CC BY
41
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XVIII, № 4
ж
ЙМ'
IТЕМАТИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ В ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ РЕФЛЕКСИИ 17 ВЕКА. «SCIENTIA GENERALIS» ИОАХИМА ЮНГА
С. Г. СЕКУНДАНТ (Украина)
X к
а
<54
Главную заслугу Декарта обычно видят в том, что он, ориентируясь на математическое понятие достоверности, первым попытался построить философскую систему на абсолютно достоверном фундаменте. Подобный взгляд исходит из предпосылки, будто поздняя схоластика, да и вся предшествующая ему философия, полностью пренебрегала этим понятием. Однако это не совсем так. Уже в итальянском аристотелизме 15-го века различалось, по меньшей мере, три понятия достоверности: достоверность существования (certitudo essendi), достоверность объекта (certitudo objecti) и достоверность способа действия (certitudo modi procedendi), или достоверность доказательства (certitudo demonstrtionis). Из всех видов достоверности наиболее важной в поздней схоластике считалась достоверность объекта. В силу этого, метафизику и теологию считали наиболее достоверными науками, поскольку их объекты
(Deus, intelligentiae, essentiae и т.д.) обладают наиболее достоверным бытием. Некоторые философы в качестве особого вида достоверности выделяли также «научную достоверность, или достоверность знания» (certitudo scientiae). Науку (scientia) при этом трактовали как приобретенное свойство (habitus) ума, которое противопоставлялось другим habitudines (sapietia, intel-ligentia, prudentia и т.д.) и поэтому понималось довольно узко, а именно как знание, полученное из принципов. Такое понимание научной достоверности также позволяло возвести теологию и метафизику в ранг наиболее достоверных наук, поскольку их принципы считались наиболее фундаментальными. Этим перечень видов достоверности, которые встречаются у авторов данного переходного периода, не исчерпывается. Можно заметить, что и классификация видов достоверности, и их трактовка находятся в сильной зависимости от метафи-
зических предпосылок. В частности, сохраняется представление о степенях совершенства бытия, о достоверном для нас (certitudo quo ad nos) и достоверном по природе (certitudo quo ad naturam) и т.д. Именно эти предпосылки позволяли рассматривать Бога как «наиболее достоверное существо» (ens certissimum). Только с точки зрения одного вида достоверности - достоверности способа действия (certitudo modi procedendi) -математика рассматривалась как наиболее достоверная наука1.
Формирование нового понятия достоверности, способствовавшее, в конечном счете, выдвижению математики в ранг научной парадигмы, начинается уже в 16 веке и в содержательном плане представляет собой процесс освобождения этого понятия от метафизических предпосылок. Хотя этот процесс начинается и происходит параллельно в математике, логике и естествознании, приоритет все же остается за математикой. Решающее влияние на изменение статуса математики оказал Ф. В пета, который в своем «Введении в аналитическое искусство» («In аг-tem analyticem isagoge»)2, вышедшем в 1591 году и составляющем первую часть его «Operis restitutae matematicae Analyseos seu Algebrae Novae», попытался соединить алгебру и геометрию. С этой целью он разрабатывает идею формального исчисления (logística speciosa), которое в противоположность числовому исчислению
(logística numerosa), имевшему дело только с числами, оперирует буквенными символами для отдельных величин. Эти символы он называл «species» (видами, формами) и трактовал как «формы вещей» (formae rerum). Logística speciosa, по замыслу Виеты, должна была служить общим основанием для арифметики и геометрии. Подобный шаг носил революционный характер. Дело в том, что, согласно Аристотелю, каждая из наук имела свою строго очерченную область исследования, за рамки которой запрещалось выходить. «Научный прогресс» сводился, главным образом, к усовершенствованию способа изложения и ограничивался рамками одной дисциплины. Примером такого рода усовершенствования служила, в частности, геометрия Евклида. Однако уже в эпоху Возрождения стало распространяться мнение, что античным математикам была известна некая общая геометрии и арифметике наука, которая содержала метод открытия в математике и которую древние поэтому тщательно скрывали. Так, Б. Пе-рерий, современник Виеты, в работе с характерным названием «Об общих принципах и свойствах всех естественных вещей» писал: «Нет сомнения, что существует некоторая общая математическая наука, которая должна исследовать общие свойства величин и чисел, но которую математики не считают наукой, отличной от гео-
Щр
Щй ЙЙй
Й® и
ж 111' Iff
ИМ!
ffil
111
Iii
illi 1!ш
Iii!
Schueling H. Die Geschichte der axiomatischen Methode in 16. und beginnenden 17. Jahrhundert. Hildesheim, N.Y., 1969. S. 76.
2 Vieta F. Opera mathematica. Hildesheim, N.Y., 1970.
x H
a.
<J
||| ¡of i!
I
метрии и арифметики»". Свою «новую алгебру» Виета представил как тщательно скрываемое древними аналитическое искусство такого рода. Ему удалось, отбросив принципы аристотелевской методологии, направить исследовательскую мысль на поиск общих оснований различных математических дисциплин. Это не только способствовало дальнейшей формализации математических исследований, но и привело к серьезным изменениям в области методологии.
Хотя Аристотель свой метод называл аналитическим, принципы его методологии, изложенные во «Второй аналитике», были истолкованы его последователями как синтетические. Примером применения такого метода для большинства служила геометрия Евклида, которая уже в поздней античности стала рассматриваться как парадигма научного метода вообще. Даже те последователи Аристотеля, которые не отрицали роль анализа (Александр Афроди-сийский, Филопон, Темистий и другие), отводили ему все же вспомогательную роль. У Виеты, напротив, доказательство осуществляется аналитическим путем, и только анализ ведет к получению новых результатов. Синтез, который он трактует только как способ изложения уже полученных результатов, оказывается у него фактически за пределами метода. Утверждения Виеты о том, что син-
тез был придуман древними для того, чтобы скрыть истинный, аналитический метод, направлены были, прежде всего, против признания метода геометрии в качестве парадигмы научного метода вообще. Несмотря на стремление Виеты приуменьшить свои заслуги в разработке аналитического искусства, его анализ принципиально отличается от анализа древних. В отличие от аналитического метода античных математиков, у Виеты речь шла не о сведении еще недостоверных положений к достоверным, а о методе определения неизвестных величин, исходя из их отношения к уже известным. После Виеты в качестве парадигмы начинают рассматривать уже алгебраический анализ. И это происходит во многом благодаря тому, что анализу, который он все еще отождествлял с алгеброй, Виета приписывает функцию открытия и называет его «doctrina bene inveniendi in matimaticis» («учение о том, как успешно совершать открытия в математике»). Такое толкование сущности и задач анализа не только послужило толчком к развитию аналитических методов в математике, но и способствовало усилению интереса к ней со стороны естествоиспытателей и философов.
Иоахим Юнг (1587-1657) был одним из первых, кто смог по достоинству оценить труд Виеты и сделать из него философско-методологические выводы. Свою
X х
а
<\
Perenus В. De communis omniumrerum naturalium Principiis et Affec-tionibus Hb.XV. Lugduni, 1588. Цит. по: Тимченко И. Основания теории аналитических функций. Ч. 1. Исторические сведения о развитии понятий и методов, лежащих в основании теории аналитических функций. Одесса, 1899. С. 106.
научную карьеру Юнг начинал как профессор математики сначала в Гессене (1609-1613), а затем в Ростоке (1624/1625 и 1626-1629). С работой Виеты он познакомился еще в Гессене. Его заинтересовала, главным образом, та часть аналитического искусства, которую Виета называл «зететикой» (Ейейса) и с которой он связывал преимущественно эвристические функции математического анализа. Однако круг интересов Юнга не ограничивался поиском общего метода решения математических задач, хотя, очевидно, в этом состоял первоначально его основной интерес. В 1613 году он отправляется в Падуанский университет, тогдашний оплот секуляр-ного аристотелизма, изучать медицину, где, в частности, в зимний семестр 1618/19 года слушает лекции по натуральной философии у Ч. Кремонини - ученика и ближайшего сподвижника Дж. За-бареллы. По возвращении из Италии Юнг создает первое в Германии научное сообщество, названное им «эоаеШв егеипеНса», или «БоайаБ гййка». Основную цель своего сообщества, просуществовавшего, впрочем, недолго, он видел в том, чтобы, «опираясь на разум и опыт, исследовать истину и, после того как она будет найдена, доказать ее, а также все науки и искусства, которые покоятся на
разуме и опыте, освободить от софистики, привести к демонстративной достоверности, распространять правильным образом и, наконец, преумножать посредством успешных открытий»4. Если учесть, что под «софистикой» Юнг понимал не те или иные ошибки в рассуждениях, а «основы философствования в целом»5, то станет очевидной вся грандиозность его планов.
Юнг пытался реформировать всю систему знаний, и в качестве парадигмы у него выступает математика. Правда, из Италии он привозит убеждение, что всякое знание должно опираться на опыт. Поэтому Юнг считает, что реформу всей системы научного знания следует начинать с физики. Как и Галилей, он призывает физиков отбросить «ложные и темные» книги Аристотеля и, опираясь на наблюдения и эксперименты, исследовать «книгу природы»6. В качестве основного методологического принципа физики у него выступает требование не приспосабливать явления к предвзятым мнениям, а согласовывать гипотезы с явлениями7. Как и эмпирики, Юнг считает, что чувства не обманывают, а заблуждается разум (cogitiva). Тем не менее правы те исследователи, которые видят в Юнге одного из первых представителей раннего рационализма.
щ
Я ig
ш р
1
т
Vogelius Martin. Historia vitae et mortis Joachimi Jungii. Strassburg, 1658. P. 12.
5 Guhrauer G. E. Joachim Jungius und sein Zeitalter. Stuttgart, Tübingen, 1850. S. 143.
6 Petersen P. Geschichte der aristotelischen Philosophie im protestantischen Deutscland. Leipzig, 1921. S. 154.
7 Jungius J. Praecipuae Opiniones Physicae. Hamburgi, 1679. Pars 2.
Sec. 1, 1, 1.
X X
Ol
<3
Согласно Юнгу, чувственное восприятие представляет собой не-расчлененное сложное целое (to-tum complexum), а потому является смутным (confusum). Чтобы мы могли на него опираться в наших дальнейших исследованиях, исходные данные опыта должны быть четко (distincte) выражены и очищены от всяких необоснованных предпосылок. Иначе говоря, чувственно неопределенное (inde-terminatum) должно стать определенным (determinatum), а для этого оно нуждается в анализе. Юнг поэтому уточняет, что как физика, так и остальные науки должны основываться на точном, разложенном на свои простые составляющие, а не на смутном опыте8. Он признает важную роль индукции в познании, но, как и впоследствии рационалисты, он утверждает, что «первичная индукция всегда неполна, так как единичных данных бесконечно много, а человеческий разум не способен охватить бесконечное»4. С помощью первичной индукции, считает он, мы можем достичь только низшего, эмпирического уровня знания (gradus empircus), на котором истинными признаются те положения и предписания, которые согласуются с опытом. Более высоким Юнг считает эпистемический, или научный, уровень знания (gradus epistemonicus), которым обладает тот, кто способен аподиктически вывести из конечного числа принципов (principia), элементарных положений (protop-
hases) или аксиом (axiomata) то, что он должен знать1 '.
Основную свою задачу Юнг видит в том, чтобы реформировать как физику, так и все остальные науки в соответствии с этим идеалом научного знания, который, как мы видим, ориентируется преимущественно на геометрию. Однако чтобы реализовать подобный идеал в физике, необходимо, считает он, отыскать такие принципы, которые позволяли бы нам адекватно объяснять явления. Ни описание феноменов, ни индукция, согласно Юнгу, не могут нам дать принципы, из которых можно было бы аподиктически вывести все подлежащие объяснению явления, поскольку они не в состоянии проникнуть в сущность явлений и обнаружить их причины. Это способен сделать, по его мнению, только анализ, но не традиционный, а принципиально новый.
В качестве основного требования, предъявляемого к анализу, Юнг выдвигает требование гомогенности: то, на основании чего объясняется явление, должно быть однородным с объясняемым явлением. Принцип гомогенности позволяет любое изменение (mutation) рассматривать как количественное, а это, в свою очередь, открывает широкие возможности для применения математики к исследованию физических явлений. Так как требованию гомогенности отвечали атомы, которые Юнг рассматривал как тела, точно од-
Ibid. Pars 2. See. 1,5.
X H
a.
Jungius J. Logica Hamburgensis / Hrsg. von R. W. Meyer. Hamburg, 1957. Lib. 3,22,5.
10 Jungius J. Protonoeticae philosophiae sciagraphia// H. Kangro. Joachim Jungius Experimente und Gedanken zur Begründung der Chemie als Wissenschaft. Ein Beitrag zur Geistgeschichte des 17. Jahrhunderts.Wiesbaden, 1968. § 8.
нородные (corpora exquisite si-milaria) объясняемым явлениям, и не отвечали скрытые качества (qualitates occultae) схоластиков, то очевидно, что возрождение атомизма в Германии, как показывает пример Юнга, было обусловлено стремлением распространить математические методы на исследование природы. Важно и то, что Юнг ссылается не на Демокрита, а, главным образом, на К. Галена и Платона, которые в качестве парадигмы научного знания рассматривали математику. На Галена ссылается и Д. Зеннерт, другой представитель атомизма в Германии. Принцип гомогенности, согласно Юнгу, гарантирует реальность тех гипотетических сущностей, на основании которых объясняются явления. Опираясь на этот принцип, он требует исключить из физики спекулятивные рассуждения о субстанциальных формах, о четырех элементах, о первой материи, субстанции, о скрытых качествах (qualitates) и свойствах (affectiones), о естественных местах (temperies), о возникновении (ortus) и исчезновении (intentos) субстанций, а также другие сущности и качества, которые не однородны объясняемым явлениям и поэтому не обнаруживаются в них. Отвергает он и учение о конечных причинах (causae finales), полагая, что физик должен объяснять явления только с помощью действующих причин (causae efficientes), поскольку жалкие людишки (homunculi) не могут знать, какими целями руководствовался творец природы.
Атомистическая гипотеза, согласно Юнгу, отвечает и второму
основному требованию, предъявляемому к научному объяснению, которое мы встречаем уже у окка-мистов, - а именно требованию, чтобы сущностей, на основе которых мы объясняем явления, было меньше, чем свойств, подлежащих объяснению, а в идеале их должно быть как можно меньше. Хотя каждое тело, по мнению Юнга, обладает бесконечно большим числом свойств (infinita attributa), число первоначальных тел (corpora primigenia) и свойств (attributa primigenia) конечно; число же скрытых качеств, напротив, неограниченно. Кроме того, Юнг подчеркивает, что первоначальные тела и свойства являются гипотетическими принципами (partes hypotlieticae), однородными с объясняемыми явлениями.
Не отрицая справедливости мнения К. Лассвица, утверждавшего, что атомистическая доктрина формировалась в среде номиналистов' , следует все же заметить, что определяющее влияние на взгляды Юнга оказала математика, а именно геометрия и арифметика, в которых свойства чисел и фигур объясняются на основании некоторого конечного числа принципов. Подтверждением этому может служить то, что упомянутые первоначальные свойства Юнг пытается вывести не из метафизики, и даже не из логики, а из механики, а точнее - из статики и форономии (phoronomia), которые, как подчеркивает он, в свою очередь базируются на геометрии и арифметике.
Заслуга Юнга состоит в том, что он решительно отвергает фундаментальную роль не только ме-
Lasswitz K. Geschichte der Atomistik. Vom Mittelalter bis Newton. 2. Bd. Darmstadt, 1963. S. 248.
X
X
a
<3
р
1| Él
I ill Ii ¿«i?
Я
тафизики, но и логики. Метафизика, по его мнению, не может служить основанием для других наук, поскольку она не является наукой в строгом смысле этого слова. Науками Юнг называет такие дисциплины, которые «основываются на доказательствах и собственных, известных благодаря наблюдению, принципах»12. «Метафизик же, -утверждает он, - не имеет опытных данных (experientiae), которые следовало бы накапливать, и опирается исключительно на диалектические рассуждения»13. Юнг считает, что метафизика как наука о сущем как таковом, если она действительно стремится стать наукой в собственном смысле слова, должна опираться на принципы, которые подтверждаются опытом, - подобно принципам геометрии, оптики или арифметики, которые, как он убежден, находят свое подтверждение в опыте. При этом «подтверждение» он трактует отчасти в прагматическом, отчасти в операциональном духе. Для него метафизика не может служить базисом физики еще и потому, что она относится не к «прямым наукам» (scientia directa), т.е. не к наукам о реальности, объект которых находится вне сознания и отличен от операций нашего ума, а к так называемым рефлексивным наукам (scientia reflexive), объектом которых являются только операции нашего ума14. Не отрицая преимуществ метафизики, Юнг все же считает, что она должна стоять не в начале, а в конце научного исследования. В частности, как
учение о сущем вообще, она и в структуре учебного процесса (in Ordinam Didacticum), и в процессе познания должна, по его мнению, стоять после физики.
Юнг считает, что не может служить фундаментом физики и традиционная логика. Во-первых, она, как и метафизика, является рефлексивной наукой. Во-вторых, аристотелевская силлогистика не способна решить проблему обоснования большей посылки (sump-tio major). Забарелла полагал, что доказательство большей посылки должно осуществляться с помощью некоторых вспомогательных доказательств (opitulatores). Аристотель также говорил о необходимости ее объяснения (iDtcOecic), но что должны представлять собой эти вспомогательные объяснения и доказательства, они, по мнению Юнга, не разъясняют. Наконец, считает он, аристотелевская логика фактически не применима ни в физике, ни в прикладной математике. Еще учитель Юнга Кремонини указывал на то, что свои выводы в «Физике» Аристотель подтверждает диалектическими доводами, а не аподиктически. Юнг считает, что физика не нуждается в традиционной логике точно так же, как не нуждается в ней геометрия Евклида. Напротив, результаты математических доказательств применяются уже в естествознании. В частности, указывает Юнг, статика, форономия, учение о гармонии и оптика во многом базируются на геометрии и арифметике, которые фактиче-
X к
о.
<<
" Hht. no: Guhrauer G. E. Joachim Jungius und sein Zeitalter. Stuttgart, Tübingen, 1850. S. 79.
Uht. no: Kangro H. Joachim Jungius' Experimente und Gedanken zur Begründung der Chemie als Wissenschaft. Wiesbaden, 1968. S. 108-109
14 Ibid. S. 98.
ски выступают в качестве предпосылки естествознания. Физика заимствует доказательства из геометрии, не доказывая их. Однако строить доказательства в физике на основе геометрических принципов, по его мнению, не следует. У физики, как и у геометрии, есть свои принципы, обусловленные спецификой предмета ее исследования, поэтому она не нуждается в аксиомах геометрии. То, что она может и должна заимствовать из геометрии, - это ее стиль доказательства. В многочисленных своих заметках и в предложенном читателю ниже отрывке из речи Юнга, прочитанной в Гамбурге 19 марта 1629 года при вступлении в должность ректора местной гимназии, он пытается, на основе анализа «математического стиля», выявить те принципы, благодаря которым математика вообще и особенно теоретическая математика, смогли достичь столь высокой степени достоверности.
Как указывает Юнг в одной из своих рукописей, в математике мы можем что-то доказать потому, что ее понятия полностью разложимы. Как и позднее Декарт, Юнг верил в возможность полного анализа суждений и главное преимущество математики видел в простоте ее объекта. Но если для Декарта, как и для рамистов, простота математических объектов служила основанием их очевидности, которую они отождествляют с достоверностью, то Юнг в своей характеристике этого свойства объектов математики «более прагматичен». Он подчеркивает, что объекты математики более привычны (magis obvia) и более доступны (magis parabilia). Благодаря этому, любой математический объект, считает он, может
быть легко и без больших усилий (facili labore absque magno impendió) воспроизведен. Юнг имеет в виду именно это, когда утверждает, что математические доказательства могут быть подтверждены с помощью опытной проверки. Заимствованный у За-бареллы оперативный взгляд на логику Юнг распространяет и на математику, хотя последнюю он относит к наукам, а первую, вслед за П. Рамэ, к искусствам. Простота и доступность математических объектов Юнг рассматривает как основную причину очевидности ее принципов, наглядности, а также однозначности и достоверности ее рассуждений. В присущем математике стиле изложения (stylo explicatae), убежден он, обнаруживает себя природа разума, свойственные нашему уму способы действия. В процессе познания или обучения, считает он, мы действуем надежно (solide) и уверено (secure), если продвигаемся вперед постепенно шаг за шагом (pede-tentim et gradatim), от малых объектов к большим (a parvis ad magna), от легких к трудным (a fcilibus ad difficilia), от простых к сложным (a simplicibus ad com-posita), от конечного числа принципов (a numero finitis principiis), используя конечное число средств (per numero finita media), к конечному числу следствий (ad numero finitos scopos). Как и рационалисты, Юнг уверен, что подобным же образом действует природа. Она, утверждает он, «действует не так, как пишут китайцы, а так, как пишут другие нации, а именно на основе алфавита; т.е. не посредством особых и неупорядоченных сил, которые по числу проявлений превосходят ее, а путем комбинаций, усложнения
S Ii
m
11
(Komplikation) и упрощения (Rep-likation), осуществляемых на основе немногих по числу законов или принципов»15.
Для предложенной Юнгом конструктивной модели научного метода, как, впрочем, и для декартовской, характерен концептуальный атомизм и финитизм. Даже геометрия, по его мнению, не отвечает полностью идеалу этого метода. Как впоследствии Лейбниц, Юнг считает, что многие аксиомы геометрии могут быть доказаны. Однако в рамках геометрии сделать это невозможно. Юнг говорит о необходимости создания особой науки - «протоматема-тики». Задача этой науки должна состоять в том, чтобы исследовать способы рассуждения математиков и выявить те принципы, на которые они опираются. Эти принципы, считает он, являются более фундаментальными, чем принципы математических наук и традиционной логики. Юнг не только фактически обосновал идею и определил задачи математической логики, но и активно работал в этом направлении. Среди его рукописей мы встречаем формулировки некоторых законов математической логики. Именно этот аспект творчества Юнга интересовал Лейбница, который о Юнге узнал еще на студенческой скамье от своего учителя Э. Вай-геля. Каких успехов смог достичь Юнг и сколь велико было его влияние на Лейбница, сказать трудно, поскольку Лейбниц смог
ознакомится с архивом Юнга задолго до того, как большая часть рукописного наследия Юнга сгорела в 1691 году при пожаре городской библиотеки г. Гамбурга.
Однако не «протоматематика» должна стать базисом всей системы знания, а более фундаментальная наука - «протоноэтическая философия» (Protonoetica Philo-sophia), основная задача которой состоит в том, чтобы сначала всякую операцию нашего интеллекта разложить на далее неразложимые понятия, которые Юнг называет «protonoemata», а затем «от конечного числа далее неразложимых понятий, используя конечное число легитимных способов связывания, прийти к конечному числу точно сформулированных понятий»1'. Построенная таким образом «всеобщая наука» (scientia generalis) представляет собой систему выводов, полученных с помощью научного метода, включая и принципы, лежащие в основании этого метода18. Но так как целью ее, согласно Юнгу, является научная (epistemonica) истина, то «scientia generalis», понимаемая в широком смысле, должна охватывать как эмпирические, так и демонстративные науки, и поэтому помимо разума, трактуемого как приобретенная способность (habitus), формулировать принципы и самой науки, понимаемой как практическая способность делать методические выводы; она предполагает также опыт. Но и в узком и в широком смысле этого
И
а
<3
1 Uht. no: Meyer R. W. Joachim Jungius und Philosophie seiner Zeit // Die Entfaltung der Wissenschaft. Zum Gedenken an Joachim Jungius (1587-1657). Hamburg, 1957. S. 31.
Jungius J. Protonoeticae Philosophiae Sciagraphia. §1,2.
17 Jungius J. Protonoeticae Philosophiae Sciagraphia. §1,2.
18 Jungius J. Logica Hamburgensis. Lib. IV, 1, 26.
слова «всеобщая наука» трактуется им не как способность (facultas) или же практический навык (habitus), а как система операций, без которых, как подчеркивает Юнг, была бы невозможна никакая способность. Понимаемая в узком смысле «всеобщая наука» представляет собой систему знания, полученного a priori, т.е. из определенных оснований. В качестве таких оснований у него выступают аксиомы. Их он определяет как «сами по себе истинные, совершенно общие ассерторические высказывания, которые были получены посредством словно бы молчаливой индукции, незаметно совершаемой нами»1'1. Это определение, однако, не следует понимать таким образом, будто аксиомы получаются путем индукции. Согласно Юнгу, первичная индукция не дает всеобщих высказываний, а вторичная опирается уже на всеобщие принципы, в качестве которых и должны выступать аксиомы всеобщей науки. «Истинное само по себе» высказывание Юнг характеризует как «необходимо истинное», а необходимые истины он, как вслед за ним и Лейбниц, трактует как аналитические истины, которые получаются и доказываются аналитическим путем. Юнг прямо указывает, что анализ предшествует доказательству, т. к. с его помощью обнаруживаются принципы20.
«Всеобщая наука» Юнга - это система аподиктического знания, полученного на основании общих
методических принципов, которые, собственно, и призваны гарантировать ее однозначность и необходимость, а не дедуктивная система в традиционном смысле, поскольку с помощью этих принципов должен обрабатываться эмпирический материал. В ее основе лежит идея всеобщего метода, которая, как и идея математической логики, несомненно возникла под влиянием работ Виеты. Этого не скрывает и Юнг, когда он, определяя понятие «протома-тематической логистики», писал: «Абстрактной или протоматема-тической логистикой (а также logistica transcensoria) я называю такую, которую Виета называл "speciosa", потому что ее объектом является величина, которая абстрагируется от числа, от геометрических величин...»21. Идея «scientiae generalis», которую он характеризует как аподиктическую науку, выступала у него как альтернатива разработанной сначала Р. Агриколой, а затем Рамэ и его последователями идее «topica universalis» с ее диалектическим методом. Идея «scientiae generalis» вызревала на почве итальянского аристотелизма, активно боровшегося против диалектического метода, но окончательную форму приобрела лишь у Юнга. И удалось это ему благодаря тому, что он смог по достоинству оценить значение математики, тогда как у падуанцев даже Забарелла не смог сделать этого и остался на позициях панлогизма.
н
Е
ш
р»
я® IIS
1ШШ1 ifl.
I!
II
1 A i
Ii
ly Ibid. Lib. IV, 10, 11. Jungius J. Logicae Hamburgensis Additamenta / Hrsg. von W. Risse. Göttingen, 1977. S. 173.
21 Kangro H. Joachim Jungius und Gottfried Wilhelm Leibniz.Ein Beitrag zum geistigen Verhältnis beider Gelehrten // Studia Leibnitiana. 1 (1969). S. 192.
x К
а
<3
15 Зак. 3339
233
11
щ 1
Влияние Виеты обнаруживается и в его попытках разработать опирающуюся на математику и применимую к ней логику открытия (lógica inventiva). Для Юнга высшим уровнем знания является не научный, а эвристический уровень (heureticus gradus), которым, но его мнению, обладает тот, «кто знает метод, с помощью которого он может решать проблемы, еще не решенные, открывать новые теоремы и устанавливать новые правила»22. Разрабатываемая Юн-гом логика открытия принципиально отличалась и от топики Цицерона, и от схоластической комбинаторики Р. Луллия. Она представляла собой, как и «новая алгебра» Виеты, аналитическое искусство. Юнг упоминает разные виды анализа: понятийный (doci-mastica), теоретический (theo-retica), проблематический (problemática), догматический (dogmática), герменевтический (hermenéutica), анализ суждений (judicato-ria); но свой анализ, который он называет эвристическим (analysis heuretica или analysis inventiva), он противопоставляет не им, а аристотелевскому analysis recogna-toria. Согласно Юнгу, анализ Аристотеля направлен на то, что известно, а потому он не совершеннее синтеза; analysis inventiva, напротив, ведет к открытию новых принципов и методов и потому совершеннее синтеза^. Из переписки Лейбница с учениками Юн-
га (1 V. Р1ассшБ, М. Fogel)
видно, что и этот аспект творчества Юнга также очень интересовал Лейбница. Лейбниц, который всегда высоко отзывался о Юнге и ставил его в один ряд с такими мыслителями, как Ф. Бэкон, Галилей, Декарт, Гоббс, Гассенди и другие, сожалел о том, что даже при жизни Юнг был известен только узкому кругу специалистов; но он, добавляет Лейбниц, «был настолько велик в смысле глубины суждения и широкой разносторонности дарования, что я не знаю, можно ли было от кого-либо из смертных, не исключая самого Декарта, с большим основанием ожидать великого восстановления наук, если бы этот человек получил в свое время признание и содействие»24. Несмотря на то что Лейбниц был очень разносторонним ученым и смог аккумулировать идеи самых разных мыслителей, свой синтез он осуществлял преимущественно на основе тех методологических принципов, которые были восприняты им от Юнга. Не будет преувеличением сказать, что Юнг был основоположником той методологической традиции, которая оказала наибольшее влияние на Лейбница, а через него - и на все дальнейшее развитие немецкой философии, наиболее характерная черта которой - поиск достоверных оснований научного опыта — явно обнаруживается уже у И. Юнга.
X х Q.
<í
Jungius J. Protonoeticae phiiosophiae sciagraphia. § 9.
1 Jungius J. Logicae Hamburgensis Additamenta. S. 173. ' Лейбниц Г. В. Сочинения в 4-х т. Т. 3. М„ 1983. С. 415.
