CC BY
256
УДК 141. 8 ББК 87
Н. Г. Митина
г. Владивосток, Россия
Миф, идеал, утопия. Проблема времени
Статья рассматривает утопию как превращенную форму и раскрывает соотношение понятий «миф», «идеал», «утопия». Основное внимание уделено исследованию проблемы времени в утопическом дискурсе. Показано, что концепции времени через призму модальности возможного позволяют выявить возможность преобразующего воздействия утопии на социальность и продемонстрировать роль утопии в процессе эволюции человеческого общества.
Ключевые слова: утопия, идеал, миф, проект, темпоральность, модальность, временные модусы, пространственно-временная субстанция.
N. G. Mitina
Vladivostok, Russia
Myth. Ideal. Utopia. Time Problem
The article considers utopia as a transformed form and exposes correlation between such concepts as myth, ideal, utopia. The principal attention is given to the time problem research in a utopian discourse. It is shown that time concepts through the modality of the possible prism allow to reveal the possibility of utopia reformative influence on the social and to show the role of utopia in the evolutional process of human society.
Keywords: utopia, ideal, myth, project, temporary, modality, time mode, the space-temporal substance.
Понятие «утопия» появилось в философии в 1516 г. благодаря Томасу Мору. Традиционно она рассматривалась как некое «место, которого нет». Понятие развивалось и значительно видоизменилось. Современный исследователь утопии М. В. Шугуров дает следующее определение: «Утопия - универсальная реакция на мир, в котором истинность неявна и где дисгармония прочно и плотно скрывает в себе гармонию» [25, с. 164]. К ХХ в. сложилось разделение понятий «утопия-идеал» и «утопия-проект» [19, с. 179185]. Необходимо отметить, что на данную особенность утопии в свое время указывал В. И. Ленин, разделявший мысль Ф. Энгельса о том, что социалисты-утописты «гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно» [12, с. 26]. Возможность реализации утопий отмечал и Н. А. Бердяев: «...Утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать окончательного их осуществления. Утопии осуществимы, они осуществимее того, что представлялось “реальной политикой” и что было лишь рационалистическим расчетом кабинетных людей. Жизнь движется к утопиям» [6, с. 6]. Таким образом, можно сделать вывод о необходимости изменения отношения к утопии. Про-
веденное исследование позволяет нам рассматривать понятие в его трансформации, проследить связь между мифом, идеалом и утопией, выявить особенности протекания временных процессов в мифе и утопии.
В чем заключается сущность утопического сознания? Важным элементом утопического сознания выступает понятие «идеал», которое является его ориентиром и отличительной чертой. Утопия создает идеальный образ. Как идеал общественных отношений, утопия, подчеркивает
А. Свентоховский, представляет наиболее всеобщий элемент в духовном мире [17, с. 5]. Задачи философии разработать общественный идеал, способный в дальнейшем стать основой социального устройства. По мнению П. И. Новгородцева, общественный идеал можно определить как принцип свободного универсализма: «Здесь нет картины законченного счастья, нет осуществленной гармонии душ, но зато даны вечные предсказания, намечающие путь для бесконечных стремлений. Это - идеал не только демократический, но и вселенский, идеал общечеловеческого объединения и всемирного равенства и гражданства» [16, с. 131]. Утопическое сознание, таким образом, направлено на формирование идеала совершенного общественного устройства.
42
© Митина Н. Г., 2011
Утопия задает идеал, который становится целью, а идеал воплощается в проект - «подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного - как на уровне институтов, так и человеческих отношений - совершеннее, чем то общество, в котором живет автор» [20, с. 8]. Утопия-идеал переходит в утопию-проект и благодаря уверенности во всесилии человека и его безграничных возможностях имеет потенциал для дальнейшего воплощения в действительность.
Подобным образом утопию рассматривает в теории «идеальных типов» М. Вебер: «Возможного нельзя было достичь, - пишет он, - если бы люди не стремились к невозможному». «Идеальный тип» является утопией, но берется он из действительности путем ее некоторой деформации. С этой позиции утопия - это средство познания исторической действительности, мысленно конструируемая модель объекта. Утопия позволяет при сопоставлении с реальностью выявить степень отклонения действительного от должного и причины, обусловливающие эти отклонения в реальной жизни. Как отмечает Вебер, такой метод может быть необходимым для определения ценности явления [9, с. 388-398].
Еще одно понятие, связанное с понятием «утопия», - «миф». В утопии воспроизводятся модели мышления, ранее присутствовавшие в мифах (эсхатологический мотив, мотив гармонизации хаоса). Миф, в свою очередь, представляет собой символическую объективацию представлений. М. Мамардашвили и А. Пятигорский рассматривают миф как способ «моделирования действительности», где миф предстает как интерпретация [15, с. 83-84]. Следовательно, миф это модель мира. Однако если утопия является отрицанием существующего порядка, попыткой создания совершенного общества, то миф - это приспособление к социуму, принятие норм, действующих в нем. Таким образом, утопию можно рассматривать как превращенную форму мифа.
Миф создает почву для появления идеала, он обуславливает идеал. Идеал, в свою очередь, подготавливает утопию, переносит миф в будущее. Данную особенность утопии отмечает
Э. Блох: «Действительность без реальной возможности не совершенна, а мир без черт, несущих в себе будущее, так же мало заслуживает внимания искусства, науки, как мир обывателя. Конкретная утопия стоит на горизонте любой реальности; реальная возможность охватывает до конца открытое диалектическое единство тенденции-латентности» [7, с. 78]. Следовательно, утопия является оформившимся теоретическим идеалом,
направленным на создание совершенного общества, осознанным и облеченным в определенную форму-конструкт. В этом проявляется важнейшая черта утопии - проективность. Идеал, таким образом, переходит в проект.
Важным аспектом мифа и утопии является проблема времени. Проблема времени вечная в философии. Объясняется это тем, что все концепции времени связаны с социокультурными установками, существующими в обществе. Э. Блох отмечает: «Целые культуры находятся не только во времени, времени своего периода, но содержат в своих мифологиях (религиях) собственное время, которое передается их единичным культурновременным формам; здесь можно указать на почти полностью лишенный будущего греческий модус времени и на богатый будущим модус христианский» [8, с. 162]. Особый статус данной проблемы связан с трудностями, с одной стороны, существующими при анализе темпоральности, а с другой, с описанием временных процессов.
Русская философия уделяет большое внимание проблеме времени. Например, по мнению Н. Н. Страхова, бытие не существует в строгом смысле этого слова; бытие беспрестанно возникает и беспрестанно исчезает; оно возникает из будущего и исчезает в прошедшем: «Всё существует только в настоящем; но настоящее есть мгновение, а в мгновении ничто не может существовать, следовательно, в строгом смысле ничто не существует» [18, с. 412]. У Н. А. Бердяева время - это болезнь, которая возникла в результате распавшейся вечности (настоящее, прошлое, будущее). По мнению философа, наше отношение к будущему определяется страхом и надеждой: надеждой на новое, творческое и лучшее и страхом и ужасом перед смертоносным потоком времени [3]. Разрыв времени на прошлое, настоящее и будущее является дефектом и главным злом времени нашей мировой действительности. Теория прогресса не разрешает проблему времени, т. к. учение о прогрессе, о смысле истории неизбежно предполагает завершение истории: «История не может иметь смысла, если она никогда не окончится, если не будет конца; смысл истории и есть движение к концу, к завершению, к исходу» [2, с. 454]. В вере, которая возвышает нас над мгновением настоящего и делает нас не только людьми оторванного настоящего, но и людьми великой исторической судьбы, можно окончательно преодолеть разорванное порочное время и войти в истинное время - в вечность. «В духе меняется измерение времени, время угасает и наступает вечность» [5, с. 152-153].
Представление о времени претерпевает изменение с возникновением христианства. В христианстве понятие времени было отделено от по-
нятия вечности, которая не измерима временными отрезками, т. к. вечность является атрибутом Бога. Земное же время сотворено и имеет начало и конец, оно определяет длительность человеческой истории. История получает направленность движения от Сотворения мира к Страшному суду. Приобретая направленность, время становится линейным и необратимым, а измерение времени теперь возможно только вследствие способности человеческого ума сохранять события в той последовательности, в которой они происходили. Это подчеркивает Августин в своей «Исповеди», обращаясь к душе как к источнику времени: «В тебе, душа моя, измеряю я время» [1, с. 9]. М. С. Каган отмечает важность линейно-трехфазного понимания времени, экстраполированного с индивидуального бытия на бытие народа и всего человечества, т. к. это породило историческое мышление и потребность объективно-научного постижения будущего [11, с. 77]. Образ будущего, таким образом, приобретает субъективную ментальную природу, существует в качестве общественных ожиданий.
Время принадлежит временности и из нее возникает. Временность представляет собой единство будущего, прошлого и настоящего, феномен исходного времени. М. Хайдеггер подчеркивает: «Временность временит себя во всегдашнем единстве будущего, бывшего и настоящего». Будущее, прошлое и настоящее являются тремя экстазиса-ми временности, которые «равноисходно взаимно принадлежат друг другу» [21, с. 352-353]. Следовательно, временность есть условие возможности понимания бытия вообще. По Хайдеггеру «бытие понимается и схватывается в понятии, исходя из временности» [21, с. 364]. Данное понятие временности и называют темпоральностью, т. е. темпоральность есть изначальное «времене-ние» временности как таковой. Каким образом данная проблема проявляется в мифе и утопии, какие изменения здесь происходят в интерпретации временных модусов - прошлого, настоящего, будущего?
В мифе время циклическое, что отличает его от текста, фиксирующего события, где время линейное. В мире мифа, указывает Я. Голосовкер, нет абсолютного пространства и абсолютного времени. Они соединены в некую пространственновременную субстанцию [10, с. 48]. Это, в свою очередь, дополняет вывод Ю. Лотмана: «Циклическая структура мифологического времени и многослойный изоморфизм пространства приводят к тому, что любая точка мифологического пространства и находящийся в ней действователь обладают тождественными им проявлениями в изоморфных им участках других уровней» [13, с. 670-672]. Отсюда и отсутствие понятия нача-
ла и конца в мифе. Особенность течения времени в мифе, отмечает Е. Шацкий. В мифе прошлое оказывается как бы одновременно с настоящим. «Миф объясняет в равной мере как прошлое, так и настоящее и будущее» [23, с. 424-426].
Специфическое понимание пространства в мифе, как совокупности отдельных объектов, приводит к возможности перемещения из одного места в другое вне времени, это дает возможность изменять течение времени, сжимать или растягивать его. Кроме того, это позволяет объекту при перемещении изменять свое состояние и становиться другим. «Отсюда, - подчеркивают Ю. Лотман и Б. Успенский, - вытекает характерная способность мифологического пространства моделировать иные, непространственные (семантические, ценностные и т. д.) отношения. Заполненность мифологического пространства собственными именами придает его внутренним объектам конечный, считаемый характер, а ему самому - признаки отграниченности. В этом смысле мифологическое пространство всегда невелико и замкнуто, хотя в самом мифе речь может идти при этом о масштабах космических» [14, с. 530-531].
Утопия в отличие от мифа устремлена в будущее, в вечность, т. е. имеет направленность. Как подчеркивает Е. Л. Черткова в своем исследовании утопии, трансцендентность утопии означает ее независимость от реальной жизни. Отсюда временные каузальные связи предшествующего с последующим не имеют для нее никакого значения и на место «каузальных зависимостей ставится идеальное долженствование, причинность заменяется рациональностью, а будущее формируется не как продолжение настоящего, а как альтернатива ему. Вследствие этого будущее в утопии приобретает вневременный, . вечный характер». Утопия - это совершенное общество, реализовавшее идеал, т. е. достигшее конца истории. Отсюда и вывод о выпадении утопии из времени: «Совершенный строй не может перейти в иной, качественно от него отличный, ибо совершенство и означает завершенность» [22, с. 163-164].
Е. Шацкий, рассматривая проблему времени в утопии, отмечает вычленение утопистами хорошего и плохого времени, т. е. утопист разбивает время на противостоящие друг другу части. Точное историческое время для утопии смертоносно, т. к. утопия во всем ищет совершенства. (В этом позиция Е. Шацкого совпадает с концепцией Н. Бердяева о дефекте времени, вследствие его разрыва на временные модусы). Следовательно, вычленяется счастливое «когда-то» или «когда-нибудь», противостоящее плохому настоящему, происходит отрицание настоящего [23, с. 81].
Иной подход у Э. Блоха в философии надежды. У него время для утопии представлено как
«поднимающееся Вверх утопическое будущее», Восходящее. Доступ к прошлому, по мнению философа, открывается посредством преимущественно созерцающего, осовременивающего воспоминания, доступ к будущему - посредством напряженной готовности предвосхищения, Надежды. Если в воспоминании время бежит назад, то время в надежде наполняется как обещающее, исполняемое со временем [8, с. 282-283].
С позицией Э. Блоха связана концепция М. Эпштейна, который отмечает: «В настоящее время философия, исчерпав модальность наивно сущего и сентиментально должного, открывает в себе возможность третьей модальности -модальности самого возможного» [26, с. 53]. Модальность рассматривается в ее временном измерении, через призму истории, а философия воспринимается через призму модальности. «Эта модализация философии и историзация модальности и суть два основных нововведения в постановку традиционных для философии проблем действительного, необходимого и возможного» [26, с. 278]. Таким образом, философия возможного М. Эпштейна соприкасается с философией надежды Э. Блоха, где рассматривается проблема утопии с позиций возможного. По мнению Блоха, конкретная утопия «может развиваться в той степени, в какой анализ общественного развития и его движущих сил вскрывал бы снова и снова условия возможного осуществления» [8, с. 286].
Важным аспектом проблемы времени в русской утопии является выявление природы тем-поральности. В данном вопросе важна позиция
Н. Бердяева. Философ рассматривает проблему времени в связи с особенностями российской цивилизации и российской ментальности. Бесконечные российские равнины, отсутствие очерченных форм, границ, отразилось на русской стихии, которая уходит в бесконечность. Географии русской земли соответствует «география» русской души. Даль, бесконечность притягивают русскую душу. Душа эта устремлена к конечному и предельному, потому что она не знает границ и форм жизни. «Это - душа апокалиптическая по своей основной настроенности и устремленности. Душа исклю-
чительно чуткая к мистическим и апокалиптическим токам. Эта душа открывается всем далям, устремлена в даль конца истории. Она легко отрывается от всякой почвы и уносится в стихийном вихре в бесконечную даль» [4, с. 52-53]. Эти особенности темпоральности русской души являются причиной неистребимости утопий в России, ее открытости новым утопическим проектам, способности постоянно впитывать в себя появляющиеся утопические идеи и становиться почвой для их реализации.
Общественные идеалы и социальные утопии по своей природе историчны, в них диалектически сочетаются изменчивое и устойчивое, специфическое и универсальное. Потребность в утопии объясняется природой самого человека. В человеке изначально заложены такие качества, как стремление к идеалу, потребность в создании образа будущего, мечта о совершенном обществе. В. Шестаков подчеркивает, что никакое развитие теории «не может само по себе устранить социальные потребности в утопии, а эта потребность в виде таких социальных механизмов, как надежда, мечта, предвидение будущего, все еще остается актуальной и для современной мысли» [24, с. 247]. Благодаря утопиям общество может совершенствоваться, избегая социальных катаклизмов. Утопия дает возможность открыть новое горизонтальное пространство для социальных экспериментов. Об утопии можно говорить как о вполне научном явлении, если рассматривать будущее человечества как процесс не революции, а эволюции.
Подход к утопии с позиции превращенной формы дает нам возможность раскрыть ее сущность как средства познания исторической действительности и мысленно конструируемую модель объекта. В свою очередь, рассмотренные концепции времени, исследующие проблему времени через призму модальности возможного позволяют выявить возможность воздействия утопии на социальность и обосновать преобразующую роль утопии в процессе эволюции человеческого общества.
Список литературы
1. Августин Блаженный. Исповедь. Кн. 11. URL: http://christianity.shu.ru/Texts/augustine/confess/ confesll.htm (дата обращения 08.05.2010). 10 с.
2. Бердяев Н. А. Происхождение зла и смысл истории // Вопросы философии и психологии. М., 1908. Век XIX. Кн. V (95). С. 441-479.
3. Бердяев Н. Вечность и время // Вест. РСХД. 1998. № 177 (І—ІІ). С. 135-140.
4. Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского. URL: http://www.magister.msk.ru/library/philos/ berdyaev/berdn008.htm (дата обращения 08.01.2011). 76 с.
5. Бердяев Н. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 175 с.
6. Бердяев Н. А. Демократия, социализм и теократия // Новое средневековье. Берлин, 1924. С. 121-122. URL: http://www.popal.ru/printout13.html (дата обращения 17.02.2006). 14 с.
7. Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление. М.: Прогресс, 1991. С. 49-78.
8. Блох Э. Тюбингенское введение в философию / пер. с нем. Т. Ю. Быстровой, С. Е. Вершинина, Д. И. Криушова. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1997. 400 с.
9. Вебер М. Объективности социально-научного и социально-политического познания // Избранные произведения: пер. с нем. / сост., общ. ред. Ю. Н. Давыдова. М.: Прогресс, 1990. С. 388-398.
10. Голосовкер Я. Э. Логика античного мифа // Логика мифа. М.: Наука, 1987. С. 1-113.
11. Каган М. С. Бытие и время в культурологическом контексте (не по М. Хайдеггеру) // Miscellanea humanitaria philosоphiae. Очерки по философии и культуре. К 60-летию проф. Юрия Никифоровича Солонина. Серия «Мыслители». Вып. 5. СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2001. С. 75-82.
12. Ленин В. И. Что делать? // Полн. собр. соч.: 5-е изд. М.: Политиздат, 1962-1981. Т. 6. С. 1-192.
13. Лотман Ю. М. О мифологическом коде сюжетных текстов // Семиосфера. СПб.: Искусство-СПБ, 2000. С. 670-673.
14. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф - имя - культура // Семиосфера. СПб.: Искусство-СПБ,
2000. С. 525-542.
15. Мамардашвили M. K., Пятигорский А. М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Языки русской культуры, 1997. 224 с.
16. Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991. 640 с.
17. Свентоховский А. История утопии / вступ. ст. А. Р. Ледницкого; пер. Е. Загорский. М.:
В. М. Саблин, 1910. 428 с.
18. Страхов Н. Н. О времени // Философские очерки: 2-е изд. Киев, 1906. С. 405-414.
19. Теория и жизненный мир человека. М.: Ин-т философии РАН, 1995. 206 с.
20. Утопия и утопическое мышление: антология зарубежн. лит.; пер. с разн. яз. / под ред. В. А. Ча-ликовой. М.: Прогресс, 1991. 405 с.
21. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. СПб.: Высш. религиозно-филос. шк.,
2001. 446 с.
22. Черткова Е. Л. Специфика утопического сознания и проблема идеала // Идеал, утопия и критическая рефлексия. М.: РОСПЭН, 1996. С. 156-187.
23. Шацкий Е. Утопия и традиция: пер. с польск / под общ. ред. и послесл. В. А. Чаликовой. М.: Прогресс, 1990. С. 205-448.
24. Шестаков В. Утопия // 50/50: опыт словаря нового мышления / под общ. ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. С. 244-248.
25. Шугуров М. В. Утопия, или странствие в смысловых далях сознания // Философский век. Альм.. Вып. 13. Российская утопия эпохи Просвещения и традиции мирового утопизма / отв. ред. Т. В. Артемьева, М. И. Микешин. СПб.: С.-Петерб. центр истории идей, 2000. С. 158-169.
26. Эпштейн М. Н. Философия возможного. СПб.: Алетейя, 2001. 334 с.
Рукопись поступила в издательство 1 марта 2011 г.
