CC BY
113
УДК 340
МИССИОНЕРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В СРЕДНЕМ ПОВОЛЖЬЕ В ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XIX в. © А.И. Кошелева
Стремительное распространение сект явилось серьезным вызовом для Русской православной церкви. Просветительская деятельность официальной религии велась не систематично. Сектанты, пользуясь социально-экономической ситуацией, правительственными уступками, действовали весьма изощренно и активно распространяли свои учения. Миссионеры РПЦ изобретали новые методы работы с паствой и противниками православия.
Ключевые слова: сектантство; просветительская деятельность; священник; церковь.
В Российской империи в последней трети XIX в. проживало огромное количество подданных, не принадлежавших к первенствующей церкви. При Александре III началась масштабная русификация, поддержанная Русской церковью, которая стремилась обратить в православие народы, его не исповедовавшие [1].
Вовлечение российских язычников в лоно РПЦ (Русской православной церкви) было важно для успешной инкорпорации этих людей в общественные, политические и экономические институты. Народы, являвшиеся частью Российской империи более 200 лет, так и не стали христианами. Иноверцы, в результате, жили без письменного языка, без законов. Для язычников христианизация была равна образованию, а также становлению русским, поскольку именно религиозная принадлежность означала этническую идентичность русских [2]. При этом отказа от этнической самоидентификации новообращенных не требовалось. Напротив, православное духовенство активно изучало культуру, быт и нравы некрещеных народностей [3].
В последней трети XIX в. отчетливо проявились кризисные явления или церковные «нестроения». У православных стали обнаруживаться признаки холодности к вере. Священники того времени отмечали, что их паства - православный по культуре, но по образу жизни религиозно непросвещенный народ. Влияние РПЦ существенно уменьшилось и на царскую чету, что указывало также на кризис веры. Объединяющим фактором русской интеллигенции после «хождения в народ» стал атеизм [4-7]. Рост церковных настроений совпал с упадком нравственности, всплеском сектантства и активизацией революционной пропаганды.
В последней трети XIX в. миссионерство стало приоритетным направлением деятельности церкви. Под напором новых условий жизни наблюдалось разложение патриархальной крестьянской общины, менялась крестьянская психология, значительно возросла подвижность населения. В Среднем Поволжье наблюдалась межрегиональная миграция рабочей силы, поскольку условия труда и заработная плата были неодинаковыми - в южных губерниях платили больше, чем в северных [8]. Миграция способствовала росту сектантства. Многие из крестьян-отходников становились адептами лжеучений во время проживания в столицах или крупных городах [9]. По возвращении в родные места они возглавляли региональные ответвления сект или примыкали к существовавшим общинам.
Последователями «лжехристов» становились как грамотные зажиточные мужчины, так и бесправные крестьянки. С одной стороны, отсутствие возможности политической самореализации толкало харизматичных простолюдинов на организацию неформальных объединений. С другой - социальные условия русской народной жизни с рабской зависимостью женщины от мужа и семьи и, фактически, ее бесправное положение в обществе побуждали многих дев «желать чина ангельского» не столько по убеждению, сколько из расчета избежать невыносимого ига семейной жизни [10].
Активность сектантских лжеучителей не могла не тревожить православных пастырей. Но, несмотря на обвинения РПЦ некоторыми исследователями в ассимиляционной политике, единственным оружием духовенства были увещевания, противопоставлявшиеся сектантской пропаганде. Так, узнав о десяти -
летней деятельности секты «Голубок и Голубчиков» в селе Новотулка Николаевского уезда, Самарская духовная консистория постановила посвятить усиленному надзору приходского священника совратителей и совращенных, чтобы убедить их и прихожан в ложности секты [11].
Эффективная миссионерская деятельность требовала максимального объема сведений о сектантах и их учениях. Сведения о раскольниках собирались как через официальные каналы, так и посредством скрытных дознаний. В ноябре 1881 г. Самарский епископ Серафим поручил благочинным негласно через частных лиц и священников собрать сведения о сектах и сектантах епархии [11, д. 2570, л. 1-3, 44].
Но и без подобных обращений реакция приходских священников на активизацию сектантов должна была быть незамедлительной. Пассивность пастырей в деле противостояния расколу сурово наказывалась. В 1887 г. священник села Новотулка Николаевского уезда Самарской епархии В. Горизонтов был перемещен в село Андреевка того же уезда за то, что, зная о существовании секты «Голубчиков», не только не принял мер к ее искоренению, но и не сообщил о ней епархиальному начальству. Епископ узнал о секте от светских властей. Неоднократные личные и коллективные ходатайства прихожан о возвращении В. Горизонтова консистория назвала «несоответствующими целям просветительства», а Синод оставил их жалобу без удовлетворения [11, д. 2624, л. 84, 151-153].
Публичные собеседования с сектантами требовалось вести регулярно. В некоторых округах Самарской епархии они начинались с окончания полевых работ и продолжались вплоть до наступления нового сельскохозяйственного цикла [11, д. 262, л. 1-2]. Обычные прихожане также не оставались безучастными и стремились сохранить и усилить православное благочестие, помогая церковным миссионерам.
Желавшие начать миссионерскую деятельность подавали прошения на имя архиерея, в которых рассказывали о причинах своих намерений и указывали качества, располагавшие их к миссионерству. Так, крестьянин села Липовки Николаевского уезда Самарской губернии Иван Семенович Лобанов писал, что с малых лет имел склонность к изу-
чению религиозных книг, неоднократно участвовал в беседах, которые порождали в нем неодолимое желание защищать истину православия. Ходатайство сопровождалось удостоверением окружного благочинного на звание миссионера [11, д. 2791, л. 3, 5].
Самыми результативными миссионерами считались бывшие сектанты, ибо они знали особенности психологии и поведения «совратившихся». Самарский крестьянин слободы Малого Узня Новоузненнского уезда Федор Мельников просил Самарский комитет Православного миссионерского общества назначить его миссионером или хотя бы помощником местного миссионера. С детства до 60 лет он являлся сектантом: сначала молоканином, потом стал методистом - последователем некоего лжехриста Ивана Григорьева, и, наконец, баптистом. Движимый ревностью, он немало вреда причинил Русской церкви. Во всех сектах он был ярым и одним из самых деятельных распространителей учений. Наконец, в 1885 г., после двухлетней усиленной заботливости местного священника о спасении его души, Мельников оставил лукавствующих и вступил в общение с православной церковью. Прежнее его стремление к сектантству и совращению перешли в такое же усердие к православию и желание склонять прежних одноверцев к принятию ими веры православной, поэтому Ф. Мельников просил назначить его миссионером и выделять ему 10 руб. в месяц на разъезды. Священник А. Серебряков выдал Ф. Мельникову удостоверение о наличии у него необходимых качеств миссионера. Духовная консистория удовлетворила прошение Мельникова в полном объеме [11, д. 2791, л. 14-15, 20].
Миссионерская деятельность была нелегким занятием - православным приходилось доказывать истинность канонической веры людям, убежденным в ущербности РПЦ. Нередко беседы сопровождались гомоном, протестами и потасовками увещеваемых. Несмотря на то, что, по сообщениям миссионеров, публичные и частные беседы нравились большинству раскольников и велись, как правило, лишь с их согласия, противники православия были «в своих заблуждениях грубы и упрямы, собеседования считали ловушкой для неопытных в древнем мнимом благочестии» [11, д. 2723, л. 6-7, 16-17]. А на-
четчики, хорошо зная Писание, стремились уловить священников [12].
Для усиления пропагандистского эффекта, православные пастыри использовали технические новшества. Священник села Даш-ковский Поселок Николаевского уезда Самарской губернии Евгений Кесарев 10 декабря 1893 г. подал прошение на имя епископа Гурия с просьбой разрешить ему демонстрацию «туманных картин» во время обычных вероучительных и религиознонравственных бесед. Эти встречи предполагалось заканчивать чтением церковно-исторических рассказов, которые бы прерывались пением религиозных и патриотических гимнов. Начальник губернии, узнав о прошении, направил архипастырю письмо, указав, что организация народных чтений дозволялась лишь в губернских городах и с дозволения губернской администрации. Предложение Кесарева не было согласовано даже с местным земским начальником. Епископ Гурий направил в консисторию предписание о прекращении народных чтений всеми священниками епархии, которые получили на то разрешение только от духовных властей. Желавшие продолжить миссионерскую деятельность должны были при посредничестве епархиального начальства получить разрешение губернатора [11, д. 2723, л. 1].
Видимым плодом просветительской деятельности настоятелей церквей и особых миссионеров являлось увеличение числа членов РПЦ через присоединение к ней адептов различных толков и других христианских вероисповеданий. Ежегодно в РПЦ вливалось по 100-200 экс-сектантов из каждой епархии. Порой под влиянием нравоучительных и религиозных бесед даже закоренелые раскольники возвращались в лоно Церкви [11, д. 2723, л. 1; 13]. Лица, желавшие перейти в православие, подавали прошение на имя владыки. В них они кратко излагали причины отпада от православия и желания вернуться в него. Так, крестьянин «из чувашей» Никита Тайментьев осознал ложность язычества, в котором с семейством находился от рождения. Мещанка Прасковья Шуши-на сообщала, что родилась в православной семье, была крещена и до замужества посещала православную церковь. По воле родителей она вышла замуж за старообрядца поморского толка и сама впала в раскол. Осоз-
нав свою ошибку, она просила исключить ее из числа старообрядцев и присоединить к православной пастве [11, д. 2865, л. 1, 4-5].
Таким образом, в последней трети XIX в. Русская православная церковь, переживая внутренний кризис, столкнулась с рядом вызовов, одним из которых было стремительное распространение сектантства. Синодальная система, отсутствие единой государственной и церковной политики в отношении неканонических верований, слабая подготовка и материальная неустроенность православных пастырей не позволили организовать быстрое и эффективное противодействие еретической пропаганде. Несмотря на приоритетность, просветительская деятельность велась не систематично. Во многих случаях миссионерство зиждилось на подвижничестве пастырей.
Сектанты, напротив, действовали весьма активно и изощренно. Пользуясь социальноэкономической ситуацией, правительственными уступками, они распространяли свои учения. Не требуя от своих последователей открытого разрыва с РПЦ, лидеры сект довольно легко увеличивали их численность.
Миссионерам Русской православной церкви приходилось изобретать новые методы работы с паствой и противниками православия. Появлялась специальная литература, помогавшая священникам структурировать информацию об изъянах лжеучений, подбирать аргументы в спорах и беседах с сектантами, во время внебогослужебных бесед с прихожанами. В результате, ежегодно миссионерам каждой епархии удавалось вернуть в лоно Церкви сотни отпавших от православия, хотя искренность неофитов порой вызывала сомнения.
1. Chapman T. Imperial Russia 1801-1905. L., 2001. Р. 126.
2. Russia’s Orient / Imperial Borderlands and People 1700-1917. Bloomengton. USA, 1997. Р. 17, 19, 39.
3. Первушкин В.И. «Пензенские епархиальные ведомости» как источник по изучению культуры и быта мордвы // Российская провинция XVIII-XIX веков. Всерос. конф. Пенза, 1996. Кн. 2. С. 337.
4. Римский С. В. Российская церковь в эпоху великих реформ (Церковные реформы в России 1860-1870-х гг.). М., 1999. C. 196.
5. Церковный вестник. 1904. № 18. 29 апр. С. 548.
6. Фирсов С.Л. Православная Церковь и государство в последние десятилетия существования самодержавия в России. СПб., 1996. С. 15.
7. Read C. Religion, Revolution and the Russian Intelligentsia. L., 1979. Р. 13.
8. Очерки истории Саратовского Поволжья. Саратов, 1995. Т. 2. Ч. 1. С. 115.
9. Самарские епархиальные ведомости. Официальная часть. Епархиальные известия. 1883. № 23. С. 518 // ЦГАСО (Центральный гос. арх. Самарской области). Ф. 32. Оп. 1. Д. 2639. Л. 16-19.
10. Кесарев Е. Беседничество как секта. (Бесед -чики Самарской епархии). Самара, 1905. С. 1.
11. ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 2624. Л. 45.
12. Боголюбов Д.И. Православное противосек-тантское руководство. Джорданвилл; Нью-Йорк. 1958. С. 63-65.
13. Самарские епархиальные ведомости. 1887. № 22. С. 521.
Поступила в редакцию 29.05.2009 г.
Kosheleva A.I. Enlightening activity of Russian Orthodox Church in the Middle Volga region in the last third of XIXth century. The prompt distribution of sects has become a serious challenge for Russian Orthodox Church. Enlightening activity of official religion was not conducted systematically. Sectarians, using social and economic situation, governmental concessions, working very actively, were distributing their doctrines. Preachers of Russian Orthodox Church invented new methods of work with congregation and opponents of Orthodox Church.
Key words: sectarianism; enlightening activity; priest; church.
УДК 94(47).073(908)
РАЗВИТИЕ ХОЗЯЙСТВА ГОРОДОВ РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX в. (НА ПРИМЕРЕ КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ) © А. Д. Сидоров
Анализируется состояние и развитие хозяйства городов Курской губернии во второй половине XIX - начале XX в. Рассмотрены социально-экономические аспекты хозяйственной инфраструктуры городских центров: пожарное хозяйство и бюджеты, санитарное состояние городских поселений и их благоустройство, транспорт и освещение.
Ключевые слова: городское хозяйство и бюджеты; благоустройство; транспорт; трамвай; освещение; противопожарное и санитарное состояние городов.
Развитие городской инфраструктуры, включавшей различные сферы хозяйства и связанное с этим благоустройство городов, составляют одну из сторон деятельности органов местного управления Курской губернии. Мощение улиц и площадей, водоснабжение и санитарное состояние города, уличное освещение, транспорт составляют элементы городского хозяйства.
Существенные изменения в повышении роли хозяйства городских центров произошли при Екатерине II, когда 21 апреля 1785 г. городам была предоставлена грамота «на права и выгоды». В преамбуле документа указывалось, что целью его принятия была необходимость «более эффективной деятельности людей, населяющих города. С тем, чтобы они похвальным радением, доброю верою в торговле, промыслах и ремеслах и поведением, могли способствовать возвыше-
нию мест ими населяемых в цветущем состоянии» [1].
После отмены крепостного права екатерининская «Грамота на права и выгоды городам Российской империи» устарела и не отвечала запросам времени. Развитие городского хозяйства в пореформенное время обеспечивали Городовые положения 1870 и 1892 гг. В отличие от «Грамоты на права и выгоды городам Российской империи» эти документы регулировали вопросы городского самоуправления и полномочия местных органов власти в развитии городского хозяйства.
Так, в преамбуле Городового положения 1870 г. подчеркивалось, что «действующие ныне узаконения о городском общественном устройстве и хозяйстве были, в эпоху своего издания, вполне применены как к понятиям времени, так и тогдашним потребностям городского общежития. Но после изменений,
