CC BY
32
Млечко Т.П. Русская языковая личность ближнего зарубежья. - Кишинев: Славянский университет Республики Молдова, 2013 (Tipogr. "Valinex"). - 437 с. Bibliogr.: p.337-362 (341 tit.). - 100 ex.
«За четверть века меняется менталитет, меняется шкала ценностей, меняются клетки в человеческом организме, меняется воздух, меняется оптика, меняется все! Пройдут годы, время снесет все, в том числе и твою ветхую хибару, и если есть возможность, забей хотя бы гвоздик, пока рука держит молоток и глаз видит шляпку гвоздя».
Этими строками мудрого Иона Друцэ автор рецензируемой монографии -Татьяна Петровна Млечко предваряет заключительное предложение в своем «Слове к читателям» (Предисловие).
«Открытая вами книга - это продолжение начатого предшественниками и пройденного автором вместе с другими исследовательского маршрута, у которого, хочется думать, тоже будет продолжение в трудах нового поколения. Автор».
В Предисловии четко и кратко обозначена цель научного исследования -«сквозь призму языка увидеть человека, а сквозь призму личности носителя - живую жизнь самого языка, его новые состояния» [С. 3]. Цель достигнута. «Гвоздь забит».
Изменение менталитета, шкалы ценностей, воздуха, оптики ... у «так называемых других русских» за двадцатилетний период рубежа веков - как затекстная информация, как отсылка к реальным событиям и явлениям, явно обнаруживается уже на уровне названий глав и параграфов:
Глава I. «Русские координаты ближнего зарубежья» (Постсоветское пространство Русского мира; Эволюция феномена диаспоры; Русское лингвистическое меньшинство и Европейская правовая матрица)
Глава II. «Русский язык зарубежья: между академической нормой и региональной спецификой» (Факторы влияния инонационального контекста; Язык как социокультурная переменная; Социолингвистический статус: в поисках термина; Грани рецептивности и механизмы резистентности)
Глава III. «Молдавское пространство Русского мира» (Русские в Молдове: из века в век; Изломы идентичностей; Русско-национальный билингвизм в динамике; Русский язык: молдавские лингвокультурные оттенки)
Глава IV. «Русская языковая личность вне доминанты русского контекста» (Притяжение когнитивных полей; «Мой Русский мир»: координаты самоопределения; Инонациональные конфигурации ассоциативно-вербальных связей; Языковая личность: социокультурный аспект дискурсивных практик; Портрет на полотне художественного текста)
Заключение «Русская языковая личность ближнего зарубежья: траектории трансформаций».
Законченное и основательное научное исследование поражает масштабностью рассмотренных вопросов. Все содержание монографии расценивается нами
ISBN 978-9975-117-10-4
как доказательство высокого уровня преемственности в науке. Опираясь на опыт предшественников1, в том числе из смежных наук4 Т.П. Млечко бережно относится к любому знанию. Об этом свидетельствуют и обобщающие результаты, полученные в процессе изучения частных взаимодополнительных аспектов исследуемой проблемы.
Способность автора монографии увидеть за каждым мнением свой «эмоциональный» интеллект и внесенный предшественниками посильный вклад в понимание широкого круга вопросов, связанных с понятием «русская языковая личность» (РЯЛ), по сути, свидетельствует о многолетних наблюдениях и размышлениях Т.П. Млечко о том, как системно представить РЯЛ ближнего зарубежья.
Накопленный за последние два десятилетия в русском языкознании материал, посвященный осмыслению и описанию языковой личности, достаточно обширен. И, казалось бы, постсоветский научный дискурс (как основной корпус текстов, относящихся к сфере знания «русская языковая личность») создан. Однако это, на самом деле, далеко не так. Высказанная почти тридцать лет назад (1987) точка зрения Ю.Н. Караулова в отношении вопроса о том, что такое языковая личность продолжает быть актуальной проблемой современной науки о языке.
Выделить типологические черты русской языковой личности ближнего зарубежья в соотнесении с преобразованиями языкового пространства ее пребывания, выявить каким образом изменился русский язык в сегодняшнем коммуникативном обороте на постсоветской территории, каковы динамика и тенденции этих перемен - это комплекс сложных задач, которые не комплексно решаются многими исследователями.
Не имея надежных методологических установок для объяснения специфического феномена, какой является русская языковая личность ближнего зарубежья с позиции русиста за пределами российского ареала, Т.П. Млечко производит собственное знание. Это стало для нее возможным не только благодаря опоре на все ей доступные работы по выбранной теме и проблематике, но в силу обогащения их онтологией конкретного ареала. Прежде всего, это касается описания русской языковой личности в молдавском измерении, обзора изменений в русской языковой практике, перипетий становления русско-молдавского и шире - русско-инонационального билингвизма, сложностей языкового самоопределения, специфики самовыражения русской языковой личности в разных сферах в молдавском локале. Такой подход позволяет увеличить эффективность научных исследований в выбранном направлении путем экстраполяции полученных выводов на ареал ближнего зарубежья и может рассматриваться как надежная методологическая установка для дальнейших разработок аналогичных тем, но уже с другой региональной спецификой.
«Неслучайно "русскоязычные" в Молдове, как и во всех постсоветских ре-
1 Ю.Н. Караулов, В.В. Красных, Д.Б. Гудков, В.И. Карасик, Ю.Е. Прохоров, Л.П. Крысин, В.И. Беликов, Е.В. Красильникова, Н.И. Голубева-Монаткина, С.Е. Никитина, Л.М. Грановская, Н.А. Кожевникова, Б.М. Синочкина, Э.Д. Сулейменова, О.Б. Алтынбекова, Н.Ю. Авина, А.Б. Лихачева, Л.А. Кудрявцева, М. Кронгауз, В.П. Нерознак, М.В. Орешкина, В.Н. Белоусов и др. 4 В.А. Тишков, Е.И. Пивовар, М.Н. Губогло, С.С. Савоскул, Н.Ю. Космарская и др.
спубликах, стали специфической социально-культурной группой с едиными проблемами и похожими судьбами» [С. 167].
Обобщая выявленные в ходе исследования характеристики, типологические черты РЯЛ ближнего зарубежья на примере ее молдавской версии, автор исследования представляет в Заключении главные из них [С. 330-336]. Однозначно оговаривая, что представленный перечень речевых характеристик, т.н. «других русских, проживающих в некогда союзных республиках», является базовым и пока неисчерпывающим перечнем, Т.П. Млечко подчеркивает, что «и по этим чертам РЯЛ ближнего зарубежья уже вполне узнаваема и отчетливо определяется среди других» [С. 336].
Полагаем целесообразным обозначить их здесь в сжатой форме:
«Первое. В языковом сознании РЯЛ ближнего зарубежья более четко обозначился и расширился местный сегмент, то есть в индивидуальном когнитивном пространстве теперь отчетливо контурируется диаспоральное когнитивное пространство (ДКП), отражающее усилившееся притяжение инокультурной когнитивной базы (КБ2) и социумную специфику коллективного когнитивного пространства (ККП). <...> Данные процессы сопровождаются издержками, негативно влияющими на качественное состояние русской речи. Языковые репрезентации свидетельствуют о целом ряде таковых. <...> Таким образом, специфика языкового сознания и речи описываемой нами РЯЛ предопределена погружением русского языка в инонациональный контекст и приспособлением к нему. <...> Всё это позволяет считать, что РЯЛ ближнего зарубежья - это на данном хронологическом срезе обобщенный тип носителя русского языка, соответствующего единому стандарту и не имеющего достаточных оснований называться национальным вариантом языка в классическом понимании данного термина. <...>
Второе. РЯЛ ближнего зарубежья отличается резистентностью к влиянию лингвокультурной среды. Об этом свидетельствуют выявленные нами преференции в выборе стратегий адаптации, которые нацелены на сохренение лингвокуль-турной самобытности, и установки носителей на сохранение своего языка, на соблюдение норм и правил культуры речи. <. > При всем этом устойчивость позиций и качественные характеристики РЯЛ подвергаются серьезному испытанию билингвизмом.
Третье. В процессе становления русско-национального билингвизма сформировалась в тех же территориальных границах принципиально иная РЯЛ. Это тип, в отличие от предшествующих ему, репрезентирует уже не монолингвальное русское сообщество жителей той или иной национальной республики, а билинг-вальную общность русскоязычных <...> хотя путь к овладению государственным языком у русских ближнего зарубежья был отмечен внутренним сопротивлением. <. > В настоящее время можно говорить о РЯЛ ближнего зарубежья как о двуязычной в той или иной мере. <...> Независимо от специфики каждой разновидности (билингвизма3), создающей определенный облик РЯЛ, важно то, что для типа в це-
3 Т.П. Млечко исследует и выделяет следующие виды билингвизма в Молдове: а) рецептивный, б) цитатный, в) редуцированный, г) узкоспециальный, д) уравновешенный билингвизм.
лом характерно на данном хронологическом срезе освоение второго языка не ценой потери русского, более того - не ценой потери его доминирующего положения в коммуникативной практике. <...>
Четвертое. В отрыве от исконной когнитивной базы и живой стихии и материкового русского мира у РЯЛ ближнего зарубежья происходит лакуниза-ция тезаурусного компонента языковой компетенции и истончение многомерных ассоциативно-вербальных связей, появляется большое число агнонимов. <...> Для них (молодого поколения русскоязычных в Молдове) свое русское достаточно дис-танцированно, инонациональное не своё - не достаточно приближено. В зазоре возникает национально обезличенное, что может привести к маргинализации РЯЛ. По констатации, которая совпадает и с выводами других исследователей, в настоящее время базовые компоненты языковой картины мира русских остаются неизменными. <...>
Пятое. Для РЯЛ ближнего зарубежья усложнился вопрос языковой идентичности, что связано с рядом причин. <...> Дрейф и смещение языковых идентич-ностей связан с тем, что и гражданская и этническая самоидентификация личности напрямую связаны с языком. Таким образом, «полинациональная» русская языковая личность в ближнем зарубежье претерпела серьёзные изменения под влиянием притяжения новой гражданской идентичности и, в случаях несовпадения языка с национальностью, - притяжения этнической идентичности.
Шестое. Специфика РЯЛ ближнего зарубежья проявляется в отчетливо выражаемом раздельном соотнесении себя с разными сегментами русского мира - с русским миром вообще, с Россией, с русским миром страны проживания. <. > Они (молодое поколение русскоязычных в Молдове) ощущают разницу между русским миром вообще, русским миром здесь и там. Эта тройственность в восприятии доминирует в большом количестве речевых репрезентаций.
Седьмое. В языковом сознании и речи РЯЛ ближнего зарубежья присутствует своеобразный элемент - это ощущение своей отделённости / отдаленности / отдельности от титульного населения, от России. <. >
Восьмое. <...> Не менее важно, как русскость проявляется как бы сама по себе, в процессе самореализации, что на примере литературного творчества просматривается особо выразительно. Речь не только об особых оттенках русской и российской тематики в произведениях литераторов ближнего зарубежья. Согласно нашим выводам, можно обособить две модели самовыражения русскоязычных авторов. У одних это происходит четко в рамках одной культурной и литературной традиции - русской, у других - в своеобразном диалоге с окружающим их иным лингвокультурным миром. В поисках третьего пути современная РЯЛ открыта разнообразным культурно-языковым влияниям. <...> » [С. 330-336].
Особая научная и практическая ценность монографии видится в соотнесенности выводов и определений, оценок и комментариев Т.П. Млечко с наиболее острыми научными, социальными дебатами современности.
«Присвоение русскому языку в инонациональных регионах статуса "национального варианта", на наш взгляд, слишком прямолинейная и преждевременная установка социолингвистического "диагноза". <...> При всем разнообразии лингвокультурных влияний на русскую речевую практику за пределами России моноцентризм русского языка не поколеблен. Российский стандарт, академическая норма остаются в сильной позиции, что не исключает фактов, которые придают речевой практике региональную специфику».
Целенаправленным и целесообразным является обращение Т.П. Млечко в процессе научной работы к индивидуальным биографиям - методу социально-речевого портретирования.
«Каждый носитель русского языка - это человек русского мира, который по-своему в нем живет и по-своему может о нем рассказать. Эти повествования -штрихи к портрету не только русского мира, но и самих авторов. Именно это важно для нас в контексте воссоздания на исследовательском полотне портрета РЯЛ в определенном геополитическом и социокультурном сегменте русского мира» [С. 269].
Выбор метода оказался оправданно эффективным и максимально соответствующим социолингвистического задачам исследования не количественного типа, а качественного, каковой является монография Т.П. Млечко.
Дополнительные «замеры» вербального пространства языковой личности проводились ею посредством тематических опросов, культурологического тестирования, ассоциативного эксперимента и анализом монологов-эссе, выполненных респондентами по специальному заданию и текстов, естественным образом бытующих в обиходе и адресованных ему.
Несомненным достоинством проведенного исследования является иллюстрации РЯЛ, представленные в лицах конкретных прототипов, которые живут в реальной языковой действительности ближнего зарубежья с присущей ему внея-зыковой действительностью. Об этом красноречиво свидетельствует раздел монографии:
Приложения (Тексты интервью):
«Четыре поколения нашей семьи были двуязычными»,
«Думаю, без трех языков абсолютно невозможно было бы сейчас: без русского, без болгарского и без молдавского»,
«По обстоятельствам стала молдованкой. Любой язык - это новая социальная перспектива»,
«Я никогда не испытывал сложности в изучении языков».
В целом весь монографический труд пронизан стремлением его автора к объективному осмыслению и описанию исследуемого объекта. Автор не занимает виктимную позицию, которая слышится в отдельных ламентациях о пассивной позиции этнического языка в условиях русско-инонационального двуязычия в России, и других постсоветских социумах.
Исследование наполнено созидательностью:
«Русских в РМ можно отнести к тому типу населения, которое по характеристике эстонского ученого В.П. Хьютта, отличается тем, что считая себя исторически интегрированным в местный социум, тем не менее, готов интегрироваться в его новый государственный формат, в инонациональное пространство, но с культурой, а не в культуру» [С. 169].
Исследование свободно от негативизма: «Права русских, как и представителей других национальных меньшинств, гарантируются 'Законом о правах национальных меньшинств и правовом статусе их организаций', а конкретные виды поддержки оговорены отдельными положениями в целом ряде решений властных органов РМ» [С. 168].
Здесь следует отметить то, что для постсоветской действительности в силу многих причин, связанных с недавним прошлым и относящихся к переживаемому нами настоящему - проделанный Т.П. Млечко труд имеет особую ценность и отнюдь не только в плане «чистой науки» - факт, едва ли нуждающейся в дополнительных разъяснениях.
Представляется немаловажным подчеркнуть, что взгляд автора монографии на исследуемую тему и широкий круг вопросов с ней связанных имеет свои особенности. «Человек русского мира, проживая в определенном географическом пространстве, нередко оказывается на перекрестке других лингвокультурных миров» [С. 258]. Живя между двумя моделями мира, Т.П. Млечко рассматривает интересующую ее проблематику стереоскопичным взглядом: «изнутри» и «извне», что, несомненно, расширило исследовательский горизонт. Пропустив через самую надежную базу данных - собственный мозг два различных изображения, она создает емкую и глубокую картину. И этот портрет русской языковой личности выполнен ею «на полотне реальной языковой действительности и помещен в раму соответствующего ему исторического и социокультурного контекста» [С. 20]. Можно с полным правом констатировать, что теория языковой личности пополнилась фундаментальным трудом, учет которого становится обязательным для самых серьезных исследователей.
«Вместе с геополитическим преобразованием постсоветского пространства и трансформациями, произошедшими в новых суверенных государствах, заметно переменился и человек, изменились потребности личности, в том числе языковые. За четверть века в сознании и в зеркале языка отразилась иная действительность. Язык впитал имена появившихся реалий, стал вербальным воплощением новых идей, посредников в новых отношениях, что изменило сам язык как форму выражения этого нового. Наступательный билингвизм, в свою очередь, сблизил в сознании языковой личности её собственную и иную картину мира, сделал РЯЛ более восприимчивой к ней и склонной к заимствованиям. Таким образом, в иных теперь пределах и иной социокультурной реальности изменилась личность и её язык как средство отражения мира, самоопределения себя в нем и самовыражения. Именно в таком сопряжении явлений нами рассмотрен и реконструирован тип русской языковой личности ближнего зарубежья, по которому можно судить о языке как живой материи и о 'человеке в языке'» [С. 336].
Не вызывает никаких сомнений, что монография вызовет большой резонанс. Комплексный подход, которым руководствовалась Т.П. Млечко в процессе своего исследования, обеспечил ему дополнительные возможности восприятия. Структурирование глав, которое находит свое развернутое обоснование в начале каждого параграфа (в отличие от того, как оно представлено в Оглавлении), предоставляет возможность читать монографию с того места, которое отвечает нашим научным предпочтениям и поискам, пропускать в ней отдельные сегменты и вновь возвращаться к ним позднее при необходимости. В этом легко убедиться, ознакомившись с исследовательским маршрутом автора рецензируемой монографии.
У.М. Бахтикиреева
