CC BY
16
УДК 821.161.1
ДРАМА Г. КЛЕЙСТА «ПРИНЦ ФРИДРИХ ГОМБУРГСКИЙ»: ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МОДИФИКАЦИИ ИДЕЙ И ОБРАЗОВ
© 2017
Рубцова Елена Викторовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры «Русского языка и культуры речи» Петрова Наталья Эдуардовна, кандидат педагогических наук, доцент кафедры «Русского языка и культуры речи» Курский государственный медицинский университет (305041, Россия, Курск, ул. Карла Маркса, д. 3, e-mail: [email protected])
Аннотация. В статье даётся анализ творчества немецкого драматурга Генриха Клейста. В частности речь идет о его исторической драме «Принц Фридрих Гомбургский», в основу которой положены реальные события и герои. Авторская интерпретация образов исторических лиц, их трансформация в романтических героев, сюжетные коллизии в течение двух веков привлекают внимание литературоведов и литераторов. Рецепция персонажей и сюжета прослеживается в произведениях мировой литературы. Цель исследования заключается в анализе и интерпретации событий и поступков исторических героев на фоне социально-политической ситуации в Пруссии в период её оккупации войсками Наполеона, выявление связей и аналогий, установление проблемно-тематических и образных соответствий между произведениями зарубежной и русской литературы и драмой Г. Клейста. В процессе работы были использованы методы анализа и синтеза теоретического материала, сравнения и сопоставления сюжетно-об-разной специфики художественных текстов. Авторы исследования приходят к заключению, что патриотические настроения, царившие в этот период в порабощённой Пруссии, мотивировали обращение Г. Клейста и его современников к страницам героического прошлого их страны, они ищут решение национальной проблемы и видят её в разумной, абсолютистской монархии. Рецепция клейстовских героев, сюжетных линий имеет место в творчестве Ф. Стендаля, В. Гюго, Т. Манна, А. Пушкина, Ф. Достоевского, Л. Толстого.
Ключевые слова: зарубежная и русская литература, романтизм, драма, драматургический психологизм, сюжетные коллизии, романтический герой, романтический индивидуализм, литературный образ, авторская концепция, мистические элементы, провидческий сон, сомнамбулическое состояние, романтический кодекс чести,
DRAMA OF HEINRICH VON KLEIST «THE PRINCE OF HOMBURG»: ARTISTIC MODIFICATIONS OF IDEAS AND IMAGES
© 2017
Rubtsova Elena Viktorovna, candidate of philological sciences, assistant professor of the department of «Russian language and speech culture»
Petrova Natalia Eduardovna, candidate of pedagogical sciences, assistant professor of the department of «Russian Language and Speech Culture» Kursk State Medical University (305041, Russia, Kursk, Karl Marx Street, e-mail: [email protected])
Abstract. The article analyzes the work of the German playwright Heinrich Kleist, in particular, his historical drama Prince Friedrich of Homburg, based on real events and heroes. The author's interpretation of the images of historical figures, their transformation into romantic heroes, plot collisions within two centuries attract the attention of literary critics and writers. The reception of characters and the plot can be traced in the works of world literature. The purpose of the study is to analyze and interpret the events and deeds of historical heroes against the backdrop of the social and political situation in Prussia during the period of its occupation by Napoleon's troops, the identification of connections and analogies, the establishment of problem-thematic and figurative correspondences between works of foreign and Russian literature and the drama of Kleist. In the process of work, methods of analysis and synthesis of theoretical material, were used. The authors of the study conclude that the patriotic moods prevailing in this period in the enslaved Prussia motivated the appeal of Kleist and his contemporaries to the pages of the heroic past of their country, they are looking for a solution to the national problem and see it in a reasonable, absolutist monarchy. The reception of Kleist heroes, plot lines takes place in the works of F. Stendhal, V. Hugo, T. Mann, A. Pushkin, F. Dostoevsky, L. Tolstoy.
Keywords: foreign and Russian literature, romanticism, drama, dramatic psychological psychology, plot collisions, romantic hero, romantic individualism, literary image, author's concept, mystical elements, visionary dream, somnambulistic state, romantic code of honor.
Генрих Клейст - один из представителей немецкого романтизма XIX века, чье творчество и до настоящего времени недостаточно изучено и представляет интерес как для литературоведов и критиков, так и для литераторов [1]. Этот интерес обусловлен своеобразием авторского таланта, творческим подходом к интерпретации реальной истории, реального исторического лица - принца Гамбургского, в одноименной драме, задуманной зимой конца 1809 начала 1810 годов и оконченной в 1811 году. Это последнее произведение автора, созданное незадолго до его добровольного ухода из жизни в оккупированной Наполеоном Пруссии, в канун освободительных войн. Автор не увидел произведение опубликованным, так как это произошло в 1821 году после редактирования Людвига Тика, внёсшего в текст некоторые исправления. Позднее первоначальный вариант оригинальный текст был восстановлен литературоведом Э. Шмидтом [2, с. 79-82]. Интерес литературоведов сосредоточен не только на образе принца Гомбургского, героя одноименной пьесы Г. Клейста, и преломлении проблематики названного произведения, но и его ре-
цепцияв литературе Как считают исследователи, драма «Принц Гомбургский», концептуально неоднозначна, вследствие чегона протяжении веков провоцировала самые противоположные толкования.
Целью данного исследования является анализ «Принца Гомбургского» Г.Клейста как в контексте своей эпохи, так и независимо от временных границ, не только в русле идеологических посылов, но и с точки зрения типологических связей и образно-тематических аналогий, раскрытие многообразных и сложных взаимосвязей между текстами зарубежной и отечественной литературы и драмой Г. Клейста «Принц Гомбургский», установление проблемно-тематических и образных соответствий.
Для реализации цели необходимо решить следующие задачи: обозначить факторы, обусловившие обращение Г.Клейста к событиям национальной истории, ставшим сюжетной основой драмы «Принц Гомбургский»; проследить поэтапное отражение проблематики драмы в зарубежной и русской литературе; описать модели взаимодействия отдельных произведений зарубежной и рус-
Рубцова Елена Викторовна, Петрова Наталья Эдуардовна ДРАМА Г. КЛЕЙСТА «ПРИНЦ ФРИДРИХ ГОМБУРГСКИЙ» ...
ской литературы с «Принцем Гомбургским» Клейста; выявить и акцентировать в драме смыслы, актуализируемые литературным контекстом.
В основу сюжета драмы Г.Клейста были положены реальные исторические события, описанные Фридрихом II (1712-1786) в «Мемуарах для истории Бранденбургского дома» (1751), - разгром немцами шведов под Фербеллином в 1678 г. Король Пруссии, прозванный «просвещенным деспотом», рассказывал о своем предке и о подвиге принца Гомбургского (Фридриха II, ландграфа Гессен-Гомбургского), который, производя разведку шведских позиций, необдуманно вступил в бой и одержал блистательную победу. Однако курфюрст объявил принцу, что согласно закону войны нарушившего приказ следует казнить. Но фраза «победителей не судят» оказалась в этом случае справедливой, и чтобы не омрачать радость победы, курфюст прощает принцу Гомбургскому нарушение военного приказа.
Обращение к историческим событиям почти двухвековой давности объясняется национально-патриотическим чувством, которое вызвано современной автору исторической ситуацией. Поражения Пруссии и Австрии в эпоху от войск наполеоновской армии обуславливали выражение надежды на борьбу за национальное освобождение. Это настроение сближает Г. Клейста с современными ему романтиками, например с Брентано и Эйхендорфом. Главная патриотическая и политическая идея заключена в апологии прусской государственности, идеального монарха: её Г.Клейст рассматривал как главное условием освобождения и возрождения Германии.
Но если сюжет имеет под собой реальную историческую основу, то главный герой у Г. Клейста - романтичный юноша, мечтающий спасти свою страну, - совершенно не похож на исторический прототип. Да и развитие событий происходит несколько иным образом. Обозначается трагическая коллизия. Как пишет Берковский, «принц Гомбургский - тот самый победитель, которого судят вопреки утверждениям пословицы» [3, с. 449-450]. Юный герой за нарушение воинской дисциплины предстаёт перед военным судом, а впоследствии его ожидает казнь. Несмотря на проявленный принцем героизм, курфюрст, отстаивая и защищая непогрешимость приказа и превосходство государственного долга, стоит на стороне закона. Романтический герой, для которого принцип личностной свободы важнее воинской дисциплины, рождённой абсолютистской властью, переживает потрясение, которое влечёт за собой перелом в сознании. Это лишает смертный приговор смысла, и курфюрст прощает его.
Однако, несмотря на то, что автор явно принимал сторону закона и монархии, драму Г. Клейста властные структуры приветствовали весьма холодно. «Своей драмой Клейст затронул одно больное место, которое было самым чувствительным в эпоху, когда Теодор Кернер заставлял героев своих трагедий прямо-таки наперегонки рваться к героической смерти. Герой - и страх перед смертью! Это уж слишком. Это оскорбляло любого прапорщика» [4, с. 116-117]. Талантливое произведение было концептуально неоднозначно, противоречиво и провоцировало на самые противоположные толкования.
Драма «Принц Гомбургский» отличалась не только от официальной, идеологизированной и верноподданнической литературы, но и от всего предшествующего литературного наследия автора. Герои Клейста активно вступают в единоборство с миром,находя в этом путь для самоутверждения. А вот испытание «Я» принца Гомбургского начинается с усвоения покорности, душевное величие своего героя автор видит в духовном самообуздании. Более того, угрозу мировой гармонии Клейст усматривает в нарушении прусско-армейской дисциплины, а идею высшей человеческой общности соединяет с идеей верноподданничества, олицетворяя мировой порядок в государственном законе. Казалось бы,
такая позиция автора драмы свидетельствует об отказе от романтического индивидуализма («самоуправства») в пользу надличного закона, сосредоточенного в военной дисциплине. Однако всё не так однозначно. Порицая и наказывая своего героя за своеволие, автор при этом поэтизирует своего героя, умышлено наделяя яркими чертами романтической натуры: молодостью по сравнению с «историческим» принцем, экзальтированностью, влюбленностью, склонностью к сновидчеству, мечтательностью (критики часто приписывали именно ей роковой поступок принца). Образ курфюрста, напротив, не препятствует тому, чтобы выглядеть воплощением казарменного начала. Принц Гамбургский олицетворяет романтический кодекс чести, основа которого - не только в следовании праву на свободу, но и в признании свободы действий другого, в уважении к этим действиям.
Как заметила австрийская писательница послевоенного периода И. Бахман, создавшая либретто для композитора Ханса Вернера Хенце (Принц Гамбург, 1966), в драме нет ни одного преступника[5, с. 59-66]. А. Карельский усматривает своеобразие этого произведения в том, что «преступником» здесь оказался не конкретный герой, а мировоззрение» [6, с. 30-51].
На такой вывод нацеливает фабула драмы. Принц, приговорённый воинским судом к смертной казни, растерян и возмущен. Охваченный страхом смерти, он на коленях умоляет супругу курфюрста исхлопотать ему помилование. Курфюрст готов проявить великодушие, но только если принц сочтет приговор несправедливым. В принце пробуждается гордость и чувство человеческого и воинского достоинства, он признает себя виновным и отказывается от помилования. Курфюрст милует его. Все завершается кличем: «Смерть всем врагам во славу Бранденбурга!»
Концептуальная неоднозначность произведения заключается в том, что, создавая романтическую драму с классическим романтическим героем, характерной романтической антитезой героя и общества, автор оправдывает того, чье своеволие приводит к победе. При этом Г. Клейст сглаживает конфликт между принцем и кур-фюстом, вводя мистические элементы провидческого сна и сомнамбулического состояния юного героя. Кроме того, непогрешимость закона противопоставлена в драме патриотизму героя, несмотря на своеволие и нарушение приказа главнокомандующего и, соответственно, верховной власти.
И если произведение Г. Клейста вызывало недовольство у современников, то в XX веке появился поток противоречивых мнений и толкований, рождённых неоднозначностью авторской концепции.
Так, Франц Меринг назвал драму «песнью песней субординации и подчинения княжеской воле, а Бертольд Брехт в пристрастном и откровенно язвительном сонете, посвященном драме Клейста, назвал принца «образчиком геройства и холопства»[7, с. 65-81].
Нашлись критики, которые защищают принца Гомбургского, утверждая, что он сам решает свою судьбу, выбирая смерть, и таким образом остается независимым от курфюрста. Райнхольд Шнайдер в 1946 году так трактовал сцену смертного страха: «Драма Клейста - последняя отчаянная самооборона индивида против государства и армии, из которых исчезает человек; против долга, не желающего слышать ни сердца, ни совести; против власти, которая в своей окаменелой серьезности считает себя последней инстанцией» [6, с. 65-81]. Другие, напротив, стремятся указать на личную вражду курфюрста, недовольного притязаниями принца на руку Наталии Оранской и стремящегося уничтожить принца либо унизить его своим помилованием. Подобная концепция, резко противоречащая самому тексту драмы, разумеется, изобилует бесчисленными натяжками в ее истолковании .[8].
В. Мушг увидел в глубинной основе этой драмы чисто романтическую оппозицию веку филистерства.
Именно против него нацелена и «классицистическая идеализация прусского воинства», а курфюрст показан как идеальный монарх с его «трагическим понятием справедливости». Это означает, что, создавая «Принца Гомбургского», Клейст все-таки рассчитывал на возможность «союза» с современниками, шел им навстречу [9, с. 40-53].
Карл Штернгейм, известный драматург начала XX века, в цикле своих комедий «Из героической жизни бюргера» резко отверг драму Клейста - он увидел в ней утверждение идеологии и морали буржуазно-филистерской «золотой середины», посредственности: «...тут предполагается, что в изящных искусствах тоже, как и в жизни, непреложен буржуазный закон: уставу надо подчиняться!»
В конечной гармонии драмы также усматривали зыбкость и двусмысленность. Тик отметил очевидную сказочность финала; а драматург Матиас фон Коллин вообще назвал ее концовкой комедии на том основании, что она «позволяет себе шутить с наидостойнейшими чувствами и оформляет помилование как придворный бал...». Трагедийная же сила сцены смертного страха -этот новый безусловный прорыв Клейста в сферу реалистического психологизма - эстетически не вполне согласуется с финалом, как и «предсмертный» монолог принца; его возвышенное заклинание бессмертия дискредитируется тем, что патетика, собственно, уже не нужна. Герой открывает глубины души, полагая, что уже кончил счеты с миром, что его ждет близкая жертвенная смерть, а на самом деле его ждет всего лишь «придворный бал». Коллин делает вывод, что в результате концовка драмы создает впечатление «реальности бессвязной и дисгармоничной». Англичанин Дж. Гири считает, что, помиловав принца после этого его прощального монолога, курфюрст «убивает его еще раз — психологически» [10, с. 65-81].
Например, А.И. Дейч считат, что психологические и социально-политические коллизии характерны не только драме «Принц Фридрих Гомбургский», но и другим произведениям Г. Клейста, так как, по его мнению, для мира среди людей нужны чрезвычайные условия, обыденность - повод и арена для взаимного истребления [8]. Г. Лукач по поводу драм и новелл Клейста высказывал следующее мнение: «Повсюду сталкиваемся мы с роковыми тайнами, с неясными, тёмными ситуациями, которые запутываются всё больше и больше вследствие взаимного, непреодолимого недоверия людей друг к другу, и неожиданно разъясняются только в момент трагической развязки. Такое развитие действия, такая психология персонажей объединяются, однако, в цельное мироощущение; психология действующих лиц и развитие сюжета не только согласованы, не только проникнуты одним настроением, но стихийно вытекают из единого чувства [11]. С. Цвейг в статье «Генрих Клейст» утверждает: «... В драмах он возбуждён, разжигает себя... гонит себя вперёд ... его драмы - самые субъективные, самые стремительные, самые пылкие в репертуаре немецкого театра» [12, с. 198]. По мнению К. Хепке, Клейст воспринимает и отображает мир как то, что находится в процессе распада и становления [13, с.291-295]. Д.Л. Чавчанидзе считает, что у Клейста герои погибают потому, что не могут примирить свой душевно-духовный уклад с условиями и постулатами необратимой реальности, с которой им приходится сталкиваться [14, с.79-91].
Рассмотрим проблемно-тематические и образные соответствия между героями драмы, её сюжетными коллизиями и аналогичными персонажами в мировой литературе последующих веков.
Драма Г. Клейста содержит иллюстрации поведения акцентуированных личностей [15], что позволяет расширить контекст сопоставления. Так, Принца Гомбургского можно сравнить с Перси, персонажем трагедии Шекспира «Генрих IV», по прозвищу «горячая
шпора», который нарушил приказ о ходе битвы и этим навлекает на себя смертный приговор. Различие заключается в том, что у первого несдержанный порыв чувств подчиняет себе волю; у второго стимулом оказывается волевое желание.
Экзальтированность, проявляющаяся в крайних проявлениях эмоций от восторга до отчаяния, от безудержной страстности до ледяной холодности, безразличия и даже ненависти характерна романтическим героиням Ф.М. Достоевского и Ф. Стендаля. Катерина Ивановна из «Братьев Карамазовых» и Матильда де ля Моль в романе «Красное и черное», как и принц Гомбургский, способны на отчаянные поступки, страстную любовь и самопожертвование.
Юношеская чрезмерность чувств, которая в период «бури и натиска» проявляется у героев в страстности реакций, весьма ярко представлена у одного из главных персонажей Л.Н.Толстого в романе «Война и мир». Николай Ростов с воодушевлением идет на войну, мечтая о славе. Однако, оказавшись на поле боя, столкнувшись с реальной опасностью, впадает в другую крайность: чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь овладевает его существом. Спустя некоторое время, Николай забыл об этом и искренне гордится тем, что принимал в бою участие. Когда Александр I появляется на фронте, Николай, преисполненный восторга, любви, умиления, готов умереть за своего императора. Юный возраст Николая подчеркивается, когда автор говорит о его «добром, молодом сердце». Позднее юношеская экзальтированная чувствительность уходит, и мы видим сдержанного, уравновешенного человека, который в дальнейшем не отличается избытком эмоций. Свой долг в отношении родины он рассматривает теперь весьма трезво.
Драма «Принц Фридрих Гомбургский» - средоточие общечеловеческой проблематики, которая распознается во всем частном и исторически конкретном (в войне, военном приказе, в государственном благе), и в этом отношении гуманна.
Пьеса несет на себе явный отсвет высокой трагедии как по структуре (деление на пять актов), так и эмоциональной насыщенности, интенсивно развивающихся душевных движениях в рамках гармонически-уравновешенной формы, как например, в «Медее» Эврипида, шекспировском «Гамлете». Состоялось признание в любви, выиграна битва, выяснилось, что курфюрст жив, остается сыграть свадьбу и довершить идиллию. Что мешает? Возникает противоречие между чувством и долгом, характерное классической трагедии. Курфюсту нужно сделать выбор между долгом по отношению к родине и чувством отцовской любви к принцу.
В литературе часто встречается подобное идеализированное сознание долга у «государственных» людей, чиновников. Например, инспектор Жавер из романа В. Гюго «Отверженные», который понимает ответственность за порядок в контролируемом им департаменте как священный долг. Мысли о сострадании к «отверженным» Жаверу не свойственны. В романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» Понтий Пилат решает судьбу бродячего философа Иешуа. Прокуратор поступает как представитель верховной римской власти, а не как личность, и делает выбор в пользу формального долга, понимая, что в действиях Иешуа нет преступления. Несмотря на симпатию к обвиняемому и искреннее желание помочь ему, бездушный чиновник, воин оказывается в нём сильнее «человека». Трактовка Клейста страсти, выбора между долгом и чувством сближает драму не только с трагедией, но и с новеллой. В произведениях этого жанра острый, единичный случай изображается именно как случайность; показательна, например, «Ванина Ванини» Ф. Стендаля.
В драме Клейста осуществляется художественное исследование феномена смерти. Принц Гомбургский на протяжении пьесы оказывается перед лицом смертель-
Рубцова Елена Викторовна, Петрова Наталья Эдуардовна ДРАМА Г. КЛЕЙСТА «ПРИНЦ ФРИДРИХ ГОМБУРГСКИЙ» ...
ной опасности. Но как меняется отношение к ней! Герой, одержавший победу над врагом, не задумывается о смертельной опасности, о ценности жизни. Героическая смерть почётна для воина, патриота, освободителя своей земли от врагов. Каково же думать о близкой смерти, находясь в заточении, чувствуя себя государственным преступником... Смерть становится мерилом яви и разрушает сновидение принца. Но она сообщает герою мужество: теперь это уже не юноша-романтик, благодаря импульсу одержавший победу над врагом, а муж, воспринимающий свою смерть как должную, связанную с пониманием блага родины. Таким образом, тема смерти соединяется с темой патриотизма.
Здесь возникает аналогия с фабулой «Капитанской дочки» А.С. Пушкина, которая также построена на военной теме и наглядно иллюстрирует тезис о необходимости «подчинения закону». Общим является и мотив «достоинства». Гринев, подобно принцу, отказывается от оправдания перед судом, безропотно принимая грозящую ему смертную казнь (за нарушение присяги). Переходит в «Капитанскую дочку» и «счастливый конец», то есть помилование преступника. Любовная линия, как и у Клейста, переплетается с военной, именно она определяет исход событий: Екатерина отменяет смертный приговор «как женщина», а не как императрица, то есть делает то, чего не может сделать как лицо государственное.
Не случайно в предисловии к несостоявшемуся изданию Генриха Клейста Борис Пастернак заговаривает об ощущении родства некоторых мотивов у Клейста и Пушкина [16, с.160]. В произведениях А.С. Пушкина действительно есть элементы сюжетного сходства с драмой Клейста. Их несут, во-первых - «инициация», то есть прохождение через смерть. Дубровский подводится к ней -получает опасное ранение, но остаётся жив, роман оборван на крутом вираже, формально свидетельствующем о «преображении»: после очередной схватки Дубровский резко принимает решение распустить свою шайку и переменить жизнь. Определённую роль здесь играет героиня. Маша Троекурова отказывается от слишком поздно принесённой ей свободы. Своим поступком она как бы реализует моральные принципы человека, для которого долг важнее свободы [17, с.180; 18, с. 215 ].
К числу пушкинских произведений, имеющих аналогии с драмой Г. Клейста, можно отнести поэму «Анджело». Но если принц пользуется всеобщей любовью и его помилование вызывает всеобщее ликование, то помилование Анджело вызывает скорее удивление и недоумение. Однако обе драмы имеют счастливый финал. В случае с принцем это и признание вины и, как пишет Берковский, совершается внутреннее очищение, человек чувственности, импровизации, мечты становится человеком строгого долга. Все, что произошло в пьесе с принцем, - это одновременно и «притча», «показательное действо» и осмысляемая психологически конкретно цепочка ситуаций[2, с. 450].
Такая концепция придает драме Клейста характер «поучительного романа». Тема ее - воспитание в принце Гомбургском прусского духа взамен анархии чувств. В истории героя слышатся отголоски «романа воспитания» («История Агатона» К.М. Виланда и «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гете (эпоха Просвещения); «Гиперион» Ф. Гельдерлина, «Странствования Франца Штернбальда» Л. Тика, «Житейские воззрения кота Мурра» Э. Т. А. Гофмана, «Генрих фон Офтердинген» Новалиса (романтизм); «Волшебная гора», «Иосиф и его братья» Томаса Манна). Когда курфюрст узнает, что принц признал свою вину и освободился от страха смерти, то объявляет о помиловании, а в финале принцесса Наталья увенчивает П.Г. венком победителя. В заключительной сцене принц предстает национальным героем, славословия ему сливаются с криками ликования во славу Пруссии и Бранденбурга [19, с36-51]._
Драма «Принц Гомбургский» по эпическому масштабу сопоставима с «Борисом Годуновым» Пушкина (1825), «Смертью Дантона» (1835) Бюхнера - пьесами, в которых оживают целые исторические эпохи: войны, междоусобицы, революции, отображаются бурные события царствования Годунова и времена польской интервенции, французской революции накануне падения якобинской диктатуры
В «Борисе Годунове», «Смерти Дантона», «Принце Гомбургском» и других эпически широких драмах нового времени, драмах с развернутой ситуацией, действие «разомкнуто». Особенность начала и финала пьес символизирует ее: действие начинается и обрывается на полуслове. Достаточно вспомнить пушкинское «Народ безмолвствует», рождающее перспективу новых потрясений и, следовательно, новых драм. Проблемно-тематический и образный диапазон названных пьес очень широк, но за его пределами остаются пространства ещё более обширные [20, с 81-99].
Таким образом, Генрих Клейст, обратившись к исторически конкретному эпизоду, относящемуся к эпохе кризиса феодально-монархической системы, делает универсальные, вневременные обобщения. Герои Клейста - это люди, способные на переживания необычайной силы, часто оказывающиеся в трагических ситуациях, что делает произведения Клейста глубоко психологичными и позволяет выявлять типологически сходные характеры и ситуации у других авторов. Клейст углубляет психологическую мотивировку центрального героя, индивидуализирует группу персонажей, более тонко и многосторонне, выстраивает драматическую коллизию пьесы. Он обогащает драму, заставляя ее ассимилировать с другими жанрами, характерными для европейской литературной традиции: начиная с античности, с глубокого понимания древнегреческой трагедии, через восхищение Шекспиром, увлечение Руссо и Кантом, философская концепция которого своеобразно отразилась в творчестве Клейста, что также позволяет отыскивать образно-тематические переклички и взаимные сюжетно-композиционные параллели. Драма рождает аналогию с «романом воспитания», новеллой, национальным эпосом
В драме «Принц Гомбургский» обозначены пути к различным формам драматургического психологизма XIX и XX веков, в том числе и реалистического. Драма Клейста содержит не только многочисленные точки сходства с другими произведениями мировой литературы, но и создаёт образный диалог. Всякий раз актуализируются оригинальные идеи, по-разному взаимодействующие с национальными литературами. Все они в совокупности нацелены на переосмысление концепции свободы человека, что и определяет их идейно-стилистическое единство.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Клейст Г. фон . Избранное. Драмы. Новеллы. Статьи. М.: Художественная литература, 1977. 497 с.
2. Драматургия. Генрих фон Клейст//История немецкой литературы в 3-х томах. Т.2. М.: Радуга, 1985. С. 79-82.
3. Берковский Н. Я. Клейст/Н.Я. Берковский // Романтизм в Германии. СПб.: Азбука, 2001. С. 449, 450.
4. Карельский А. В. Драма немецкого романтизма. М.: Медиум, 1992, С. 116-117.
5. Фёдоров М.Г. Драматургия Г. Клейста и современное западное литературоведение // Вестн. Московск. ун-та. Сер. 10, Филология. 1973. № 2. С. 59-66.
6. Карельский А. В. Испытание человека (творчество Генриха фон Клейста) // От героя к человеку: два века западноевропейской литературы. Сов.писатель, 1990. С. 30-51.
7. Тураев С. В. Клейст // Литература начала XIX века (немецкая литература). М.: Наука, 1989. С. 65-81.
8. Храповицкая Г.Н., Коровин А.В. История зарубежной литературы. М.: Просвещение, 2002. 386 с.
9. Яшенькина Р.Ф. Своеобразие художественного метода Клейста в драме «Принц Гомбургский» / Мировоззрение и метод. Зарубежная литература. Вып. 1, под ред. проф. Ю.В. Ковалева. Ленинград, 1979. С. 40-53.
10. Дейч А.И. Генрих Клейст // Судьбы поэтов: Гельдерлин, Клейст, Гейне. М.: Худож. лит., 1987. С. 65-81.
11. Лукач Георг Трагедия Генриха фон Клейста // К истории реализма. М., 1939. URL: http:// mesotes.narod. ru/lukaks/realism
12. Цвейг С. Генрих фон Клейст //Борьба с демоном: Гёльдерлин, Клейст. М.: Республика, 1992.С. 169-225.
13. Хепке Клаус. Клейст и весы времени //Литература и жизнь: классика и современность в восприятии читателя. М.: Худож. лит-ра, 1984. С. 291-295.
14. Чавчанидзе Д.Л. Соотношение идеала и действительности в немецкой литературе первой трети XIX века // Метод и мастерство. Вып. II. Вологда, 1970. С. 79-91.
15. Леонгард К. Акцентурованные личности. Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. 236 с.
16. Белый А. О Пушкине, Клейсте и недописанном «Дубровском» // Новый мир. 2009, №. 11. С. 160-170.
17. Петрунина Н. Н. Проза Пушкина (пути эволюции). Л., Наука, 1987. С. 176 - 189.
18. Петровых Н. М. Концепты воля и свобода в русском языковом сознании. Известия Уральского государственного университета. 2002. № 24. С. 207-217.
19. Тураев С.В. Немецкая литература начала XIX века: Новалис, Тик, Жан-Поль Рихтер, Гельдерлин, поздний Шиллер, Клейст, гейдельбергские романтики / История всемирной литературы в 9-ти тт., т. 6, под ред. И.А. Тертеряна. М.6 Просвещение, 1989, с. 36-51.
20. Жирмунский В.М. Из истории западноевропейских литератур. М. : Наука, Ленингр. отд., 1981. 303 с.
Статья поступила в редакцию 27.09.2017
Статья принята к публикации 26.12.2017
