CC BY
13
Примечания
1. Известно, что еще в XXVII в. до н. э. в Шумере имелись сборники изречений. До нас дошли сотни шумерских пословиц. В них на уровне обыденного сознания мы обнаруживаем первые попытки обобщения, начала этических представлений», - см. Емельянов Б. В., Любутин К. Н,, Симф. А. История философии. Введение в курс лекций. Пособие для вузов, колледжей, лицеев. Петропавловск, 1994. с. 16.
2. Разве можем мы полностью исчерпать содержание понятий: Бог, Мама, Истина, Родина, Любовь, Счастье, Семья, Мысль, Слово, Справедливость, Совесть и т.д.?
3. Афоризмы старого Китая. М., 1991. с. 6,9,10, 12.
4. Васечко В. Ю. Моральная максима как феномен познания и культуры. Екатеринбург, 2000. с. 208-209.
ГОНГАЛО Викентий Мичиславович, старший преподаватель кафедры философии Северо-Казахстанского государственного университета им. Маната Козыбаева.
Дата поступления статьи в редакцию: 31.10.06 г. © Гонгало В.М.
УДК 821.161.1
В. В. НИКУЛИНА
Омский гуманитарный институт
МИФОЛОГЕМА ДРУЖЕСКОГО КРУГА В ЛИРИКЕ РУССКИХ РОМАНТИКОВ_
В статье раскрываются ценностные смыслы, связанные с ключевым мотивом русской романтической поэзии — дружеским кругом. Мифологема дружеского круга в лирике русских романтиков воспринималась в качестве идеальной сферы сотворчества духовно близких людей, противопоставленной социальной обыденности, необратимому течению времени. Мифопоэтически дружеский круг в русской романтической поэзии соотносился с золотым веком, раем.
В современной отечественной науке актуальным является изучение мифопоэтических и философских доминант русской романтической поэзии, в которой стремление к абсолютному целостному идеалу в единстве эстетического и этического начал выступало одной из ключевых доминант.. Так, Н.И.Надеждин был убежден в том, что «изящное неудобомыслимо без отношения к существенным потребностям духа нашего: истинному и доброму» [ 1 ]. В русском романтизме этически должное было неотъемлемой частью поэтического идеала. Г. Гачев замечает, что русская литература стремилась создать целостный идеал «человека, человеческих общественных отношений» [2]. Этические ценности веры, любви, надежды, дружбы, духовной чистоты проявляли себя в таких образах, как пенаты, дружеский круг, мир русской усадьбы. Именно атмосфера дружеского общения становилась основой для формирования литературных, философских кружков, которые сыграли важную роль в развитии русской литературы и философии. Мифологема дружеского круга получила многогранное развитие в творчестве Д. В. Веневитинова и любомудров, для которых было характерно не кабинетное философствование, а духовное сотворчество, глубоко личностные мотивировки.
В послании Веневитинова «К друзьям» (1821) проявляется в дальнейшем устойчивая для творчества поэта антитеза смятенности, страстной жизни и гармоничного, интимного дружеского круга: Пусть искатель гордой славы Жертвует покоем ей! Пусть летит он в бой кровавый За толпой богатырей! [3].
В русской поэзии к началу 1820-х годов «бой кровавый» стал устойчивой образной моделью, раскрывающей самоутверждение человека посредством общественно-исторического подвига, славы: В ужасах войны кровавой Я опасности искал... [4].
Д. Давыдов <Элегия IV> «В ужасах войны кровавой» (1815).
Образные модели интимного дружеского крута и воинской славы отражены в «Послании к Веневитиновым» (1821) А. С. Хомякова:
Пой, Дмитрий! Твой венец — зеленый лавр с оливой; Любимец сельских муз и друг мечты игривой, С душой безоблачной, беспечен как дитя, Дни юности златой проходишь ты шутя (5]. Для Хомякова «чаша радости» в кругу друзей знаменует отдохновение, но не единственно возможную, как в лирике Веневитинова, сферу нравственного самоутверждения. Для Хомякова, наоборот, жизнетвор-чество соотнесено с историей, с обществом, со славой. Н. А. Бердяев подметил отличительную мировоззренческую характеристику поэзии Хомякова, которая проявлена уже в его раннем творчестве: «В нем нет интимности, нет экспансивности, нет лиризма, он не хочет являться людям безоружным» [6]. Активное самоутверждение личности в мире подчинено в лирике Хомякова служению Родине, Богу. Однако для него, как и для Веневитинова, духовный покой и внутренняя полнота личности составляют этический идеал.
В произведении Веневитинова образ человека, стремящегося к славе, построен на основе антитезы: с одной стороны, «гордая» исключительность контрастна «толпе», с другой — «слава», «венцы» обез-
личивают человека, подменяя его сущность внешними атрибутами власти. Эпитеты «гордый», «надменный» развенчивают ущербность своевольного самоутверждения. В Словаре В. Даля словом «гордый» определяется тот, «кто ставит себя самого выше прочих» [7]. Для поэта «гордая слава» неприемлема в силу утраты духовного покоя.
Образу «славы» Веневитинов противопоставляет ценностный мир природы, творчества, интимного дружеского круга. Данная образная модель, представленная в творчестве К. Батюшкова («Веселый час», 1806-1810), А. С. Пушкина («Послание к Юдину», 1815; «Мечтатель», 1815), А. А. Дельвига («К друзьям, 1817), В. К. Кюхельбекера («Прощание», 1820), выражает духовное сотворчество близких людей, соотносимое с пиром, праздником. В послании Веневитинова «певец лесов», сопричастный гармонии природной жизни, антитетичен дисгармоничному и эгоистическому самоутверждению человека в славе. Субстанциональная духовная полнота «лиры» противопоставлена мнимому величию «венцов».
Дружеский круг, творчество в лирике Веневитинова последовательно противопоставлены страстной наживе и обогащению:
Пусть богатство страсть терзает Алчущих рабов своих! [8].
Сочетание книжной формы «алчущих» с формой «рабов», ряд глагольных форм («терзает», «осыпает») экспрессивно усиливают авторскую мысль о дисгармоничности и ущербности страсти. Мнимое самоутверждение развенчивается с позиции покоя и космической модели дружеского крута.
Образ «алтаря» раскрывает ложность обольщений света, идолов, манящих толпу. Обезличенность и дисгармоничность — вот определяющее характеристики толпы и «шумных страстей». Повтор в заключении каждой строфы: «С лирой, с верными друзьями» [9] — подчеркивает субстанциональный ценностный смысл творческого самовыражения, гармонии и покоя, создающих основу для истинного жизнетворчества и полноты внутренней жизни. Исходной точкой в развитии миросозерцания Веневитинова становится поэтизация дружеского круга, знаменующего торжество субстанциональных духовных связей, противопоставленного акцидентным, дискретным формам мнимого самоутверждения человека.
Схожую авторскую позицию мы видим в послании Веневитинова «К друзьям на Новый год» (1823 или 1825). Данный лирический текст характеризуется доверительной обращенностью к духовно близким людям, отсюда исповедальная открытость. Л.Тар-таковская указывает на преемственность данного послания Веневитинова поэтической традиции Батюшкова и Пушкина [10]. Послание Веневитинова включено в широкий поэтический контекст эпохи и созвучно эстетическим исканиям его старших современников, в частности, лирике С.Е. Раича. «Прощальная песнь в кругу друзей» Раича была опубликована в сборнике М. П. Погодина «Урания», где было напечатано и прозаическое произведение Веневитинова «Утро, полдень, вечер и ночь». В произведении Раича утверждается лирическая ситуация обращенности лирического субъекта к духовно близким людям накануне разлуки. Раич отграничивает сферу дружбы и искусства от социального мира: Под наклонами акаций, Здесь чарующим вином Грусть разлуки мы запьем! [11]. Раич подчеркивает локальную закрепленность («здесь») и создает миниатюрную модель космоса,
соотнесенную с фигурой круга: «в кругу», «под наклонами». Время в этом ценностном пространстве замедляет свой бег, наполняется личностными переживаниями духовно близких людей. Символика, соотнесенная с античностью, эстетизирует жизненное пространство, выводит его за границы социума, делая его гармоничным.
Послание Веневитинова «К друзьям на Новый год» также создает модель космоса, гармоничного сообщества и сотворчества близких людей. Стихотворение начинается и завершается словом «друзья», знаком интимности круга, в котором царят естественные отношения между людьми. Новый год в данном лирическом контексте становится ценностной границей, позволяющей лирическому субъекту оценить прошлое и предвосхитить будущее. Первый катрен послания Веневитинова построен на основе четкой антитезы между духовным смятением, скорбью, суетой и внутренним просветлением, радостью жизни:
Но не забудьте ясных дней,
Забав, веселий легкокрылых... [12].
С этическим идеалом соотнесена колористическая образная линия ясного и золотого тонов. Утверждаемые субстанциональные формы духовной жизни соотнесены с внутренней жизнью, сердцем, в то время как суета — с внешним миром, временем. Идеал приобретает универсальный характер, соединяя этические ценности радости, духовной чистоты и свободы. Возникает смысловой рефрен «старых искренних друзей», проникнутый пафосом жизнеут-верждения. Этический идеал нацеливает на устремленность к будущему: «Живите новым...» 13]. Значимой становится память о непреходящих этических смыслах. Движение поэтической мысли диалектично, соединяя утверждение нравственно-должных ценностных смыслов и отрицание ущербных форм. Поэт акцентирует родовую основу жизни, охранительный круг дружбы и радости, гармонизирующий ход жизни, движение времени:
Пусть он для вас, друзья, течет,
Как детства счастливые годы [14].
Позднее, в философских трудах И. В. Киреевского, А. С. Хомякова, соединение ценностей мира, свободы, духовной полноты составит религиозно-этический идеал соборности. Так, Хомяков указывал: «...а любовь только там, где личная свобода» [ 15]. В лирическом контексте произведения Веневитинова личная свобода не становится своеличной, а органично вписана в интимно-гармоничный мир близких людей и духовного космоса.
Категория времени приобретает субъективный, подвижный характер, ибо течение времени подчиняется внутреннему ходу духовной жизни. Перед нами идил-листическая модель времени, где каждое мгновение наполняется полнотой мирочувствования человека. Время не линейно течет от прошлого к будущему, оно замкнуто в рамках мифологического космоса дружеского круга, в этой связи вполне закономерен образ детства, когда проявлены полнота и непосредственность жизненных впечатлений. Лирический субъект Веневитинова, обращаясь к ценностному кругу дружбы, возвращается к размышлениям об искусстве: творчество как субстанциональная способность человека становится доминантой личности и дружеского круга.
Архаический образ «Петрополя» соотнесен с субъективными устремлениями личности, лежащими за пределами дружеского круга. М. Аронсон заключает: «...слова о «Петропольских затеях» следует понимать, как призыв к друзьям, собирающимся всерьез заняться в Петербурге служебной деятельное-
тью, не забывать своих литературных занятий» [16]. Литературные начинания и философские занятия -это лишь часть духовного космоса, память о котором должна сохраняться в душах друзей. Социальное положение в этой связи ставится менее значимым, нежели духовное единство. Предвосхищая жизненный путь, лирический субъект определяет его должный метафизический смысл.
На типологическом уровне прослеживается связь между стихотворениями Веневитинова «Послание к Р<ожали>ну» и «Арион» Пушкина благодаря образу «челна» и метафоре, сближающей жизнь и море: Звездам небесным слепо верил, И океан безбрежный мерил Своею утлою ладьей [ 17].
Веневитинов
А я — беспечной веры полон, -Пловцам я пел... Вдруг лоно волн Измял с налету вихорь шумный [ 18].
Пушкин
В послании Веневитинова лейтмотивным выступает образный ряд обманчивой мечты как внутренней дисгармонии («тешился мечтой», «слепо верил»), которая оказывается не менее губительной, нежели внешняя враждебная стихия: «обманут небом и мечтою». Личностная, духовная исключительность противопоставлена жизни, отождествляемой с морем, пучиной. Духовный мир лирического субъекта в произведении Веневитинова стремится объять собою как вертикаль земля-небо («звезды»), так и пространственную горизонталь («океан безбрежный»). Художественное пространство приобретает характер романтического универсума, отсюда его вселенский и безграничный характер: «бездна волн», «пучина». Диалектичный образ океана становится метафорическим средством выражения абсолютных интенций человеческого духа.
Активное самоутверждение личности завершается катастрофой и катарсисом. Как и в рассмотренных выше стихотворениях Веневитинова, отчаяние преодолевается идеей охранительного «брега дружбы», ценностного диалога («манил мне ты»). Лирический сюжет раскрывает процесс обретения веры, духовного воскресения. Принцип триады в данном произведении представляет собой диалектику активного самоутверждения — катастрофы — духовного воскресения, покоя. Стадия синтеза представляет собой примирение с жизнью, обретение чувства полноты бытия: И с хладной жизнью сочетал Души горячей сновиденья [19]. Посредством контрастных эпитетов раскрывается диалектика антитезы и синтеза земного и небесного миров. Ведущим выступает идеалистическая философская позиция, постулирующая первичность и активность духовной субстанции, соотнесенной с образом огня. Земная сфера просветляется платоническим сновидением, которое связано с образом «брега», этическим идеалом дружбы.
Итак, традиционная для русского романтизма образная модель дружеского круга выражает стремление обрести этический идеал гармоничного, проникнутого субстанциональными духовными связями собратство людей. Ценностный круг дружбы мифологизируется и наделяется охранительной силой, соотносится с мифологемами света, берега. В развитии мифологемы дружеского круга в лирике Веневитинова мы видим черты идеалистической утопии, преодоления необратимого хода времени. Мифологема дружеского круга, таким образом, выражает не только этические характеристики, но и эстетические, моделируя идеальную сферу поэтического творчества.
Библиографический список
1. Нздсждин Н.!Литературная критика / Н. И. Надеждин.
- М... 1972. - С. 54.
2. Гачев Г. Образ в русской художественной культуре / Г. Гачев. - М„ 1981. - С. 39.
3. Веневитинов Д. В. Стихотворения. Проза / Д. В. Веневитинов. - М., 1980. - С. 10.
4. Давыдов Д. В. Стихотворения/Д. В. Давыдов. — Л., 1984.
- С. 79.
5. Хомяков А. С. Стихотворения / А. С. Хомяков, К. С. Аксаков. - СПб., 1913. - С. 21.
6. Бердяев Н. А. Алексей Степанович Хомяков / H.A. Бердяев. - М„ 1912. - С. 45.
7. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 1./В.Даль. - М., 1989. - С. 378.
8. Веневитинов Д. В. Указ. собр. соч. — С. 10.
9. Там же. - С. 10.
10. Тартаковская Л. Дмитрий Венепитинов / Л. Тартаковс-кая. - Ташкент, 1974. - С. 76
11. Урания. Карманная книжка на 1826 год для любительниц и любителей русской словесности. - М., 1998. - С. 32.
12. Веневитинов Д. В. Указ. собр. соч. — С. 14.
13. Там же. - С. 14.
14. Там же. - С. 14.
15. Хомяков А. С. Сочинения. В 2 т. Т. 1. / А. С. Хомяков. — М„ 1994. - С. 469.
16. Аронсон М. Разговор через голову редактора (Д. В. Веневитинов «Полное собрание сочинений») / М. Аронсон // Звезда. - 1934. - №8. - С. 189.
17. Веневитинов Д. В. Указ. собр. соч. — С. 36.
18. Пушкин А. С. Пол. собр. соч.: В 17 т. / A.C. Пушкин. — М„ 1994. - Т. 2. - С. 251.
19. Веневитинов Д. В. Указ. собр. соч. — С. 36.
НИКУЛИНА Вера Вячеславовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и истории журналистики и литературы Омского гуманитарного института.
Дата поступления статьи в редакцию: 31.10.2006 г. © Никулина В,В.
