CC BY
144
УДК 1(091) ББК 171
МОРАЛЬНАЯ МЕТАФИЗИКА
ПИТЕРА СТРОСОНА КАК ПРЕДШЕСТВЕННИЦА
ТЕОРИИ СПРАВЕДЛИВОСТИ ДЖОНА РОЛЗА
I В.А. Чалый
Аннотация. Философия Джона Ролза включает не только известную политическую "теорию справедливости как честности", но и обширную моральную метафизику, служащую ее основой. Эту метафизику Ролз считал кантианской во многих существенных аспектах. Однако у нее есть и другие источники, среди которых наиболее заметен Аристотель. Именно Кант и Аристотель имеют наибольшее значение для "дескриптивной метафизики" Питера Стросона, применение которой в моральной философии предложено им в статьях "Общественная мораль и индивидуальный идеал" и "Свобода и ресентимент". В данной работе проанализирована последовательность аргументов Стросона, изложенных в первой из указанных статей, выявлены используемые кантовские и аристотелевские понятия и конструкции, а также трудности, не решаемые средствами стросоновской концепции. Проделанный анализ вскрывает ряд важных особенностей, общих для морально-политических построений Стросона и Ролза.
236
Ключевые слова: Стросон, моральная философия, дескриптивная метафизика, «жизненный план», «минимальное» понятие морали, деонтология, разумность и рациональность, Ролз, Кант, Аристотель.
peter strawson's moral metaphysics
as a precusor to john rawls' theory of justice
I V.A. Chaly
Abstract. John Rawls'philosophy includes not only the well-known political "theory of justice as fairness", but also vast moral metaphysics serving as its basis. Rawls took this metaphysics to be Kantian in many fundamental respects. However, it has other important sources, the most notable being Aristotle. Kant and Aristotle happened to be the greatest classical influence on Peter Strawson's "descriptive metaphysics", methods of which were applied to moral philosophy in Strawson's papers "Social Morality and Individual Ideal" and 'Freedom and Resentment". The present paper tests the
strength of arguments of the former, reveals in it Kantian and Aristotelian notions and structures, and also points at the difficulties that cannot be resolved by means available to Strawson's theory. The analysis reveals several significant similarities between moral and political schemes, suggested by Strawson and Rawls.
Keywords: Strawson, moral philosophy, descriptive metaphysics, "life plan", "minimal" conception of morality, deontology, reasonability and rationality, Rawls, Kant, Aristotle.
Питер Фредерик Стросон (1919— 2006) является одним из главных представителей лингвистического направления аналитической философии. Его имя стало известно, начиная с 1950-х гг., благодаря достижениям в области эпистемологии, онтологии, философии логики. В своей главной крупной работе «Индивиды. Опыт дескриптивной метафизики» (1959) Стросон выступил инициатором возврата в аналитическую философию фундаментальных метафизических вопросов, до тех пор считавшихся нелегитимными, бессмысленными, наследием архаичных философских школ и направлений. Метод лингвистического анализа, которым вооружился Стросон, должен был позволить переформулировать, придать осмысленность целому ряду «вечных» философских проблем, прежде всего связанных с определением пределов и особенностей человеческого познания. В ходе этой работы Стросон, помимо прочего, обратился к аналитической адаптации теории познания Иммануила Канта. Результаты этой работы были представлены в книге «Пределы смысла. Эссе о кантовской Критике чистого разума» (1966). С подачи автора «аналитический» Кант сделался предметом внимательного изучения
и широких дискуссий среди философов-аналитиков. Эта тенденция, затронувшая поначалу эпистемологию, а затем и моральную философию, вылилась в целое движение, которое можно назвать «аналитическим кантианством» [1].
В творчестве Стросона существует сразу несколько важных тем. Будучи известным преимущественно благодаря своей «дескриптивной метафизике», имеющей целью подвергнуть анализу, определить фундаментальные свойства и установить пределы возможностей человеческой «когнитивной конституции», британский философ также высказался по ряду проблем, относящихся к этике и имеющих значение для политической философии. Практической проблематике Стросон посвятил только две статьи — «Общественная мораль и индивидуальный идеал» (1961) и «Свобода и рессентимент» (1963), — которые мало известны в отечественной литературе, но вызвали заметный резонанс в англоязычной философии. Дискуссия, спровоцированная идеями Стросона, содержит немало ценного для понимания англо-американской моральной и политической философии второй половины XX века, а также содержит неявную реакцию на взгляды, сторонником (а в некоторых
237
238
случаях — автором) которых является Кант. В данной статье я хотел бы остановиться на первой из названных работ, имеющей непосредственное отношение к морально-политической проблематике (вторая работа сфокусирована на проблеме свободы воли). Цель моей работы — выявить структуру стросоновской моральной метафизики, представленной в виде наброска, оценить ее прочность и сопоставить ее со взглядами Ролза, сходство которых с концепцией британского аналитика до сих пор не привлекало специального внимания.
Как и свойственно взглядам крупного философа, теоретические и моральные идеи Стросона имеют глубокую внутреннюю связь. Прежде всего, они плод применения одного метода — лингвистического анализа естественного языка. Проблемы практической философии, точно так же, как проблемы теоретической, снимаются анализом способов употребления выражающих их языковых конструкций. На этом пути сложно ждать неожиданных решений, новых ответов, однако можно укрепиться в ответах, которые подсказывает нам здравый смысл, можно добиться большей ясности смыслов и снять (кажущуюся) остроту вопросов. Этот метод делает практическую философию Стросона органичным продолжением его «дескриптивной метафизики».
Однако это не единственное измерение, в котором видна глубокая связь двух сторон философии Стросона. Не менее важным является единство антропологической модели, ле-
жащей в основе взглядов британского аналитика. Человек этико-поли-тических статей Стросона — тот же человек, что и в «Индивидах»: познающий субъект, носитель выраженной в языке концептуальной схемы, посредством которой он распознает и описывает предметы, являющиеся ему как части единой пространственно-временной системы — мира. Среди предметов мы встречаем особое множество имеющих ментальные свойства, не поддающиеся сведению к физическим, то есть пространственно-временным. Такие предметы, имеющие личные качества, мы отличаем от вещей.
Не вдаваясь в нюансы теоретической философии Стросона1, отметим, что избранный им метод анализа имеет врожденный уклон в сторону методологического индивидуализма и эмпиризма. На страницах «Индивидов» и «Пределов смысла» мы встречаем одинокого субъекта, наблюдающего, распознающего, кате-горизирующего многообразие накатывающегося на него опыта. Субъект выполняет аналитические процедуры (Стросон, перетолковывая кан-товскую философию в «Пределах смысла», тщательно обходит проблему синтеза: там, где Кант говорит о синтезе представлений, Стросон говорит о «подведении под понятия», то есть снова об анализе2). Однако и в этом методе, и в методологическом индивидуализме Стросона заложена внутренняя напряженность. В своих уединенных когнитивных операциях стросоновский субъект вынужден пользоваться обыденным языком,
О которых см., напр.: [2; 3]. См.: [4].
2
имеющим социальное происхождение, являющимся результатом постоянно пересматриваемой конвенции, имеющим коммуникативное назначение. Эта напряженность отчетливо проявляется, когда британский аналитик обращается к проблемам взаимодействия отдельных субъектов в обществе.
Статья «Общественная мораль и индивидуальный идеал» в самом названии сталкивает общественное с индивидуальным. Ее главная задача — показать, что для реализации почти любого «идеального жизненного плана» требуется сложная структура общественных отношений, разрешающая максимально широкое многообразие жизненных планов, которая должна опираться на рациональные ожидания относительно поведения других людей, которые мы называем общественной моралью. Как представляется, Стро-сон, достаточно подробно и убедительно обосновав этот тезис, не уравновесил его другим — понятие «идеального жизненного плана» невозможно определить целиком в категориях индивидуализма и эмпиризма. Жизненный план — это не только последовательность событий, которые человек считает желательными в пределах своей жизни, сообразуясь с ее эмпирическими условиями, и для осуществления которых прилагает некоторые усилия. Это также структура из ценностей и целей, выходящих за пределы индивидуального существования, и претендующая (по крайней мере в некоторых своих чертах) на универсальность, на значимость во многих, а, возможно, даже и во всех жизненных планах, которые можно считать разум-
ными. Подобное понимание жизненного плана мы можем вывести, в частности, из кантовской практической философии, к которой обратился, выстраивая свою моральную метафизику, Джон Ролз.
Изначальным понятием в статье британского философа является «жизненный план». Очевидно, что оно отсылает нас к Аристотелю, которого, наряду с Кантом, Стросон на страницах многих своих работ оценивает положительно, как «дескриптивного» метафизика. Люди, по Стросону и по Аристотелю, рисуют «картины идеальной жизни», однако если Аристотель берет на себя труд анализировать, что делает башмачника или кифариста изрядным башмачником или кифаристом, Стросон намеренно избегает этого. Он допускает, что картины идеальной жизни могут различаться разительно не только у разных людей, но и в разные периоды жизни или даже в разном настроении у одного человека.
Примечательно, во-первых, что это описание человека как «коллаж-ного», пестрого, принципиально не имеющего фундаментального принципа жизненного плана практически совпадает с описанием Платоном «демократического» человека (Государство 558^562а), однако Стросон дает ему противоположную оценку — там, где Платон видит предпосылки к измельчанию гражданина и вырождению добродетели, Стросон видит пролиферацию, торжество многообразия человеческой природы и либеральной вольности в ее проявлении, приветствуя нынешнюю эпоху, для которой это стало нормой. Вместе с тем Стросон готов признать, что иногда некоторые из
239
представлений об идеальной жизни у некоторых людей обретают особенные «нелиберальные» свойства: они распространяются в качестве предписаний на других людей, возможно даже на всех людей. Как и почему это происходит, какие основания могут быть у подобных притязаний — глубокие философские вопросы, отвечая на которые, мы в состоянии пролить свет на некоторые основы общественной жизни.
Во-вторых, примечательным является и то, что понятие «рационального жизненного плана» станет одним из центральных в «теории справедливости как честности» Джона Ролза: «личность может рассматриваться как человеческая жизнь, прожитая сообразно плану. ... индивид рассказывает о том, кем он является, посредством описания своих целей и своих оснований, того, что он собирается сделать в своей жизни» [5, с. 358]. Для Ролза именно в осуществлении рационального жизненного плана проявляются разумность и свобода индивида, трактуемые им 240 как кантианская автономия. Сложно судить, повлияла ли концепция Стросона на теорию Ролза непосредственно, можно только констатировать, что в «Теории справедливости» есть ссылка на эту статью Стросона.
Уже на стадии описания предмета исследования — многообразия несоизмеримых картин идеальной жизни — мы видим, что Стросон занимает партикуляристскую, нередуктивист-скую позицию. Такая позиция может, по мнению британского философа, быть подвергнута критике по двум основаниям. Во-первых, можно попытаться показать, что все это многообразие представлений об идеальной
жизни умещается целиком или почти целиком в один сложный жизненный план, виртуозное исполнение которого позволило бы человеку насладиться самыми разными формами счастья. Однако, утверждает Стросон, даже если мы представим себе выдающегося индивида, способного к построению и осуществлению такого плана, едва ли возможно всерьез ждать от абсолютного большинства людей подобной виртуозности. Кроме того, можно добавить, что некоторые идеальные жизненные планы в принципе невозможно совместить: например, жизнь воина и жизнь пацифиста, жизнь мирского могущества и жизнь уединения и аскезы. Да, человек может пережить их как этапы своей жизни, но едва ли их можно представить как части разумного плана, как задуманные и осуществленные одной целостной, не испытавшей внешних превратностей и внутренней глубокой трансформации личностью.
Интересно сравнить антропологическую модель «человека как рационального жизненного плана» Стросона и Ролза с моделью Канта. В них видится много общего: для Канта человек это разумное существо, в своей жизни осуществляющее максимы, которые соответствуют диктуемому разумом моральному закону — то есть осуществляющее некоторый жизненный план. Однако кантовский жизненный план отличается от стросоновского (и ролзов-ского) тем, что не является произвольным. Он является разумным лишь постольку, поскольку свободно подчинен (здесь оксюморон) моральному закону разума — в противном случае человеком играет природа,
заставляющая его поступать сообразно эмпирическим, случайным внутренним склонностям и внешним законам. Разумный жизненный план, по Канту, есть нечто большее, чем задуманный человеком эмпирический сценарий жизни от совершеннолетия до смерти, он потенциально бесконечен благодаря включению представления о себе как принадлежащем «царству целей», в котором моральный закон подчинил себе природный и которое «не существует, но ... может стать действительным благодаря нашему поведению» [6, с. 279]. Так составленный разумный (а для Канта автономная «разумность» как цель сама по себе есть нечто большее, чем инструментальная и потому гетерономная «рациональность») жизненный план снимает некоторые ограничения, довлеющие над сугубо эмпирическим планом человеческого существования, однако не избавляется от эмпирического, индивидуального начала принципиально — кантовская модель вовсе не утверждает существование единственного идеального, «чистого» жизненного плана для всех человеческих существ.
Именно такую возможность рассматривает Стросон в качестве второго основания для критики выстраиваемой им концепции, и такая критика представляется ему более серьезной. Она предполагает, что многообразие реальных жизненных сценариев есть лишь результат обстоятельств, которые заставляют людей отклоняться от очень ограниченного числа идеальных жизненных сценариев, или даже некоторого единственного Жизненного Сценария. «...Каким бы многообразным ни было в некоторые мо-
менты засилье картинок в нашем этическом воображении, наши индивидуальные жизни вообще-то не являют сопоставимого внутреннего многообразия. Да они и не могли бы. Паттерны решений и действий отдельной личности демонстрируют тяготение к последовательности, к более или менее стабильному балансу» [7, с. 2]. Стросон готов признать весомость этой позиции, однако, по его мнению, факт многообразия воображаемых сценариев счастливой жизни неоспорим, и их, как и реальные сценарии, невозможно свести к сколь-либо обозримому ограниченному множеству. Это обстоятельство указывает на фундаментальность этического воображения и требует его философского объяснения.
Даже строго придерживаясь некоторого жизненного сценария, мы вполне можем взирать — и чаще всего взираем — с симпатией на другие сценарии в исполнении других людей, как реальных, так и вымышленных. Мало кто захотел бы, чтобы все стремились осуществить единственный жизненный план, каким бы 2241 виртуозным он ни был. С этим эстетическим желанием жизненного многообразия согласно практическое стремление к многообразию предоставляемых другими людьми средств для осуществления нашего собственного жизненного плана. Здесь структура стросоновского рассуждения имеет сходство со «второй формулой» категорического императива — эстетическое желание жизненного многообразия как цель дополняется прагматическим взглядом на другого человека как на средство, — однако для Канта, разумеется, эстетические соображения не стали бы доста-
точными для установления разумности и моральности в другом существе как цели.
В условиях ограниченности ресурсов многообразие жизненных планов неизбежно несет с собой их коллизии (как позднее описал эту ситуацию Ролз, жизненные планы являются предметом конфликта и, следовательно, справедливости). Стро-сон убежден, что, выбирая между монотонным единообразием абсолютного равенства и необходимостью конкурировать и искать компромиссы, человек в силу своей природы выберет последнее. Именно эта необходимость преодолевать конфликты ради осуществления личных жизненных планов лежит в основе сферы этического. Одно из важнейших свойств этой сферы британский философ видит в том, что в ней сосуществуют несовместимые друг с другом истинные суждения [7, с. 3]. Эти суждения составляют основы в корне различных, но сопоставимо привлекательных жизненных планов. Часто эти суждения принимают форму 242 всеобщих дескриптивных (то есть принимают форму естественных законов) и в этом виде входят в метафизические системы, а также в произведения искусства. Именно этот факт стал поводом для радикальной критики метафизики, предпринятой логическими позитивистами. Стро-сон, не касаясь формальной стороны этой критики, утверждает, что она опровергается нашим «этическим воображением», снова и снова подпадающим под влияние дескриптивных суждений о жизненных планах. И хотя все или хотя бы некоторую часть дескриптивных суждений такого рода невозможно уложить в
единственный «наилучший» жизненный план, тем не менее, нельзя на этом основании говорить об истинности одних и ложности других. Диалектика конфликта между ними является неизбывным фактом жизни.
Многообразие этих часто несовместимых и иногда конфликтующих идеальных «образов», «картин» человеческой жизни Стросон называет «областью этического». Примечательна непреднамеренная эстетизация этой области, выраженная в подборе слов для ее описания. «Образы» и «картины» характеризуются «богатством» и «привлекательностью» — свойствами подчеркнуто субъективными, зависящими от оценивающей личности. Суждения этики оказываются суждениями вкуса, о которых бесполезно спорить из-за их несоизмеримости. Это, по сути, эмо-тивистская позиция, таким способом выводящая этику за пределы области философского рассуждения.
Однако затем Стросон вводит важное различие между «областью этического» и «сферой морального». Мораль Стросон определяет как систему принципов, обязательных для некоторой социальной группы, в предельном же (очевидно, кантов-ском) случае — для множества всех разумных существ. Универсализм морали и плюрализм «этики», описанный выше, делают соединение их сложной задачей. Единственным перспективным способом осуществить это Стросон видит аргумент, опирающийся на тот факт, что большинство рациональных жизненных планов нуждаются для осуществления в обществе, которое возможно только на основе некоторой моральной системы, понимаемой как обяза-
тельной для каждого члена. Интересно, что факт этот Стросон называет одновременно «логическим и эмпирическим», что сходно с кантов-ским делением моральных рассуждений на «чистые» и «эмпирические». С логической стороны понятие общества подразумевает некоторую систему правил и ограничений, требует понятия долга. Это, пишет Стросон, составляет «минимальную интерпретацию морали» — позднее именно в таком смысле Роберт Нозик заговорит о «минимальном государстве», следящем за исполнением «жестких (сторонних) ограничений». С эмпирической стороны, сама возможность строить жизненные планы существует только тогда, когда мы имеем рациональные и в целом обоснованные ожидания относительно поведения других членов общества, а именно полагаем, что в большинстве случаев большинство из них будет следовать предписаниям морали.
«Минимальное понятие морали», по мнению Стросона, предполагает, что она не имеет самостоятельной ценности, а ценна лишь постольку, поскольку делает возможным «все остальное, что имеет ценность». Такое понятие морали Стросон мог бы назвать не только «минимальным», но и «негативным» — мораль очерчивает пределы, в которых разворачивается позитивная деятельность, она задает пределы ее возможности подобно тому, как в дескриптивной метафизике Стросона концептуальная структура задает пределы языка и одновременно делает его возможным. Работая с этим минимальным понятием морали, британский философ подчеркивает, что это полезный аналитический инструмент, не объясня-
ющий происхождения и всей сущности морали, но помогающий понять, как она работает (подобным образом впоследствии Джон Ролз будет обращаться с идеей общественного договора). Суть морали по Стросону можно объяснить лишь путем анализа обыденного употребления этого понятия — здесь он верен своей школе. Однако этот подход сталкивается с очевидной трудностью, которую Стросон отмечает и пытается разрешить — анализ обыденного смысла понятия вскрывает его универсальный характер, тот факт, что мораль требует всеобщего подчинения.
Проблема соотнесения универсальности моральных норм, с одной стороны, и требований индивидуальной вольности и реального многообразия моральных практик, с другой, является одним из камней преткновения для либерального плюрализма, поэтому попытка ее решения методами лингвистического анализа представляет большой интерес. Стросон согласен с тем, что «...необходимым требованием морального правила является то, что оно по меньшей мере рассматривается как применимое ко всем людям вообще. Моральное поведение — это то, что требуется от человека как такового» [7, р. 5]. Однако мы с легкостью можем привести примеры обществ, которые держатся на соблюдении глубоко отличных наборов правил; более того, нам известны общества, в которых требования к индивидам кардинально различаются в зависимости от их социальной принадлежности. Можем ли мы называть такие правила моральными, признав до этого универсальный характер морали? Едва ли. Однако, продолжает
243
ВЕК
244
Стросон, эти правила выполняют важнейшую функцию моральных — они делают возможным общество. Чтобы выйти из этого затруднения, Стросон, имеющий заслуженную репутацию не только крупного философа, но и логика, предлагает проделать следующую формальную операцию: допустим, что «правила, регулирующие профессиональное поведение самоанских знахарей, должны считаться применимыми ко всем людям, являющимся "знахарь-членами" обществ, имеющих свойства самоанских». Этот изобретательный маневр позволяет выйти на мета-уровень и сказать, что универсальным и, следовательно, моральным уже в удовлетворительном смысле, является требование «исполнение человеком долга, соответствующего его положению в его обществе». Таким образом, мы получаем формулу, опирающуюся на понятие долга, центральное для моральной философии Канта. Стросон вплотную подходит к построению деонтологической аналитической концепции — предприятию, которое немного позднее осуществил Ролз. Что происходит с понятием долга дальше? Стросон предпочитает остановиться, сказав, что эта формула, возможно, не являясь целиком удовлетворительной, при этом является и универсальной, и оставляющей пространство для многообразия общественных укладов и индивидуальных позиций в них.
Мы же, также вооружившись техникой анализа, присмотримся к тому, как в этом случае работает понятие «долг», ставшее опорой всего рассуждения. Прежде всего, оно, как и мораль в предложенной Стросоном интерпретации, тоже оказывается
«минимальным», содержательно совершенно пустым — такой долг не предписывает нам ничего, кроме подчинения сложившимся правилам, какими бы они ни были. «Минимальный» долг не оставляет никакой «внешней» по отношению к социальным обстоятельствам позиции для оценки самих этих правил — мы должны только исполнять их, и не просто не обязаны, но обязаны не участвовать в их формировании, вверяя это дело другим силам (каким — природе? истории? правителям и пророкам?). Единственный случай, когда исполнение минимального долга не окажется для нас проблематичным — это когда социальные правила чудесным образом будут во всем благоприятствовать осуществлению выбранного нами жизненного плана. Но можем ли мы рассчитывать на такую "предустановленную гармонию"? Приведение себя, своего жизненного плана в соответствие с требованиями общественных правил требует того, что известно как конформизм. Разумный жизненный план в этом случае сводится к выбору одной из досягаемых социальных ролей; но что если правила общества, в которое мы «заброшены», не предусматривают для нас вообще никакого выбора? Парадоксальным образом требование индивидуальной свободы в осуществлении жизненного плана подводит нас к требованию подчиниться социальным обстоятельствам, говоря кантовским языком, автономия требует гетерономии.
Можно попытаться избежать этого бесперспективного результата, немного расширив понятие долга — представив его как предписание не только исполнять социальные пра-
вила, но и участвовать в их улучшении. Например, оперевшись на аргументы Ролза о необходимости совершенствовать базовую структуру общества во имя справедливости. Однако в этом случае нам придется иметь дело с вопросом о критериях, которые мы кладем в основу наших представлений о совершенствовании, например, с вопросом о том, что такое справедливость. Первая трудность состоит в том, что, решая вопрос о критериях, нам придется сделать выбор между тем, что можно назвать «экстернализмом» и «интер-нализмом». Экстерналистский подход (использованный Стросоном в построении «минимального понятия морали») предполагает, что критерии также целиком заданы внешним комплексом природных и социальных обстоятельств — «все, что имеет ценность», имеет ценность потому, что так принято в данном обществе, в данной среде. Вооружившись экстерналистским подходом, мы едва ли можем надеяться сколько-нибудь далеко уйти от трудности конформизма, от социальной и природной гетерономии. Выбор же ин-терналистского прочтения понятия долга потребует построения довольно сложной моральной метафизики — предприятия, к которому аналитический эмпиризм не располагает. Так, если мы воспользуемся идеями Канта (к чему располагает возникшее в рассуждении Стросона понятие долга), мы придем к картине, в которой работающий по универсальным законам разум отдельного человека станет законодателем, требующим не только исполнения общественных норм, соответствующих нравственному закону, но и измене-
ния несоответствующих. Вторая трудность — во всяком случае для исходных посылок Стросона — здесь заключается в том, что любая попытка ответить на сложный вопрос о критериях, независимо от выбора подхода, начнет наполнять понятие долга содержанием, оно перестанет быть «минимальным» и допускающим плюрализм, появятся внутренне, фундаментально «правильные» и «неправильные» общества и жизненные планы.
Таким образом, мы оказываемся перед выбором: либо признать проблему общественной морали не поддающейся исследованию (вывод, редко смущавший философов-аналитиков), либо модифицировать описанную Стросоном «минимальную» концепцию, пристраивая к ней полновесную теорию внутренней моральной механики человека вообще, не зависящую от случайных общественных обстоятельств и разрушающую исходную установку на плюрализм — например, теорию кантианского толка. Стросон выбирает первый вариант, в сторону второго варианта движется Ролз. Его «Теория справедливости», помимо сравнительно краткого изложения собственно «теории справедливости как честности», содержит объемное исследование этой самой внутренней механики человека, которое мы могли бы назвать, пользуясь кантовски-ми терминами, «чистой политической антропологией». Джон Ролз предложил проект морально-политической метафизики, разрушающий антиметафизическую направленность аналитической традиции теперь и в этой области, и мы можем видеть в Питере Стросоне одного из
245
ВЕК
предшественников данного проекта, опробовавшего методы «дескриптивной метафизики» в моральной философии и получившего перспективные результаты.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Чалый, В.А. Аналитическое кантианство: становление и развитие [Текст] / В.А. Чалый // Аргументация и интерпретация. Исследования по логике, истории философии и социальной философии: Сб. науч. ст. под ред. В.Н. Брюшинкина. - Калининград: Изд-во КГУ, 2006 - С. 84-104.
2. Брюшинкин, В.Н. Логика Канта и метафизика Стросона [Текст] / В.Н. Брюшинкин // Кантовский сборник. - 2011. -№ 37(3). - С. 7-17.
3. Брюшинкин, В.Н. Питер Стросон о метафизике [Текст] / В.Н. Брюшинкин,
B.А. Чалый // Стросон П.Ф. Индивиды. Опыт дескриптивной метафизики / пер. с англ. В.Н. Брюшинкин, В.А. Чалый. - Калининград: РГУ им. И. Канта: 2009. -
C. 312-325.
4. Чалый, В.А. Питер Стросон об аналитическом, синтетическом и априорном. [Электронный ресурс] / В.А. Чалый // Ра-цио.га: электронный научный журнал. -
246 2010. - № 3. - С. 114-123 - URL: http:// www.kantiana.ru/ratio/issues/1307/ (дата обращения: 29.04.2015).
5. Rawls, J. A Theory of Justice. rev. edn. [Text] / J. Rawls. - Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 1999.
6. Кант, И. Основоположение к метафизике нравов [Текст] / И. Кант // Собр. соч.: в 6 т. - Т. 4-1. - М., 1965.
7. Strawson, P.F. Social Morality and Individual Ideal [Text] / P.F. Strawsson // Philosophy. - 1961. - No. 136 (36). -P. 1-17.
REFERENCES
1. Bryushinkin V., Logika Kanta i metafizika Strawsona, Kantovsky sbornik, 2011, No. 37 (3), pp. 7-17 (in Russian)
2. Bryushinkin V., Chaly V., Peter Strawson o metafizike, in: Strawson P.F. Individy. Opyt deskriptivnoj metafiziki, transl. by. Bryush-inkin V., Chaly V. Kaliningrad, 2009, pp. 312-325 (in Russian)
3. Chaly V., Analiticheskoe kantianstvo: stanovlenie i razvitie, Argumentacija i inter-pretacija. Issledovanija po logike, istorii fi-losofii i socialnoj filosofii: Sb. nauch. st. pod red. V.N. Brjushinkin, Kaliningrad, 2006, pp. 84-104 (in Russian)
4. Chaly V., Peter Satrwsonob analiticheskom, sinteticheskom i apriornom, Ratio.ru: elek-tronnyj nauchnyj zhurnal, 2010, No. 3, pp. 114-123 [Electronic resource], available at: http://www.kantiana.ru/ratio/issues/1307/ (accessed: 29.04.2015) (in Russian)
5. Kant I., Osnovopolozhenie k metafizike nra-vov, in: Sobr. soch. v 6 t., T. 4-1, Moscow, 1965(in Russian)
6. Rawls J., A Theory of Justice, Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 1999.
7. Strawson P.F., Social Morality and Individual Ideal, Philosophy, 1961, No. 36 (36), pp. 1-17.
Чалый Вадим Александрович, кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой философии, Институт гуманитарных наук, Балтийский федеральный университет им. И. Канта, vadim.chaly@gmail.com Chaly V.A., PhD in Philosophy, Associate Professor, Philosophy Department, Chairperson, Immanuel Kant Baltic Federal University, vadim.chaly@gmail.com
