ИНТЕРВЬЮ
Тюльпанов В. А., Гаудасинская И. К.
МАРИЯ ЛЮДЬКО:
«ВСЕ ЗНАТЬ НЕВОЗМОЖНО, НО НАДО ЗНАТЬ МАКСИМАЛЬНО»
Аннотация. В интервью с российской певицей, заведующей кафедрой камерного пения и деканом вокально-режиссерского факультета Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова Марией Германовной Людько идет речь о становлении творческого пути артистки, поднимаются проблемы образования современного певца, рассматриваются вопросы роли камерной музыки в процессе обучения, поиска педагога, важность и риски вокальных конкурсов, а также особенности преподавания студентам из Китая.
Ключевые слова: Мария Людько, камерное пение, опера, оперный певец, вокальные конкурсы, вокальная педагогика
Tyulpanov V. A., Gaudasinskaya I. K.
MARIA LYUDKO: "IT IS IMPOSSIBLE TO KNOW EVERYTHING, BUT YOU NEED TO KNOW AS MAXIMUM"
Abstract. In an interview with a Russian singer, head of the chamber singing department and dean of the vocal directing department of the St. Petersburg State Conservatory. N. A. Rimsky-Korsakov Maria Germanovna Lyudko talks about the development of the creative path of an artist, raises the problems of education of a modern singer, considers the role of chamber music in the learning process, finding "your" teacher, the importance and risks of vocal competitions, as well as the peculiarities of teaching to students from China.
Keywords: Maria Lyudko, chamber singing, opera, opera singer, vocal competitions, vocal pedagogy
В рамках цикла радиопередач «Онегин» на Радио России 11.04.2024 г. состоялась встреча с Марией Людько — российской оперной и камерной певицей, заслуженной артисткой России, профессором, кандидатом искусствоведения, заведующей кафедрой камерного пения и деканом вокально-режиссерского факультета Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова. Об образовании современного оперного певца, вокальных конкурсах, информационных технологиях, студентах из Китая и творческом пути Марии Людько беседовали Владимир Тюльпанов и Ирина Гаудасинская.
ВТ: Мария, Вы родились в семье музыкантов, и по обычаю, Вас отдали в музыкальную школу. Как все начиналось?
МЛ: Мои родители — оперные певцы. Папа долгие годы проработал в Малом оперном театре (МАЛЕ-ГОТе), который сейчас называется «Михайловский театр», был ведущим тенором. Мама также очень много пела и занималась преподаванием. Собственно, она — мой главный учитель пения.
Вначале меня отдали на фортепиано. По этому поводу друзья родителей иронизировали: «Выращиваете себе аккомпаниатора?». Я окончила десятилетку (специальную музыкальную школу при Санкт-Петербургской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова) по классу фортепиано, однако по этому пути не пошла. И вот почему. На государственных экзаменах я познакомилась с Людмилой Михайловной Маслёнковой — выдающимся музыковедом, сольфеджистом, ученицей великого Островского, которая сказала мне: «У тебя такой замечательный мозг и такие прекрасные уши. Зачем тебе учиться играть, ты уже итак делаешь это великолепно? Ты что, хочешь быть концертмейстером в классе балалайки?». К сожалению, женщины сольные пианистки — крайне редкий феномен, это правда. Поэтому буквально за месяц я подготовилась к поступлению на совершенно невозможный факультет — музыковедение. Меня спасли мои уши, умение читать с листа и умение читать вообще. Так я поступила, а затем окончила консерваторию как музыковед в классе
у Людмилы Михайловны. Но пение всегда оставалось важной частью моей жизни. Мне понадобилось еще несколько лет, чтобы подготовиться и поступать на вокальное отделение. Изначально я же поступила в консерваторию в семнадцать лет, и голос должен был дозреть.
ИГ: Есть негласное правило, что певцы, занимающиеся камерной музыкой, как будто обязаны иметь интеллектуальную искру, обладать начитанностью по многим причинам. Камерное исполнение предполагает более близкое общение со слушателем, для чего важна именно интерпретация. Так ли это?
МЛ: По классу камерного пения я училась у великой певицы Киры Изотовой. Она мне привила вкус, во-первых, к немецкой музыке. Мне посчастливилось стажироваться в Баховской академии, кое-что понять о немецком языке, произношении, о стиле этой музыки и, действительно, влюбиться в нее. Да, для камерного певца необходим и интеллект, и знание литературы, потому что в маленькое произведение, длящееся всего три минуты, ты должен вложить столько смысла, рассказать целую историю. В опере все-таки тебе помогают костюм, декорации, партнеры, прекрасное звучание оркестра, сам масштаб действия, который в публике уже вызывает уважение и трепет, красота оперных залов. В камерной музыке, если ты поешь на чужом языке, ты должен спеть так, чтобы слушатель, не зная этого языка, понял, о чем идет речь. Значит надо вложить столько слоев, столько смысла... В опере зачастую
идет «крупный помол» — хочется перекричать оркестр, заполнить зал и вообще как-то справиться с обстоятельствами, в которых ты оказываешься. В камерной музыке, если ты не нашел тончайшие детали и нюансы, то это все бессмысленно. Поэтому она нужна, чтобы певец научился обращать внимание на детали, а затем сумел перенести это умение и на оперный репертуар. Если посмотреть на партитуры Верди, я уже не говорю о Моцарте, сколько там интересных штрихов, деталей, которые иногда проходят мимо певца.
Конечно, камерное искусство очень сложное. Не случайно все великие оперные певцы к нему прикасались — Образцова, Архипова, Нестеренко, Богачёва, Кауфман, Фишер-Дискау. Все, кто был наделен интеллектом, прекрасно исполняли камерные сочинения.
ВТ: Мария, сегодня люди любят сравнивать эпохи — советское время — настоящее, какие певцы были тогда и сейчас, как обучали. Вы учились у «тех» певцов, а Ваши ученики — это новое поколение. Сравнивая два времени, скажите, пожалуйста, что стало лучше, а что хуже? Какие они — молодые певцы — сегодня?
МЛ: Во все времена говорили, что искусство пения загнивает. Но сколько столетий существует и камерная, и оперная музыка и появляются новые выдающиеся певцы. Конечно, отличия есть. В советские времена зачастую приходили люди с завода, со строительства метро, фабрики, они были музыкально неграмотные, но у них был хорошо развитый слух, тог-
да по радио, из репродукторов звучала отличная музыка, и пассивно слух и вкус развивались. В наше время многие ребята уже грамотные — есть возможность учиться в музыкальной школе, получать дополнительное образование, в Интернете есть доступ к любым записям. Но, к сожалению, они не умеют ее искать, поэтому мы, педагоги, должны их направлять, какую музыку слушать, в исполнении каких певцов. Во все времена на молодых катили бочку: «а вот наше поколение...», и сейчас ничего не изменилось. Но ребята такие же. Как декан я стараюсь им помогать, чтобы они не «косячили», но при этом обходиться без репрессий. К студентам я отношусь с любовью и хочу, чтобы из них что-то получилось, причем не только из моих студентов, а из любого талантливого человека, которого я встречаю в своей педагогической деятельности.
ИГ: Время меняется, кто-то подстраивается, кто-то нет, это нормально. На мой взгляд, одна из самых больших перемен нашего времени, одновременно и в лучшую, и в худшую сторону, — это обилие информации. Ее много, она разная. Как и в любом деле, в ней среди руды можно отыскать бриллианты. Как молодым исполнителям ориентироваться в этом огромном мире книг, фильмов, записей, исполнителей?
МЛ: Если говорить о книгах, то сейчас выпускается большое количество хорошей методической литературы. Я постоянно сотрудничаю с издательством «Планета музыки», где издаются потрясающие книги по различным темам: от времен начала
оперы до сегодняшнего дня, выходят интервью с действующими певцами. Что касается записей, то тут с уверенностью могу сказать: французскую музыку надо слушать в исполнении французов, немецкую — в исполнении немцев, русскую — в исполнении русских, что это связано и с особенностями языка, менталитета, вокальной школы, и с пониманием смыслов. Что искать? Все-таки записи великих певцов. Имена самых великих мы знаем, никто не отменял — Карузо и Каллас. Начинать с них. Понятное дело, сейчас мода на звук изменилась. Если мы послушаем первые образцы — звукозаписи Аделины Патти, которым уже шестьдесят лет, будет казаться, что ее голос и манера пения звучат своеобразно, а вот в записях 50-60-х гг. чувствуется уже расцвет большого искусства пения и искусства переживания на сцене. И, конечно, нужно слушать сегодняшних певцов, о которых говорят и пишут.
ИГ: Вы сказали слушать Карузо и Каллас, но искусство — дело субъективное, даже в отношении великих. Нравиться или не нравиться может все что угодно, но какой-то материал знать надо. На мой взгляд, это важно доносить до учеников. Многие же думают: «Мне не нравится выдающийся певец, значит,я не люблю оперу и ухожу из профессии».
МЛ: И хорошо, нам попутчики не нужны (смеется), а нужны товарищи и соратники. Все знать невозможно, но надо знать максимально. Все время для себя что-то открывать, читать хорошую литературу. Начинайте с классики, друзья мои,
и не только в музыке — Достоевский, Толстой, Проспер Мериме...
ВТ: Мария, к вопросу о поисках «своего» педагога. Честно сказать, сегодня как будто эпидемия, когда ребята ищут, ищут... Даже в консерватории, имея преподавателя, занимаются еще на стороне, для пущей важности или для практики, не рискну утверждать, зачем именно, во всяком случае, они считают, что так будет лучше. Что Вы думаете по этому поводу? И как все-таки найти «своего» педагога?
МЛ: Педагога найти так же сложно, как женщине найти мужа, с которым можно прожить шестьдесят лет, а мужчине — жену, с тем же условием. Это сложный процесс. Педагог должен подходить по всем аспектам, и в первую очередь психологически. Что бы мы не делали, мы имеем дело с человеком, с его психикой, с его особенностями поведения, характером. Я сторонник учебы у своего типа голоса, только колоратура подскажет колоратуре, как взять крайнюю верхнюю ноту на стаккато, чтобы было чисто, или как лучше сделать каденции. Хотя, конечно, исключения бывают.
Если человек уже обучен своим педагогом и у него выработались основные навыки и умения, когда его уже точно не собьют с правильной вокальной позиции, то поездки на мастер-классы и встречи с другими педагогами-певцами — это дело нужное. Порой восприятие собственного исполнения приедается, и в этой ситуации хорошо бы получить мнение со стороны. Кроме того, есть педагоги определенного
репертуара или стиля исполнения, певцы, коучи, которые могут подсказать интересные нюансы. Такое общение тоже полезно.
ВТ: Мария, Вы являетесь членом жюри многочисленных вокальных конкурсов. Скажите, нужен ли конкурс певцу, всем ли певцам нужно участвовать в конкурсах? Часто исполнителям говорят: «Участвуй, денег можно заработать», или «На конкурсе будет сидеть импресарио, он заметит тебя и предложит контракт», или «Тебе нужно пощекотать нервы и выйти на сцену». Где здесь правда? Есть ли золотая середина?
МЛ: Конкурсы существовали с древнейших времен, вспомните поэтические состязания в Древней Греции или средневековой Германии. Конкурсы нужны. Во-первых, чтобы пришли слушатели и поддержали молодых певцов. Когда мои ребята волнуются, я всегда им говорю: «Ни один человек не пришел в зал, чтобы бросить в вас тухлое яйцо, ботинок или еще что-нибудь. Может только ваша лучшая подружка потом посплетничает "не пошло у тебя сегодня"». Во-вторых, надо общаться со слушателями, иметь опыт выступления на сцене, устойчивую психику и несмотря ни на что бороться за победу. В моей практике были конкурсы, где я слетала с первого тура, а были, где получала первую премию. И да, многие конкурсы действительно помогают найти и работу, и учителя, и импресарио, и предложение интересное получить на участие в фестивалях, постановках.
Ничего плохого я не вижу и в детских конкурсах. Я понимаю, что есть педагоги и родители, которые устраивают из этого гонку и тем самым травмируют психику детей. Но с другой стороны, если ребенок профессионально ориентирован и хорошо обучен, почему бы не показать, насколько он хорош.
Есть и профильные конкурсы, скажем, имени великих певцов, ориентированные на определенный репертуар, или та же «Романсиада», предполагающая освоение жанра русского романса — от классики до современности, от старинного до современного романса и практически лирической песни. А есть конкурсы, которые я называю стартовыми, для тех, кто начинает свою конкурсную карьеру, например, «Звездная рапсодия», которую мы проводим вместе с издательством «Планета музыки» в различных категориях: для детей, для студентов училищ, для студентов вузов, для профессиональных певцов, для любителей. Это ступенька, чтобы в себя поверить. Проигрывать тоже надо уметь и надо уметь держать удар. Но, если выигрываешь, это дает тебе колоссальную силу и уверенность в своих возможностях.
ВТ: Значительную часть вашей педагогической деятельности занимает обучение студентов из Китая. Я вспоминаю свои годы в консерватории, тогда было много учащихся из Кореи. Их отличало то, что они полностью доверяли педагогу и, кроме того, имели красивые голоса, особенно теноровые. Что со студентами из Китая, в чем их особенность, какие сложности возникают в работе с ними?
МЛ: Первые китайцы новой волны к нам стали приезжать в конце нулевых годов. Как правило, до этого их обучали еще и народному пению, и было сложно переучить их с определенной специфики более открытого звука, использования грудного регистра там, где он не нужен, несколько горлового звучания. С ними было трудно, но и они были трудяги. Учили русский язык, старались максимально общаться, привозили как можно больше нот, потому что у них еще не было такого количества доступной информации и литературы. Потом дети стали меняться...
В Китае появилась новая концепция обучения вокалу с очень интересным названием «Три женщины в одной» (имеется в виду три системы в одной) — новая китайская система впитала в себя черты, как народного пения, национального, так и черты европейской школы и черты русской. Настоящее классическое пение принес с собой Владимир Шушлин, соратник Шаляпина, который после революции приехал в Китай и обучал китайских певцов классической манере пения, но именно с русским акцентом. Они поняли, что этот симбиоз может принести значительные успехи.
Сейчас в Китае очень модно обучаться пению, поскольку жена пре-
зидента — певица. К сожалению, не все ребята, кто приезжает, сознательно относятся к выбору профессии и к тому, что они делают. Это новое специфичное поколение, которое, как мне кажется, теряет связь с национальной культурой. Для нас посмотреть пекинскую или сычуаньскую оперу — это экзотика, и для них уже тоже.
Есть еще одна особенность: как правило, учиться приезжают изнеженные дети, родители которых в свое время тяжело вставали на путь обеспеченности и поэтому своим детям сейчас пытаются дать все. К сожалению, у нас есть много бездельников, от которых мы будем избавляться, ставить двойки и отправлять домой. Но есть и те, кто по-настоящему работает. В прошлом году мы поставили силами китайских студентов «Евгения Онегина», они прекрасно пели, и русский язык звучал хорошо, и страсти получились голливудские. Казалось, восточные лица очень эмоционально сдержанны по своей природе, но они и мимикой, и голосом выражали все то, что необходимо в этом спектакле. В январе 2024 г. мы поставили «Травиату». Это было изысканно, осмысленно, красиво, получилась нежная история. А сейчас мы работаем над «Иолантой».
Сведения об авторах
Тюльпанов Владимир Альбертович — оперный певец, вице-президент Национальной оперной премии «Онегин».
Гаудасинская Ирина Константиновна — режиссер-постановщик, президент благотворительного фонда Ирины Богачевой «АРТ-Петербург».