии К. Маркса как раз в том и состоит, что он не смог дать научные ответы на поставленные им фундаментальные вопросы. Важнейшей причиной такого итога было преобладание у Маркса идеологических целей над научными.

Верифицируя логику политэкономии Маркса, исследуем ее фундаментальные категории, которые Бем-Беверк не рассматривал. А именно производство и потребление, производительные силы и производственные отношения, капитал и капитализм, потребительная стоимость и потребительные свойства, формулу обмена Т-Д-Т. К сожалению, Маркс не различал категории «капитал» и «капитализм»! Причина ошибок - в непонимании Марксом решающей роли в экономике субъектов и сложности их взаимодействия с объектами.

В статье используются экономические идеи, разработанные автором более 20 лет назад и по причине запретов на критику марксизма, существовавших в СССР, опубликованные тогда мизерным тиражом в виде работы «Критика логики «Капитала» и материализма».

6

И сегодня немало экономистов, даже весьма далеких от марксизма, продолжают использовать такие категории, как «производственные отношения», «абстрактный труд», формулу обмена Т-Д-Т и т. п., даже не предполагая, что они несут груз фундаментальных ошибок Маркса и материалистического мистицизма.

Мы постарались в статье верифицировать исключительно политэкономию Маркса, но из-за ее теснейшего переплетения с философией марксизма, насыщенной мистицизмом, вынуждены в некоторых вопросах рассматривать и философскую проблематику.

I. Фундаментальная ошибка политэкономии Маркса: подмена исследования производства и потребления категориями «производительные силы» и «производственные отношения»

В ранних произведениях Маркс предстает радикальным демократом и оригинальным философом, хотя его работы и страдали гегелевской абстрактностью. В частности ощущалось стремление к системносхематическим построениям из метафизических категорий, что стало важной предпосылкой для становления экономических взглядов зрелого Маркса.

Считая себя выдающим диалектиком, Маркс в капиталистической экономике стремился отыскать внутреннее противоречие, которое являлось движущей силой грядущей гибели капитализма. Поэтому, в отличие от Гегеля, он не видел в диалектическом противоречии источник развития. Отсюда закономерности эволюции его взглядов на предмет исследования политической экономии в ранних экономических работах, написанных до «Капитала». Так, во «Введении» к рукописям 1857-1858 гг. мы находим долгие рассуждения об отношении производства и потребления. Но из текста «Введения» совершенно очевидно, что Маркс не смог продвинуться далее спекулятивных манипуляций категориями производства и потребления.

В результате уже в этих ранних экономических рукописях для Маркса центром исследования становится производство. «Предмет исследования - это прежде всего материальное производство». «Индивидуумы, производящие в обществе, следовательно, общественно-определенное производство - таков, естественно, исходный пункт».

Не удивительно, что в конце рассуждений о производстве и потреблении читаем: «Индивид производит предмет и через его потребление возвращается к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя самого субъект». Здесь потребление представлено так, что оно уже не полноценная противоположность производства, а его момент. В самом начале политэкономии Маркса производство поглощает потребление и становится единственным предметом исследований. Это произошло потому, что Маркс подменил анализ товарного производства и

7

потребления (где одни люди производят, а другие потребляют) производством и потреблением индивида, следовательно, натуральным производством. Индивид производит и потребляет предмет. Это не что иное, как экономическая робинзонада, в которой марксисты обвиняли многих своих противников.

Но здесь еще нет анализа ни производительных сил, ни производственных отношений, того, что позднее стало главным предметом исследований Маркса. Они лишь упоминаются в конце «Введения» из рукописей 1857-1858 гг. Зато в работе «К критике политической экономии» (1858), изданной всего лишь через год после написания рукописей 1857-1858 гг., мы не находим и близко анализа производства и потребления. Потребление окончательно отбрасывается как предмет исследования, а поглотившее его производство расчленяется на абстрактные составные части производительные силы и производственные отношения. Вот их определение: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил».

Впрочем, это не определение, а скорее неопределенное соотношение. Не удивительно, что далее оказывается, что под производственными отношениями Маркс имел в виду вовсе не собственно производственные отношения, а нечто иное.

Но эти возникшие в голове Маркса продукты расчленения производства и становятся объектом исследования в его главном труде «Капитал», во всей его политэкономии и даже во всем марксизме! Поэтому критический анализ категорий «производительные силы» и «производственные отношения» имеет исключительное значение для оценки всего учения Маркса.

Но что же на самом деле производительные силы и производственные отношения? Как уже замечено, это абстрактные моменты производства. Так, производительные силы - это работники с орудиями труда. Они необходимы и составляют основу производства, хотя и важную, но только часть его. В производительные силы, например, не входит предмет труда (объект производства). Так, если представить в качестве производительных сил ткача с механическим ткацким станком, то нитки, которые ткач должен превратить в ткань, и есть предмет труда. Однако они не входят в состав производительных сил.

Следовательно, категория производства гораздо шире, чем категория производительных сил, так как в производство входит и предмет труда. К тому же производительные силы мы воспринимаем в статике, как нечто готовое начать производство, которое есть уже динамичный процесс, а не его застывшая абстракция как производительных сил. Нитки в реальном производстве ткач моток за мотком превращает в ткань.

8

Гораздо большей неопределенностью и даже мистицизмом отличается категория производственных отношений. Если следовать буквальной трактовке, то это отношения, которые существуют в производстве между его участниками, например отношения бригадира и рабочих, мастера и бригадира, отношения кооперации между рабочими. Следовательно, производственные отношения возникают и существуют в процессе производства при обработке предметов труда (объектов) между (участниками) субъектами этого производства. А потому это прежде всего технологические отношения!

По аналогии мы можем утверждать, что политические отношения существуют в политике, спортивные - в спорте, семейные отношения -в семье, торговые - в торговле и т. д. Но Маркс удивительным образом определяет их как отношения собственности, т.е. как правовые и юридические, а не отношения в производстве. Но отношения собственности, например, хозяина предприятия и его наемных работников возникают и существуют задолго до начала процесса производства. Следовательно, отношения собственности предшествуют во времени реальным производственным отношениям, а не совпадают с ними. А потому нет никаких оснований отождествлять отношения собственности и производственные отношения, которые являются прежде всего не правовыми, а технологическими.

Несомненно, что отношения собственности оказывают влияние на производство, хотя неменьшее влияние они оказывают на обмен и потребление. Но из этого вовсе не следует, что отношения собственности нужно отождествлять с отношениями обмена или потребления, как, естественно, и с производственными отношениями.

Закономерно, что большое влияние на последние оказывают технологические условия производства. Так, уже во второй половине XIX в. в Англии предпринимались многократные попытки организовать индустриальное производство на основе кооперации, при которой работники были бы одновременно и собственниками. Однако такого рода предприятия не выдержали конкуренции и разорились. Мы уже не говорим о гигантском эксперименте реального социализма, завершившемся крушением в 1989-1991 гг. Так что оказалось, что изменение отношений собственности (на языке Маркса - производственных отношений) вовсе не дало радикального улучшения производства (особенно потребления) для непосредственных производителей.

Но производственные отношения в марксистской политэкономии не только ошибочно отождествлялись с отношениями собственности, но использовались для обозначения едва ли не любых экономических отношений.

Не удивительно, что современные представители школы критического марксизма повторяют это. В сборнике «Марксизм. Альтернативы XXI в.» читаем: «Для рыночной экономики это такие производственные

9

отношения как товар, деньги (способ координации), капитал (отношения присвоения и отчуждения факторов производства), распределение дохода (заработная плата, прибыль), отношения воспроизводства»2. Здесь категория «производственные отношения» приобретает всеобъемлющий характер, замещая уже не только отношения собственности, но и любые экономические отношения и категории. Неудивительно, что если ее отбросить, то смысл предложения останется тот же! И так понятно, что товар, деньги, капитал и т.д. присущи рыночной экономике, являются ее элементами, а использование категории «производственные отношения» в данном случае является лишним элементом.

Одновременно, как мы видели, непризнание К. Марксом потребления как предмета экономических исследований стало фундаментом его политэкономии. И это несмотря на то что потребление играет огромную роль в экономике. В конечном счете оно - цель любой экономики. Только потребляя, люди (субъекты) могут жить. Прекращение потребления означает физическую смерть общества. Соответственно, производство без потребления бессмысленно. В обществе товаропроизводителей потребление в лице миллионов потребителей проявляется через спрос. Это очевидно не только экономистам. Вот что писал один из крупнейших современных социологов, А. Зиновьев, в наиболее глубоком исследовании «Запад. Феномен западнизма»: «Самой простой и абстрактной схемой всякой экономики является такая: производство готовой к потреблению продукции - приобретение этой продукции потребителем. Более кратко эту схему можно изобразить так: производство - потребление»3.

Следовательно, отбрасывая потребление как предмет исследования, Маркс предавал забвению субъективный фактор в экономике вообще, т.е. потребителей, их потребности, спрос и т.д. В результате еще до написания «Капитала» К. Маркс совершил фундаментальную системную ошибку, обусловившую множество других ошибок. Как мы увидим далее, наиболее мистически игнорирование потребления и субъектов проявилось в приписывании вещам-товарам свойств людей.

II. Критика логики «Капитала» и материализма

1. Что исследовал Маркс в «Капитале» - капитал или капитализм?

Итак, после выяснения того, что Маркс определил предметом исследования политэкономии, приступим к его рассмотрению. Как известно, оно содержится в 3-х томном труде «Капитал». Для многих экономистов и обществоведов название главного произведения К. Маркса казалось вполне уместным. Но это обманчивая видимость. Здесь, как и в случае с игнорированием потребления, Маркс допускает фундаментальную ошибку: он исследует капитализм, подменяя его категорией «капитал». А это, очевидно, далеко не одно и то же. Капитализм - система организации общества,

10

причем не только экономическая, но и социальная, правовая. Напротив, капитал - это вещь, неодушевленный предмет, если, конечно, речь не идет о рабах. Но капитализм уже предполагает отсутствие рабства.

Например, в руках банкира капиталом может быть большая сумма банкнот, капиталом торговца - партия товара, фабриканта - фабрика. Вот определение капитала из известной работы «Economics» П. Самуэльсона и В. Нордхауса: «Капитал как ресурс представлен товарами длительного пользования, произведенными для изготовления других товаров. К капитальным благам относятся машины, дороги, компьютеры, молотки, грузовики, сталелитейные заводы, строительные машины и здания»4.

Это определение дополняет определение Зиновьева: «Капитал есть сумма денег, которая более или менее продолжительное время используется ее владельцем ... для получения дополнительных денег сверх этой суммы, то есть прибыли»5.

Есть несколько иное понимание капитала: определенное количество накопленного богатства, которые гарантирует его собственникам определенный запас прочности на будущее. Но и здесь речь идет о деньгах, вещах, продуктах, зданиях и т.д. Для ясности возьмем другие сходные категории, например, «феод» и «феодализм», «ферму» и «фермерский строй», «социалистическая фабрика» и «социализм». Очевидно, что феодализм и фермерский строй - это целые системы общественных отношений, тогда как феод и ферма - лишь единичные элементы этих систем. То же можно сказать об отношении категорий «капитал» и «капитализм».

Отсюда следует, что Маркс не различал единичное и общее, подменяя первым второе. Это была грубая логическая ошибка, повлекшая дальнейшее смешение субъективного и объективного, тем более что смешиваются не только категории «капитал» и «капитализм», но и категория «капиталист»!

Вот одно из Марксовых определений категории «капитал»: «Как капиталист, он представляет собой лишь персонифицированный капитал. Его душа - душа капитала. Но у капитала одно-единственное стремление -возрастать, создавать прибавочную стоимость. . Капитал - это мертвый труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает»6.

Итак, капиталист - это капитал, а капитал - это капиталист, т.е. вещь - это человек, а человек - это вещь! Что это, как не материалистическая мистика? Видим грубое смешение субъективного и объективного! Может показаться, что Маркс лишь играл литературными образами. Но мы имеем дело с громадным политэкономическим трудом, автор которого, между прочим, претендовал на открытие истины в последней инстанции. Следовательно, не из-за литературных приемов Маркс наделял вещи-капиталы такими свойствами людей? как душа и жизненные устремления. Он мистически отождествил субъекты и обработанные ими объекты, приписывая последним субъективные свойства.

11

Тогда вполне проясняется причина, почему Маркс назвал свой труд «Капитал». Он мистически мыслил эту категорию, включая капиталистов, средства производства и наемных рабочих.

Если подходить непредвзято, то утверждена Маркса о том, что капитал имеет душу, не слишком далеко ушло от веры дикаря в то, что дерево и скала имеют душу. Впрочем, было бы наивно утверждать, что у Маркса есть однозначное определение капитала. На самом деле их множество, но почти везде капиталу приписываются качества человеческой или общественной субъективности. Во II томе мы можем прочитать следующее: «Капитал как самовозрастающая стоимость включает в себя не только классовые отношения, не только определенный характер общества, покоящегося на том, что труд существует как наемный. Капитал есть движение, процесс кругооборота, проходящий различные стадии... Поэтому капитал можно понять лишь как движение, а не как вещь, пребывающую в покое»7.

Следовательно, в капитал Маркс включает буквально все экономические, политические и социальные отношения, всех субъектов и все вещи-объекты, короче, всю капиталистическую систему общества, т.е. весь капитализм.

Итак, Маркс назвал свое произведение «Капитал» потому, что мыслил капитал как колоссальное существо, воплощенное в металле, но наделенное волей и сознанием совокупного капиталиста, химерой - рожденной мистическим воображением автора. Чтобы у читателя не возникло сомнения на этот счет, вот цитата из III тома: «Капитал все более оказывается общественной силой, функционером которой оказывается капиталист и которая не находится уже решительно ни в каком соответствии с тем, что может создать труд отдельного индивидуума. Он оказывается отчужденной, обособленной общественной силой, которая противостоит обществу как вещь и как сила капиталиста через посредство этой вещи».

Видим, как причудливо сочетается все тот же мистицизм, когда капитал объявляется «обособленной общественной силой», но в то же время налицо и правильное определение капитала как вещи и «силы капиталиста посредством этой вещи». Но последнее верное заключение - лишь секунда прозрения, причем, возможно, даже не Маркса, а Ф. Энгельса, который редактировал, вероятно, дописывал II и особенно III том «Капитала» после смерти К. Маркса. Заметим, что Энгельс, в отличие от Маркса, был не кабинетным мыслителем, а капиталистом-практиком. Его знание практических капиталистических отношений было куда реальнее, чем кабинетные представления Маркса. В целом содержание I тома «Капитала» он определял как процесс производства капитала. Можно было бы не возражать против такого определения, если бы под капиталом не имелось в виду все капиталистическое общество, причем мистифицированное.

12

2. Следствия системной ошибки политэкономии Карла Маркса в «Капитале». Чем обладают товары - потребительной стоимостью или потребительскими свойствами? Почему ошибочна формула Т-Д-Т?

Приступим к верификации основных категорий в тексте «Капитала». Маркс начинает изложение с анализа категории товара, поясняя это следующим образом: «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, выступает как огромное скопление товаров, а отдельный товар - как элементарная форма этого богатства»8.

Уже первое суждение является ошибочным. Ведь товар - это вещь или продукт, предназначенный для купли-продажи. Следовательно, товаром вещи и продукты являются до того момента, как они перешли в руки к потребителям, т.е. были проданы. Отсюда следует, что товары в лучшем случае составляют часть общественного богатства, причем его незначительную часть. Все, что люди уже купили и потребляют как предметы потребления (продукты, жилища, одежду, мебель, автомобили и т.д.), уже не является товарами, но являются основой богатства общества.

Богатство общества» при капитализме состоит не из товаров, а из предметов потребления (П.п.), тогда как товары - это лишь потенциальное богатство. Если оно не попадет к потребителям, т.е. не будет продано, то постепенно потеряет свои потребительские свойства. Товары-продукты испортятся, товары-вещи устареют, так и не увеличив богатство общества. Очевидно, ошибочное заключение Маркса о товарах как основе богатства при капитализме стало следствием его отказа от исследования потребления как важнейшего элемента экономической жизни общества. Как следствие, Маркс не понял глубокого различия между товарами и предметами потребления.

Для ясности возьмем известную формулу, используемую Марксом при исследовании обмена Т-Д-Т. Очевидно, она также ошибочна. Правильная формула обмена Т-Д-П.п. Товар, купленный потребителем, в его руках уже не товар, а предмет потребления. Формула Т-Д-Т верна лишь в том случае, если товар перепродается для последующей продажи. Но вполне очевидно, что все равно рано или поздно он должен попасть в руки потребителю, что является смыслом экономики. Поэтому всеобщей формулой обмена является формула Т-Д-П.п., тогда как формула обмена Т-Д-Т хотя и важна при капитализме, но все же второстепенна.

Что же такое товар, по Марксу? «Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая, благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо человеческие потребности»9. Очевидно, и в этом определении Маркс упускает важнейшее, товар должен пройти момент купли-продажи, т.е. перейти из рук продавца в руки потребителя. Но тогда он перестает быть товаром и становится предметом потребления.

Фундаментальная недооценка значения потребления и субъектов-потребителей особенно очевидна при исследовании категории потребительной стоимости.

13

«Полезность вещи делает ее потребительной стоимостью. Но полезность не висит в воздухе. Обусловленная свойствами товарного тела, она не существует вне этого последнего. Поэтому товарное тело, как например железо, пшеница, алмазы и т.п., само по себе есть потребительная стоимость, или благо. Этот его характер не зависит от того, много или мало труда стоит человеку присвоение его потребительских свойств»10.

То, что раньше происходило с категориями «производственные отношения» и «капитал», наполненными аморфным и мистическим содержанием, теперь происходит с категорией «товар». Как мы видели, Маркс сначала объявил товар субстанцией общественного богатства, а теперь, естественно, товарное тело обладает и потребительной стоимостью. При этом люди-субъекты практически отстраняются как от создания потребительской стоимости, так и от ее оценки. Ведь очевидно, что природный объект может не иметь многих свойств, необходимых потребителям, например, дерево еще не означает мебель (стол, стул, диван и т.д.). Оно должно подвергнуться весьма длительной обработке субъектами производства, и только после этой производственной субъективации дерево превращается в вещь-товар с набором нужных потребительских свойств, но не в потребительную стоимость.

В самом деле, как вещь сама по себе может иметь потребительную стоимость? Ведь чтобы определить эту стоимость, вещь (или продукт) должна потребляться, что уже предполагает наличие субъектов-потребителей. Другими словами, эта стоимость определяется в процессе потребления и именно потому является потребительной стоимостью. Она является категорией, во многом субъективной, а не только объективной. В процессе потребления субъект-потребитель оценивает потребительские свойства вещи или продукта, которые были приданы этой вещи субъектами-производителями.

Поэтому ошибочно предположение Маркса, что вещь заранее, сама по себе имеет потребительную стоимость, обусловленную ее природными свойствами. Ошибочное предположение возникло потому, что К. Маркс исследовал не исходное сырье, т.е. природный объект, а уже подвергшееся глубокой обработке вещество - железо, бумагу и т.п. Понятно, что бумаги не существует в природе, она результат субъективных усилий производителей. Так что люди оказываются посторонними агентами как в производстве потребительных свойств товаров, так и в оценке их потребительной стоимости. Потребительная стоимость Марксом объявляется изначальной субстанцией, присущей природному объекту, что принципиально неверно.

Далее в «Капитале» читаем следующее: «Потребительные стоимости товаров составляют предмет особой дисциплины - товароведения, потребительная стоимость осуществляется лишь в названии или потреблении. Потребительные стоимости образуют вещественное содержание богатства, какова бы ни была его общественная форма»11.

14

Действительно, дисциплина «товароведение» существует, но изучает она как раз не потребительные стоимости, а потребительские свойства товаров. Категории «потребительские свойства» и «потребительная стоимость» лишь внешне одинаковы. На самом деле между ними глубокое различие, такое же, как между товаром и предметом потребления. Следовательно, производитель придает товару потребительские свойства, тогда как именно потребитель предмета потребления определяет в процессе потребления его потребительную стоимость!

Если бы «особая дисциплина - товароведение» определяла потребительную стоимость всех товаров, то субъекты-потребители превратились в простых статистов своего собственного потребления! Какую бы гадость нам ни предложили, если на ней стоит клеймо товароведов, удостоверяющее ее потребительную стоимость, мы вынуждены были бы ее признать! Очевидно, что такое происходило в экономике сталинского типа, в условиях тотального дефицита, где у потребителя отсутствует право выбора. В рыночных условиях каждый потребитель должен быть товароведом, ибо потребительная стоимость - субъективная категория, возникает в голове потребителя в процессе потребления. Именно по этой причине в рыночной экономике огромное значение имеет реклама, тогда как в экономике сталинского типа она бессмысленна.

Маркс, игнорируя в экономике значение потребления и потребителей, утверждал, что в потреблении потребительная стоимость лишь осуществляется. Более того, после ссылки на «дисциплину товароведение» исследование роли потребления и потребителей у Маркса прекращается!

3. Теории меновой стоимости и стоимости в «Капитале»; мистический обмен товаров между собой. Как возникает настоящая меновая стоимость?

Окончательно отделавшись от потребления и потребителей в самом начале «Капитала», Маркс приступил к исследованию меновой стоимости.

«Меновая стоимость прежде всего представляется в виде количественного соотношения, в виде пропорции, в которой потребительные стоимости одного рода обмениваются на потребительные стоимости другого рода - соотношения, постоянно меняющегося в зависимости от времени и места»12.

Если заменить категорию «потребительные стоимости» на «вещи», то вроде бы можно согласиться с определением. Но в определении не хватает того, что уже отброшено, - людей-субъектов! И это отнюдь не придирка к великому экономисту XIX в. мелкого критикана из XXI в. Говоря об обмене, о меновой стоимости, о пропорциях обмена, Маркс совершенно забывает о субъектах товарного обмена - людях! Люди-субъекты так и не появятся у Маркса, а товары и дальше мистическим образом будут обмениваться без людей. 15

15

Уже на следующей странице «Капитала» этот мистицизм проявляется в полной мере: «Известный товар, например, один квартер пшеницы, обменивается на x сапожной ваксы, или на у шелка, или на z золота и т.д.; одним словом на другие товары в самых различных пропорциях. Следовательно, пшеница имеет не одну-единственную, а многие меновые стоимости»13.

Начав с единичного обмена без людей, Маркс доводит этот безлюдный анализ до всеобщности, выводя из него общий закон стоимости. Пшеница сама обменивается на сапожную ваксу, на кусок золота, на шелк и т.д. Фантастика! После этого Маркс задается философским вопросом: почему это происходит? Что общего в товарах, если они обмениваются? Если бы он анализировал реальный процесс обмена, введя в него людей как главное действующее лицо, такого вопроса вообще не могло бы возникнуть! Обмен товаров происходит по воле людей, которые имеют потребности в других товарах (у Аристотеля мы это и видим). Именно потребности людей являются движущей силой товарного обмена. Но Маркс обменивает товары друг на друга без людей, а потому нечто общее он должен искать в самих товарах!

«Этим общим не могут быть геометрические, физические, химические или какие-либо иные природные свойства товаров. Их телесные свойства принимаются во внимание лишь постольку, поскольку от них зависит полезность товаров, т. е. поскольку они делают товары потребительными стоимостями. Очевидно, с другой стороны, что меновые отношения товаров характеризуются как раз отвлечением от их потребительных стоимо-стей»14.

Итак, анализируя выдуманный им обмен товаров без людей, Маркс теперь отбрасывает потребительские свойства товаров и делает заранее придуманное заключение: «Рассмотрим теперь, что же осталось от продуктов труда. От них ничего не осталось, кроме одинаковой для всех призрачной предметности простого сгустка лишенного различия человеческого труда»15. Это результат ранее проведенных мистических построений. Теперь уже испарились не только люди, но и вещественность товаров. От тех и других остались лишь «сгустки лишенного различий человеческого труда»! Нет ни субъектов, ни объектов, а есть лишь мистикометафизическая категория «труд вообще», «абстрактный труд» - изуродованный продукт гегелевской диалектики.

Но ведь труд - это процесс, осуществляемый людьми и воплощенный в вещах и продуктах. Следовательно, выражение «сгусток труда» бессмысленно. Процесс представления «сгустком» возможен в мифе, труднее - в искусстве и литературе, крайне проблематичен в логике научного изложения, ибо процесс воплощается в результате (в нашем случае в товаре). Но процесс и его результат неразрывны, потому очистить труд от товара невозможно!

16

На той же странице читаем: «Все эти вещи представляют собой теперь лишь выражение того, что в их производстве затрачена человеческая рабочая сила, накоплен человеческий труд. Как кристаллы этой общей им всем общественной субстанции, они суть стоимости - товарные стоимости». И далее: «То общее, что выражается в меновом отношении или меновой стоимости товаров, и есть их стоимость».

Собственно, это вся теория трудовой стоимости, если не вдаваться в детали. В ней Маркс ничего не доказал и не собирался доказывать. Вся хитрость в том, что у него заранее имелся вывод о стоимости товаров, определенной трудом, а вместо доказательств - простая подгонка искаженных примеров. Все, что противоречит его заранее придуманному выводу, Маркс попросту отбрасывал. Мешает потребление - потребление отбрасывается, мешают люди - тоже отбрасываются, товарные свойства мешают -отбрасываются и они. В результате остается мистическая химера - сгусток среднего (абстрактного) труда.

Но можно ли обосновать трудовую теорию стоимости без мистических фокусов, к которым прибегал Маркс? Без сомнения, можно. Дело в том, что незачем отвлекаться ни от людей, ни от вещественных свойств товаров, ибо стоимость определяется как раз в сравнении (конкуренции) сходных или даже одинаковых товаров.

Как же это происходит? В отраслевой конкуренции. Следовательно, определить трудовую стоимость можно лишь у сходных товаров! Но это будет средняя стоимость, тогда как у каждого отдельного производителя могут быть различные издержки производства. Естественно, те, у кого издержки слишком высоки, разоряются. При этом важно заметить, что отраслевое производство, а значит, и действие закона трудовой стоимости в более-менее чистом виде - явление весьма редкое. Но именно в середине XIX в., когда Маркс создавал «Капитал», отраслевое производство и отраслевая конкуренция получили высшее развитие благодаря индустриализации и железным дорогам.

Но Маркс, похоже, этого не видел. Показательно его обвинение величайшего мыслителя античности Аристотеля Стагирита в том, что он не понимал идеи абстрактного труда, придуманной Марксом. Между тем в «Никомаховой этике», которую цитирует Маркс, Аристотель вполне ясно и четко излагает взгляды на причину обмена и на меру обмена. Трудно удержаться, чтобы не процитировать Стагирита.

«Все должно соизмеряться чем-то одним. Поистине такой мерой является потребность, которая все связывает вместе, ибо не будь у людей ни в чем нужды или нуждайся они по-разному, тогда не будет обмена... И, словно замена потребности, по общему уговору появилась монета: оттого и имя ей «комисма», что она существует не по природе, а по установлению. и в нашей власти изменить ее или вывести из употребления»16.

17

Конечно, Аристотель видел слишком субъективно общественные отношения. И все же ему было совершенно ясно, что именно потребности людей являлись важнейшими, хотя и неабсолютными мерилами стоимости. Аристотель хорошо понимал активную роль субъектов к условиям своей жизни. Вот еще более интересное место: «Чем потребность связывает так, как будто существует определенное единство, станет, быть может, ясно, потому что если нет потребности друг в друге..., то обмен и не произойдет»17. Видим, что Стагирит потребности считал важнейшим условием всякого обмена, ибо люди должны стремиться к обмену, чтобы он состоялся.

Наконец, последняя цитата: «Конечно, в действительности вещи столь различные не могут быть соизмеримы, но если иметь в виду потребность, основания (для соизмерения) достаточно»18.

Маркс утверждал, что Аристотель не знал, что является соизмерителем товаров! Человеческие потребности, стремление их удовлетворить. Конечно, Аристотель односторонен. Он видел лишь одну сторону, движущую обменом, - потребности, опуская вторую - производство. Но на это как раз были свои исторические причины: распространенность рабского труда и отсутствие отраслевого производства, в котором ясно проявлялись издержки производства и трудовая стоимость.

Но и Маркс не менее односторонен, ибо он не видел того, что видел Стагирит более 2250 лет назад, - активность людей в своих отношениях и огромное значение их потребностей. Вполне понятны экономические недочеты античного философа, специально не занимавшегося экономической проблематикой. Но для экономиста второй половины XIX в. непонимание огромной роли субъективных стремлений и потребностей в экономической жизни обернулось системой грубых ошибок, во многом обесценившей его 3-томное исследование.

4. Товарный фетишизм: Маркс против Маркса.

Мистика Маркса и здравый смысл рынка

Завершает первую главу «Капитала», наиболее насыщенную идеями, любопытный во многих отношениях отдел «Товарный фетишизм и его тайна». Интересен он тем, что в нем Маркс пытается понять экономические отношения через взаимодействие субъектов и объектов. Начинает он с размышлений о мистическом характере товаров, причем приписывает это мистическое восприятие людям капиталистического общества. Стремясь доказать это, Маркс обращается к психологии и теории познания. Но тут обнаруживается все та же односторонность его представлений.

«При зрительном восприятии свет действительно отбрасывается одной вещью, внешним предметом, на другую вещь, глаз. Это физическое отношение между физическими вещами»19. Итак, человек, субъект просто приравнивается к вещи! Ведь глаз человека - это непосредственный зри-

18

тельный орган нашего мозга. Получается, что и мозг человека - это просто вещь! Люди снова у Маркса предстают пассивными субстанциями, способными порождать только фантастические химеры. Вот как он это обосновывает: «Между тем товарная форма и то отношение продуктов труда, в котором она выражается, не имеет ничего общего с физической природой вещей. Это лишь определенное общественное отношение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами»20.

Итак, Маркс - ни много, ни мало - объявляет, что люди при капитализме живут и мыслят мистически! Своего рода эквивалент состояния майи индуистов, которой они определяют реальную жизнь. При этом Маркс, отделяя товарную форму вещей от физической природы вещей, вопиющим образом противоречит сам себе! Ведь при исследовании категорий товара и стоимости он утверждал, что «товар есть потребительная стоимость, или предмет потребления, и стоимость». Но если товары обладают этими двумя свойствами, то как можно отделить физическую природу вещей от того, что они, товары, имеют стоимость?

Если же следовать тому, что написано в последней цитате и товарная форма - это «фантастическая форма отношения между вещами», то получается, что Маркс вывел теорию стоимости из этой «фантастической формы»! Получается, что на протяжении первой главы «Капитала» исследовались не действительные, а фантастические отношения!

Великий гений коммунистов и социалистов на поверке оказывается весьма посредственным логиком и экономистом, допускающим грубые логические просчеты в своей теории, которые можно оценить как сами себя уничтожающие. То, что кропотливо и величественно доказывалось в начале главы, в ее конце объявляется анализом фантастики! Так что один Маркс противоречит другому. Причем у второго Маркса не намного больше ценных идей по сравнению с первым:

«Чтобы найти аналогию этому, нам пришлось бы забраться в туманные области религиозного мира. Здесь продукты человеческого мозга представляются самостоятельными существами, одаренными собственной жизнью... То же самое происходит в мире товаров с продуктами человеческих рук. Это я называю фетишизмом»21.

Оказывается, мышление людей при капитализме насквозь религиозно и фантастично, а сами товарные отношения есть одновременно источник и результат этой религиозности и фантастичности.

Наконец, для большей убедительности Маркс указывал на еще один источник фетишизма - разделение труда товаропроизводителей - «Общественно полезный характер их частных работ он отражает в той форме, что продукт труда должен быть полезен, но не для самого производителя, а для других людей»22.

Спрашивается: а что здесь фантастического? Субъект-производитель должен удовлетворять рыночный спрос, состоящий из потребностей многих

19

потребителей. Типичное отношение «производство - потребление». Чувствуя, что в разделении труда фантастику и религиозность отыскать весьма сложно, Маркс придумал особый научный анализ, «противоположный их действительному развитию».

«Размышление над формами человеческой жизни... и научный анализ этих форм вообще избирает путь, противоположный их действительному развитию»23. Предвзятость такого «анализа» очевидна: он противоречит последовательности фактов истории, в том числе экономической. Но Маркс им широко пользуется. Найдя развитым обмен при капитализма, он переносит его в древность, а для анализа индустриального капитализма XIX в. использует теорию стоимости, выведенную из анализа первобытного менового обмана!

Как и следовало ожидать, вместо общества товарного фетишизма Маркс предложил некий утопический строй «свободных людей, работающих общими средствами производства и планомерно... расходующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общественную рабочую силу»24. Но мы-то знаем, что эта утопия стала теоретическим обоснованием сталинской казарменной деспотии, а «планомерное расходование индивидуальных рабочих сил» тесно переплелось с рабским трудом десятков миллионов узников концлагерей.

В то же время утверждение Маркса о наличии всеобщего товарного фетишизма при капитализме несостоятельно. Никакой глобальной веры в сверхестественность вещей здесь нет. Например, в Средневековье, где товарное производство было развито неизмеримо слабее и преобладало натуральное производство, мистицизм был едва ли не всеобщим явлением (достаточно вспомнить инквизицию и сжигание ведьм). Погоня за товарами гораздо больше наблюдается там, где их не хватает, а дефицит - хроническая черта как раз плановой экономики. Поэтому вся фантастическая картина капитализма товарного фетишизма второго Маркса, как и обмена товаров на товары без людей первого Маркса, - это не более чем иллюзия и утопия самого Маркса, который приписал свои вымыслы людям капиталистического общества. Для последних свойственна погоня за деньгами. Но она - результат «денежного тоталитаризма», выражаясь словами А. Зиновьева. В самом деле, ведь стремление иметь деньги в условиях товарноденежной экономики - это просто здравый смысл, а никак не мистика.

III. Можно ли излечить глобальную экономику марксизмом?

Объем статьи, к сожалению, не позволяет завершить критический анализ содержания категорий и логики политэкономии К. Маркса. Но уже исследованные важнейшие вопросы позволяют заключить, что марксистский анализ капитализма был изначально весьма далек от понимания глубинных основ его экономики.

20

В самом деле, политэкономия, которая заменила потребление и потребителей мифическими производственными отношениями, спутала капитал и капитализм, не вникла в формулу Т-Д-Т, подменила отраслевую стоимость химерой абстрактного труда и т.п., не может дать верную оценку состояния глобальной экономике. Правда, отдельные вопросы, например проблема прибавочной стоимости или трудовая теория стоимости, унаследованные из классической политэкономии и развитые Марксом, имели практическое и научное значение, например, в развитии социал-демократического и профсоюзного движения. Но в целом политэкономия К. Маркса описывала не реальный, рыночный капитализм, а некую ирреальную экономическую схему с элементами мистицизма, придуманную автором «Капитала».

Соответственно современный (2008-2012 гг.) кризис и депрессия глобальной экономики крайне проблематично исследовать на основе схемы политэкономии Маркса, тем более искать по ним рецепты излечения. В самом деле, искусственная схема «производительные силы - производственные отношения» не имеет предмета исследования, более того, противоречит реальностям глобальной экономики, а именно глобальному отношению производства и потребления. Именно в них коренится противоречие, вызвавшее потрясения кредитного и валютного рынков.

Дело в том, что сегодня изживает себя тип глобальной экономики, который достиг зрелого состояния после 1991 г., когда произошло крушение коммунистического глобального проекта.

В основе американской глобализации было превращение США в центральное звено глобального рынка и фактически в главного потребителя. Но потребление США все более не соответствовало его производству, которое в последние два десятилетия гораздо быстрее росло в Китае, Индии, Юго-Восточной Азии, Бразилии, отдельных регионах Европы. В результате все более нараставшее несоответствие производства и потребления США выразилось в громадном дефиците платежного баланса, ежегодно исчислявшемся сотнями миллионов долларов. В еще более гигантских цифрах выражается внешний долг США, достигший $14 трлн. Несоответствие производства и потребления США в структуре глобальной экономики покрывалось в 2009-2012 гг. новыми многомиллиардными долларовыми эмиссиями и не менее масштабным наращиванием гигантского государственного долга. Естественно, что хотя бы частично восстановить соответствие производства и потребления США в глобальной экономике способен только сильнейший кризис и даже частичный распад кредитнофинансовой системы, основанной на почти не ограниченной эмиссии долларов и государственных ценных бумаг.

Неизбежным результатом нынешнего кризиса станет ослабление глобальных позиций США формирование других центров со своей валютой, приближающейся по значению к доллару, восстановление принципа

21

«валютной змеи», провозглашенного после распада Бреттон-Вудской системы на яЯмайской конференции (1976 г.). Более того, этот процесс развивается со времени введения евро, а также экономического рывка Китая и Индии. Фактически через 15-17 лет возникнет новая «валютная змея», некое более совершенное подобие того, что было в 80-е гг. Так что «валютная змея» 1920-30-х гг. уже будет не локальным явлением стран ОЭРС, а действительно глобальной «валютной змеей». Вероятно, найдется в ней место и российскому рублю, хотя и во втором ряду глобальной «валютной змеи». Благодаря ей может быть достигнуто большее соответствие производства и потребления США в структуре глобальной экономики. США перестанут быть единственным эмиссионным центром глобального хозяйства.

Другим не менее важным фактором преодоления депрессии мирового хозяйства будет выход из технологического пата, в котором оно находится с начала 2000-х гг. Вероятнее всего инновационный рывок будет осуществлен в ближайшие 3-4 года (2013-2016 гг.) на основе кластеров нанотехнологий. Постепенное преодоление современного технологического пата с расширением инноваций позволит глобальной экономике повысить производительность, поднять эффективность производства и расширить пределы потребительских рынков без чрезмерных инфляционных вливаний.

Следовательно, как бы мы уважали Маркса с его титаническими экономическими теориями, он явно принадлежит эпохе, когда в моде был золотой паритет, а лондонское Сити безраздельно господствовало в мировой экономике. Dixi et salvavi animam meam.

Примечания

1 См.: Бем-Беверк О. Критика теории Маркса. Киров, 2002.

Sm.: Bem-Beverk O. Kritika teorii Marksa. Kirov, 2002.

2 Марксизм. Альтернативы XXI в. М., 2009. С. 9.

Marksizm. Alternativy XXI v. M., 2009. S. 9.

3 Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. М., 1995. С. 97, 98.

Zinoviev A. Zapad. Fenomen zapadnizma. M., 1995. S. 97, 98.

4 Самуэльсон П., Нордхаус В. Экономика. М., 1997. С. 52.

Samuelson P., Nordhaus W. Economniks. M., 1997. S. 52.

5 Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. С. 121.

Zinoviev A. Zapad. Fenomen zapadnizma. S. 121.

6 Маркс К. Капитал в 3 т. М., 1983. Т. 1. С. 244.

Marx K. Kapital v 3 t. M., 1983. T. 1. S. 244.

7 Маркс К. Капитал. Т. 2. С. 121.

Marx K. Kapital. T. 2. S. 121.

8 Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 43.

22

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20 21

22

23

24

Marx K. Kapital. T. 1. S. 43.

Там же. Ibid.

Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 44.

Marx К. Kapital. T. 1. S. 44.

Там же. Ibid.

Маркс К. Капитал. Т.1. С. 46.

Marx К. Kapital. T. 1. S. 46.

Маркс К. Капитал Т. 1. С. 47.

Marx К. Kapital. T. 1. S. 47.

Маркс К. Капитал. Т.1. С.46, 47.

Marx К. Kapital. T. 1. S. 46, 47.

Там же. Ibid.

Аристотель С. Никомахова этика. Соч.: в 4 т. Т. 4. С. 156. AristotelS. Nikomakhova etika. Soch.: v 4 t. T. 4. S. 156.

Там же. Ibid.

Там же. С. 157. Ibid. S. 157.

Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 82.

Marx K. Kapital. T. 1. S. 82.

Там же. Ibid.

Маркс К. Капитал. Т. 1. C. 83.

Marx K. Kapital. T. 1. S. 83.

Там же. C. 83, 84. Ibid.

Там же. C. 85. Ibid.

Там же. C. 88. Ibid.

23