CC BY
156
УДК 82-141.3
ЛЮБОВНЫЕ МОТИВЫ ЛИРИКИ Н. ТУРОВЕРОВА
К.Г. Иванов
В статье анализируются любовные мотивы в творчестве несправедливо забытого казачьего поэта Н. Туроверова. Данные мотивы рассматриваются в контексте русской интимной лирики, что позволяет охарактеризовать особенности воплощения человеческого чувства в стихах эмигрантского периода.
Ключевые слова: Любовный мотив, инварианты, лейтмотив, традиции русской любовной лирики, эволюция любовной лирики.
В общем объеме стихотворений, написанных Н. Туроверовым, стихотворения на любовную тематику занимают довольно значительное место (нами проанализировано и выделено около 30-ти, где описание интимного чувства занимает центральное место). Кроме этого можно отметить ряд лирических произведений, в которых любовные мотивы корреспондируют с другими мотивами и, в частности, с мотивом живого поэтического слова.
Самое раннее стихотворение на любовную тематику, выделенное нами, - «Утпола». Нами найдена публикация этого стихотворения в эмигрантской газете «Возрождение» от 16-го января 1930 г. В книге стихов Н. Туроверова («Возвращается ветер на круги свои...» М. 2010 сост. Б.К.Рябухин) оно располагается между стихотворениями, датированными 1929-м годом. В данном лирическом произведении любовный мотив воплощен с национальным казачьим колоритом. В стихотворении описывается короткая встреча лирического героя с калмыцкой девушкой в Задонской степи. Действие стихотворения начинается с заката и завершается неожиданным ночным отъездом героя. Все стихотворение превалируют желтые и розовые цвета. Восточный колорит подчеркивается сравнением азиатского заката с упавшими желтыми бусами, упоминаются улусы, ложе из войлока, кочевые кибитки. Поэт обыгрывает имя девушки «Утпола», что по-калмыцки означает «звезда», а во время неожиданного отъезда героя над головой у него горит «золотистая россыпь созвездий». Внезапная «кочевая» любовь называется поэтом «неожиданный грех», однако она не постыдна и не запретна, и лирический герой выражает надежду, что эта любовь «не разгневает кроткого Будду»(1, с.27). Любовное чувство метафорически ассоциируется с именем девушки «Утпола» - «звезда» и золотым светом звезд, освещающих путь героя. Лирическое произведение Туроверова лишено глубинных страстей и переживаний, однако случайная встреча искупается искренностью чувства и благодарностью, которые испытывает герой. «Кочевая» любовь описана Туроверовым в духе древних любовных историй путешественников и воинов. Это и снимает трагический надрыв стихотворения, выводит его за рамки традиционной, обусловленной правилами цивилизации морали и напоминает об извечных отношениях мужчины и женщины.
У Николая Туроверова есть еще одно подобное стихотворение - «Вечер был мутнее дыма». Стихотворение не датировано, но в книге стихов Н. Туроверова («Возвращается ветер на круги свои.». М., 2010, сост. Б.К.Рябухин) оно располагается между стихотворениями, написанными в 1938-м году. Событийно эти стихотворения повторяют друг друга. В стихотворении «Утпола» лирический герой посещает кибитку калмыцкой девушки, а в более позднем стихотворении «Вечер был мутнее дыма» - жилище дочери богатого мусульманского бея. Во втором стихотворении нет прямого указания на любовную связь между героем и героиней. Автор акцентирует внимание на ее поведении («Принесла к огню ты пищу,/ Не взглянула на меня.»), характерном для правоверной мусульманской девушки.(1, с. 87). Герои данного стихотворения не соприкоснулись взглядом, но соприкоснулись сердцами: «У бродяги иноверца / Нет на свете ничего, / Только сердце, только сердце / Однолетки твоего.» (1, с.87). Последние строчки стихотворения указывают на зародившееся чувство дочери богатого бея и путника-пилигрима. Для героини отъезд каравана сопровождается звуком «невеселого бубенца». Так автор указывает на переживания девушки, расстающейся с внезапной первой любовью.
Содержание двух процитированных выше стихотворений явно восходит к древнему мотиву сублимации в любви, доблести и славы. Хотя героическое начало в герое несколько редуцировано, однако оно напоминает о номаде-кочевнике («Весь июнь по Задонью кочую.»), а во втором стихотворении герой представлен как «простой пилигрим» и «бродяга-иноверец». Обозначенный статус позволяет предположить как одну из характеристик героя стремление к подвигу и славе.
Стихотворение «Что из этой жизни унесу я» (1947) синтезирует два отмеченных мотива. В данном произведении ставится вопрос о выборе героем между любовью и страной, славой, волей. Данный мотив - один из наиболее древних в мировой литературе. ".эпическая поэма начиналась с потери синкретически нерасчлененных жены--страны. В греческом романе это синкретическое единство не просто распадается, но возникает одностороннее предпочтение жены - стране.<.>Итак, вместо потери жены-страны односторонний выбор жены становится движущей пружиной сюжета. Сами испытания, выпавшие на долю героев, прочитываются как возмездие за такой выбор". (3, с.202,203) В стихотворении Н. Туроверова этот древний мотив обозначен как выбор лирического героя между «головокруженьем поцелуя» и «запахом неразвеянного дыма», что на уровне семантики может быть обозначено как коллизия любви к женщине и любви к родине (2, с.57). Поэт не дает четкий ответ на поставленный вопрос, однако поэтическое оформление стихотворения позволяет сделать вывод о предпочтениях лирического героя. Начинается стихотворение с вопроса, активизирующего данную коллизию: «Что из этой жизни унесу я, / Сохраню в аду или в раю?» (2, с.57). Далее лирический герой обозначает два возможных выбора: «Головокруженье поцелуя / Нежность неповторную твою? / Или с детских лет необоримый, / Этот дикий, древний, кочевой / Запах неразвеянного дыма / Над моей родною стороной»(2, с.57). Первый выбор словно передает сомнения лирического героя, и предложение заканчивается знаком вопроса, второй, наоборот, при вопросительной интонации знак вопроса в конце строки поэтом не ставится. Также можно отметить воздействие первого и второго выборов на героя. После первого у него только «головокруженье», в то время как второй выбор назван «необоримым». Для лирического героя древнее синкретическое единство жена-страна распадается, и он делает выбор в пользу «родной стороны», что, безусловно, в памяти древнего мотива связано с
выбором славы, воли, доблести, верности своему народу. Такое специфическое решение любовной темы в творчестве поэта, несомненно, связано с традицией древнейшего литературного мотива. Давая такую характеристику герою своего стихотворения, Н. Туроверов все-таки фиксирует: героическое начало в мужчине-воине превалирует.
Анализ любовной лирики Н. Туроверова позволяет выявить, что из тридцати одного стихотворения, в которых описано интимное чувство, шесть непосредственно связывают любовь с образом сердца. Кроме того, нами выявлен еще ряд лирических произведений, в которых концепт «сердце» реализуется через другие мотивы (тема поэта и поэзии, казачий уклад, христианство и т.д.). Это позволяет сделать вывод о важности образа сердца в лирике Туроверова. В научной литературе имеется ряд работ, связанных с исследованием образа сердца, концепта «сердце», поэтических формул с компонентом «сердце». К нашей теме имеет непосредственное отношение кандидатская диссертация А. С. Киндеркнехт «Состав поэтических формул с компонентом «сердце» в русской поэзии начала XX века». Исследовательница установила наиболее частотные для поэтической речи начала XX века употребления - сближения: сердце - огонь, сердце - сон, сердце - взгляд, сердце - пульс, сердце - рана, сердце - птица и инвариант сердце - ум. Киндеркнехт установлено, что в языковой системе концепт «сердце» входит в синонимический ряд любовь - страсть, страдание - томление - мука, желание и т.д. Для поэтической речи Н. Туроверова наиболее частотными являются следующие сближения: сердце - пульс (3 употребления), сердце-любовь (3 употребления), сердце - нежность (3 употребления), сердце - тайна, тайное участье, (3 употребления). По одному разу поэт соотносит сердце с верой, ожиданием; вестью; песнью; старостью; вечностью; цветением, весной; мотивом, зовом; Господней властью; печалью, счастьем, отвагой. Также нами установлено, что поэт в стихотворении «Сердце сердцу весть подает» (1938г.) использует два эпитета, связанные с образом сердца, - «глупое», «бедное». Больше подобных тропов, относящихся к концепту «сердце», нами не выявлено.
Упомянутое выше стихотворение построено как описание любовного томления, исходящего из главного вместилища человеческих чувств. В данном стихотворении Н. Туроверов использует образ сердца как синоним человеку, поэтому «сердце <...>весть подает», «сердце ждет», «сердце верит в верность», «сердце поёт», «сердце не хочет стареть». Такая организация стихотворения словно создает особый мир, где люди общаются не словами, а сердцами. Стихотворение 1942г. «Прислушайся, ладони положив» во многом перекликается с проанализированным выше. Ведущий его мотив - услышать голос сердца («В прерывистом сердцебиенье / Какой тебе почудится мотив?»)(1, с. 121). Для лирического героя важно, чтобы героиня ощутила не просто страсть («взволнованную кровь»), но и почувствовала «Господню власть» в интимном чувстве. В стихотворении «За твое тревожное молчанье» любовь для поэта превращается в «сокровенное» деяние, за которое он готов ответить перед Богом. Любовь, обозначенная лирическим героем, как «биенье сердца» порождает разнообразную гамму чувств: «нежность», «печаль», «тайное участье» и, наконец, «любовь». Все это для него и ассоциируется с «сокровенным счастьем», переполняющим душу. Завершается стихотворение развернутой метафорой, когда интимное чувство уподобляется ручью, еще сокрытому льдом. Для лирического героя данный троп художественно обозначает душу, переполненную чувствами, готовыми вырваться наружу и подчинить себе не только внутреннюю, но и внешнюю жизнь героя. Стихотворение «Поскупей на слова, посуровей» содержит литературную реминисценцию из стихотворения Н. Гумилева «О тебе»: «О тебе, о тебе, о тебе, / Ничего, ничего обо мне...»(5, т.3, с.172). Литературовед Е.А. Подшивалова отмечает, что лирический герой Гумилева, «строя отношения между «я» и «ты», за точку отсчета принимает мир «ты». Героиня самоценна, ее внутренний мир оказывается для героя той закономерностью, с которой он не может не считаться, выражая свое любовное чувство. Не его чувство оказывается абсолютной ценностью, а отношение героини к этому чувству. И часто он ощущает свое бессилие перед волеизъявлением героини, перед направленностью ее интересов, жизненных требований. Последнее становится источником драмы для героя»(5, т.3, с.347). Следуя гумилевской традиции, Н. Туроверов также смещает акцент стихотворение на любимую, на «ты». Именно образ возлюбленной является основополагающим и центральным для чувства героя, и если о себе лирический герой заявляет «короче, как можно короче», то о своей возлюбленной «.всецело: и дни, и ночи - /О тебе, о тебе, о тебе»(2, с. 121). Стихотворение «Века веков - все обратится в прах» состоит из небольшого четверостишья, в небольшом по размеру лирическом произведении утверждается вечность любви в противовес всему («.все обратится в прах.»). Любовь в произведении понимается как единственное истинное начало жизни. Для поэта она природосообразна. Неслучайно при описании чувства он употребляет глагол «цветет» и существительное «расцвет». К идее данного стихотворения примыкает и стихотворение «Два восьмистишия». Смерть как расставание «и с землей, и с жизнью, и с тобой» понимается поэтом, как «неизбежная встреча» в другой мировой реальности. Безусловно, в таком подходе к любовной теме на Н. Туроверова особое воздействие оказала романтическая традиция понимания вечной мировой любви после смерти.
В лирике Н. Туроверова наибольшее количество стихотворений на любовную тематику может быть идентифицировано как стихотворения об идеальной любви («Кончалось веселое лето»; «Возвращается ветер на круги свои»; «О, как на этой жизни мало»; «О чем грустить, по ком скучать»; «И снится мне: тропой опасной»; «Закат»; «Она похожа на тебя»). Одно из наиболее типичных в этом плане - «Кончалось веселое лето». В первой части стихотворения описана юношеская любовь. Эта пора жизни лирического героя и любимой обозначена как: «веселое лето», «счастливые бессонные ночи». Его сопровождает «дождь опадающих звезд» и для нее, и для него все ясно и просто «Навеки, навеки, до гроба, / С шестнадцати лет - навсегда»(1, с.204). Во второй части стихотворения начинает доминировать мотив всезнающего лирического героя, который из будущего уже знает о трагических потрясениях в стране и личной жизни. Последние строки стихотворения «О, как высоко мы взлетали / С тобой на гигантских шагах» явно восходит к стихотворению Ф. Сологуба «Чертовы качели». В стихотворениях поэта серебряного века и Н. Туроверова реализуется мотив рокового, неподвластного человеческой воле движения. У Ф.Сологуба это стремительный взлет качелей, направляемых «мохнатою рукою» черта, у Николая Туроверова реализуется мотив разрушения привычного хода жизни и «гигантских шагов» судьбы, увлекающих за собой героев стихотворения(7,т.7, с.158). Однако, если в стихотворении «Чертовы качели» лирический герой попадает во власть нечистой силы, то в стихотворении Н. Туроверова «Кончалось веселое лето» герои оказывают перед лицом
беспощадной и неумолимой судьбы, во многом близкой античному року. В стихотворении «Возвращается ветер на круги свои» любовь для лирического героя Н. Туроверова - чувство уникальное и удивительное. И в этой своей неповторимости оно противостоит и времени, и пространству, и жизни, и смерти. Этот же мотив корреспондирует с предыдущим стихотворением и в лирическом произведении «О, как нам этой жизни мало». Отношения двух характеризуются лирическим героем как «Возвышенный, необычайный, / Почти неощутимый, тайный - / Лишь нам двоим доступный мир»(2, с.94). Следует отметить, что в данном стихотворении использована пушкинская реминисценция, когда любовь обозначена, как «дар случайный», однако если у А.С. Пушкина «даром случайным» обозначена жизнь, то у Н. Туроверова - любовь(8, т.2, с.125). Смысл стихотворения Н. Туроверова совершенно противоположен идее пушкинского стихотворения. «Случайный дар» любви придает цель и смысл, полноту быстротекущей жизни лирического героя.
В стихотворении «О чем грустить, по ком скучать!» и его инварианте «Заря краснее кумача» Н. Туроверовым художественно воссоздается гармоничный весенний мир с «веселым птичьим хором», «апрельскими цветами», «светлой дорогой»(2, с.149). И хотя герой и героиня не знают, куда ведет их путь, они верят, что их дорога будет легка, так как весь мир вокруг них «по-Божьи прост», а вокруг такое сиянье звезд, что лирический герой ощущает себя в небесной выси. В первом варианте стихотворения герой максимально «ангелизируется», только вместо крыльев у него «к плечу припал попутный ветер». Этот прием субъективно позволяет ему ощутить как будто он «уже на небе»(2, с.149). Во втором варианте эти строки заменены на «В полях гуляет шалый ветер». По нашему мнению, отличием этих двух вариантов и обусловлено своеобразие последней строчки стихотворении «О чем грустить, по ком скучать!» и «Заря краснее кумача» («Как будто я уже на небе»; «Как будто я попал на небо»). В результате, первый вариант стихотворения уничтожает границу между земным и небесным и лирический герой, словно существует в этих двух мирах. К этой группе стихотворений примыкает и стихотворение «И снится мне: тропой опасной». Лирический герой вспоминает о первой любви, о юности, об искренней, неповторимой песне, посвященной единственной: «И снится мне: я стал моложе / И про любовь тебе пою, / Как никогда не пел и позже / Уж никогда не запою»(1, с.228). Пейзаж в данном стихотворении предельно символичен и обобщен. «Свет» и «сиянье» противопоставляются «темноте» и «ночи». Лирический герой со своей любимой совершают путь «тропой опасной», поднимаясь все выше туда, где «горный снег белеет» и «полночный ветер веет». Цель этого пути -вертикаль, ввысь к небесам. Такая небесная направленность маршрута лирического героя и обуславливает возвращение его юности и возвращение весенней свежести любовного чувства. С 40-х годов любовная лирика Н. Туроверова все чаще начинает художественно воплощаться в форме воспоминаний о любви. В ряду таких стихотворений можно назвать «Бал»(1948) и четверостишье «Не стихи, а что стоит за ними». Первые строки лирического произведения, написанного в 1948 году, отсылают к юности героев стихотворения: «И я был подростком-кадетом, / А ты институткой была»(2, с.297). Жизнь лирического героя обретает смысл в любви, возникшей «жемчужной мглой» на балу. Ритм бала, танцевальный и музыкальный захватывает героев в свою власть. Все, что не имеет отношение к интимному чувству, вдруг оказывается где-то на периферии реальности: «И музыка, музыка снова - / Казалось нам прошлое сном, / И жизнь, прожитая в оковах, / Лежала в снегах за окном»»(2, с.297). Герой оказывается, словно в заколдованном волшебном мире, где власть над ним имеют движение, звуки и свет. Для лирического героя это состояние и новая обретенная реальность сродни божественному бессмертию. Последние строчки «Бала», в которых сияние очей любимой способно преодолеть беспамятство смерти - квинтэссенция всего стихотворения. В подобном ключе построено и четверостишие «Не стихи, а что стоит за ними». Лирический герой сохраняет в себе ощущение любви как чувства вне пространства и времени. Однако при этом он сознает, что все связанное с интимным чувством прорывается из глубины ушедшего времени его жизни. Лирический герой разграничивает свое понимание стихов и их понимание читателями, для которых его любовная лирика скрыта во всей полноте и многогранности прошедших отношений («О любви, непонятой другими.»). Для автора важны «не стихи, а что стоит за ними» - события, детали, оттенки чувств, оживляющие для него любовь. Все это он художественно и обозначает словами «краткий целомудренный рассказ»»(2, с.304). Стихи о любви воплощают обобщающую силу чувства, однако как для конкретной личности для поэта важны и милы именно подробности его любви. В 40-е - 50-е годы для лирики Н.Туроверова доминирующим представляется также мотив исключительности любовного чувства и единственности любимой. В стихотворении «Она похожа на тебя» воссоздается образ-двойник возлюбленной. Лирический герой фиксирует полную внешнюю и поведенческую схожесть с единственной. Однако для него существует и высший провиденческий мотив, соединяющий людей. Данный мотив художественно реализуется через образ-символ кубка. В статье «Чаша жизни»: о символике архетипического в русской литературе» Н.В.Пращерук отмечает: «Обобщая, можно сказать, что «чаша жизни» - мера жизни, дарованная человеку, его земная судьба, жизненный путь, страдания и радости» [6, с. 185]. Кроме того, данная исследовательница подчеркивает, что «чаша традиционно соотносится с кубком, который, помимо значения мистического сосуда, несет в себе семантику сердца»»(6, с. 187). В приведенном контексте образ-символ кубка в стихотворении Н.Туроверова обозначает истинную жизнь и истинную любовь, предназначенную избранным («Но пожелает ли она, / Как ты, смеясь, приблизить губы, / И выпить залпом и до дна, / Не предназначенный ей кубок?») (2, с.327). Вопросительная интонация последнего четверостишия выражает сомнение лирического героя в том, что дубликат-двойник способен заменить единственную. Для любовного чувства оказывается важным внутренняя предопределенность и предназначенность, скрепляющая единство судьбы двух законами космоса и Божественного предопределения.
В большинстве стихотворений Н. Туроверова, описывающих любовное чувство, воссоздается типичный для подобных произведении хронотоп - весна, весенний сад, рассвет, цветение, пробуждающая природа и т.д. В описанных стихотворениях лирический герой всегда сосуществует со своей возлюбленной, ее отсутствие не мыслится для героя, она всегда существует рядом и даже воспоминания создают эффект конкретного ее присутствия. В этом контексте стихотворение «Октябрь» воссоздает ситуацию, когда лирический герой оказывается один. Это обусловлено тем, что героиня «уже спала»: «Был поздний час. И ты уже спала...»(2, с.277). Герой внезапно ощущает, что из мира исчезли мысли, чувства той, которую он любил. И сразу меняется реальность:
вместо рассвета - ночь, вместо весны - октябрь. Все пронизано холодом и сном. Поэт использует метафору: «И лунный свет - стеклянный, полужидкий - / Стекал по кровле и струился по шоссе. / Оно теперь казалось мне рекою, / И плыл весь мир, и люди плыли все / К безмолвию, к забвению, к покою»(2, с.277). Приведенная метафора явно рождает ассоциации с древнегреческой мифологией - рекой Стикс, отделяющей мир живых от мира мертвых. Реальность с уснувшей героиней погружается для лирического «Я» в безмолвие и забвение. Мир охватывает сон («Все глубже сон. Все холоднее кровь») и герою кажется, что его чувству также грозит забвение: «А мир плывет, и с ним моя любовь, / Чтоб больше никогда не повториться»(2, с.277). В любовной лирике Н. Туроверова частотным является описание интимного чувства, которому ничто не может помешать и которое преодолевает любые препятствия, и поэтому стихотворение «Опять гроза! Какие грозы» является нехарактерным для его творчества. В стихотворении использован традиционный образ- символ любви - роза, однако Н. Туроверов дает ему не только традиционное наполнение: «И зацветающие розы / Не успевают расцвести»(1, с.347). Реальность, обозначенная как «гроза», «дождь», «град», «ветер ледяной», разрушает интимное чувство. Объективное, окружающее превалирует над субъективным, внутренним, и сама любовь и встреча влюбленных подвергается сомнению («Опять над нашим бедным садом, / Где должен встретиться с тобой ,/ Гроза кипит дождем и градом, / Гуляет ветер ледяной»)(1, с.347). В противопоставленности образов-символов «сад», «розы», «гроза», «град» поэт подчеркивает незащищенность, хрупкость интимного чувства перед грозной реальностью окружающего мира. В одном из последних стихотворений на любовную тему «Закат» (1965) Н. Туроверов снова использует образы «сада», «розы», «свидания». Лирическому произведению предшествует эпиграф из лирики Ф.И. Тютчева: «Сияй, сияй, прощальный свет/ Любви последней, зари вечерней» (9, т.1,с.136). Стихотворение русского поэта-философа «Последняя любовь», из которого и взят эпиграф, объединяет со стихотворением Н. Туроверова образ заката. Однако если у Ф.И.Тютчева - это образ последней уходящей любви, то для Н. Туроверова - это символ смерти. Обращает внимание, что стихотворение поэта-казака обрамляется двумя противоположными по смыслу строчками: начальная- « Распустились розы на глазах»; и завершающая «На нераспустившиеся розы»(1, с.356). В стихотворении «Закат» описана реакция лирического героя. Если в первых строках изображение дается изнутри, от его лица (лирический герой фиксирует плачущую девушку, его нечеловечески обостренный слух фиксирует распускание роз, он видит закат), то в последних изображение дается извне: «На меня, лежащего, на сад» (1, с.356). Такое смещение изображения создает ощущение, что душа покидает тело героя и видит его со стороны. Мотив смерти героя мотивирует строки стихотворения «приподнялся и упал закат» (именно в этот момент смерть сражает героя), слезы девушки и так и нераспустившиеся розы, как символ прерванной любви.
В 1941 году Н. Туроверов пишет стихотворение-триптих «Добыча». Данное лирическое произведение на наш взгляд является итоговым для поэта. Тема любви в этом стихотворении отражает три основных тезиса, которые характеризуют основные этапы развития любовного чувства в творчестве Н. Туроверова. Первое стихотворение, входящее в триптих, «Средь скуки холодных приличий» отражает развитие любовной темы, характерной для стихотворений «Утпола», «Вечер был мутнее дыма». Н. Туроверов воссоздает образ древнего воина-кочевника, в чем-то близкого по духу воину-казаку. Между лирическим героем и его избранницей просыпается древняя природная, звериная страсть: «Я жадно мечтал о добыче, / Как варвар, мечтал о тебе. / Шатер да звериные шкуры, / На шкурах с плодами поднос, / Сиянье твоих белокурых / Тяжелых и длинных волос...»(1, с.385).. Трактовка этого чувства как первобытной дикой страсти обусловлено в стихотворении атрибутами дикарского нецивилизованного мира: варвар, шатер, звериные шкуры, нож и вполне закономерно, что в хронотопе этого мира женщина определяется, как добыча мужчины-воина, мужчины-победителя.
Второе стихотворение этого триптиха «Нам этой ночи было мало» воссоздает цивилизованную плотскую любовь-страсть. Лирический герой полностью захвачен этим чувством и, в отличие от первого стихотворения триптиха, теперь он уже взят в плен женщиной: «Как вновь, я был твоим послушным / И верноподданным рабом»(1, с.357)..
В завершающем стихотворении триптиха «Ты мне дана, как Божий дар» автор воспевает неземную, предопределенную свыше любовь, и не случайно впервые в этом стихотворении по отношению к любви и женщине употребляется устойчивое выражение «Божий дар». Именно любовь позволяет определить поэту свою судьбу как «светлую долю».
Любовные мотивы в творчестве Туроверова соединяют классические мотивы русской любовной лирики с мироощущением воина-казака. В творчестве поэта чувство любви восходит к древнему всепоглощающему порыву и романтической традиции, выразившейся в благоговейном отношении к женщине, ее обожествлении.
In article love motives in works of unfairly forgotten Cossack poet N. Turoverov are analyzed. These motives are considered in the context of the Russian intimate lyrics that allows to characterize features of an embodiment of human feeling in verses of the emigrant period. Key words: Love motive, invariants, keynote, traditions of the Russian love lyrics, evolution of love lyrics.
Список литературы
1. Туроверов Н. Бурей растревоженная степь!.. Сборник поэзии, прозы и публицистики. Библиография. Ростов-на-Дону, 2008.
2. Туроверов Н. Возвращается ветер на круги свои. М., 2010.
3. Теория литературы в 2-х томах, под ред. Н.Д. Тамарченко, т.2, М., 2007
4. Киндеркнехт А.С. Состав поэтических формул с компонентом «сердце» в русской поэзии начала XX в. Д.К.Н. Пермь, 2003
5. Гумилев Н.С. Собр. Соч. в 10-ти томах. М., 1998-2007
6. Пращерук Н.В. Чаша жизни: о символике архетипического в русской литературе. Уральский филологический вестник , № 1, 2013, с.183-193
7. Сологуб Ф. Собр. Соч. в 8-ми томах. М., 2000-2004
8. Пушкин А.С. Собр. Соч. в 8-ми томах. М., 1981
9. Тютчев Ф.И. Собр. Соч. в 2-х томах. М., 1980
Об авторе
Иванов К. Г. - учитель русского языка и литературы Вельяминовской СОШ Карачевского района
