Научная статья на тему 'Масштаб как культурный феномен (прагмасемантический аспект проблемы)'

Масштаб как культурный феномен (прагмасемантический аспект проблемы) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
176
26
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МАСШТАБ / МЕТАФОРА / ЛАНДШАФТ КУЛЬТУРЫ

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Шифрин Б. Ф.

Масштаб есть инструмент постижения ландшафтов культуры. Позиция читателя (воспринимающего) играет особую роль в подобной метафорической актуализации масштаба

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Масштаб как культурный феномен (прагмасемантический аспект проблемы)»

УДК 008

Б.Ф.ШИФРИН, канд. физ.-мат. наук, доцент, bshifrn1@yandex. ru

Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения

B.F.SHIFRIN, PhD in phys.-math., associate professor, bshifrn1@yandex. ru Saint Petersburg State University of Aerospace Instrumentation

МАСШТАБ КАК КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН (ПРАГМАСЕМАНТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПРОБЛЕМЫ)

Масштаб есть инструмент постижения ландшафтов культуры. Позиция читателя (воспринимающего) играет особую роль в подобной метафорической актуализации масштаба. Ключевые слова: масштаб, метафора, ландшафт культуры.

SCOPE/SCALE AS A CULTURAL PHENOMENON (А PRAGMATIC ASPECT OF SEMANTICS)

Russian word масштаб combines two meanings: scale and scope. The scope may be viewed as an instrument of metaphoric comprehension, related to the notion of cultural landscape. The reader's/spectator's position plays a key role in the metaphoric way of understanding. Key words: metaphor, scale /scope, cultural landscape.

1. Концепт масштаба. Масштаб - понятие, востребованное в специальных дисциплинах и профессиональных практиках, но не удерживающееся в жестко-терминологических рамках. Условность конкретного масштаба замечается только при осмыслении его как одного из возможных в ряду иных масштабов. Тут происходит не столько сравнение карты с оригиналом, сколько сравнение одной карты с другой. С «картинами мира» нередко происходит нечто аналогичное: они могут не столько сверяться с некоторыми референтными мирами, сколько дискутировать друг с другом.

Инструментальное распоряжение масштабом демонстрации может следовать некоторому риторическому замыслу, решать определенные стилистические задачи. Девиацию масштаба актуализируют такие фигуры речи, как гипербола, литота, ирония. Достаточно упомянуть Салтыкова-Щедрина, Рабле, Свифта. При этом обнаруживается, что трансформация масштаба есть трансформация жизненного мира. Можно сказать, что происходит открытие иного как иной масштабно-

сти, открытие соприсутствия масштабов, наконец, само переживание неопределенности или вибрации масштаба.

Масштаб привлекается как инструмент лабораторных практик и, прежде всего, мысленного эксперимента. Методологическая рефлексия масштаба включается в саму работу с масштабом. Инструментальная доминанта этого концепта означает, что, делая масштаб предметом рассмотрения, мы тема-тизируем не вещь и не слово, но действие -«масштабное трансформирование». Можно играть масштабом, испытывать укрупнением плана, «фотоувеличением» (подобное испытание стало ключевым мотивом фильма М.Антониони «Блоу-ап»).

То целое, которое презентируется путём установки масштаба, можно назвать «миром», ландшафтом, картой, моделью. Условность плана данной экспозиции не ощущается тем сознанием, которое отождествило этот план с жизненным миром. Таким образом, вне исследовательской дистанции масштаб не эксплицируется. Имплицитно масштабная адекватность достигается

«охватом». Это особый тип восприятия, отчасти означающий видение всем телом, - то, что Михаил Матюшин обозначал как «расширенное смотрение» [4]. Картирование мира, ориентация его осей отправляется в этом случае от карты нашего собственного тела, опыта центрации и координации мира с телесным микрокосмом. Но в той мере, в какой распоряжение масштабом становится осознанно инструментальным, превращаясь в способ мыследеятельности, в свободное творчество, в игру, - оно востребует силы воображения. Масштабные трансформации являются испытанием особой ментальной пластичности. В то же время успешному освоению чужого ландшафта должна сопутствовать особая подвижность, легкость путешественника - полет мысли, естественность переноса в иные семантические локу-сы. Речь, следовательно, идет о метафоре: метафора масштаба проверяет нашу способность существовать в атмосфере иносказания, в измерении притчи. Именно такое звучание получает «одновременное» присутствие нескольких масштабных уровней в «Падении Икара» П.Брейгеля.

Есть ощущение, что слову «масштаб» приходится расплачиваться за недостаточную артикулированность некоторого смыслового поля. Указание на условно выделяемую «здешность» как временную площадку жизни сознания, указание на некий локус в качестве методически выделенного острова - для всего этого в языке явно не хватает терминов. В итоге этой языковой нехватки, указание на масштаб нередко делается в смысле указания на некий выделенный «контекст» и т.п.

Современные исследования концепто-сферы пространства, уделяя внимание анализу таких параметров, как размер и дистанция, как правило, не затрагивают при этом концепт масштаба [3]. Между тем описания размеров и дистанций немыслимы вне предпосылаемого им масштаба. Можно жить в двух шагах от метро, а что значит жить в двух шагах от Океана? Метафора есть симптом методологически акцентированного фактора масштаба. Эпистемически это очень древняя ситуация. Временные

масштабы естественно высвечиваются иносказанием. Вспомним разгаданную Эдипом загадку, сейчас обнаруживающуюся как ряд привычных аллегорий: утро жизни, полдень, вечер жизни.

2. Вехи истории масштаба. Начиная с европейского Средневековья, можно выделить ряд вех и линий актуализации масштаба как инструмента сознания. В числе вех хотелось бы упомянуть христианские странствия и паломничества. В этих странствиях зарождается новое представление о мирах, «пространствах», сроках. Все эти странствия-хождения фундированы углублением в смысл библейских притч, - иносказания предстают как методологически осмысляемый инструментарий, по-своему не менее изощренный, нежели технические способы установки масштабной динамики (аналогия между притчей и мысленным экспериментом отмечена в работе [6]). С другой стороны, мысленные эксперименты Галилея и Ньютона дополнялись уже не ментальными, а вполне осязаемыми орудиями (телескоп). Микроскопия возбудила не только ужас Паскаля перед бесконечной регрессией миров, но и модельно-алгоритмический интерес Лейбница к возможным мирам, в том числе и к «инфинитеземальному» дроблению живых организмов. Свифт, разумеется, играет не одной лишь семантикой размера, но именно трансформациями целостных контекстов существования (в этом случае концепт масштаба актуализируется уже не в его топографическом смысле, но в его отнесённости к категориальному полю «ландшафта культуры» [2]). За эпохой великих географических открытий последовал не только расцвет навигации: не будем забывать, что XVП-XVШ вв. это еще и время собирания личных кабинетов редкостей (то есть переноса Универсума в пределы кабинета, в микрокосм кунсткамеры), а также еще и эпоха, положившая начало европейскому жанру образовательных путешествий. Что касается XIX в., то он явил новые технические способы передвижения и связи. Невиданные ранее скорости стали фактором, преобразующим не только размеры обитаемого мира, но и всю перспективу ми-

294 -

ISSN 0135-3500. Записки Горного института. Т.193

ра как целого. Уже в XIX в. обнаружились зачатки того явления, которое впоследствии предстало как феномен глобализации. В частности, наметился вопрос об онтическом статусе туриста, путешественника, мигранта; в наше время эта проблема трансформировалась в вопрос о совмещении этих статусов в одном лице, вынужденном «существовать в полионтиках» [5].

3. Субъект масштабной трансформации. Речь идет о том, что в культурной рефлексии Нового времени очень долго инструмент масштаба мыслился как находящийся в руках автора описаний: писателя, исследователя, ученого. Превращение чтения в некую агентивную доминанту (в поступок!), расширение амплуа читателя до роли того, кто ответствен за осмысление текста, - сравнительно поздний феномен. Теперь решение о выборе масштаба принимает не некий «автор», но всякий человек, отвечающий за формирование персонального пространства привязанностей, например, при посредстве Интернета. Здесь мы говорим не о размере этой сети: речь идет о субъекте, выступающем в качестве режиссера-постановщика (как при замысле музыкальной пьесы дело не в одном лишь количестве инструментальных партий, но в самой архитектонике, полифонии этого «ландшафта»). Тему формирующей роли читателя с большой энергией выдвигает У.Эко, уподобляя чтение путешествию. Но мне кажется, что речь сегодня должна идти не о «читателе», а о человеке, отвечающем за то, чтобы не оставить десять толкований происходящего (и эксплицирующих его текстов, ибо события сейчас манифестируют себя текстуально) - не оставить возможные толкования подвешенными в воздухе, но принять решение о смысле.

Что касается соприсутствия множества масштабов, то в такой ситуации вряд ли был бы уместным образ единой площадки, на

которой происходит встреча сознаний лиц, причастных к событию. Описание области «между» в моделях коммуникации не справляется со своей задачей даже при учете того, что моя сфера «между-среди» не совпадает с аналогичной сферой моего визави («Чужого»), на что указывает Б.Вальденфельс [1]. По-видимому, пространство «между-среди» вообще не конституировано как данность уже потому, что оно обретается как некая открытая полимасштабность.

ЛИТЕРАТУРА

1. Вальденфельс Б. Своя культура и чужая культура. Парадокс науки о «Чужом» // Логос. 1994. № 6.

2. Каганский В.Л. Ландшафт как земное тело человека и его герменирование // Логос живого и герменевтика телесности. М., 2005.

3. Логический анализ языка. Языки пространств / Под. ред. Н.Д.Арутюновой, И.Б.Левонтиной. М., 2000.

4. МатюшинМ. Опыт художника новой меры // Семиотика и Авангард: Антология. М., 2006.

5. Чебанов С.В. Отличительная черта интеллигенции - знание алфавита // С.В.Чебанов. Петербург. Россия. Социум. Вильнюс, 2004.

6. Шифрин Б.Ф. Физический эксперимент и проблема визуальности (микроскопия авангарда) // Международные чтения по теории, истории и философии культуры. СПб., 2000. Вып.9.

REFERENCES

1. Waldenfels B. One's own culture and alien culture. Paradox of the study of «Alien» // Logos. 1994. № 6.

2. Kagansky V.L Landscape as terrestrial human body and hermeneutic interpretation of it // Logos of the living and hermeneutics of the corporeal. Moscow, 2005.

3. Logical analysis of language. Languages of spaces / Ed. N.D.Arutyunova, I.B.Levontina. Moscow, 2000.

4. Matjuschin М. Experience of the artist of new measure // Semiotics and Avant-garde: Anthology. Moscow, 2006.

5. Chebanov S. V. The distinctive feature of intellectuals is the knowledge of alphabet // S.V.Chebanov. Saint Petersburg. Russia. Society. Vilnus, 2004.

6. Shifrin B.F. Experiment in physics and the point of visuality (micriscopy of avant-garde) // International conference on the theory, history and philosophy of culture. Saint Petersburg, 2000. № 9.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.