CC BY
51
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
МОТИВ ПОКАЯНИЯ В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО («БЕДНЫЕ ЛЮДИ», «ХОЗЯЙКА»)
А.А. Бахаева
Ф.М. Достоевского, как писателя, глубоко и всесторонне занимавшегося вопросами веры, задумывающегося о сложной природе человеческой личности, интересовали обе ее крайности: не только человек падший, его греховная суть, но и возможность возрождения, которое осуществляется через покаяние. Нужно отметить, что покаяние может рассматриваться не только как богословская категория, но и как культурно-религиозный феномен, переосмысленный в литературном творчестве. Несомненно, что для русских писателей XIX века была актуальна христианская система ценностей и проблема покаяния существовала для них в реальной жизни. Но вместе с тем покаяние осмысляется ими и эстетически, приобретая новые смыслы в художественном произведении.
Покаяние функционирует как повествовательный мотив, имеющий определенную семиотическую структуру. Различаются истинное, ложное покаяние и покаяние, вынесенное за рамки произведения; формы покаяния: произносимое, внутреннее; виды пространственной реализации: открытое (Голгофа, площадь, дорога) или закрытое пространство (храм, дом); система мотивировок: присутствие чудесного, Божественного начала, ситуация отчуждения, неудовлетворенность собственным духовным состоянием, страх и т.д.; «ритуальные» жесты: коленопреклонение, целование (рук, ног, освященных предметов), их отсутствие либо пародийное их использование (например, неоднократное осквернение икон в романе «Бесы»). Присутствие в романах Евангельского текста, икон и предметов богослужения также часто актуализируют данный мотив. Возможность выявить «лексическое гнездо», образованное рядами слов, этимологически связанных со словом «покаяние»: «раскаяние», «отчаяние», «вина», «казнь», «окаянный», а
также синонимичным словом - «исповедь» - также позволяет рассматривать мотив покаяния как сюжетообразующий.
1. Структура мотива, представленная как функционально-семантическая иерархия его компонентов, может быть сконструирована на материале самых древних текстов мировой культуры (Евангелие, Покаянный канон Андрея Критского, памятники древнерусской литературы). Покаяние может рассматриваться в трех аспектах: как нравственная, нравственно-религиозная и нравственно-философская категория. Мотив покаяния является одним из ключевых в творчестве Ф.М. Достоевского, так как напрямую участвует в воплощении одного из главных сюжетов в творчестве писателя -«преступления и наказания». В нравственном смысле переход от преступления к наказанию часто осуществляется через покаяние. Проблема покаяния оказывается актуальной и в реальной жизни Достоевского. Вечный поиск, вечные сомнения в существовании Божьем приводили к постоянной необходимости покаяния. Но эти сомнения рождались «из глубин самого религиозного сознания, все они связаны с одной и той же темой - о взаимоотношении и связи Бога и мира» [Зеньковский 1999, с. 481].
Мотив покаяния в раннем творчестве писателя, казалось бы, лишенном глубокого религиозного содержания, существует прежде всего на уровне исповедальной манеры повествования и в отдельных элементах сюжета. Исповедальность ощутима в произведениях раннего творчества Достоевского, романе «Бедные люди» и повести «Двойник». Интерпретация повести «Хозяйка» - одного из самых загадочных произведений раннего Достоевского, - на наш взгляд, особенно плодотворна в аспекте выявления нарратологических стратегий. Повесть может быть рассмотрена в контексте покаянных мотивов, хотя в ней не используется форма повествования от первого лица, которая характерна именно для ранних произведений писателя. Повествование здесь строится от лица вымышленного героя, однако текст содержит в себе несколько потенциальных исповедей. Таким образом, автор создает повествовательную конструкцию «исповедь в исповеди».
Несомненно присутствие в романе «Бедные люди» «покаянных» слов (большинство из которых связано с глаголом 'винить' (29 употреблений) и лишь одна словоформа 'покаялся'), но семантика покаяния в этом произведении менее актуальна, чем в других ранних произведениях писателя. Покаяние в первом романе - это скорее знак постоянной проверки на соответствие героем своей жизни, своих мыслей - Истине: «Дожил до седых волос; греха за собою большого не знаю. Конечно, кто же в малом не грешен? Всякий грешен, и даже вы грешны, маточка! Но в больших проступках и продерзостях никогда не замечен <... > Так после этого и жить себе смирно нельзя, в уголочке своем, - каков уж он там ни
есть, - жить водой не замутя, по пословице, никого не трогая, зная страх божий да себя самого, чтобы и тебя не затронули, чтобы и в твою конуру не пробрались да не подсмотрели... » [I: 62]1. Несомненно, что при всей смирности и «блаженности» Макара Девушкина он проявляет свои амбиции: в условиях психологической и социальной несвободы формы проявления человеческого достоинства приобретают судорожные формы, гордость становится гордыней. Поэтому и возникает непрекращающийся внутренний диалог героя с Богом: «... иду-иду да все думаю: "Господи! прости, дескать, мои согрешения и пошли исполнение желаний". Мимо -ской церкви прошел, перекрестился, во всех грехах покаялся да вспомнил, что недостойно мне с господом богом уговариваться» [I: 77]; «Я со слезами на глазах вчера каялся перед Господом Богом, чтобы простил мне Господь все грехи мои в это грустное время: ропот, либеральные мысли, дебош и азарт. Об вас вспоминал с умилением в молитве» [I: 96]. И лишь единожды в душу Девушкина закрадывается серьезный ропот против несправедливости мироустройства: «Отчего вы, Варенька, такая несчастная? Ангельчик мой! да чем же вы-то хуже их всех? <... > Грешно, маточка, оно грешно этак думать, да тут поневоле как-то грех в душу лезет. Ездили бы и вы в карете такой же, родная моя, ясочка» [I: 86]. Эта мечта его вскоре и вправду исполняется, но мир от этого не становится лучше.
Важен и тот факт, что именно в повести «Хозяйка» впервые в творчестве Достоевского появляется сакральное пространство храма, свидетельствующее о наличии религиозно-философской проблематики. В «Бедных людях» тоже неоднократно упоминаются церковные богослужения, храм, но ни разу героев мы не увидим внутри. В повести «Хозяйка» покаянные мотивы раскрываются по преимуществу в аспекте национального, и пространство храма становится сюжетообразующим фактором.
2. Несомненно, что изначальные ожидания исповеди связаны с образом интеллигента Ордынова, который с самого начала находится в «ситуации порога», имеющей глубокий символико-метафорический смысл, и меняет квартиру. Действительно, у него начинается процесс переосмысления собственной жизни. «Ему вдруг пришло в голову, что всю жизнь свою он был одинок, что никто не любил его, да и ему никого не удавалось любить» [I: 267]. Но исповеди мы так и не услышим, и это происходит не оттого, что у Ордынова каменное сердце и он не способен
1 Здесь и далее сочинения Ф.М. Достоевского цитируются по Полному собранию сочинений в 30 т (Л.: Наука, 1972-1990). В тексте статьи в квадратных скобках римской цифрой обозначается номер тома, арабской после двоеточия - номер страницы.
осознать себя в системе нравственно-религиозных ценностей, а оттого что проблема покаяния, как и другие проблемы, актуализированные в повести «Хозяйка», включены в более глобальную проблематику «исследования фундаментальных исторических конфликтов» [Дилакторская]. Прежде всего это раскол между интеллигенцией, культурным слоем страны, превратившимся в «русских европейцев», космополитов, и народом, который оказывается носителем религиозного сознания, хранителем исконно национальных традиций. Мотив покаяния в повести актуализируется в связи с проблемой национального. И Ордынов, и Мурин, и Катерина «вырастают до размеров философско-исторических символов». Он из чужой Мурину и Катерине среды, герой никак себя не идентифицирует с национальным, с русским, тогда как героиня вся пропитана национальным духом, сказками, притчами, наделена особой языковой культурой («Люб иль не люб ты пришелся мне, знать, не мне про то знать, а, верно, другой какой неразумной, бесстыжей, что светлицу свою девичью в темную ночь опозорила, за смертный грех душу свою продала да сердца своего не сдержала безумного...» [I: 298]). В эпоху кризиса христианства носителем Православия, носителем истинного религиозного сознания, по глубокому убеждению Достоевского, оказывается народ. Православная традиция, гармонично ужившаяся с языческим прошлым, становится одной из главных черт русского этноса. Таким образом, Ордынов не включен в покаянную, религиозную проблематику. Лишенный национального и психологического опыта, тяготеющий к западной культуре, он оказывается лишен и религиозного самосознания.
Религиозность в повести дается с точки зрения народа, а не главного героя. Несомненно, с образом Катерины связан мотив исповеди: она приходит для молитвы в храм, с ней связаны многочисленные ситуации коленопреклонения, и в повествовательном отношении ее рассказ о своей жизни от первого лица можно было бы назвать «покаянным текстом». Однако и Катерина не так однозначна - сам Ордынов пугается многоликости своей возлюбленной. «И то слышался ему последний стон безвыходно замершего в страсти сердца, то радость воли и духа, разбившего цепи свои и устремившегося светло и свободно в неисходное море невозбранной любви; то слышалась первая клятва любовницы с благоуханным стыдом за первую краску в лице, с молениями, со слезами, с таинственным, робким шепотом; то желание вакханки, гордое и радостное силой своей...» [I: 303]. Образ Катерины глубоко противоречив. В ней есть и истинное покаяние и глубочайшие душевные страдания от содеянного ею. О.Г. Дилакторская в статье «Скопцы и скопчество в изображении Достоевского (К истолкованию повести "Хозяйка")» находит
черты, явно сближающие ее с Образом Богородицы. На присутствие Богородичных мотивов указывают и цвета, доминирующие в облике Катерины, когда она впервые появляется в повести - белый и голубой
(«На ней была богатая, голубая, подбитая мехом шубейка, а голова покрыта белым атласным платком» [I: 268]). Но в ее страданиях и терзаньях совести есть и некоторая фальшь, ставящая под сомненье искренность ее слов, во-первых, потому, что чувство личной вины часто у Катерины возникает из-за страха перед Муриным. Под его давлением у героини возникают покаянные чувства («Он говорит, - шептала она сдерживаемым, таинственным голосом,— что когда умрет, то придет за моей грешной душой... <... > Он говорит, что я сделала смертный грех..:» [I: 293]). Во-вторых, есть в ней осознание греха, но нет стремления изменить свою жизнь, если понимать покаяние как «некое внутреннее изменение личности, когда она из одного нравственного состояния переходит в принципиально новое» [Свешников 2000, с. 154.] («Что мне до того, что продалась я нечистому и душу мою отдала погубителю, за счастие вечный грех понесла! Ах, не в том мое горе, хоть и на этом велика погибель моя! А то мне горько и рвет мне сердце <...> что позор и стыд мой самой, бесстыдной, мне люб <...> что любо жадному сердцу и вспоминать свое горе, словно радость и счастье, - в том горе, что нет силы в нем и нет гнева за обиду свою!..» [I: 299]).
В том, что нет в ней покаяния истинного, она и сама знает, но нет в ней и того сарказма и насмешки по поводу содеянного, которые будут позже присутствовать в Николае Ставрогине. Уйдя с Муриным, она выбрала личное эгоистичное счастье. Но, утратив Бога, она не утратила чувства вины и греха. Ставрогин - представитель культурного слоя, «великий грешник», не отрекшийся от Бога, а растоптавший Бога в себе. В Катерине же ещё очень крепко живет народное ощущение Бога. Достоевский не раз подчеркивал крепость веры в народе и особую значимость в его миросозерцании образа Христа: «Говорят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно так, но Христа он знает и носит его в своем сердце искони. В этом нет никакого сомнения. Как возможно истинное представление Христа без учения о вере? Это другой вопрос. Но сердечное знание Христа и истинное представление о нем существует вполне. Оно передается из поколения в поколение и слилось с сердцами людей. Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ его по-своему, то есть до страдания. Названием же православного, то есть истиннее всех исповедующего Христа, он гордится более всего. Повторю: можно очень много знать бессознательно» [XXI: 38].
Катерина и интересна своей противоречивостью: в ней и народная стихийность, и психологически точная осознанность своей вины, жизнь в грехе, и стремление вырваться из-под власти темных сил. Повесть «Хозяйка» характеризуется установкой на воплощение архетипов, Достоевский активно использует многочисленные фольклорные жанры (сказки, разбойничьи песни, былины), воссоздает один из древнейших сюжетов, продуктивный как в культуре язычества, так и пришедшей на смену христианской культуре - противостояние света и тьмы, мира реального и мира духовного, священного и инфернального.
С символико-метафорической точки зрения главным героем повести является Илья Мурин, который выступает в роли подлинного «хозяина» души Катерины и того мира, в который попадает Ордынов. В повести существует два принципиально противоположных пространства: сакральное - храм - и пространство инфернального - дом Мурина. Между миром света (храмом) и мистическим миром Мурина (домом) «распята» Катерина. Илья Мурин, бесспорно, фигура аллегорическая, но он не являет собой абсолютное зло. О сложности этого образа говорит и этимология его фамилии, подробный анализ которой дает О.Г. Дилакторская, указывая, что, с одной стороны, корни фамилии отсылают нас к мотивам бесовства, т.к. «она происходит от слова мурин (по Далю, 'бес, негр')», но, с другой - к образу Православного Святого -преподобного Моисея Мурина - и к былинному образу Ильи Муромца. И, наконец, он вместе с Катериной приходит в церковь, а значит, для него не закрыто сакральное пространство храма. Однако тот факт, что герои приходят в храм лишь под покровом вечера («вдруг понесся густой гул колоколов, сзывавших к вечернему богослужению» [I: 270], свидетельствует о доминанте темного в их сущности. Мурин не абсолютный злодей. Извратив представление о добре и зле, предавшись грехам, он всё равно стремится к Богу. Катерина тоже обладает извращенным сознанием, но она страдает за свое «страшное преступление», о чем свидетельствуют и многочисленные знаковые сцены слезной молитвы и коленопреклонения (8 сцен), в которых не участвует Мурин, если не считать театрализованные поклоны в доме Ярослава Ильича и поклон в храме на четыре стороны, имеющий, на наш взгляд, языческие корни.
Ф.М. Достоевский - один из тех писателей, кто, несомненно, ощущал кризис христианства, поэтому нигде в его творчестве мы не увидим структурного единства в изображении мотива покаяния. Покаяние у него становится только рудиментом целостного обряда. В романе «Бедные люди» этот мотив лишь намечен и реализован прежде всего через исповедальную манеру повествования. В повести «Хозяйка» мотив
покаяния реализуется на уровне осмысления проблемы национального. В целом же в раннем творчестве Достоевского структурные элементы мотива покаяния разрозненны, однако именно они семантически углубляют текст писателя, воплощая архетипы, существенные для национального самосознания.
Литература
1. Даль В. Толковый словарь: В 4 т. - М., 1991. - Т. IV.
2. Дилакторская О.Г. Скопцы и скопчество в изображении Достоевского (к истолкованию повести «Хозяйка») // [Электронный ресурс]. - Электронные данные. - Заглавие с экрана. - Режим доступа: http://www.rvb.ru/philologica/.
3. Зеньковский В.В. История русской философии. В 2-х т. - Ростов-на-Дону, 1999. -Т. 1.
4. Прот. Владислав (Свешников). Очерки христианской этики. - М., 2000.
ПРИРОДА, ЧЕЛОВЕК И ВРЕМЯ: ЭТНИЧЕСКАЯ ПЕРСОНИФИКАЦИЯ ВРЕМЕННЫХ ЦИКЛОВ В ДРЕВНЕГЕРМАНСКОЙ МИФОПОЭТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ МИРА
Е.В. Соснин
Наиболее впечатляющим образом древнегерманской мифологии, выявляемым на уровне лексики и закрепленным в поэтических текстах, представляется образ Мира как растущего во времени гигантского организма, что позволяет обозначить микромотив «время - растение», в котором также пересекаются идеи цикличности и антропоморфности. Речь идет прежде всего об и.-е. *al - «расти, выращивать, питать» при гот. alan «расти», aids «человеческий возраст, время, а„ип, b...oj", др.-англ alan «питать», ield «возраст, время». Идея роста подразумевает процветание и изобилие, что хорошо укладывается в схему сельскохозяйственных циклов, формирующих циклический образ Времени (сезоны, времена года) и ассоциируется с микромотивоим «Остров - земной рай». При этом семантически и.-е. *al явно переплетается с уже упомянутым и.-е. *ten-, обозначавшим время, от которого, наряду с лат. tempus, образовались и гот. peihan «процветать», др.-англ. gedëon, др.-в.-нем. gidihan, а также гот. peihs «время» и др.-англ. ping, др.-в.-нем. Ding [Топорова 1994, с. 39-40]. Показательно, что последние два слова означают еще и народное собрание (совр. англ. thing
