CC BY
173
Н.К. Леликова
Михаил Николаевич Куфаев и Российская книжная палата
Михаил Николаевич Куфаев (1888—1948) был личностью незаурядной, поэтому его труды привлекали и привлекают пристальное внимание - и в 1920—1930-е гг., и в наше время. При этом если в 1920-е гг. к ним проявляли интерес, на них ссылались, их цитировали, то в 1930-е гг. практически ни одна работа, касающаяся книговедения, не обошлась без критики книговедческой концепции М.Н. Куфаева.
Его упрекали в идеализме - как ученого, дерзнувшего утверждать божественность происхождения книги, в метафизичности -создал метафизические надстройки над наукой в виде «философии книги» и «философии книговедения», в приверженности взглядам В. Виндельбанда и Г. Риккерта - их разделение на науки о природе и науки о духе М.Н. Куфаев использовал в своих трудах в то время, когда общепризнанной становилась марксистская классификация наук. Практически ни одна работа второй половины 1920-х и особенно 1930-х гг. - И.В. Владиславлева, А.Г. Фомина, П.Н. Беркова, И. В. Новосадского, украинских книговедов - М.А. Годкевича и К. А. Довганя не обошлась без весьма суровой, а главное - необъективной критики концепции М.Н. Куфаева.
Период его творческой активности был весьма недолгим -
1920-е гг., но и за это время он сделал немало: им опубликовано около 50 статей и 4 монографии: «Проблемы философии книги» (Л., 1924 г.; переиздана: М., 2004), «Библиофилия и библиомания» (Л., 1927; переиздана: М., 1980), «История русской книги в XIX в.» (Л., 1927; переиздана: М., 2003), «Книга в процессе общения» (Л., 1927: переиздана: М., 2004).
Таким образом, интерес к творчеству М. Н. Куфаева, как мы видим по переизданиям его работ, усилился в последнее время - в 2000-е гг., и это не случайно: проблематика его трудов весьма разнообразна и актуальна и в наши дни. Он занимался конструированием системы книговедения, в том числе формированием его теоретических и методологических основ; разрабатывал проблематику философии книги, философии книговедения, библиосоциологии - отдельных дисциплин, входящих в его систему книговедения. Он изучал проблемы истории книги, библиофильства, привлекало его внимание искусство книги; он подробно разработал теоретические и методологические основы библиографии в ее связи с книговедением, обосновав понятие «библиографическая система»; наконец, он занимался проблемами зарубежной библиографии, и в 1934 г. Российская центральная книжная палата издала его книгу «Иностранная библиография».
Следует отметить, что связи М. Н. Куфаева с Книжной палатой были весьма тесными еще с начала 1920-х гг. Как известно, Российская книжная палата была основана в Петрограде в 1917 г. и ее первым директором стал известный филолог и библиограф С. А. Венгеров. По его рекомендации в 1919 г. М. Н. Куфаев был принят на работу в Книжную палату в должности ученого библиографа. Сохранившиеся в ЦГАЛИ СПб. материалы деятельности Палаты 1920—1921 гг. свидетельствуют, что М. Н. Куфаев, как и другие ее сотрудники, принимал весьма активное участие в деятельности этого учреждения, в частности неоднократно командировался на Кубань и на Кавказ для того, чтобы обеспечить Палату выходившими там печатными материалами (в первую очередь книгами), доставка которых в Петроград в условиях гражданской войны была затруднена.
В 1920 г. Книжная палата переводится в Москву (хотя точнее было бы говорить, что в Москве создается новое учреждение - Российская
центральная книжная палата - РЦКП), а в Петрограде на базе Российской книжной палаты создается Научный институт книговедения, в котором М.Н. Куфаев вплоть до конца 1924 г. работал заместителем директора (после смерти С.А. Венгерова директором стал академик Н.К. Никольский). В 1920—1921 гг. М.Н. Куфаеву неоднократно приходилось выезжать в Москву для согласования самых разных вопросов (и в первую очередь распределения обязанностей между двумя учреждениями) с администрацией РЦКП (ее директором в 1920—1921 гг. был Б.С. Боднарский, а с ноября 1921 г. по сентябрь 1931 г. - Н.Ф. Яницкий). Видимо, к этому времени относится установление дружеских отношений М.Н. Куфаева с Б.С. Боднарским и особенно с Н.Ф. Яницким.
Материалы о связях М.Н. Куфаева с РЦКП сохранились в Научнобиблиографическом архиве Российской книжной палаты (НБА РКП). С 1 марта 1922 г. М.Н. Куфаев становится штатным представителем РЦКП в Петрограде1 и уже 13 ноября 1922 г. представляет подробный отчет о своей работе с петроградскими издательствами и типографиями по получению обязательного экземпляра произведений печати для РЦКП, а также о распределении обязательного экземпляра книг среди крупнейших книгохранилищ города - Библиотеки Академии наук (БАН), Российской публичной библиотеки (ныне - Российская национальная библиотека), Библиотеки Петроградского университета и Института книговедения2.
В 1927 г., с 23 июля по 23 сентября, М.Н. Куфаев был направлен Книжной палатой в командировку в гг. Казань, Свердловск, Омск, Новосибирск, Томск, Иркутск, Читу, Хабаровск, Владивосток «для проверки выполнения полиграфическими предприятиями, издательствами и контрольными органами декретов Совнаркома и инструкций Народного комиссариата просвещения, а также обследования книгохранилищ, получающих обязательные экземпляры» 3. В отчете Куфаев пишет: «За время командировки в Сибирь и на дальний Восток мною было обревизовано в указанных городах 43 типографии, что составляет 95% типографий в этих городах и около 75% всех типографий Сибири и Дальнего Востока...» 4. Цифры впечатляют, а сам текст отчета Куфаева позволяет получить представление о состоянии книжного дела и библиографии в Сибири и на Дальнем
Востоке в 1920-е гг.
В 1928 г. также по заданию Книжной палаты Куфаев был направлен за границу для того, чтобы 1) ознакомиться с постановкой дела в области научного изучения книги во Франции, Германии и Бельгии, изучить задачи и новейшие течения в теории и практике книговедения и библиографии, 2) познакомиться с современными достижениями книжного дела на международной выставке «Ргезза» в г. Кельне и 3) присутствовать на конференции Международного библиографического института, которая была назначена на 17—18 сентября 1928 г. В командировке он находился с 4 августа по 28 сентября, при этом в Германии - две с половиной недели и месяц во Франции, в Бельгию не попал из-за сложностей с визой.
Пространный отчет на 40 машинописных страницах, хранящийся в НБА РКП, дает возможность весьма обстоятельно ознакомиться с результатами зарубежной поездки М.Н. Куфаева и его выводами и предложениями. Вот некоторые из них:
«I. Книговедение в нашем понимании этого термина чрезвычайно распылено за границей. Однако база для построения науки книговедения во Франции и, особенно в Германии достаточно подготовлена <.. .> организацией кафедр и курсов в высших школах и специальных институтов <.> разрабатывающих наряду со специальными и общие вопросы книжного дела».
Отметив, и реклама, и вопросы переплетного дела лучше поставлены на Западе, чем в СССР, Куфаев замечает, что, например, государственной библиографии «не приходится учиться чему-либо ни в Германии, ни во Франции; она стоит выше у нас, чем в этих странах, и по полноте регистрации, и по точности описания.».
Любопытно замечание по поводу теории библиографии:
«VIII. Теория библиографии в СССР стоит выше, чем за границей, где задачи и функции библиографической дисциплины не размежеваны от тех же в других дисциплинах, где отсутствует теория внутренней библиографии, методика аннотаций, теория рекомендательной библиографии <.> нет специальных библиографических курсов».
Пишет он в своем отчете и о десятичной классификации, и о «полном указателе всех русских книг», отмечая, что стремление к его
составлению в СССР «идет параллельно со стремлением в западных странах и в МБИ составить универсальный библиографический репертуар всего мира»5.
Ряд материалов, хранящихся в Архиве Книжной палаты, касаются сотрудничества М.Н. Куфаева с издававшимся Книжной палатой в 1929 г. журналом «Библиография». Так, в декабре 1928 г. Куфаев пишет, что согласен на работу в редакции журнала в качестве одного из редакторов и вносит предложения относительно материалов, которые следовало бы публиковать в «Библиографии»6. И именно для публикации в этом журнале он написал рецензию на монографию М.Ф. Яновского «О книге». Рецензия осталась неопубликованной (т. к. в конце 1929 г. журнал перестал издаваться) и в настоящее время хранится в Научно-библиографическом архиве Российской книжной палаты7.
После ухода Н.Ф. Яницкого в 1931 г. директором Книжной палаты становится Василий Иванович Соловьев. (Он занимал этот пост по 22 ноября 1937 г.). К 1933—1934 гг. относится переписка Куфаева с администрацией Книжной палаты по поводу издания его книги «Иностранная библиография». Так, в письме от 3 января 1933 г. В.И. Соловьев писал: «С некоторым опозданием, но зато внимательно и подробно ознакомился с Вашей интересной и ценной работой по истории и современному состоянию библиографии за границей <.> прочитал Вашу работу с большим удовольствием и <.> пользой. Необходимость в такой книге бесспорна, и надо принять все меры к скорейшему выходу ее в свет»8. Однако уже 22 декабря 1933 г. он пишет несколько иное: «Дорогой Михаил Николаевич! Вы не очень уже ругайтесь за предисловие от редакции. Издавать Вашу книгу вне серии мы не могли, а, включая ее в «пособие по библиографии», мы должны были обязательно снабдить редакционным предисловием. <...> Очень хотелось бы, чтобы Ваша книга, наконец, как можно скорее вышла в свет»9.
В.И. Соловьев не случайно оправдывался перед Куфаевым. Серия «Пособия по библиографии и библиографической технике» выходила под редакцией В.И. Соловьева и Е.И. Шамурина, и книга М.Н. Куфаева вышла в этой серии как выпуск 6. В предисловии «От редакции» (оно опубликовано без подписи, однако можно предпо-
ложить, что его написал Е.И. Шамурин), с одной стороны, говорится о том, что книга М.Н. Куфаева восполняет пробел в обстоятельной справочной литературе по истории зарубежной библиографии, что она «представляет большой интерес и ценность для советского библиографа как пособие, дающее громадный, до сих пор еще не собранный фактический материал», а с другой стороны, отмечено, что книга имеет ряд недостатков.
«Несмотря на то, что автор старается представить историю развития библиографии на фоне общекультурного состояния и экономики соответствующих эпох, книга не дает настоящего марксистского анализа развития библиографии капиталистических стран. <.>
Появлением работы М.Н. Куфаева отнюдь не снимается вопрос
0 необходимости разработки библиографами СССР марксистско-ленинской истории библиографии и критики существующей библиографической практики капиталистических стран в свете учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Только через эту критику должно идти усвоение нами технических и методических достижений лучших образцов иностранной библиографии»10. Можно не сомневаться, что автору не могло понравиться подобное предисловие.
Книга М.Н. Куфаева была подписана в набор 31 марта 1934 г., а
1 ноября 1934 г., уже после выхода из печати, в Книжной палате состоялось ее обсуждение. Материалы, сохранившиеся в Архиве Книжной палаты, не дают возможности понять, что послужило поводом к данному обсуждению, но можно предположить, что инициатором обсуждения выступил К.Р. Симон, нашедший, как он считал, множество неточностей в книге М. Н. Куфаева; председателем этого заседания был А.Д. Эйхенгольц. Сводка замечаний К.Р. Симона и ответов М.Н. Куфаева дает возможность увидеть, что недостатки книги М.Н. Куфаева не столь уж очевидны, как это представлялось его оппоненту. Так, К.Р. Симон утверждал: «Автор крайне непоследователен: он сделал попытку характеризовать влияние Французской революции на французскую библиографию. Почему же он отказывается делать это с английской революцией и английской библиографией?» Ответ М.Н. Куфаева: «Учитываются явления, сказавшиеся на ходе [развития] всей иностранной библиографии». В данном случае, видимо, следует согласиться с М.Н. Куфаевым, т. к. идеи французских книжников
и те библиографические меры, которые были приняты ими в эпоху Французской революции по упорядочению колоссального массива национализированных книг действительно оказали особое влияние на ход всемирной истории библиографии, чего нельзя сказать об английской революции.
Замечание К.Р. Симона: «Инкунабулы и палеотипы трактуются широко: до 1525 г.; до второй половины XVII в.». Ответ М.Н. Куфаева: «Инкунабулы и палеотипы для Германии и Италии - до 1500 и до 1600; для прочих стран разные сроки; для России не может быть инкунабулов до 1500 г., русские инкунабулы с 1564 г. и кончая острож-скими изданиями. По этому вопросу - громадная литератера...». В данном случае вновь следует признать правоту М.Н. Куфаева.
Кроме замечаний К.Р. Симона, имеющих содержательный характер, были сделаны другими оппонентами замечания идеологического и политического характера. Так, Ф. Я. Зимовский нашел следующие недостатки в книге М.Н. Куфаева: «1. О материализме нет ни слова.
2. Нет критики теории (библиографии). 3. Где корни библиографии? 4. Апология децимальной системы. 5. Все, даже кризис, на потребу библиографии». Ответ М.Н. Куфаева: Оппонент плохо читал книгу». А.Д. Эйхенгольц: «1. стр. 6: Библиография и экономика - неуважение к читателю? 2. Зачем на стр. 161 упоминается Apollinaire?
3. Читает первые две фразы заключения и делает вывод: неправильна история, нет причин и следствий. 4. Вообще нет движения вперед». Ответ М.Н. Куфаева: «Не серьезное и не вполне корректное выступление, особенно если принять во внимание, что оппонент был председателем»11. Следует заметить, что в условиях, когда происходила перестройка советской науки на принципах марксистско-ленинской идеологии, оппоненты М.Н. Куфаева стремились оценивать его труд в аспекте новых веяний, и от Михаила Николаевича потребовалось большое мужество, чтобы держаться на этом обсуждении с достоинством и не вступать в заведомо бесплодную дискуссию. Реакция последовала незамедлительно. В Архиве хранится письмо А.Д. Эйхенгольца следующего содержания: «В Государственную Книжную палату В.И. Соловьеву и Е.И. Шамурину. Уважаемые товарищи, считаю необходимым обратить Ваше внимание на совершенно недопустимую форму, в которую облек М.Н. Куфаев свой ответ на
доклад К.Р. Симона и развернувшиеся по его докладу прения. <...> Мое выступление касалось более серьезных вопросов, чем это представляется М.Н.. Я отмечал <...> ошибки (с позиций марксистско-ленинской методологии) в освещении исторических вопросов иностранной библиографии и вульгарность изложения.
К сожалению, М.Н. вовсе не записал моих указаний на неудовлетворительный подбор источников по соцально-экономическим вопросам и грубейшие ошибки в характеристике ряда источников.
Указание М.Н. на мою некорректность оппонента, являвшегося вместе с тем председателем, считаю совершенно необоснованным. Мое выступление действительно содержало прямую, резкую критику книги, которую я и сейчас считаю неудовлетворительной. Но это была критика, продиктованная единственным желанием, выяснить качество книги М.Н. Ответ М.Н. на выступление Ф. Зимовского считаю также недопустимым. Ф. Зимовский касался существенных недостатков книги, и жаль, что М. Н. оставил их без внимания. <.>
Настоящим обращением <.> я хочу лишь еще раз подчеркнуть, что книга М.Н. Куфаева была признана собранием 1/ХІ с. г. действительно неудачной книгой, страдающей существенными идеологическими и техническими дефектами, и, со своей стороны отмечаю, что та форма, которую избрал М.Н. для ее защиты, совершенно не-допустима»12.
Видимо, следствием этого обсуждения явилась рецензия К.Р. Симона на «Иностранную библиографию» М.Н. Куфаева, которую он опубликовал в журнале «Книга и пролетарская рево-люция»13.
Повторив свои содержательные замечания (без учета возражений М.Н. Куфаева), К.Р. Симон сделал следующий вывод: «.Книга М.Н. Куфаева - немарксистское произведение. Слабые попытки автора связать историческое развитие библиографии с ходом общего исторического развития, пожалуй, только затуманивает общую зависимость автора от концепций буржуазных библиографов»14.
Подобное высказывание было бы не удивительным, если бы К.Р. Симон был младшим современником М.Н. Куфаева, однако К. Р. Симон на год старше Куфаева (годы его жизни: 1887—1966),
и, следовательно, он - человек той же эпохи, его мировоззрение
формировалось в те же годы, что и мировоззрение М.Н. Куфаева, поэтому можно предположить, что приведенное здесь высказывание о книге М.Н. Куфаева (которая, конечно, книгой марксистской не была) могло определяться конъюнктурными соображениями, а, возможно, и стремлением устранить научного конкурента в данной, очень интересной области знания.
Что касается фактических замечаний К.Р. Симона по книге М.Н. Куфаева, то, конечно, они требуют обстоятельного глубокого анализа и, если не касаться идеологической подоплеки, могут расцениваться как профессиональный спор двух весьма уважаемых специалистов в области иностранной библиографии. Да и сами их труды - «Иностранная библиография» (1934 г.) М.Н. Куфаева и «История иностранной библиографии» (1963 г.) К.Р. Симона имеют свою специфику. Труд Симона - это, несомненно, классический труд, тщательно документированный и выверенный, которым можно пользоваться и как справочником. В нем развитие библиографии показано главным образом через характеристику самих библиографических трудов, появившихся в разные времена и эпохи, т. е. через логику развития библиографии как таковой. Даже каталоги, в том числе и печатные каталоги ряда библиотек, К.Р. Симон оставлял вне сферы своего внимания, считая, что отношения к библиографии они не имеют. И уже затем, в случае необходимости, библиографические явления соотносились с общеисторическими событиями.
В труде Куфаева развитие библиографии связывалось не только с историческими событиями, но и с эволюцией книги, развитием книжного дела, многоообразными книжными явлениями: он привлек в своей монографии значительный материал по истории книги и книжного дела, истории библиотек, истории науки и культуры, что некоторым исследователям казалось лишним в подобном труде.
Какой из этих подходов более обоснован методологически, пусть судят конкретные исследователи в зависимости от целей, с которыми они обращаются к этим трудам.
В заключение следует подчеркнуть, что труды М.Н. Куфаева в наши дни по сути переживают второе рождение (в начале статьи уже упоминалось о их переизданиях в 2000-е гг.). При этом и
издатели, и авторы вступительных статей находят для себя такие аспекты в творчестве нашего выдающегося предшественника, такие повороты мысли, о которых ранее никто не писал и которые ранее исследователи не обнаруживали. Иными словами, открытие М.Н. Куфаева продолжается, и это отрадно.
1 НБА РКП. Ф. 1. Оп. 19. Д. 1. Л. 1—2.
2 Там же. Д. 2. Л. 1—3 об.
3 Там же. Д. 4. Л. 1.
4 Там же.
5 Там же. Л. 140—141.
6 Там же. Д. 7. Л. 2—12.
7 Там же. Д. 11. Л. 2—9.
8 Там же. Д. 8. Л. 31.
9 Там же. Д. 7. Л. 18.
10 От редакции // Куфаев, М. Н. Иностранная библиография: краткий очерк развития и современное состояние. - М., 1934. - с. III—IV
11 НБА РКП. Ф. 1. Оп. 19. Д. 16. Л. 11, 18.
12 Там же. Л.24—24 об.
13 Книга и пролетарская революция. 1934. № 12. - С. 124—130.
14 Там же. С. - 130.
