CC BY
73
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.161.1.0 (075.8)
Т. Ф. Аржаных
«Литературный аристократизм» как философско-политическая идея российской интеллектуальной истории XIX века
В статье исследуются особенности ментальной культуры дворянской литературной элиты России. Эпизод журнальной полемики «литературных аристократов» и «литературных концессионеров» позволяет осуществить реконструкцию российской интеллектуальной истории 1830-1840-х гг. Уточняются сложившиеся в науке представления о ценностно-идеологических предпочтениях выдающихся представителей отечественной культуры XIX в.: П. А. Вяземского, А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, В. Ф. Одоевского.
Ключевые слова: русская культура, консерватизм, литературный аристократизм, журналистика, XIX в.
LITERARY CRITICISM
T. F. Arzhanykh
"Literary aristocratism" as philosophic political idea of XIX century Russian intellectual history
The article analyses mental culture of Russian aristocratic literary elite. The case of journalistic debate between "literary aristocrats" and "literary concessionaires" allows for the reconstruction of the Russian intellectual history in 1830-1840s. The author clarifies the ideas, existing in science, of values and ideological preferences expressed by such outstanding representatives of XIX century Russian culture as P. A. Vyazemsky, A. S. Pushkin, V. A. Zhukovsky, V. F. Odoevsky.
Key words: Russian culture, conservatism, literary aristocratism, journalism, XIX c.
Эпизод журнальной полемики «литературных аристократов» и «литературных концессионеров» составляет примечательное явление российской интеллектуальной истории 1830-1840-х гг. [2, с. 153-154]. Впервые данную метафорическую диаду употребил писатель XIX в. П. А. Вяземский. Напомним, что «литературные аристократы» (А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, В. Ф. Одоевский и др.) организовали журнальную кампанию против так называемых «литературных ремесленников» - Ф. В. Булгарина, Н. И. Греча, Н. А. Полевого, О. И. Сенковского. «Литературные аристократы» выступали против массового производства «подделок под искусство», которые оставляли людей без облагораживающего влияния подлинных высокохудоже-
ственных произведений. «Аристократия дарований» также считала недопустимым внешний способ создания произведений, при котором занимательность превалировала над духовностью. «Литературные промышленники» ратовали за создание литературы, в основе которой лежит книжный рынок и читательский спрос, ориентировались на массовое производство книгоиздательской продукции, на получение прибыли, поэтому посчитали необходимым включиться в борьбу за читателя, обвинив «литературных аристократов» в элитарности, чуждой интересам массового спроса. Обе литературные группы существовали обособленно и не стремились к «со-работничеству» в журнальной сфере, поскольку по-разному понимали социальную роль писателя
© Аржаных Т. Ф., 2016
и общественную значимость литературы. Для «аристократии талантов» (которых представляли в основном сотрудники пушкинского журнала «Современник») литература была высоким служением искусству и призвана была подвигать интеллектуальную и нравственную планку общества. Для писателей «торгового направления» (их связывали с «издательским триумвиратом» Н. И. Греча, О. И. Сенковского и Ф. В. Булгари-на) литература должна была обслуживать запросы читателей, а труд писателя определялся коммерческим спросом. А. С. Пушкиным журнал «Современник» с самого начала был задуман как издание, которое сохраняло бы строгую меру искусства. В то время как целью издателя «Библиотеки для чтения» О. И. Сенковского было «<...> умножение в публике числа способных читателей посредством занимательности и нечувствительного подхода к предметам более или менее важным, ученым» [8, с. 226-227]. И «Библиотека для чтения», и пушкинский «Современник» включили в свою «орбиту» значительное число интеллектуалов, чья литературная репутация во многом определялась их позицией в отношении к писательскому труду и социальным задачам искусства. В начале 1830-х гг. первоначальное идейное размежевание общественных сил только начиналось, и процесс этот затронул главным образом сферу газетно-журнального издательства. «Московский наблюдатель» примкнул к «Современнику», а «Северная пчела» стала отделом «Библиотеки для чтения».
«Литературный аристократизм» - явление комплексное. С одной стороны, это была своего рода эстетическая программа борьбы за возвышенную литературу против «торговой словесности» новой эпохи. Но, по справедливому замечанию О. Проскурина, «за эстетическим лозунгом скрывалась определенная социально-политическая платформа: литературные аристократы отождествляли позицию своего кружка с интересами старинного дворянства» [ 7, с. 315]. Точнее сказал об этом Б. В. Томашевский: «Пушкиным дворянство провозглашалось не как социальная сила, которой отводилась бы и политическая роль в государстве, а прежде всего как некий политический институт, которому должны быть предоставлены соответствующие социальные преимущества, обеспечивающие его политическую миссию» [7, с. 315].
Представление о родовитом дворянстве как политической силе, посреднике между «народом» и «престолом», в русской традиции восхо-
дило к Н. М. Карамзину, опиравшемуся, в свою очередь, на идеи Монтескье. К числу основных идей российской действительности XIX в. дореволюционный исследователь общественно-политических течений Иванов-Разумник относил «идеал родовой аристократии, умеряющей самодержавие» [4, с. 168].
Собственно говоря, идея эта не была новой для XIX в. В русском обществе уже существовал опыт издания Н. И. Новикова, «Московский журнал» Н. М. Карамзина, а в 1820-х гг. П. А. Вяземский даже сформулировал программу влияния на общественное мнение, состоявшую из следующих положений: «Составление общества из избранных наших писателей, первым условием и главной принадлежностью которого была бы польза. Лучшее средство для достижения этой пользы - действовать на общее мнение, исправлять его, образовывать язык, <...>, и, наконец, дать состоянию писателей законное существование, признанное покровительством правительства и уважением общества. Надлежащий способ похитить сие владычество есть издавать журнал» [9]. В 1830-е гг. речь о характере взаимоотношений между властью и обществом шла более конкретно. Имеется в виду осознанная попытка некоторых писателей и журналистов выступить в качестве проводников правительственного мнения в условиях роста влияния печатного слова. Еще в мае 1826 г. Ф. В. Булгари-ным на имя императора была подана записка «О цензуре в России и книгопечатании вообще». В ней автор разделил всех образованных людей на четыре категории и выделил ученых и литераторов в качестве отдельной группы, представляя их в качестве трансляторов правительственного мнения, которые, «<...> будучи приверженными власти, через журналистику и литературу будут воздействовать на умы читателей, давая им нравственное и политическое воспитание в координатах, угодных правительству» [1, с. 46-47]. Известно, что и А. С. Пушкин в 1831 г. составил «Проект издания журнала и газеты», в котором обозначил желание быть сопричастным к правительству писателем, влиять на умы сограждан: «С радостью взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, около которого соединил бы писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных. <...> Правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее в некоторых случаях общее мнение имеет нужду быть управляемо» [11, с. 866]. Предложе-
114
Т. Ф. Аржаных
ние о сотрудничестве с властью, исходившее от А. С. Пушкина, имело существенное отличие от позиции Ф. В. Булгарина. Роль посредника между властью и обществом не должна была иметь односторонний вид, что предполагало не только пропаганду государственной доктрины, но и активное участие сотрудников предполагаемого журнала в ее формировании, корректировке, реализации. Позиция послушного исполнителя, декларируемая Ф. В. Булгариным, совершенно не импонировала установке А. С. Пушкина на творческую самостоятельность в реализации права обсуждать внутриполитические вопросы и использовать в этих целях журнал.
Понимание этико-социальных идей «писателей-аристократов» связано с особенностями культурного фона российской действительности. Вопросы истинного просвещения, его качественного наполнения и самобытного содержания занимали важное место. О соединении образования, нравственного просвещения и вытекающего из такого синтеза правильного направления воспитательно-образовательной деятельности размышляли А. С. Пушкин и наставник сына императора В. А. Жуковский в составленной еще в 1826 г. по просьбе Николая I записке «О народном воспитании».
Для многих литераторов сочинительство вовсе не являлось основным видом занятий. Например, известный писатель, философ и общественный деятель В. Ф. Одоевский в Петербурге занимал пост директора Румянцевского музея, а с 1862 г. - сенатора в Москве. Писатель П. А. Вяземский служил в министерстве финансов. Подобных примеров немало, и это неудивительно, поскольку основной путь пребывания в дворянстве лежал через службу. Правило «служить верно» имело для дворянина статус этической ценности, нравственного закона. Несоответствие этому идеалу воспринималось как поведение недостойное, заслуживающее общественного порицания. Мироощущение дворянской элиты определялось положением и ролью в государстве дворянского сословия в целом, и само по себе стремление приносить пользу на государственном поприще под сомнение не ставилось. Индивидуалисты интеллигентской рефлексии сознательно шли на «приращение» к структуре государственной социальности, а службу в должности и на месте рассматривали в контексте верности идеалу. Оправданием для личности было служение социальному целому -России. Но это не мешало чиновнику или поме-
щику иметь гражданскую позицию, то есть независимо думать о благе Родины. Получив в наследие от века Просвещения крепкую закваску теоретичности и мечтательности, российские просветители верили, что наука, новые идеи преобразуют жизнь, возлагали на себя ответственность за воспитание в людях мировоззренческой зрелости, но их идеалистические искания нередко помещались в область абстрактных принципов и отвлеченной исторической мысли, где можно было высказываться более-менее свободно и выстраивать риторическую модель, иллюстрируя ее художественными образами. Пример тому - «утопия идеального общества будущего» В. Ф. Одоевского. Эволюционный путь общественного переустройства В. Ф. Одоевский видел на пути «полного развития Науки, Искусства и Религии <...> при безусловной монархической форме правления» [5, с. 200]. Будущая идеальная Россия представлялась мыслителю стройным организмом, одухотворенным поэтическими стихиями [6, с. 34]. Погружение в философские основы жизни было характерно и для других «литературных аристократов». Доминанту художественного сознания А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова можно обозначить как «рефлексия историческая». В их литературных произведениях появляется исторический пейзаж - реальный, но, чаще всего, вымышленный, условно-исторический. Получает распространение жанр исторического романа (повести), когда созданный творческим воображением художников слова герой действует на фоне событий, происходивших в недавнем прошлом России. Таков Мазепа из пушкинской «Полтавы», лермонтовский Иван Грозный из «Песни про купца Калашникова», гоголевский Тарас Бульба.
Безусловно, просветительские идеи оказали значительное влияние на интеллектуальную атмосферу 1830-х гг. и нашли отражение как в области журналистики, так и в сфере отвлеченной мысли и исторических обобщений. Первоначальное общественное размежевание, отражением которого стала полемика «литературных аристократов» с «литературными промышленниками» о самодовлеющей святости искусства и его нравственной пользе, уступает место в 1840-х гг. уже не только альтернативной постановке идеалов, но и и стремлению социализировать утопии, воплотить в формах государственного строительства: футурологический вариант славянофилов основывался на открытии «русского чуда» в раме допетровской архаики, западники отстаива-
ли движение «вдогонку», путь буржуазных преобразований по аналогии с европейскими нововведениями.
Нельзя сказать, что «литературные аристократы», группировавшиеся вокруг «Современника», не имели четко выраженной общественно-политической позиции. Они являлись приверженцами теории просвещенного абсолютизма. Всякие коренные реформы русского быта и монархического строя России отвергались безусловно, а между тем стеснения, налагаемые этим строем на отдельно взятую личность, бюрократический произвол встречали осуждение. Корректность политических убеждений общественной группы «литературных аристократов», голос человека, стоящего за развитие и твердо говорящего об этом, передает дневник В. А. Жуковского. «Нам невозможно думать о конституции, она еще не в натуре русского народа. Мы для нее никаких начал не имеем и нам необходимо твердое самодержавие. Придет ли когда-нибудь пора конституции, этого знать мы теперь не можем. Но чтобы сделать ненужною всякую конституцию, приучитесь сами и приучите других к законности» [10]. Независимую манеру суждений В. А. Жуковский сохранил и в 1840-е гг. Его переписка содержит глубокие размышления о сущности и характере государственной власти в России и даже ее критику: «Один строгий порядок, вследствие которого все на своем месте, еще не составляет благоденствия общественного <...>. При порядке должна быть жизнь. Порядок есть и на кладбище, и там его ничто не нарушает, но это порядок гробов. Чтобы было в государстве благоденствие, необходимо нужно, чтоб все, что составляет жизнь души человеческой, цвело без всякого утеснения <...>» [3, с. 57-58].
Идею свободы творчества «литературные аристократы» перенесли из 1830-х гг. в 1840-е гг. Гражданственность этих людей не была оппозиционной, и, на первый взгляд, они чуждались вопросов, волновавших жизнь, приводивших к сомнению и ее отрицанию. Упорно отстаивая эстетический фазис в литературе и упиваясь художественной созерцательностью, «аристократия талантов» защищала свои идеалы, потому что это были люди иных жизненных внушений. Воспитанные на идеях просветительства, они и в 1840-х гг. ощущали себя образовательной силой, призванной подвигать умственный уровень общества. Притом «литературные аристократы» оставались верны прежней форме «интеллектуальной соборности»: признавали лишь тот узкий
элитарный круг, члены которого были связаны не политическими пристрастиями, а узами и отношениями нравственности, творчества и взаимного признания. Их эстетический интровертизм, уход мысли в ограниченную сферу «искусства для искусства» противопоставлялся общественному экстравертизму идейных течений, интересовавшихся преимущественно социально-политическими вопросами. Первоначальное идейное размежевание 1830-х гг. сменяется резкой поляризацией общественных сил в 1840-е гг., прежняя философско-историческая созерцательность уступает место критическому сличению действительности с идеалом, социализации утопий. «Литературные аристократы» постепенно теряют лидирующие позиции в общественном движении, особенно это становится заметным в середине 1840-х гг., после неуспешной попытки отвоевать для себя автономную область в журнальной сфере и потери «Современника» (издательские права перешли от П. А. Плетнева к И. И. Панаеву и Н. А. Некрасову). Силы «литературных аристократов» оказались «рассыпанными» по другим периодическим изданиям, сторонники эстетического фазиса в литературе встают на путь «внутреннего затвора» - осваивают умение жить частной жизнью и особое состояние души - религиозное самоуглубление и нравственную интроспекцию.
Библиографический список
1. Булгарин, Ф. В. О цензуре в России и книгопечатании вообще [Текст] / Ф. В. Булгарин ; публ., сост., предисл. и. коммент. А. И. Рейтбла-та // Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III отделение. - М. : Новое литературное обозрение, 1998. - 783 с.
2. Вяземский, П. А. О духе партий, о литературной аристократии [Текст] / П. А. Вяземский // Эстетика и литературная критика. - М. : Искусство, 1984. - 463 с.
3. Огарков, В. В. В. А. Жуковский -Великому Князю Константину Николаевичу. 5 сентября 1841 года [Текст] / В. В. Огарков // Жуковский. Его жизнь и литературная деятельность. биографический очерк: с портр. В. А. Жуковского, гравированным в Лейпциге. -СПб. : Типография Товарищества «Общественная польза», 1894. - 80 с.
4. Разумник, Р. В. Иванов - Разумник История русской общественной мысли [Текст] : в 2 т.
116
Т. Ф. Аржаныгх
Т. 1. - 3-е изд. / Р. В. Разумник. - СПб. : Типография М. Стасюлевича, 1911. - 538 с.
5. Одоевский, В. Ф. Русские ночи [Текст] / В. Ф. Одоевский // Одоевский, В. Ф. Сочинения: в 2 т. ; [сост. и коммент. В. И. Сахарова]. - М. : Художественная литература, 1981. - Т. 1. - 365 с.
6. Одоевский, В. Ф. Из записной книжки [Текст] / В. Ф. Одоевский // В. Ф. Одоевский О литературе и искусстве; [вступит. статья, ком-мент. В. И. Сахарова]. - М. : Художественная литература, 1982. - 283 с.
7. Проскурин, О. Литературные скандалы пушкинской эпохи: Материалы и исследования по истории русской культуры [Текст] / О. Проскурин. - М. : ОГИ, 2000. - Вып. 6. - 367 с.
8. Развлекательная культура России XVIII-XIX вв.: очерки истории и теории [Текст] / Российская академия наук ; Государственный институт искусствознания [ред.-сост. В. В. Дуков]. -СПб. : Дмитрий Буланин, 2001. - 522 с.
9. РГАЛИ. Ф. 195 (П. А. Вяземский). Оп. 1. Д. 1032.Л. 1.
10. РГАЛИ. Ф. 198.(В. А. Жуковский).Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 1 об.
11. Энгельгардт, Н. А. Очерки николаевской цензуры. Очерк первый [Текст] / Н. А. Энгельгардт // Исторический вестник. Т. LXXXV. Сентябрь. 1901. - С. 850-873.
Bibliograficheskij spisok (in Russ)
1. Bulgarin, F. V. O cenzure v Rossii i knigopechatanii voobshhe [Tekst] / F. V. Bulgarin ; publ., sost., predisl. i. komment. A. I. Rejtblata // Vidok Figljarin: Pis'ma i agenturnye zapiski F. V. Bulgarina v III otdelenie. - M. : Novoe literaturnoe obozrenie, 1998. - 783 s.
2. Vjazemskij, P. A. O duhe partij, o literaturnoj aristokratii [Tekst] / P. A. Vjazemskij // Jestetika i literaturnaja kritika. - M. : Iskusstvo, 1984. - 463 s.
3. Ogarkov, V. V. V. A. Zhukovskij - Velikomu Knjazju Konstantinu Nikolaevichu. 5 sentjabrja 1841 goda [Tekst] / V. V. Ogarkov // Zhukovskij. Ego zhizn' i literaturnaja dejatel'nost'. biograficheskij ocherk: s portr. V. A. Zhukovskogo, gravirovannym v Lejpcige. - SPb. : Tipografija Tovarishhestva «Obshhestvennaja pol'za», 1894. - 80 s.
4. Razumnik, R. V. Ivanov - Razumnik Istorija russkoj obshhestvennoj mysli [Tekst] : v 2 t. T. 1. -3-e izd. / R. V. Razumnik. - SPb. : Tipografija M. Stasjulevicha, 1911. - 538 s.
5. Odoevskij, V. F. Russkie nochi [Tekst] / V. F. Odoevskij // Odoevskij, V. F. Sochinenija: v 2 t. ; [sost. i komment. V.I. Saharova]. - M. : Hudozhestvennaja literatura, 1981. - T. 1. - 365 s.
6. Odoevskij, V. F. Iz zapisnoj knizhki [Tekst] / V. F. Odoevskij // V. F. Odoevskij O literature i iskusstve; [vstupit. statja, komment. V. I. Saharova]. -M. : Hudozhestvennaja literatura, 1982. - 283 s.
7. Proskurin, O. Literaturnye skandaly pushkinskoj jepohi: Materialy i issledovanija po istorii russkoj kul'tury [Tekst] / O. Proskurin. - M. : OGI, 2000. - Vyp. 6. - 367 s.
8. Razvlekatel'naja kul'tura Rossii XVIII-XIX vv.: ocherki istorii i teorii [Tekst] / Rossijskaja akademija nauk ; Gosudarstvennyj institut iskusstvoznanija [redaktor-sostavitel' V. V. Dukov]. -SPb. : Dmitrij Bulanin, 2001. - 522 s.
9. RGALI. F. 195 (P. A. Vjazemskij). Op. 1. D. 1032. L. 1.
10. RGALI. F. 198.(V. A. Zhukovskij).Op. 1. Ed. hr. 37. L. 1 ob.
11. Jengel'gardt, N. A. Ocherki nikolaevskoj cenzury. Ocherk pervyj [Tekst] / N. A. Jengel'gardt // Istoricheskij vestnik. T. LXXXV. Sentjabr'. 1901. -S. 850-873.
Дата поступления статьи в редакцию: 08.01.2016 Дата принятия статьи к печати: 29.02.2016
