CC BY
71
A
Media Literacy Education Theories
Теория медиаобразования
Медиаобразование как ресурс устойчивого развития
К.Э. Разлогов доктор искусствоведения, профессор, Всероссийский государственный институт кинематографии
имени С.А. Герасимова (ВГИК), ул. Вильгельма Пика, 3, Москва, 129226 kirill. razlogov@gmail. com
Аннотация. В статье рассматриваются проблемы взаимодействия культуры и развития в контексте стремительного распространения экранных форм коммуникации, в первую очередь и последовательно кино, телевидения и интернета. Особое внимание уделено их роли в современной государственной культурной политике России. Откуда и особая роль различных форм медиакомпетентности. Первоначально задачи медиаобразования (до появления самого этого термина говорили чаще всего о профессиональном кинообразовании, на первых порах оставляя даже телевидение в стороне) сводились главным образом к необходимости ввести новые формы экранной культуры в контекст интеллектуальной и научной традиции -кино в систему искусств, а телевидение - в историю журналистики. На рубеже веков и тысячелетий стало очевидно, что перспективные задачи социокультурного развития невозможно решить без анализа общих проблем взаимодействия культуры и развития, с одной стороны, и традиций и модернизации, с другой. Став важнейшим компонентом модернизации, медиаобразование вызвало на себя огонь традиционалистов. В статье доказывается, что образование в сфере новых медиа позволяет реально разрешить противоречия между культурой и развитием: пока молодые обучаются критическому восприятию и анализу потоков аудиовизуальной информации, старшие поколения осваивают не менее сложные технологии общения в интернете, обучаются полноценному использованию смартфонов и самых разных гаджетов. Таким образом, если не преодолевается, то по меньшей мере смягчается разрыв между поколениями и обеспечивается устойчивость развития.
Ключевые слова: культурная политики, медиакомпетентность, устойчивое развитие, экран, киноискусство, телевидение, интернет, модернизация, поколения.
Abstract. The article examines complex relationships between culture and development in the context of rapid expansion of the audiovisual communication technologies: film, television and the World Wide Web. The focus of the analysis are media and media education in state cultural policy in contemporary Russia. During the early stages when the term media education was still rare this domain was mostly called film education leaving even television out of the scope. The goal was to adapt the understanding of New Media to the classical mould - film as an art form and TV as a mass media. Only at the brink of the Millennium came the understanding that it is impossible to consider the future problems of social and cultural development without media education as a key component of modernization. We are trying to prove that only education in the rapidly growing field of New Media is able to solve the contradictions between culture and development: while young people learn to analyze and critically assimilate the flows of information, older generations learn how to master new communication technologies, how to navigate
Media Education as a Resource for Sustainable Development
Prof. Dr. Kirill Razlogov Russian Institute of Cinematography (VGIK) 3, Wilhelm Pieck St., Moscow, 129226 kirill. razlogov@gmail. com
the internet and use smartphones and other gadgets. As a result, the generation gap becomes manageable, making sustainable development possible.
Keywords: cultural policy, media competence, sustainable development, audiovisual, film, television, internet, modernization, generation gap
Введение
Несколько лет назад на одном из обсуждений в Государственной думе из уст генерального директора компании «Нева-фильм» О. Березина, известного исследователя кинопроцесса, буквально вырвалась возмущенная реплика: «Отстаньте вы от нас со своей культурой. Кино - никакая не культура, а стихия коммерции, рынок!». На мой взгляд, это была запоздавшая на несколько лет реакция на передачу кинематографии из относительно автономного Госкино в прямое ведение Министерства культуры.
Я, помнится, тогда ответил оратору, что кино, конечно же, часть культуры, не обязательно в ведомственном, но безусловно в широком антропологическом смысле. Такое понимание культуры не так давно вернулось в политический оборот благодаря утвержденным указом Президента России в декабре 2014 года Основам государственной культурной политики [Основы, 2014].
В последнее время было актуализировано и идеологическое значение искусства экрана, хорошо знакомое старшему поколению по советской эпохе и приписываемой В.И. Ленину крылатой формулировке «Из всех искусств для нас важнейшим является кино» [Ленин, 1973, c. 114]. В результате возродилось представление о том, что любой отечественный фильм априори, если не всегда «лучше», то по меньшей мере идеологически и экономически «полезнее» любого зарубежного - иначе зачем разрабатывать специальные методики приоритетного продвижения «национальных фильмов» к зрителю и всякого рода квотирования? Ведь логичнее было бы поддерживать высококачественные отечественные и зарубежные фильмы в противовес разного рода халтуре. Последнюю задачу и было призвано решать классическое кинообразование для всех (а не только для будущих профессионалов), необходимость которого я в свое время оспаривал, -предшественник нынешнего медиаобразования [Разлогов, 2005, c. 68-75].
Как бы то ни было, сочетание и соотношение культурных и коммерческих приоритетов в практике медиа составляет серьезнейшую теоретическую и практическую проблему, в более широком контексте определяемую как «культура и развитие» [Maraña, 2010, p. 3-6].
Связь культуры с развитием была осознана как проблема, требующая научного исследования, только во второй половине XX века именно благодаря средствам массовой информации и экранным искусствам.
Материалы и методы исследования
Материалы исследования: практика новых медиа и технологий культуры; свидетельства их взаимодействия с различными формами общественного сознания; связанные с их распространением государственные и международные документы; научные работы по их теоретическому осмыслению; новые феномены в педагогической практике и медиаобразовании в целом.
Работа носит междисциплинарный характер. Она основывается на методах культурологии и теории медиа, философии и социологии культуры. В случае необходимости автор опирается также на методы, разработанные в сферах педагогики, политологии (в частности культурной политики и политэкономии), этнологии, социальной и культурной антропологии, искусствознания (в особенности киноведения), религиоведения.
Дискуссия
В традиционной европоцентристской просветительской парадигме ситуация представлялась очевидной. Культура в общественном сознании определялась чаще всего как все то лучшее, что создано человечеством, и выстраивалась как вертикаль [Ортега-и-Гасет, 1929]. Наследуя религиозным представлениям, где на ее вершине был Господь Бог (в том числе христианская Троица или та виртуальная точка, в которой объединяются Истина, Добро и Красота), в эпоху Просвещения далее следовали по нисходящей — пророки, духовные и интеллектуальные лидеры, священники, университетские профессора, вообще «читающая и пишущая публика», составлявшая вплоть до второй половины XIX столетия менее пяти процентов населения земного шара. В соответствии с этими представлениями «некультурные» части человечества, столпившиеся у подножья этой своеобразной виртуальной пирамиды, включали и «неразвитых» подростков, и неграмотных «простых людей» и всякого рода туземцев и аборигенов, не обращенных ни в одну из мировых религий. Приобщение к европейским ценностям и повышение культурного уровня и были критериями развития и человека и общества.
В традиционных обществах — в разных религиозных системах по-разному — приоритет отдавался не развитию, а глубине приобщения к вечным истинам веры. Начиная с эпохи Возрождения, основанная на идеалах гуманизма светская культура предполагала тождественность развития общества и развития самого человека.
В XX веке основным критерием развития стал экономический рост (для индивида — рост благосостояния). В политическом плане возобладало представление о множестве равноправных культур различных народов и стран, сформировавшихся в ходе распада колониальных империй. Параллельно в различных отраслях знания (биологии, философии, этнологии, антропологии, социологии, культурологии, и т.д.) были разработаны разные
14
определения того, что следует понимать под термином «культура», и разные подходы к исследованию и методы ее анализа. С распространением понятия «культурная политика» появилось и соответствующее направление в исследовании культуры [Астафьева, 2010, с. 8-12; McGiugan, 2004, p. 15-19].
По мере формирования наций-государств главной точкой отсчета при анализе этой проблематики стала национальная культура. В структуре государственного управления во второй половине XX века большинстве промышленно развитых стран возникли Министерства культуры (как правило, в разных сочетаниях, будь то с туризмом, наукой, образованием, СМИ, коммуникацией и т.п.) и сложились представления об «отрасли культуры», которой эти Министерства призваны управлять. Отраслевое представление о культуре обычно включает в себя две сферы: культурное наследие (памятники истории и культуры, музеи, библиотеки, иногда архивы) и искусство (как классическое, так и современное художественное творчество). Параллельно развивалось художественное образование и эстетическое воспитание, соотношение которых с медиаобразованием до сих пор можно считать не до конца решенной проблемой.
В этих условиях в общей перспективе чрезвычайно актуальным остается преодоление ведомственного подхода и широкое антропологическое понимание культуры, которое утверждается и в международных документах ООН и ЮНЕСКО [Our Creative Diversity, 1995], Совета Европы [In From the Margins, 1997], и в уже упоминавшихся российских Основах государственной культурной политики.
Структурные трансформации, вызванные процессами глобализации, с одной стороны, и диверсификации культур, с другой, обусловили необходимость принятия новой стратегии культурной политики. Отсюда и основные замечания и предложения, высказанные в ходе обсуждения Основ и последовавшей за ними стратегии [Вестник,18, 2015].
Первоначально казалось, что о развитии и медиаобразовании в ходе этого обсуждения вообще забыли - акцент ставился исключительно на традиционных ценностях, возрождавших средневековые представления о примате духовного совершенствования перед грешными мирским заботами.
Особо показателен в этом плане подготовленный сотрудниками Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия текст под симптоматичным названием «Основы ''Основ''», где в частности говорится: «В ОГКП (Основах государственной культурной политики - К. Р.) подтверждается, что государственная культурная политика строится на принципах свободы творчества и невмешательства государства в творческую деятельность. Однако свобода и невмешательство - вовсе не предполагают обязанность государства поддерживать любые формы творчества. Или того, что будет объявлено «творчеством». Ключевой принцип здесь может быть сформулирован следующим образом: никакие эксперименты с формой не могут оправдать
15
содержания, противоречащего традиционным для нашего общества ценностям» [Миронов, 2015, с. 47-48]. Это утверждение радикально расходится с основами медиаобразования, предполагающего именно подготовку людей к осмыслению и критическому восприятию не только традиционного, но и качественно нового интеллектуального и художественного творчества, того, что создается их современниками.
Здесь естественно возникает вопрос «А судьи кто?». Кто и на каком основании определяет, какие ценности традиционны, а какие - нет? И какая традиция берется за основу: языческая, христианская, социалистическая...? Но главное не в этом. Известно, что великое искусство обгоняет свое время. Произведения нередко признаются не только обществом в целом, но и ведущими специалистами через поколения. Именно поэтому поисковое экспериментальное искусство, как и научные прозрения и эксперименты, стимулирует развитие.
Приведенное выше суждение «Основ ''Основ''» не только по сути призывает пересмотреть Конституцию страны, но и блокирует любое развитие.
В принятой Правительством Стратегии формулировки более обтекаемы, на то она и стратегия - само это понятие предполагает развитие. «Стратегия является документом стратегического планирования, разработанным в рамках целеполагания по межотраслевому принципу, — говорится в преамбуле документа, — Такой подход базируется на положениях Основ государственной культурной политики, согласно которым государственная культурная политика понимается как широкое межотраслевое явление, охватывающее такие сферы государственной и общественной жизни как все виды культурной деятельности, гуманитарные науки, образование, межнациональные отношения, поддержка русской культуры за рубежом, международное гуманитарное и культурное сотрудничество, а также как воспитание и самовоспитание граждан, просвещение, развитие детского и молодежного движения, формирование информационного пространств а страны» [Стратегия, 2016, 2]. Именно здесь сформулированы исходные принципы и проблемы образования, в том числе и в области медиа.
Между ведомственными подходами и принципами ЮНЕСКО существует целый ряд противоречий, одно из которых связано с актуальным ныне пониманием и культуры и развития и роли медиа и медиаобразования в этих процессах.
В общем плане понятие «развитие» можно рассматривать как краеугольный камень государственной политики вообще. Оно включает в себя:
• развитие экономики (экономический рост),
• развитие общества (социально-экономическое развитие, модернизация),
• развитие культуры (социально-культурное развитие, рост культурного потенциала, многообразие культур и культурной жизни),
• развитие самого человека.
Между тем на практике и в большинстве национальных и международных систем индикаторов преобладают критерии именно экономического развития. Культура как отрасль постепенно маргинализируется. В результате повсеместно распространяется «остаточный» принцип ее финансирования. В попытке преодолеть такой бюрократически-административный подход международное сообщество выносит проблематику «культура и развитие» в центр своего внимания. Появляется понятие (и индекс) "Human development" («человеческое развитие» или, точнее, развитие самого человека), в 1990 году подготовлен первый доклад на эту тему, затем эти доклады становятся ежегодными [25 Years, 2015].
В качестве кульминации Всемирного десятилетия развития культуры (1988-1997 гг.) ООН и ЮНЕСКО создают комиссию для подготовки доклада по культуре и развитию «Наше творческое разнообразие». Ее возглавляет бывший Генеральный секретарь ООН X. Перес де Куэльяр. В составе этой комиссии Россию представляет кинорежиссер Н. Михалков.
Доклад был опубликован в ноябре 1995 года [Our Creative Diversity, 1995], а официальный русский перевод в июле 1996 г. [Наше творческое разнообразие, 1996]. Он содержит целый ряд важных рекомендаций по учету проблематики культуры при разработке экономических стратегий и может быть использован для гуманизации экономических стратегий и учета культурных приоритетов наряду с экономическими целями и задачами. Вместе с тем авторам доклада очевидно не удалось разрешить основное противоречие, на которое указывал М. Сахлинс в формулировке, избранной членами Комиссии в качестве эпиграфа к основному тексту доклада: «В академических и политических кругах, — отмечал этот известный американский антрополог, — возникает значительное замешательство, в тех случаях, когда происходит смешение понятия культуры в гуманистическом смысле с понятием культуры в ее антропологическом смысле, в частности с понятием культуры как всеобъемлющего и непохожего на другие образа жизни народа или общества. С антропологической точки зрения бессмысленно говорить о «связи между культурой и экономикой», поскольку экономика является частью культуры народа. Действительно, двусмысленность, заключенная в этой фразе, представляет большую идеологическую проблему для Комиссии: является ли «культура» аспектом или средством «развития», которое понимается как материальный прогресс; или же «культура» является конечным итогом и целью «развития», которое понимается как процветающее существование человека в различных формах и в целом?» [Наше творческое разнообразие, 1996, 13].
«Современный этап развития России требует максимального вовлечения потенциала культуры в процессы общественного прогресса» — утверждается в Основах государственной культурной политики [Основы, 2014, 2]. В этом программном тексте (в отличие от цитированных выше «Основ ''Основ''») термин развитие употребляется достаточно часто. Он появляется уже в преамбуле, где говорится о правовых актах и процессах, регулирующих процессы культурного развития в Российской Федерации. Государственная культурная политика, согласно документу, призвана обеспечить приоритетное культурно-гуманитарное развитие как основу экономического процветания, государственного суверенитета и цивилизационной самобытности страны. Далее во введении проблемы культуры связываются с общественным прогрессом, социально-экономическим развитием и развитием самого человека.
Казалось бы, на этой базе можно было бы достаточно детально разработать стратегию развития культуры, вписывая ее в социально-экономические, цивилизационные процессы. А между тем, при обсуждении Основ и разработке соответствующей стратегии, как мы уже отмечали, главное внимание уделялось не развитию, а наследию и консервации, которые нередко развитие тормозят. Об этом прекрасно знают специалисты в области медиаобразования.
Эксперты в области культуры и образования расходятся во мнениях и по поводу того, что следует понимать под развитием культуры. С одной точки зрения, это преимущественно социально-культурное развитие, а с другой, это, в первую очередь, рост культурного многообразия. И, наконец, дискуссионным является общее понимание развития самого человека, которое может трактоваться как инструментально для той или иной цели (откуда распространенный акцент на компетенциях в противовес знаниям в образовании), скажем, консолидации общества, укрепления нравственности, патриотизма, достижения социальной сплоченности, так и как высшая цель развития человечества как такового.
Основы государственной культурной политики предлагают достаточно широкую палитру для рассмотрения различных систем взаимосвязи между развитием общества в целом и ролью в этом процессе медиа, культуры и искусства. В теоретическом плане приоритет развития может рассматриваться как наследие эпохи модерна, когда постижение и создание нового в культуре и искусстве рассматривалось как конечная и высшая цель, а в основу ее было положено понятие прогресса и просвещения масс, то есть передача опыта «высокой», «элитарной» культуры различным слоям населения. Именно в этом контексте, как уже отмечалось, родилось определение культуры как всего лучшего, что создано человечеством, именно в этот период ведущим стало представление о культуре как о некой вертикали. В этих условиях и искусство так же рассматривалось в категориях развития — классическое искусствоведческое образование предполагало, что
18
хорошее искусство всегда революционно — творцы создают нечто новое, что затем ассимилируется обществом и человечеством.
В этом контексте особо интересно почему при реальном воплощении Основ государственной культурной политики в жизнь ведущая роль была отдана не развитию, а возвращению назад и защите традиционных ценностей против всего того нового, что создается человечеством сегодня?
Эта своеобразная аберрация связана с общими процессами социального развития, как в мире, так и в нашей стране.
С момента формирования горбачевской «перестройки» сразу стала очевидной ее внутренняя противоречивость и разнонаправленность. С одной стороны, налицо было стремление следовать общемировым тенденциям, связанным с такими понятиями как демократия и права человека, и поощрять и стимулировать обновление творческих импульсов, связанных с модернизацией. Эта концепция продолжала, как это ни парадоксально, ту традицию, которая была заложена большевиками, стремившимися радикально модернизировать априори, как они считали, отсталую страну, слабое звено в общей капиталистической империалистической системе. Можно задаться общим вопросом — почему, когда эти изменения начались, на первый план вышли не отличники и лучшие ученики, а те, кто не освоил основ марксизма-ленинизма, либо сверху — сомневаясь в их правильности и абсолютном значении, либо снизу, — вообще не задавая себе таких глупых вопросов. Именно эти люди, грубо говоря, двоечники, и встали в авангарде перемен, поскольку не были связаны хорошим знанием того, что им преподавали в школах и университетах. Это были, с одной стороны, спецслужбы, достаточно цинично к тому времени относившиеся к постулатам марксизма-ленинизма и людям, которым они должны были служить, поскольку в отличие от других, срединных слоев общества, они были более осведомлены о том, что происходило в реальности. А с другой стороны, — уголовники, заключенные, жулики, фарцовщики и люди, которые считались проходимцами, и которые действительно довольно лихо прошлись по России в период радикальных перемен, оказавшись значительно более приспособленными к окружающим обстоятельствам, нежели идеалисты и отличники, оплакивавшие те идеалы, которым их обучали.
Думаю, что такого рода трансформации еще ожидают нас, как в нашей стране, так и в других странах, и в будущем. Есть и парадоксы, связанные с конкретными медиа. Наиболее очевидный здесь пример — французский. Французы первыми, еще в 60-е—70-е гг. минувшего столетия широко внедрили систему зрительной и текстовой дистанционной коммуникации с помощью телефонной связи, которую они назвали минитель. В каждой квартире во Франции, рядом с телефоном был экранчик, по которому можно было узнать какие-то необходимые для жизни сведения, связаться с агентами, людьми и организациями, предоставляющими необходимые услуги. Одним словом, значительно расширить благодаря аудиовизуальным
19
технически опосредованным средствам коммуникации свои знания и представления о том, что происходит вокруг.
Французы в плане медиаобразования и медиа компетенций обогнали другие страны. Но в разгар абсолютной популярности минителя и на пике его распространения во Франции и последовавших французскому примеру странах, возникла другая система — система интернета. Возникла в другом месте, сначала в американском военном ведомстве, и через систему университетских профессоров, которые стали ее использовать для получения и обработки разнообразной информации, она распространилась и на самые широкие, разноплановые круги пользователей. Медленнее других и с наибольшим скрипом эту систему принимали именно во Франции, поскольку она противоречила привычному минителю, который вроде бы решал аналогичные задачи. Продвинутость в определенном направлении стала препятствием для восприятия нового, революционного метода переработки и распространения аудиовизуальной информации.
В этом смысле Россия оказалась значительно более приспособленной для интернета хотя бы в силу того, что она в наименьшей степени была охвачена вообще стационарной телефонной связью, а все формы беспроводного и даже проводного общения, находились под строгим контролем государства и служб безопасности. КГБ и цензура всячески тормозили использование простыми людьми таких приспособлений, как телекс или даже пишущие машинки или телеграф, и тем самым тормозили развитие страны в целом. Их деятельность парадоксально стимулировала освоение интернета, техническая основа которого оказалась более гибкой и менее подверженной торможению. В свою очередь, распространение интернета привело к желанию поставить его под контроль государства, внедрить те или иные системы ограничений и цензуры, как например так называемый «закон о пиратстве» [149-ФЗ, 2016]. С одной стороны, эти меры вроде бы блокировали дальнейшее развитие, в том числе и культурный рост населения, но с другой — стимулировали разного рода технологии обхода препятствий, откуда распространение хакеров, наиболее искусные среди которых оказываются именно в нашей стране.
Горбачевская модернизация требовала «гласности», вызвавшей к жизни феномен медиакомпетенций, ранее казавшихся ненужными, а то и вредными, ускоренного развития рыночной экономики, превращения рынка в основной механизм организации социальной, в том числе и культурной жизни. В соответствии с логикой этого рода модернизации главной формой культурной деятельности, культурного творчества, становилась глобальная массовая культура, стихия медиа, подчиненная рыночным механизмам, построенная на максимизации прибыли.
Я уже неоднократно подчеркивал, что этот тип развития я отнюдь не считаю явлением сугубо экономическим [Разлогов, 1992, с. 248-265]. Увеличение доходов от распространения произведений искусства
20
свидетельствует о двух не только слабо взаимосвязанных, но и зачастую вступающих в конкуренцию друг с другом процессах.
С одной стороны, интерес массовой аудитории, все более широкой, превращается в главный двигатель экономических механизмов, будь то бокс офис в кино или рейтинг на телевидении. С другой стороны, экспертные оценки людей, которые считаются высшими ценителями прекрасного, приводят к тому, что произведения искусства повышаются в цене практически до бесконечности. Если брать создание произведений, которые в производстве обходятся дорого (это кинематография, театральное искусство и т.д.), то с точки зрения их финансирования безразлично, получат ли они пять миллионов потому, что пять миллионов человек заплатят по рублю или доллару за билет, или эти пять миллионов даст государство или какой-нибудь меценат, поскольку какая-нибудь группа экспертов им докажет (ошибочно или нет — не имеет значения), что именно это произведение и будет шедевром, признанным в будущем.
Значительно важнее другое противоречие — противоречие между этой ориентацией на рынок и соответственно на массовую культуру, и ориентацией творческих лиц, интеллигенции в целом, на пересмотр приоритетов культурной политики в стремлении к возвращению в прошлое, будь то до Октябрьской революции, или, как теперь говорят, до октябрьского переворота, или до Петровских реформ, которые, с их точки зрения, повели Россию по неправильному европеизированному пути, отказавшись от культурной самобытности. Если принять за основу будущего развития этот консервативный принцип (я бы его назвал, перефразируя название известного голливудского фильма, «вперед в прошлое»), то тогда ни о какой массовой культуре, ни о какой коммерциализации, ни о каком рынке не может быть и речи. Тогда господствует традиционная культурная вертикаль, с вершины которой распространяется разумное, доброе, вечное, в первую очередь по церковным приходам (а сегодня и специализированным телевизионным каналам), особо не допускающих, как «Россия-Культура», например, изменений и нововведений.
Любая страна имеет возможность пойти по одному из этих двух путей. Для Ирана периода правления аятолл или еще в большей степени так называемого «Исламского государства», возвращение к истокам, к правильным и незыблемым законам является абсолютом и приводит по необходимости к изоляции от окружающего мира, в котором во многом господствуют экономические закономерности и приоритеты. Или же, наоборот, можно поддержать стремление вписаться в процессы глобализации, в том числе и массовой культуры и рыночной экономики. В ставке на ускорение развития также будет содержаться некоторое противоречие, если принять, в общем-то, бесспорный постулат, что любое общество, как и любой человек, движется к гибели, то чем медленнее мы будем идти в этом направлении, тем это будет правильнее и безопаснее.
21
Результаты исследования
Рассмотренные выше фундаментальные противоречия между культурой и развитием могут разрешаться и разрешаются на разных этапах истории и в разных регионах, по-разному.
Проведенное исследование показывает нелинейность процессов, как развития культуры, так и развития экономики, науки и общества.
Как мы убедились, у этих процессов есть и медийная проекция. Социодинамика культуры привела к тому, что аудиовизуальные произведения сегодня могут дойти до зрителя по нескольким каналам, от экранов кинотеатров и киноустановок через различные формы телевизионного вещания, в автономных видеозаписях и через Интернет, как путем скачивания, так и просмотра онлайн. В условиях технической конвергенции всех форм записи и воспроизведения изображения в движении на цифровой основе практически снимаются препятствия для свободного перехода из одной формы в другую - например, записи Ыи-гау могут демонстрировать и на домашнем оборудовании и в кинотеатрах, скачивая фильмы с интернета можно пополнять свою коллекцию видеозаписей и т.п.
В этом контексте одним из преимуществ проектируемых сегодня Центров культурного развития в малых городах и сельских поселениях, как и Инновационных культурных центров (по сути первых реальных воплощений государственной Стратегии культурной политики), можно считать потенциал актуализации всех форм аудиовизуального показа, хотя основное внимание, по архаичной традиции уделяется показу кинотеатральному. Но и здесь есть своя специфика.
В настоящее время главное внимание в отрасли культуры уделяется так называемым современным кинотеатрам, как правило, многозальным и расположенным в крупных торговых центрах. Они дают основную долю доходов от проката и функционируют в условиях жесткой конкуренции. Многочисленные муниципальные кинотеатры пребывают в положении бедных родственников, хотя и пытаются наладить систему кинособытий, в первую очередь связанных с отечественным кино. Кинотеатров, специализирующихся на художественно качественном продукте, единицы даже в Москве («Пионер», «Соловей», «Горизонт»...) или Санкт-Петербурге. Поэтому потребность в экспериментальном поисковом кино удовлетворяется за рамками коммерции в системе показов в клубах и кафе, зачастую без компенсации правообладателям. Здесь есть значительный резерв роста аудитории отечественных фильмов именно за счет обновленных учреждений культуры, которыми коммерческие кинотеатры юридически не являются.
Если бы процессы были линейными и стопроцентно предсказуемыми, ситуация была бы не столь сложной, однако любой революционный слом ставит под сомнение все ранее воспринятые истины. Наша страна в этом плане за последние полвека пережила последовательность такого рода
22
трансформаций, которые по традиции можно объяснить очередной попыткой модернизации сверху, за которой последовал откат назад, на сей раз более могучий, чем ранее: не на двадцать, а на триста лет, во всяком случае, в теории, хотя на практике дело обстояло и обстоит по-другому.
Из этих своеобразных противоречий следует один вывод — мы никогда не знаем, с какой точки, и откуда пойдет новый виток дальнейшего не только экономического, но и интеллектуального развития.
Поэтому единственный способ приспособиться к постоянно меняющимся обстоятельствам, это знаменитый маоистский лозунг «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Нужно дать возможность формироваться самым разнообразным росткам научного знания и социальных практик, потому что ты никогда заранее не можешь догадаться, какой из этих ростков будет наиболее быстрым и эффективным в дальнейшем. Если результаты эффективного менеджмента в условиях рыночной экономики легко и быстро измеримы непосредственной экономической отдачей, то «менеджмент» науки, культуры и общества заключается в расширении спектра поиска и креативных прорывов, из которых, разумеется, 99% кончаются ничем, но один из тысячи может вывести страну, народ, сословие, или культурное сообщество, в разряд абсолютных лидеров. Отсюда и особая роль постоянных изменений в медиаобразовании.
Здесь, конечно, остается множество теоретических и практических проблем, и основная из них: как же все это связывается с традициями, если мы хотим их незыблемости? Именно поэтому, в силу множественности путей дальнейшего развития, я подвергаю сомнению распространенную метафору «культурный код», которая заимствована у биологов (у них действительно есть научное понятие «генетический код» — вполне определенное сочетание хромосом) и нередко используется и специалистами в области медиаобразования.
В культуре и медиапрактике ситуация специфическая, здесь всегда есть множество традиций и множество кодов, которые взаимодействуют между собой. Иногда они составляют определенного рода устойчивые конфигурации. Открытым, правда, остается вопрос, насколько эти образования формируются в головах исследователей, а насколько они существуют в реальной жизни. Одной из таких конфигураций является, к примеру, этнос, сочетающий элементы крови и почвы, единство языка (ключевого медийного фактора) и определенный набор характеристик, которые изучают и наблюдают этнологи. Но если у нации, которая связана с государством, есть некий объективный критерий — гражданство, то с этносом проблем значительно больше еще и потому, что каждый из элементов, его составляющих, на самом деле имеет самостоятельное значение, самостоятельное существование и самостоятельное развитие.
Тем более это касается сочетания культурных и медийных кодов, которые в конечном итоге многие для собственного удобства пытаются свести к некой абстракции под названием культурный код нации. Когда это делают художники, опираясь на метафоричность собственного мышления, как тот же А. Кончаловский, это можно понять и принять как художественный прием [Кончаловский, 2016]. Значительно более сомнительно использование этого понятия учеными. Мы уже показали, что традиции разнообразны и неоднородны, опираясь на ту или иную традицию, можно добиться определенных результатов, а можно их блокировать. Это хорошо понимает, например, А. Аузан, изучающий зависимость экономического развития от культурных факторов [Аузан, 2010]. Но и он злоупотребляет термином «культурный код».
Ученый ссылается на общепризнанный факт, что дальневосточные нации столь быстро продвинулись в микроэлектронике потому, что они были нациями риса. Мелкие рисинки, на которых умельцы вырезают философские суждения иероглифами, приучают людей к общению с микроскопическими элементами.
В противовес культуре риса российская культура, по некогда крылатому выражению Н.С. Михалкова, может считаться культурой семечек, культурой бесед на завалинке, культурой свободного обмена мнениями. И этот свободный обмен мнениями, в свою очередь, может оказаться в определенных обстоятельствах, преимуществом для дальнейшего развития. Поэтому очень важно не тормозить, не блокировать и не отказываться от того, что является нашей сильной стороной, только потому, что сегодня, в краткосрочной перспективе до 2030 года, например, нам представляется, что та или иная особенность бесперспективна и противоречит сильным сторонам других, более экономически продвинутых государств.
Приведу в пример советскую систему образования. Как и советская философия, она базировалась на немецкой традиции. И тут и там чувствовалось влияние немецкой классической философии. До сих пор у нас в стране работают ученые мирового уровня, для которых не английский, а немецкий язык является основным. Для немецкой системы образования характерно большее внимание к фундаменту знаний, нежели к их практическому применению, и эта черта сохранилась, невзирая ни на что, и в условиях коммунистического режима. В академических дискуссиях до сих пор, как только речь идет об общих рассуждениях и доводах, российские ученые, писатели, публицисты, оказываются на несколько шагов впереди более прагматичных западных идеологов. Кстати говоря, наиболее известные среди них стали знаменитыми именно потому, что не отказались от классического наследия, а двигались вперед по тому же маршруту, будь то М. Фуко, П. Бурдье или такой теоретик кино, как Ж. Делез. Именно на грани художественного и научного мышления оказывается и наследие итальянца У.
Эко, недавно ушедшего из жизни, и великая российская традиция С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова, М. Бахтина.
Стремясь следовать более эффективным в непосредственно осознаваемом развитии прагматическим принципам американской системы образования, в текущих реформах отечественные чиновники нередко стремятся «сбросить с корабля современности» эту немецкую традицию и быстро заменить ее другой, тем самым блокируя сильные черты отечественной культуры мышления, не только в национальном, но и в международном масштабе, и стимулируя то, к чему российская ментальность в значительно меньшей степени расположена. Результат оказывается весьма плачевным, настоящих эффективных менеджеров американского образца приходится приглашать из-за границы, а могущества интеллекта, основанного на классической традиции, при этом мы лишаемся, всячески тормозя его уже начиная со среднего образования. А ведь в будущем никогда неизвестно, какой именно росток, по примеру медиаобразования, приведет к ускоренному развитию.
Выводы
После неудавшейся попытки социалистической модернизации, осуществлявшейся, как правило, силовыми методами, произошел своеобразный откат. Переход к рыночной экономике и попытка насильственного внедрения западных ценностей, демократии, прав человека и т.д., обернулись консерватизмом. И это не случайно. Как только мы переходим от просветительского понимания Культуры в единственном числе и с большой буквы к модели антропологической, основанной на множественности культур, каждая из которых выстраивает свою вертикаль, на первый план выходят функции охранительные, консервативные, противостоящие какой бы то ни было модернизации. Тут-то и появляются традиционные ценности, которые надо охранять любой ценой, а главное, что им угрожает — это прогресс и развитие.
Консерватизм, на мой взгляд, присущ культуре как таковой.
Каждое вновь образованное государство, в том числе и страны, ставшие независимыми в результате распада Советского Союза, не без основания стали утверждать, что национальная культура является их основным достоянием, ее самобытность обладает самоценностью, и нельзя и неправильно выстраивать иерархию различных культур в соответствии с социально-экономическим развитием той или иной страны, или числом носителей той или иной культуры. Все культуры были объявлены равноправными и самоценными, и представление о единой культуре было проставлено под сомнение множеством культурных сообществ, для каждого из которых существовала свой образ жизни и своя система ценностей, нравов, обычаев, традиций, обладавшая автономией и получавшая
выражение не только и не столько в произведениях литературы и искусства, сколько в повседневной жизни.
Отсюда появление понятия нематериальная культура и декларации [Всеобщая Декларация, 2001] и конвенции [Конвенция ЮНЕСКО, 2005] о множественности культур, культурном разнообразии, которое под воздействием заседающих в международных организациях полномочных представителей не культурных сообществ, в по-прежнему наций и государств, в последующей конвенции ЮНЕСКО, было преобразовано в разнообразие форм культурного самовыражения, поскольку более последовательное внедрение принципов культурного разнообразия показалось государствам опасным, угрожающим для господствующей позиции каждой национальной культуры.
Культурное разнообразие было декларировано как принцип Комиссией ООН и ЮНЕСКО по культуре и развитию, хотя Россия до сих пор не подписала соответствующие конвенции, опасаясь, что признание культурного многообразия, а также существования нематериальной культуры, на представительство от которой может индивидуально претендовать по существу каждый человек на земном шаре, угрожает государственной целостности. Тем не менее, в Основах государственной культурной политики справедливо говорится о России как о привилегированном пространстве сплочения различных культур при сохранении их самобытности и свободного самовыражения.
Важно подчеркнуть, что каждая культура при этом воспроизводит в миниатюре культурную вертикаль, имеет свою иерархию, своих кумиров, высших и влиятельных представителей и множество людей, которые считают себя и считаются носителями данной культуры.
В XX, и еще больше в XXI веке, в культуре, как мы видели, параллельно нарастали центробежные и центростремительные тенденции, с одной стороны, распад империй, с другой - интеграция и глобализация, объединение планетарной культуры на основе деятельности средств массовой информации. Масс-медиа повсеместно распространяют одни и те же мелодии, одни и те же иерархии звезд и героев, одни и те же представления о том, что такое хорошо, и что такое плохо. Впрочем, термин одни и тоже не вполне точен, скорее речь идет о стихийном отборе образцов и моделей на основе их популярности, то есть о глобальной массовой культуре, не столько подавляющей многообразие, сколько стимулирующей его и питающейся им. Соотношение между центробежными и центростремительным тенденциями и формирует социодинамику и геополитику культуры, определяющую ее роль в развитии, движущей силой которого при любом раскладе оказываются медиа и соответственно медиаобразование.
Ключевым фактором в этом плане оказывается устойчивость развития. Уже в статье «Что такое медиаобразование» [Разлогов, 2005] я обращал
26
внимание на то, что передача интеллектуальных традиций и вписывание новых медиа в существующие системы взглядов и ценностей, к которым порой сводят значение медиаобразования, обращенного к молодому поколению, имеет и обратную сторону. Старшие поколения остро нуждаются в овладении навыками пользования новой коммуникационной техникой, которую их дети и внуки осваивают с детства, подобно родному языку. Таким образом, образование в сфере новых медиа позволяет реально разрешить противоречия между культурой и развитием: пока молодые обучаются критическому восприятию и анализу потоков аудиовизуальной информации, старшие поколения осваивают не менее сложные технологии общения в интернете, обучаются полноценному использованию смартфонов и самых разных гаджетов. Таким образом, если не преодолевается, то по меньшей мере смягчается разрыв между поколениями и обеспечивается устойчивость развития.
Литература
Астафьева О.Н. Культурная политика: теоретическое понятие и управленческая деятельность (Лекции 1-3) /
Культурологический журнал = Journal of Cultural Research. 2010. № 2 http://www.cr-journal.ru/files/file/02 2011 20 39 36 1297964376.pdf (Дата обращения 25.07.2016). "
Аузан А. Национальные ценности и модернизация. М.: ОГИ; Полит.ру, 2010. Всеобщая декларация ЮНЕСКО о культурном разнообразии Париж, 2001.
Конвенция ЮНЕСКО об охране и поощрении разнообразия форм культурного самовыражения. Париж, 2005.
Кончаловский A.C. Лекция в рамках межфакультетского курса «Культурный код нации: социально-экономическое значение». Видео / Официальный сайт МГУ:
http://www.econ.msu.ru/75/news/News.20160518190137 1714/ (Дата обращения 25.07.2016). Миронов A.A. Основы «Основ». О смыслах государственной культурной политики // Совет Федерации. Аналитический вестник. Государственная культурная политика и вызовы времени. 2015. № 12 (565). C. 4748.
Наше творческое разнообразие. Доклад Всемирной комиссии по культуре и развитию. Сокращенный вариант. Париж. Июль, 1996.
Ортега-и-Гассет, Х. Восстание масс, 1929. http://www.e-reading.club/bookreader.php/43015/Ortega-i-Gasset -Vosstanie mass.html (Дата обращения 25.07.2016). Основы государственной культурной политики. Утверждены Указом Президента Российской Федерации в декабре 2014 г. http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201412250002 Разлогов К.Э. Коммерция и творчество: враги или союзники. М.: РИК. 1992. 271 с. Разлогов К.Э. Что такое медиаобразование // Медиаобразование. 2005. № 2. С. 68-75. Самое важное из всех искусств. Ленин о кино. М., 1973.
О ходе реализации Основ государственной культурной политики, утвержденных Указом Президента Российской Федерации от 24 декабря 2014 года № 808 и разработки проекта стратегии государственной культурной политики // Совет Федерации. Аналитический вестник. 2015. № 18 (571).
Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года (Распоряжение Правительства РФ от 29 февраля 2016 г. № 326-р).
Федеральный закон от 27.07.2006 N 149-ФЗ (ред. от 06.07.2016) "Об информации, информационных технологиях и о защите информации".
25 Years of Human Development. http://www.hdr.undp.org/en/25-years (дата обращения 26.07.2016). In From the Margins. Strasbourg: Council of Europe, 1997.
https://www.coe.int/t/dg4/cultureheritage/culture/resources/Publications/InFromTheMargins EN.pdf (Дата
обращения 26.07.2016).
Maraña, M. Culture and Development. Evolution and Prospects // UNESCO Etxea Working Papers. 2010. N° 1. http://www.unescoetxea.org/dokumentuak/Culture Development.pdf (дата обращения 25.07.2016). McGuigan, J. Rethinking Cultural Policy. London, 2014.
Our Creative Diversity. Paris. UNESCO, 1995. http://unesdoc.unesco.org/images/0010/001055/105586e.pdf (Дата обращения 26.07.2016).
References
25 Years of Human Development. http: //www. hdr. undp. org/en/ 25 -years
Astafieva, O. (2010). Cultural Policy: Theoretical Notion and Administration. Journal of Cultural Research. 2010.
№ 2. http://www.cr-iournal.ru/files/file/02 2011 20 39 36 1297964376.pdf (in Russian)
Auzan, A. (2010). National values and modernization. Moscow: OGI. Polit.ru (in Russian)
Council of the Federation. Analytical News. 2015. 18 (571) (in Russian).
In From the Margins. (1997). Strasbourg: Council of Europe.
Maraña, M. (2010). Culture and Development. Evolution and Prospects. UNESCO Exea Working Papers. 2010. N° 1. McGuigan, J. (2014). Rethinking Cultural Policy. London.
Mironov, A.A. (2015). The Basis of «The Basis». On the meanings of the State cultural policy. Council of the Federation. Analytical News, 2015, N 12 (565). State Cultural Policy and the Challenges of our Time. Moscow: 2015, 47-48 (in Russian).
Ortega y Gasset, J. (1929). The Revolt of the Masses. http://www.e-reading.club/bookreader.php/43015/Ortega-i-Gasset - Vosstanie mass.html (in Russian).
Our Creative Diversity. Paris. UNESCO, 1995.
Razlogov, K.E. (1992). Commerce and Creativity: Enemies or Allies. Moscow: RIK (in Russian).
Razlogov, K.E. (2005).What is media education. Media Education. 2005, N 2, 68-75 (in Russian).
Strategy of the State Cultural Policy till 2030. (Russian Government decree # 326 p, February 29 2016) (in Russian)
The Basis of State Cultural Policy. Approuved by the President of Russian Federation in December 2014.
http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201412250002 (in Russian).
The Most Important of all the Arts. Lenin on Cinema. Moscow, 1973 (in Russian).
UNESCO (2001). Universal Declaration on Cultural Diversity.
UNESCO (2005) Convention on the Protection and Promotion of the Diversity of Cultural Expressions.
