CC BY
141ПРЕДМЕТНЫЕ ОБЛАСТИ ПРЕПОДАВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ
В. В. Асташин
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПРЕПОДАВАНИЯ КУРСА «ИСТОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ» (О ВЗАИМОСВЯЗИ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ)
Сорок лет назад замечательный советский историк Б. Ф. Поршнев писал: «История дипломатии и история войн, словом, история международных отношений, до сих пор оставалась наиболее описательной, фактографической отраслью исторической науки, где обобщения касались более дипломатического и военного искусства, чем сущности самих отношений». Мне кажется, что эти слова как никогда актуальны.
Сегодня в программах отделений регионоведения и международных отношений в качестве обязательных дисциплин изучаются «Основы теории международных отношений», а также «История международных отношений/ИМО и история внешней политики России». Вероятно, эта статья никогда бы не появилась, если бы автор не располагал как минимум десятилетним опытом преподавания обеих дисциплин и написанным им учебным пособием по «Истории международных отношений». Вот почему здесь хотелось бы поднять ряд вопросов методологического характера, которые, условно говоря, объединяются одной общей проблемой - отсутствием реальной, на взгляд автора, связи между теорией и историей международных отношений во многих программах (в том числе и собственной). Если в теории международных отношений почти полвека идут довольно плодотворные научные дискуссии, то история международных отношений находится в стороне от них, на периферии теоретического поиска. Но это парадокс, потому что сама же история международных отношений предлагает богатый материал для ос-
мысления в рамках теории МО. За примерами далеко ходить не надо: Вестфальская система, особенности Венского порядка и «концерт великих держав», две мировые войны, Карибский ракетный кризис и т. д. Самые разные школы теории международных отношений использовали богатый исторический материал для построения собственных концепций. Но, как представляется, явный методологический разрыв, который, если хорошо вдуматься, создает проблемы не только для преподавателей, но и студентов (многие из которых часто не понимают, какова связь между теорией и историей МО), а также порождает ряд серьезных вопросов. Эти вопросы можно сформулировать следующим образом:
1. Что мы в действительности изучаем: историю дипломатии или историю международных отношений? Отсюда следует другой вопрос:
2. Что мы подразумеваем под международными отношениями, когда изучаем собственно историю МО?
3. Что мы подразумеваем под системным подходом в истории международных отношений?
Что мы в действительности изучаем: историю дипломатии или историю международных отношений?
Этот вопрос появляется тогда, когда мы сталкиваемся с определенным теоретическим разрывом, существующим между теорией и историей международных отношений. Достаточно обратиться к определению (или, точнее, определениям) международных отношений, которые предлагаются для обсуждения любым учебником по теории международных отношений. Скажем, в одном из последних изданий своего учебного пособия по теории МО П. А. Цыганков определяет международные отношения как «особый род общественных отношений, выходящих за рамки внутриобщественных взаимодействий и территориальных образований»1.
1 Цыганков П. А. Теория международных отношений. М.: Гардарики, 2003. С. 26.
Понятно, что такое весьма расплывчатое определение вряд ли кого-то устроит. К сожалению, в «Теории международных отношений» П. А. Цыганкова мы практически нигде не найдем четкой позиции автора по ключевым проблемам ТМО. В книге представлены различные позиции за исключение одной - авторской. Для сравнения возьмем учебное пособие под редакцией А. С. Маныкина, в котором, к счастью, можно найти более или менее ясное изложение авторской точки зрения. В предисловии к «Введению в теорию международных отношений» говорится, что МО - это «вся совокупность отношений, возникающих в ходе многомерных контактов основных субъектов <...> на международной арене». Этими субъектами (или акторами) авторы коллективного труда считают национальные государства и только1. Мы привели всего лишь два примера, но если кто-то пожелает найти какой-то более или менее общий подход к проблеме, то его постигнет разочарование. Строгого определения международных отношений нет. Его нет не только в отечественной, но и зарубежной политической науке. Разумеется, это не является открытием. Но любопытно то, что, хотя ряд авторов учебных или справочных изданий предлагают собственную трактовку, не менее очевидна тенденция со стороны других ученых обходить этот скользкий вопрос. Например, в учебном пособии американского профессора Дж. Голдстейна определение международных отношений есть. Это «отношения между правительствами стран мира, и связи этих отношений с другими акторами (такими как ООН, транснациональные корпорации и индивиды), с другими общественными отношениями (включая экономическую, культурную и внутреннюю политики), а также с учетом географических и исторических факторов»2. Однако это, вероятно, даже не правило, потому что если перелистать глоссарий довольно популярного за рубежом учебника по мировой политике Дж. Бейлиса и С. Смита, то там, наоборот, опреде-
1 Введение в теорию международных отношений: учеб. пособие / отв. ред. А. С. Маныкин. М.: Издательство МГУ, 2001. С. 6.
2 Goldstein J. International Relations. Fifth Edition. New York: «Longman», 2003. P. 549.
ление ключевого понятия блистательно отсутствует1. Еще более странным, на первый взгляд, кажется тот факт, что в самом последнем издании «Энциклопедии по международным отношениям и мировой политике» под редакцией М. Гриффитса статьи «Международные отношения/Intemational Relations» вообще нет2. Однако, если хорошо вдуматься, то такой шаг составителей энциклопедии в современных условиях, возможно, вполне оправдан.
Одна из главных проблем, возникающих перед специали-стами-международниками при постановке вопроса о том, что есть «международные отношения», это проблема субъекта, или актора МО. Попросту говоря, кто выступает главным участников всех взаимодействий на международной арене. Традиционный тезис о государстве как единственном легитимном акторе давно и не без успеха оспаривается. Не буду приводить здесь разные точки зрения, потому что все международники в курсе данной полемики, хотя бы и в общих чертах. Однако в контексте нашей темы проблема актора создает затруднения как для специалистов по теории международных отношений, так и для тех, кто изучает и преподает историю международных отношений. Ведь неопределенность в этом вопросе создает сложности объекта теории и истории международных отношений. Не от того ли, что отсутствует ясность с понятием международных отношений, мы вместо истории международных отношений фактически преподаем все ту же историю дипломатии (ну в лучшем случае, историю внешней политики конкретных государств)? Иначе пришлось бы задуматься над содержанием преподаваемой дисциплины.
Возвращаясь к вопросу об объекте теории и истории международных отношений, отметим, что в некоторых учебных пособиях по теории международных отношений существует схожий взгляд на его содержание. Правда, ясное изложение этого
1 The Globalization of World Politics / Ed. by J. Baylis and S. Smith. Third edition. Oxford University Press, 2005.
2 Encyclopedia of International Relations and Global Politics / Ed. by M. Griffiths. London and New York: Routledge, 2008.
вопроса найти не так-то просто. Скажем, в «Теории международных отношений» П. А. Цыганкова представлено множество взглядов на проблему, но личное мнение самого автора учебника вывить чрезвычайно сложно. Из длинных рассуждений автора можно уловить, что этим объектом является среда в которой действуют международные акторы1. Зато в другом учебном пособии под редакцией П. А. Цыганкова «Международные отношения: теории, конфликты, организации», к счастью, можно обнаружить ясное изложение содержания объекта теории международных отношений. Профессор П. А. Цыганков утверждает, что «Объектом изучения теории международных отношений (ТМО) является сложная социально-политическая реальность, представляющая многообразие форм обмена деятельностью и ее результатами между членами самостоятельных обществ, отделенных друг от друга государственными границами»2. Далее автор детализирует свое определение, включая в него материальные и нематериальные факторы, события дипломатической истории, экономические и политические события, культурные и иные нормы, информационные, финансовые, коммуникационные и миграционные потоки, политические процессы и т. д.3 Нечто похожее, правда без детализации, мы находим и в учебном пособии под редакцией А. С. Маныкина, поскольку «вся совокупность отношений, возникающих в ходе многомерных контактов основных субъектов» может подразумевать практически все те факторы, процессы, потоки и результаты, о которых пишет П. А. Цыганков. И А. С. Маныкин, и П. А. Цыганков под основными субъектами международных отношений подразумевают национальные государства. На той же позиции находится профессор Дж. Голдстайн. Для тех, кто знаком с основными школами теории международных отношений, очевидно, что подобное толкование объекта ТМО вполне укладывается в рамки классического реализма. Такой подход, фактически, использует-
1 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 41-44.
2 Международные отношения: теории, конфликты, организации / под ред. П. А. Цыганкова. М.: «Альфа-М», 2004. С. 10.
3 Там же. С. 10-11.
ся и в истории международных отношений, поскольку подавляющая часть материала в существующих программах и учебниках раскрывает детали межгосударственных отношений на разных этапах исторического развития (вопроса международных отношениях в контексте всеобщей истории мы коснемся ниже). Но именно здесь и кроется проблема.
Что мы подразумеваем под международными отношениями, когда изучаем собственно историю МО?
Содержание стандарта по истории международных отношений и внешней политике России, как известно, предполагает изучение эволюции международных систем с XVII по XX столетие. При этом акцент делается на системный подход, что декларируется уже в первом разделе обязательного минимума по дисциплине: «История международных отношений как смены систем международных отношений (СМО). Основы формирования отдельных систем международных отношений, их эволюция» (выделено мной. - В. А.). К вопросу о системном подходе мы вернемся позже. Сейчас же хотелось рассмотреть содержание ряда программ по истории международных отношений, чтобы понять, что же в реальности предлагается изучать студентам: историю международных отношений или что-либо другое.
Понятно, что обязательный минимум по дисциплине всего лишь ориентирует преподавателя и руководство учебным заведением, задает определенные рамки изучения предмета. Но в данном случае мы имеем дело с одной из наук о международных отношениях, для которой характерно отсутствие строгости терминологического аппарата. Ведь речь идет не просто об истории (отечественной или зарубежной), а об истории международных отношений (курсив мой. - В. А.). В идеале, ТМО должна предложить ясное толкование того, что мы понимаем под международными отношениями. Но, как известно, общепринятого определения нет. Если же обратиться к процитированным выше работам, то обнаружим, что под международными отношениями
многие ученые подразумевают как среду, в которой происходит взаимодействие государств, так и сам комплекс межгосударственных отношений (политических, экономических, культурных и др. ). При этом дипломатия - лишь один из элементов этого сложного объекта. Допустим, что мы согласны с такой трактовкой объекта теории международных отношений и самой сути международных отношений, и тогда получается, что история международных отношений изучает эволюцию среды, в которой действовали (действуют) государства, а также весь комплекс взаимодействий между государствами (правительствами, монархами и т. д.) в исторической ретроспективе.
Другая посылка заключается в том, что ТМО часто оперирует историческими фактами и примерами, это иногда порождает мнение об истории как вспомогательной науке для теории международных отношений (кстати, среди тех, кто сегодня занимается теорией международных отношений, немало ученых с историческим образованием). Но тогда возникает логический вопрос, почему теория международных отношений может и должна быть полезной для понимания причин и последствий тех или иных тенденций в истории межгосударственных отношений? А ведь в историографии международных отношений были примеры плодотворного применения теории. Речь идет о работах Б. Ф. Поршнева и В. Д. Жигунина1. Причем то, что эти монографии созданы в советскую эпоху с очевидным идеологическим уклоном, совершенно не снижает их ценности для современного читателя. Особого упоминания заслуживают некоторые работы Г. Киссинджера. А название монографии А. Д. Богату-рова «Великие державы на Тихом океане. История и теория международных отношений в Восточной Азии. 1945-1995» вообще говорит само за себя. И хотя связь теории и истории международных отношений очевидна и иллюстрируется многочисленными примерами, в контексте преподавания истории междуна-
1 Поршнев Б. Ф. Франция, Английская революция и европейская политика в середине XVII в. М.: «Наука», 1970; Жигунин В. Д. Международные отношения эллинистических государств в 280-220 гг. до н. э. Казань: Издательство Казанского государственного университета, 1980.
родных отношений в реальности все обстоит иначе. Вот почему во многих случаях студенты не видят междисциплинарных связей, а теорию международных отношений иногда считают совершенно абстрактной наукой, не имеющей прямого отношения к другим предметам, включая историю международных отношений. Даже если в содержании последней упоминаются циклы гегемонии, теория баланса сил или системный подход, основной материал представляет собой фактографический материал истории дипломатии. В этом смысле особо хотелось бы остановиться на проблеме применения системного подхода.
Что мы подразумеваем под системным подходом в истории международных отношений?
Системный подход декларируется во многих программах по истории международных отношений. Утверждается, что история международных отношений по существу представляет собой смену систем международных отношений. Пожалуй, это единственный существенный намек на связь курса «История международных отношений» с теорией. Студенты, кто лучше, а кто хуже, запоминают по меньшей мере три системы международных отношений - Вестфальскую, Венскую и Ялтинско-Потсдамскую - и принципы, на которых они базировались. Между тем, даже поверхностный анализ может породить множество вопросов. Часть из них касается взаимосвязи между системной теорией и системным подходом в международных отношениях, а другая - конкретно применения системного подхода при изучении и преподавании истории международных отношений. Хотя в ряде отечественных работ дается объяснение сущности системного подхода, тем не менее, остается вопрос: по каким критериям следует типологизировать системы и подсистемы международных отношений? По существу предлагается два принципа. Первый связан с региональным подходом и исторической географией. Второй берет за основу международноправовые обязательства, возникающие после подписания государствами важных международных договоров и соглашений.
Первый подход показывает эволюцию региональных подсистем (европейской, североамериканской, латиноамериканской, дальневосточной) в глобальную систему международных отношений на протяжении, как минимум, четырех столетий. Второй подход, в сущности, сводит историю международных отношений к смене международных порядков после очередных военных катаклизмов и правового оформления итогов столкновений великих держав. В результате европейская подсистема в разные исторические периоды именуется либо Вестфальской, либо Венской, либо даже Парижской подсистемой международных отношений. Если еще добавить сюда дискуссии о природе и хронологических рамках Вестфальской системы в теории международных отношений, то картина выглядит еще сложнее. Происходит смешение понятий. Если придерживаться тезиса о том, что последние триста лет в международных отношениях господствовали принципы Вестфальской системы, то тогда история международных отношений последних трехсот лет - это смена различных порядков в рамках Вестфальской системы. Впрочем, подобный подход, сторонников которого достаточно много, уже не раз подвергался справедливой критике за его историческую узость и европоцентризм1. Более детальный анализ особенностей использования системного подхода для изучения истории международных отношений может стать темой отдельной статьи, так как в рамках этого большого вопроса приходится поднимать не только общетеоретические, но и частные проблемы истории международных отношений. Одна из них касается исторической типологии и географических параметров международных систем. Кроме того, остается открытым вопрос о взаимосвязи, в том числе методологической, между историей международных отношений и всеобщей историей.
Подводя предварительные итоги, хотелось сказать, что в этой статье лишь намечены некоторые проблемы. Ряд вопросов требу-
1 Чтобы не пересказывать аргументы против сторонников третьего подхода, сошлюсь на работу Б. Бузана и Р. Литтла: Buzan B., Little R. International Systems in World History. Remarking the Study of International Relations. Oxford University Press, 2000. P. 17-34.
ет дальнейшего анализа и обсуждения. Было бы хорошо, если бы поднятая здесь тема получила продолжение в виде дискуссии, которая привела бы к плодотворным результатам, чтобы слова, написанные профессором Б. Ф. Поршневым, перестали быть актуальными в отношении преподаваемой нами дисциплины.
О. Е. Гришин
ДИСЦИПЛИНА «ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕКЛАМА»: ОПЫТ ПРЕПОДАВАНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
Становление профессионала-практика по специальности «Политология» предполагает изучение дисциплины «Политическая реклама». Рассмотрим эту дисциплину, акцентируя внимание на некоторых методических аспектах ее преподавания в контексте развития политологического образования в России.
Российская политическая наука в последние два десятилетия активно ведет поиск прикладной проблематики, продолжая намечать сферы приложения современных политических технологий, которые призваны встроить политологию в систему современных наук и обеспечить внедрение полученного знания в политическую практику.
Политология (ее прикладной уровень) занимается исследованием конкретных политических событий и явлений, методов их исследования, этапов исследования, расстановки социальнополитических сил в современном российском обществе и т. п. А также изучает некоторые политические практики - технологии принятия политических решений, избирательные технологии отдельных кампаний, технологии формирования имиджа политического актора, политическую рекламу и ряд других. Таким образом, можно констатировать, что дисциплина «Политическая реклама» является логическим продолжением в сегменте «технологических» дисциплин в процессе обучения политолога-практика. Дисциплина «Политическая реклама» изучает ряд политических явлений и конкретных ситуаций по-
